Женщина-ученый, хрюкающее олово и каббалистический философский камень: как была устроена еврейская алхимия
Средневековые евреи занимались алхимией так же активно, как их арабские или европейские коллеги. Следы поисков философского камня можно найти даже в иудейском богословии и каббале. Действительно ли первой женщиной-алхимиком была еврейка? Почему алхимики-христиане порой ненавидели иудеев? И правда ли ренессансные умы достаточно хорошо знали иврит, когда писали на нем алхимические шифровки? О влиянии алхимии на еврейскую культуру рассказывает историк Сергей Зотов, автор книг «История алхимии» и «Страдающее Средневековье».
Античность: первый еврей-алхимик — женщина
Первыми алхимиками на территории условной Европы были грекоязычные египтяне, в том числе те, что жили в Александрии. Эллинская культура доминировала в Египте с тех пор, как Александр Македонский в 332 г. до н. э. присоединил его к своей громадной империи. После его смерти к власти пришла греческая династия Птолемеев. После убийства последнего египетского царя Цезариона, сына Клеопатры, древнее государство на четыре века стало римской провинцией, а затем и частью Византии — вплоть до арабского завоевания в 642 г. н. э.
Среди александрийских алхимиков, впрочем, были не только египтяне.
Одна из самых важных авторок этого периода — Мария Еврейка, изобретательница водяной бани I или III века н. э., первая женщина-алхимик. Точнее, первый алхимик, который считался женщиной, поскольку биография Марии окутана тайной.
Из-за того что это имя было распространенным, Марию Еврейку еще в древности стали путать с другими, более известными персоналиями. В алхимических трудах ее часто отождествляли с Мириам, старшей сестрой пророка Моисея, с Марией Магдалиной или со святой Марией Египетской.
Во многом так получилось из-за неясного происхождения Марии: ее называют то гречанкой, то еврейкой, то египтянкой, то копткой. Вероятно, еврейкой ее считали только из-за фразы, появившейся на позднейших копиях ее книг: «Не прикасайся к ней [книге] (если ты не из рода Авраамова), когда ты и впрямь не из нашего рода». Вероятнее всего, Мария не была ни женщиной, ни еврейкой, а некоторые важнейшие алхимические сочинения назвали ее именем лишь потому, что женщина с Востока казалась кем-то необычным и экзотичным. По той же причине в «Диалогах» Платона носителем высшего философского знания становится вымышленная женщина Диотима.
Тем не менее мы знаем, что среди ее (или его) изобретений были керокатис — закрытый сосуд для нагревания материалов и сбора пара, трибикос — перегонный куб с тремя приемниками для дистилляции влаги и самое известное устройство, которое до сих пор используют миллионы людей — водяная баня (бенмари, balneum Mariae). Сегодня бенмари есть в пароварках и мультиварках. Прежде это изобретение широко применяли для различного рода химических и алхимических нужд, в частности для того, чтобы медленно нагревать вещества.
Мария Еврейка развивала и алхимические метафоры, связанные с процессами коитуса и рождения. Эти метафоры и «кухонная образность» описаний алхимии позволили исследователю алхимии XX века Джеку Линдсею некорректно охарактеризовать темы, которыми была увлечена Мария, как «женские».
Самым важным александрийским алхимиком был Зосима Панополит, живший в египетском городе Панополисе (ныне Акмим), одном из центров Верхнего Египта, примерно в 250–300 гг. н. э. Зосима не пользовался псевдонимом, поэтому для нас сегодня он является первой исторической фигурой александрийской алхимии. Судя по его сочинениям, ученый исповедовал гностицизм — религию, похожую на христианство.
Гностики верили не только в истинного бога, создавшего души людей, но и в злого демиурга и его приспешников, которые пленили людей при помощи несовершенных тел и созданного ими земного мира.
