«На дне души гудит подводный Китеж». Легендарный невидимый град в российской культуре

В Нижегородской области, между реками Керженец и Ветлуга, расположено озеро Светлояр. По легенде, его воды скрывают град Китеж, исчезнувший во время Батыева нашествия. Городу обещано возрождение перед вторым пришествием Христа. А пока на берегу Светлояра будто бы слышен звон колоколов, а в водах озера виднеются отблески китежских церквей. Рассказываем, как сформировался миф о Китеже и как он повлиял на русскую культуру.

Миф о затонувшем городе

Журнал «Москвитянин» в № 12 за 1843 год опубликовал заметку «Китеж на Светлоярском озере» за авторством этнографа-любителя Степана Меледина из Нижегородской губернии. Меледин держал в Нижнем Новгороде частную библиотеку, слыл человеком начитанным и увлеченным. В своей заметке он впервые изложил в печати легенду о затонувшем граде Китеже. Меледин пересказал ее так:

«…когда на Святой Руси с бесчисленными полчищами явился неистовый Татарский Царь Батый, и разорив много городов, избив много Православных, огнем и мечом опустошив окрестные селения, подступил к Малому Китежу [так называют Городец], между Великим Князем Георгием Всеволодовичем и свирепым Басурманским Царем было кровопролитнейшее сражение». Георгий Всеволодович проиграл и скрылся в Великий Китеж на Светлоярском озере. Батый, выпытав местонахождение князя, кинулся его преследовать. Георгий снова дал бой — и снова проиграл. Тогда «сила Божия <…> посмеялась над злейшим врагом Православных, и не допустила его завладеть этим городом: он покрылся землею, для всех сделался невидимым, и в таком положении останется до пришествия Христова».

Китеж не исчез, не испарился, просто ушел в подполье, затаился до лучших времен. Люди благочестивые, согласно тексту легенды, иногда слышат на месте, где когда-то стоял город, «радостный благовест и звон Богослужений», видят «огонь от горящих свечей» и колебания вод Светлояра даже в безветренную погоду. Меледин рассказал, что жители окрестных деревень и более далеких мест вереницами идут к Светлояру и называется у них это «ходить на Китеж Богу молиться».

В 1908 году из поездки на Светлояр вернулся писатель Михаил Пришвин. Он прочитал доклад о своем путешествии в Императорском русском географическом обществе.

Пришвин начал рассказывать, затем опустился на пол, лег на живот и пополз, повторяя: «Ползут, все ползут… тут, там, везде. Мужчины, женщины, дети».

То, что показывал Пришвин, называется обрядом оползания святыни. У Светлояра этот обряд также практикуется. За полвека, прошедшие с момента публикации Меледина до выступления Пришвина, Китеж из народной легенды превратился в объект пристального внимания, художественный образ и национальный миф.

Главный источник сведений о Китеже — «Книга, глаголемая летописец, написана в лето 6646 (1237) сентября в пятый день». Чаще всего ее называют «Китежский летописец». Она сложилась только во второй половине XVIII века в среде старообрядческой секты бегунов или странников. Бегуны считали, что Антихрист воплотился в государственных и церковных структурах. Они не платили податей, нигде не состояли на учете, не владели имуществом и документами, а своей целью видели «таиться и бегать». Странники бегали от города к городу, от деревни к деревне. При задержании они называли себя гражданами невидимого града. В их среде и записали китежскую легенду.

«Китежский летописец» разделен на две части. Первая часть рассказывает о князе Георгии Всеволодовиче, пришествии Батыя и разорении Китежа. Она вполне реалистична: Георгий Всеволодович, великий князь владимирский и суздальский, действительно сражался против Батыя и погиб в битве у реки Сить. Некоторое время Георгий действительно правил Городцом (так называемый Малый Китеж), получив его в удел.

Вторая часть — «Повесть и взыскание о граде сокровенном Китеже» — представляет собой, по сути, апокриф. В нем даны советы, как подходить к Китежу. Например, «никакого помысла не иметь лукавого и развращенного, смущающего ум». Человека, выполнившего условия, «направит господь на путь спасения. Или извещение придет ему из града того или из монастыря того, что сокрыты оба, град и монастырь». «Китежский летописец» был полностью опубликован П. А. Бессоновым по рукописи Меледина в Приложениях к IV выпуску «Песен, собранных П. В. Киреевским».

Иван Билибин «Град Китеж»

В 1870-х годах китежской легендой заинтересовался писатель Павел Мельников-Печерский. Он собирает устные и письменные источники о Китеже. Находит, в частности, важный памятник — «Послание от отца к сыну оного сокровенного монастыря». Исследователь извлекает его «из раскольничьего рукописного сборника второй половины XVIII века». «Китежский летописец» скорее всего писался с упором именно на это «Послание…».