Однако в текстах Зосимы видны обширные иудейские влияния. Он часто цитировал отрывки из ветхозаветного апокрифа, Книги Еноха, поэтому арабские златоделы считали Зосиму иудеем. Сам он неоднократно упоминает о том, что еврейская традиция алхимии — лишь производная от древней египетской жреческой алхимической практики, однако поскольку евреи работали над алхимией вне каких-либо религиозных запретов, они смогли увековечить эту науку в своих книгах. Сам Зосима, несмотря на свой египетский «патриотизм», выделял «мудрость египетскую» и «мудрость еврейскую».
Самой значительной ссылкой на «еврейскую мудрость» можно считать умозрительную теорию Зосимы о происхождении алхимии, основанную на Книге Еноха. Она повествует о том, как произошел греховный обмен плотской любви на тайные искусства:
Среди этих искусств природы есть и алхимия: в перечне различных форм знания, явленного нарождающемуся человечеству, оккультные науки — магия, астрология и прорицание — занимают центральное место. Хотя конкретного упоминания алхимии тут нет, тем не менее указание на «окрашивание» означало именно это, так как алхимики в то время занимались в основном тем, что придавали неблагородным металлам желтоватый цвет и подделывали дорогие краски или драгоценные камни.
Средневековье: алхимики Европы против евреев
Так были ли среди евреев настоящие алхимики? Вплоть до начала XX века еврейские гебраисты отрицали любую связь между алхимией и каббалой, опасаясь за репутацию иудаизма. Более того, роль этих областей знания сознательно нивелировали, а златоделие и вовсе вычеркивали из списка интеллектуальных занятий евреев. Тем не менее алхимия на протяжении всей истории являлась важной составляющей жизни еврейского общества.
В библиотеках хранится множество алхимических рукописей на иврите. В Средние века евреи переводили арабские или европейские трактаты по златоделию, а реже писали и собственные. Труды о трансмутации металлов приписывались самому пророку Моше (Моисею) и ученому Маймониду (1138–1204). Писал об алхимии и известный полимат Моше Сефарди, перешедший в христианство и известный под именем Петр Альфонси (1062–1110).
Множество евреев-алхимиков были наставниками известных личностей: к примеру, в XIII в. врач и экспериментатор Яков бен-Абба Мари Анатоли служил императору Священной Римской империи Фридриху II, а натурфилософ Йоханан Аллемано в XV веке дал итальянскому ученому Пико делла Мирандоле знания об иудейской мудрости.
Со временем фигура еврея-наставника стала общим местом в легендах об алхимиках. Считалось, что Николя Фламель и Соломон Трисмозин (мифический учитель Парацельса) обучались именно у иудеев.
Первая алхимическая иллюстрация из научного сборника на иврите XVI века, хранящегося сегодня в Ватиканской апостольской библиотеке, являет взору «кустарей, производящих жемчуга». Имелось в виду изготовление поддельных жемчугов, типичное занятие алхимиков тех времен. В другом сборнике по алхимии (1690 год), написанном на иврите, мы видим изображение с печами и сосудами, нужными для производства философского камня. Иллюстрация подписана как заимствованная из сочинений европейского монаха-алхимика Альберта Великого. Чаще всего еврейская алхимия была лишь отражением алхимии европейской или арабской: поскольку иудеи жили вместе с другими народами, они часто воспроизводили их культуру.
Гораздо чаще евреи сами становились персонажами алхимических сочинений европейцев. Во-первых, им нередко приписывалась роль мудрого восточного народа, который владеет всеми секретами тайных ремесел. Во-вторых, алхимики-европейцы могли транслировать в своих сочинениях распространенную тогда юдофобскую риторику. К примеру, фламандский алхимик Гратей, называвший себя «сын философа», в своем трактате обращается к Богу и святому Иоанну, прося их даровать ему мудрость. Он обращает внимание на историю о том, как Христос спас человечество от первородного греха, и проводит параллели с алхимией. Поразительно, но «мучения металлов» алхимиком Гратей сравнивает с истязаниями Христа иудеями. Он с явной ненавистью к евреям описывает Страсти Христовы как «иудейские эксперименты»:
Как видно из этих строк, для Гратея алхимические процессы не становятся примером для трансляции смыслов евангельских сцен на новый лад. Так делали до него многие проповедники, приводя страданиям Спасителя бытовые параллели, связанные с готовкой, охотой или стиркой. Наоборот, Гратей показывает, что Страсти Христовы для него только пример, в который он вкладывает сугубо алхимическое значение.
По сюжету трактата, после всех операций внутри колб и печей из смеси веществ появляется алхимический эмбрион по имени Илариус. Едва успев родиться, он желает соединиться с Девой, однако в этом ему мешает страж по имени Мультипос. Наконец, когда этот страж уходит, оставляя пару вместе, любовники сплетаются в единое человеко- и драконоподобное существо, зачиная primus puer — «философского ребенка».
Когда юный философ выбирается из сосуда, его крестят в воде и кормят «маслом жизни». Гратей описывает этого ребенка как аллегорию философского камня: он почти что всеведущ, прекрасен и могущественен, а также должен завоевать Святую Землю, которой, согласно юдофобским строкам Гратея, «нас лишили евреи». В стихотворной форме он повествует о свойствах философского камня:
В XIV веке мысли о крестовых походах уже были неактуальными, и воспринимать буквально такое утверждение невозможно: в последний раз евреи воевали против крестоносцев вместе с магометанами султана Саладина в конце XII века. После того как христиане потеряли Святую землю в 1187 г., еврейский народ стал для европейцев козлом отпущения и укрепилось мнение, что именно он повинен в проигрыше. В это десятилетие начались погромы во Франции и Англии. Впрочем, еще в XV веке считалось, что евреев нужно преследовать, потому что они владеют горой Сион, а скоро выкупят и сам гроб Господень. Поэтому, когда Гратей говорил о том, что нужно отобрать Святую землю у евреев, вполне вероятно, что он не имел в виду крестовые походы, а исходил из современных ему антисемитских установок.
Негативное восприятие евреев мы видим и в другом алхимико-религиозном трактате — немецкой «Книге святой Троицы» (1410–1419 гг.), написанной францисканским монахом Ульманном. Автор вручил свое незаконченное сочинение императору Зигмунду I примерно в 1415 году прямо на Констанцском соборе, когда католическая церковь пыталась одолеть гуситскую ересь.
Всю библейскую историю, от сотворения мира до Страшного суда, автор «Книги святой Троицы» рассматривает в терминах алхимии. Трактат описывает аналогию между алхимическими процессами создания философского камня и новозаветными эпизодами: Страсти Христовы, смерть и воскресение Иисуса. Акцент именно на них не случаен: эти события прекрасно соотносились с тремя стадиями алхимического процесса. Библейская сцена грехопадения представляет в трактате алхимическую аллегорию уничтожения неблагородных металлов, а трансмутация изображается с помощью христианской метафоры искупления грехов человечества.
В своем трактате Ульманн последовательно проводит разделение между христианами и иноверцами — евреями, мусульманами, язычниками и еретиками. Он считал, что его книга должна заставить их принять «истинную веру», христианство — и это было важно в том числе для того, чтобы превратить свинец в золото.
Говоря о том, что только настоящий христианин может произвести на свет философский камень, Ульманн соединяет религиозный и экономический аспекты алхимии: вера во Христа сулит прилежному алхимику неплохой заработок.
Кроме того, «истинный» — то есть христианский — философский камень дает нашедшему его адепту необыкновенные способности: великую силу, вечную молодость, невидимость и даже левитацию. Его владельцу никогда не опостылит работа и он всегда будет в хорошем настроении. С помощью «божественного» философского камня можно исцелять болезни, в том числе подагру, геморрой, кашель или рвоту.
Очевидно, с помощью различного рода «бонусов» автор хотел привлечь алхимиков не только к христианской вере, но и к борьбе с ее противниками. Привязывая современную политическо-религиозную обстановку к христианской эсхатологии, Ульманн в конце трактата приводит апокалиптическое пророчество о том, что все нехристиане должны быть убиты в последней войне против Сатаны. Иными словами, автор заявляет, что нужно уничтожить всех евреев наравне с еретиками, язычниками и мусульманами. В конечном итоге именно эти, распространенные еще со Средневековья, мессианские настроения в Европе и антисемитские стереотипы и привели к настоящему геноциду евреев во время Второй мировой войны.