Описанием легенды Мельников-Печерский открывает свой роман «В лесах»: «Не видать грешным людям славного Китежа. Скрылся он чудесно, божьим повелением, когда безбожный царь Батый, разорив Русь Суздальскую, пошел воевать Русь Китежскую. Подошел татарский царь ко граду Великому Китежу, восхотел дома огнем спалить, мужей избить либо в полон угнать, жен и девиц в наложницы взять. Не допустил Господь басурманского поруганья над святыней христианскою. Десять дней, десять ночей Батыевы полчища искали града Китежа и не могли сыскать ослепленные. И досель тот град невидим стоит, — откроется перед страшным Христовым судилищем». Версия Мельникова немного отличается от версии Меледина: у Мельникова Китеж не скрывается под холмами, а уходит под воду.

Китежская легенда своеобразна. Обычно затопление города в подобных преданиях — наказание за грехи. Здесь — спасение.

Мотивы мифа о потопе встречаются в разных культурах. Один из первых примеров — «Эпос о Гильгамеше». О потопе Гильгамешу рассказывает Утнапиштим. Он говорит, что бог Энлиль решил уничтожить мир с помощью наводнения, потому что люди стали слишком шумными. Бог Эа, создавший людей из глины и божественной крови, тайно предупредил Утнапиштима о надвигающемся потопе и дал ему инструкции, как построить ковчег. Книга Бытия рассказывает аналогичный сюжет о Всемирном потопе и Ное. В индуистской мифологии тексты «Шатапатха-брахмана» (около VI века до н.э.) и Пураны также содержат историю великого потопа, в котором Матсья (аватар Вишну), превратившись в рыбку, предупреждает первого человека, Ману, о надвигающемся наводнении, советуя ему построить гигантскую лодку. Известны и более локальные мифы — о затоплении конкретных городов. Например, древнегреческий город Сибарис, жители которого проводили дни в праздности, был разрушен и затоплен. Причем уже римские историки трактовали его уничтожение как кару за чрезмерное стремление к удовольствию. Известна бретонская легенда о городе Ис, затопленном морем за грехи его жителей. Она легла в основу оперы Эдуара Лало «Король из города Ис».

Образ Китежа в искусстве

Вслед за Мельниковым к Светлояру потянулась целая вереница исследователей, писателей, мыслителей, художников. Китеж стал центром притяжения русской интеллигенции. В 1877 году публикует материалы о поездке на Светлояр редактор «Нижегородских губернских ведомостей» Гацисский. Несколько раз едет к берегам Китежа Владимир Короленко. В 1890 году он пишет очерк «В пустынных местах», где делится впечатлениями от поездки. Поначалу Короленко разочарован: «Как? Это и есть Светлояр, над которым витает легенда о „невидимом граде“, куда из дальних мест, из-за Перми, порой даже из-за Урала, стекаются люди разной веры, чтобы раскинуть под дубами свои божницы, молиться, слушать таинственные китежские звоны и крепко стоять в спорах за свою веру?», а потом проникается обаянием здешних мест. И, наконец, заканчивает: «Есть что-то умилительное и для нас в этой легенде… Многие из нас, давно покинувших тропы стародавнего Китежа, отошедших и от такой веры и от такой молитвы, все-таки ищут так же страстно своего „града взыскуемого“. И даже порой слышат призывные звоны».

Кадры из мультфильма режиссеров Ивана Иванова-Вано и Юрия Норштейна «Сеча при Керженце» 1971 года

В рассказе «Река играет» (1891) Короленко высказывается жестче: «Предыдущие сутки я провел на „Святом озере“, у невидимого града Китежа, толкаясь между народом, слушая гнусавое пение нищих слепцов, останавливаясь у импровизированных алтарей под развесистыми деревьями, где беспоповцы, скитники и скитницы разных толков пели свои службы, между тем как в других местах, в густых кучках народа, кипели страстные религиозные споры. <…> Точно в душном склепе, при тусклом свете угасающей лампадки провел я всю эту бессонную ночь, прислушиваясь, как где-то за стеной кто-то читает мерным голосом заупокойные молитвы над заснувшей навеки народною мыслью».

Любопытно, что в 1913 году в письме Короленко Максим Горький называет этот рассказ своим любимым. Любопытно, потому что и сам Горький обращался к китежской легенде — но совсем с другим настроением. В повести Горького «В людях» Алеша Пешков говорит: «Мне нравилось бывать в церквах… <…> Иногда мне казалось, что церковь погружена глубоко в воду озера, спряталась от земли, чтобы жить особенною, ни на что не похожей жизнью. Вероятно, это ощущение было вызвано у меня рассказами бабушки о граде Китеже». К образу Китежа Горький обращался, когда стремился подчеркнуть чистоту души своих героев — например, в повестях «Фома Гордеев» и «Детство».