Ренессанс: каббала и тайное число свиньи
Несмотря на то что еврейские алхимики в основной массе переписывали западные сочинения, существовала и иудейская по своему духу алхимическая мысль. В XII–XIII веках среди еврейских мудрецов появляется мистическое учение о десяти сефиротах, называемое каббалой.
Каббалисты считали, что могут постичь Бога благодаря тайному знанию, сокрытому в древних книгах. Для этого у них было множество разных способов: одни искали числовые значения текста, написанного в Торе, надеясь понять данные Богом секретные указания; другие изучали тайные значения сефирот; третьи обращались к прочим тайным наукам, включая алхимию.
Еврейские алхимики творили в основном на территории Европы, и их златоделие ничем не отличалось от местного.
Однако каббалисты, использовавшие в своих теологических исканиях алхимию, привнесли в нее иудейскую символику и образность.
Уже в главной каббалистической книге Зоар XIII века 7 видов золота уподобляются 7 чертам лика царя Давида или 7 тайным именам Господа, что показывает, насколько важны были знания о металлах для иудейских богословов того времени.
В XIV веке один испанский раввин сравнивает гилгуль (еврейское название процесса переселения душ) с очисткой металлов. В XV веке греческий каббалист Йосеф бен-Шломо Тайтацак называет златоделие божественной наукой и повествует о нем из уст самого Бога. Он считал, что альтернативой обычной, известной и нечистым гоям, алхимии является алхимия каббалистическая, которая позволяет постигать сущность Бога.
Постепенно златоделие входит в контекст религиозной мысли настолько, что иногда даже Танах (еврейскую Библию) трактуют через алхимические термины. Имя Мезагав из строк «И умер Баал-Ханан, сын Ахбора, и воцарился по нем Гадар… имя жене его Мегетавеель, дочь Матреды, сына Мезагава» (Быт. 36:39) буквально означало «золотая вода». Поэтому в XV веке, когда рецепт золотой воды стал широко известен благодаря Парацельсу, возникла версия о том, что в отрывке из книги Бытия было зашифровано понятие лечебного питьевого золота. Термином «мезагав» начинают пользоваться и христианские алхимики, например Герхард Дорн, Роберт Фладд или Михаэль Майер, увлекавшиеся иудейской мудростью.
В XVII веке врач Биньямин Мусафья утверждает, что евреи владели не только секретами книгопечатания и пороха еще в библейские времена, но и искусством трансмутации, а все александрийские алхимики Египта на самом деле были евреями. Еврейский ученый Авраам Порталеоне из Мантуи в конце XVI века написал на латыни трактат «Три диалога о золоте», в котором выделял три типа этого металла:
- обычное золото, которое находят горняки;
- химическое, получаемое златоделами с помощью сложных операций;
- божественное — по мнению Порталеоне, оно и было настоящей целью алхимика, но для его получения нужно было изучать каббалу, а не рецепты эликсиров.
Примерно в 1590-х годах появляется еврейский алхимический трактат «Эш мецареф», пронизанный отсылками к иудаизму и каббале. К сожалению, оригинал до наших дней не дошел, есть только латинский перевод, выполненный немецким христианским каббалистом и гебраистом Кристианом Кнорром фон Розенротом и изданный в первом томе его антологии Kabbala Denudata в 1677 году. Его название (в переводе «Огонь плавильщика») отсылает к эпизоду из книги пророка Малахии, в котором очищение душ Господом сравнивается с работой плавильщика:
Главной целью алхимии, согласно анонимному автору, является познание Бога. Ради нее златодел должен познавать природу, манипулируя металлами. Автор «Эш мецареф» использует гематрию (метод анализа смысла слов и фраз, когда каждой букве соответствует какое-либо число), чтобы связать каббалистическую теорию с алхимической практикой. Он отождествляет сефироты с металлами, находя, к примеру, что переведенное в цифры название сефироты Хесед (Любовь) образует то же число, что и у слова «серебро».
С помощью гематрии в трактате объясняется, почему олово — один из низших металлов.
Числовое значение слова «олово» совпадает с числом слова «свинья», означающего нечистое животное. По словам автора, при алхимической работе этот металл «хрюкает» в печи подобно лесному вепрю.
Возможно также, что из олова язычники изготавливали своих идолов, поэтому он и не годен для работы златодела. Медь же, напротив, связана с сефиротой Ход (Величие), так как в Танахе описываются медные жертвенники и медные колонны храма Шломо (Соломона).
Знак свинца (♄) автор тоже трактует исходя из родной культуры, тщательно избегая его сравнения с христианскими символами: в кресте сверху он видит четыре сложенных вместе далета (четвертой буквы еврейского алфавита (ד)), который в гематрии связан с числом 4, а круг внизу объявляет знаком совершенства. Таким образом, свинец отсылает к четырем стихиям, которые этот металл — основа для алхимической работы — вбирает в себя. Наконец, гематрия золота содержит в себе «число обрезания», соотносящееся с одной из высших сефирот.
Новое время: еврейская мистика становится модной
К сожалению, до нас дошло мало каббалистических алхимических сочинений. Однако еврейская религиозная мысль сильно повлияла на алхимию и мистику европейского Ренессанса. В конце XV века каббала стала объектом интереса мистического кружка, сформировавшегося во Флоренции вокруг богатого политика Козимо Медичи Старого. Он интересовался древнегреческой философией и для воссоздания платоновской академии решил спонсировать знатока древних языков и философии Марсилио Фичино.
В поисках истинной мудрости, дополняющей христианскую, великий гуманист перевел множество орфических гимнов, Герметический корпус и «Диалоги» Платона. Ученое братство, сформировавшееся вокруг Фичино, привлекло к себе всесторонне образованного мыслителя Пико делла Мирандолу, обучившегося ивриту и каббале. В итоге Мирандола создал так называемую христианскую каббалу — причудливую смесь еврейской мудрости с догматами католицизма. После этого каббалистические тексты стали активно переводить на европейские языки, и всё больше образованных людей, в том числе алхимиков, опирались на них в своих духовных поисках.
Постепенно экспериментаторы Нового времени заимствуют некоторые каббалистические приемы для достижений собственных целей. Немецкий мистик XVI века Генрих Кунрат взял из каббалы учение о множественности имен Бога, схемы расположения ангелов на небесах, идею сефирот и многое другое. В своем трактате «Амфитеатр вечной мудрости» он приводит множество схем, основанных на еврейском мистицизме. На одной из них мы видим структуру мироздания. Сверху в треугольнике начерчен тетраграмматон — непроизносимое имя Бога, Яхве, записываемое четырьмя буквами иврита. Ниже обозначены восемь кругов: в них на иврите перечисляются десять заповедей, имена ангелов, слова иудейской молитвы, все буквы алфавита, названия десяти сефирот, божественные имена, также в некоторых кругах начертаны латинские изречения.
В центре, над воскресающим из пепла фениксом, расположена фигура Христа — непреложной истины, которую должен обрести адепт. Кунрат считал, что подлинный, каббалистический философский камень — это Руах Элохим, дух Божий, летавший над бескрайними водами на заре времен.
Чуть позднее, в XVII веке, датский златодел Олаф Борх связал упоминаемую в книге Зоар золотую воду с ветхозаветными событиями. В его интерпретации Моисей, спустившись с горы Синай и застав евреев за поклонением золотому тельцу, не уничтожил идола, но изготовил из него питьевое золото и дал выпить своему народу. Так экспериментатор объяснил, почему Моисея издревле называли алхимиком.
Параллельно, уже начиная со времен Парацельса (XVI век), слово «каббала» всё чаще используется как синоним «магии» и «алхимии», обозначая любое тайное знание, уже не обязательно связанное с еврейской мудростью. Оттого не все алхимики обстоятельно изучали иврит, даже используя его. Да и сам этот язык в Новое время становится для европейцев не средством общения, но чем-то вроде загадочной шифровки. Иврит, на котором, согласно Библии, говорил сам Бог, неизбежно использовался как что-то в крайней степени сакральное, но от этого и непонятное, а следовательно, сугубо декоративное.
На тысячах изображений религиозных сцен в европейских церквях мы находим буквы, напоминающие еврейское письмо, но это лишь подражание ивриту. Такие же примеры есть и в трактатах златоделов. В немецком произведении «Древнейшее алхимическое делание» (XVIII век), приписываемом некоему рабби Аврааму Элеазару, встречаются слова на искаженном иврите, записанные слева направо. На изображении слева сам автор в одеждах раввина стоит на алхимической печи, а в руках держит колбу с уроборосом и тремя цветами. Над ним написано «Книга света», а надпись внизу переводится как «Тора» — это отсылки к одноименному каббалистическому трактату и Священному Писанию иудеев. На рисунке справа двухчастный уроборос помечен двумя словами: «воздух» и «земля». Они соотносятся с идеей оппозиции летучего и устойчивого, которую воплощает кусающий сам себя змей.
На заглавной иллюстрации трактата конца XVIII в. «Святейшая тринософия», автором которого считался граф Сен-Жермен, библейская цитата на настоящем иврите о Руах Элохим («Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою») соседствует с другими экзотизирующими элементами: соколом Гора, полуразутым масоном, проходящим инициацию у алтаря, и именем Господа на арабском.
На других иллюстрациях в трактате мы снова встречаем надписи на искаженном иврите. По сюжету, главный герой вспоминает о том, как проходила его масонская инициация. Он зашел в гигантскую залу и увидел странную картину, на которой полуобнаженная женщина, воплощающая богиню Исиду, посвящает жезлом голого неофита. Разложенные на столе предметы символизируют четыре стихии и отсылают к мастям Таро, Луна и Солнце на ножке отмечают алхимические первопринципы, сульфур и меркурий, а цветные прямоугольники намекают на алхимические стадии. Сцена инициации увенчивается еврейским словом «Левиафан» и загадочной, но бессмысленной шифровкой.
На следующем рисунке птица, которую герой встречает во время своих невероятных приключений, явно раскрашена в цвета алхимических стадий. Она парит над горящим алтарем, обозначающим атанор (алхимическая печь), с веточкой акации в клюве — символом вечной жизни, которую получит истинный адепт. Венчает таинственный сюжет надпись на иврите: «Маг, целитель, священник». Эта надпись, как и прошлая, не имеет почти никакой связи с сюжетом и, по всей видимости, была скопирована не знающим иврита автором с какого-то заголовка. А вот на одной из последних в трактате надписей на иврите, расположенной над изображением гроба, мы видим слово «гниение», которое отмечает стадию нигредо.
В европейской алхимии нигредо часто обозначали с помощью символов гниения, червей, смерти (здесь использовано изображение гроба), черных животных (ворон), тьмы и червей.
В конце «Тринософии» даже есть круглая алхимико-каббалистическая схема, похожая на ту, что мы видели в «Амфитеатре вечной мудрости» Генриха Кунрата. На ней алхимические субстанции («белый свинец», «сера») сопоставляются с еврейским именем Бога и космологической структурой мироздания.
Средний уровень владения еврейской грамотой среди тогдашних алхимиков можно представить уже по тому, что в попытках перевести эти загадочные надписи, в том числе бессмысленные псевдошифры на несуществующих языках, златоделы придумывали невероятные истории, связанные с сюжетом «Тринософии». С другой стороны, некоторые схемы и изображения были созданы людьми, которые неплохо знали иврит. Если для одних алхимиков язык евреев был набором таинственных символов, то другие действительно читали оригинальные каббалистические сочинения и искренне пытались приспособить их положения в своих собственных духовных поисках.
***
Еврейская мудрость распространилась по всей Европе, породив новый всплеск интереса к религиозной мистике и тайным наукам. Переводами каббалистических текстов, и в том числе связанных с алхимическим знанием, вдохновлялись Ньютон, Лейбниц, Баадер и Шеллинг, а также множество образованных аристократов. Так иудейская каббала всё глубже проникала в христианскую алхимию, а еврейская мудрость — в европейскую.