В 1903 году на Светлояре побывали Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, в 1908 году — Михаил Пришвин (написал в результате книгу «У стен града невидимого»). В романе Мережковского «Петр и Алексей» (1905) Китеж — антипод петербургского ложного рая.

Герою романа Тихону чудится, «что весь этот город [Петербург] подымется вместе с туманом и разлетится, как сон. В Китеже-граде то, что есть — невидимо, а здесь в Петербурге, наоборот, видимо то, чего нет; но оба города одинаково призрачны. И снова рождалось в нем жуткое чувство, которого он уже давно не испытывал — чувство конца».

Чуть светает. Туманы поднимаются с реки. И так, само собой, без всяких усилий вспоминается, что город невидимый, скрытый у Светлого озера, называется Китеж. Он и есть тот град Иерусалим, который спускается людям за чертою всего земного… <…> Летопись о невидимом граде — книжечка в темном переплете, с писанными киноварью заставками, с черными большими славянскими буквами. Написана с любовью и верою. Благоверный князь Георгий Всеволодович, узнаю я из летописи, получил грамоту от великого князя Михаила Черниговского строить церкви, божий грады.

Михаил Пришвин «У стен града невидимого»

Град Китеж формирует целый культурный пласт. В этом ряду — опера Сергея Василенко «Сказание о граде Великом Китеже и тихом озере Светлояре», опера Николая Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», произведения Н. Клюева, М. Цветаевой, В. Хлебникова, Ф. Сологуба, М. Кузмина, А. Ахматовой, полотна В. Васнецова и Н. Рериха.

Николай Рерих «Сеча при Керженце»

Свою оперу-кантату «Сказание о граде великом Китеже и тихом озере Светлояре» Василенко написал в 1903 году как выпускную работу для Московской консерватории. Опера состояла из трех частей: первая — песнь гусляра перед странниками, вторая — нашествие татар, третья — погружение Китежа с погребальным колокольным перезвоном. От консерватории Василенко получил золотую медаль и диплом I степени. На экзамене кантату признали «не экзаменационной работой, а произведением крупного мастера». Римский-Корсаков, приехав в Москву с концертами, послушал произведение Василенко и после сказал ему: «Мне давно хотелось с вами познакомиться и услыхать ваш „Китеж“… Дело в том, что я задумал написать большую оперу на тот же самый сюжет… Это совпадение меня беспокоило в том смысле, чтобы вы что-нибудь не подумали… Теперь я вижу, что трактовка сюжета у нас с вами диаметрально противоположна… Я ввожу в собственно „Сказание о Китеже“ целый большой любовный эпизод о деве Февронии».

Проект сцены для «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» Римского-Корсакова от Виктора Васнецова, 1907 год

Впервые Римский-Корсаков упоминает задумку этой оперы еще в 1892 году. Закончил же он свое «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» лишь в 1905 году.

Либреттист В. Бельский соединил для сюжета два древнерусских памятника — «Книгу, глаголемая Летописец» в изложении Меледина и Мельникова и «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Из повести в оперу Бельский перенес только образ мудрой девы Февронии. Она перевязывает рану княжича Великого Китежа, а после соглашается стать его женой.

В конце оперы именно Феврония пишет письмо предателю, согласившемуся провести врагов к Китежу, и рассказывает, что Китеж «не пал, но скрылся». Римский-Корсаков считал это письмо кульминацией всего образа Февронии. В феврале 1907 года оперу впервые поставили в Мариинском театре, в 1908 году — в Большом. Исследователь Сергей Дурылин писал об опере: «Замечательнее всего, что Китеж был воспринят Римским-Корсаковым очень близко к народному пониманию китежских устремлений, воспринятых не религиозно, а только художественно-правдиво».

Программка постановки «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» за 1915 год

Сюжет вдохновлял и художников. В 1917 году Михаил Нестеров написал полотно «В лесах», а через несколько лет повторил его же как «Град Китеж». В беседе с филологом Георгием Виноградовым в Болшеве в 1938 году Нестеров заметил: «Когда был молодой, романы его [Мельникова] мне очень нравились. Читал я их и перечитывал — и все нравилось. Но вот что скажу: я не иллюстрировал их… Я не писал иллюстраций к роману Мельникова, — нет, нет! Я сам все это, старообрядцев-то, видел: стариков, мужчин, женщин с их одеждами, кладбища, молельни, книги, — все сам это видел. <…> А Мельников-то вот как тут пришелся: много раз читал я его и поддался, должно быть, задумал написать красками роман, роман в картинах».

Михаил Нестеров «Град Китеж (В лесах)»

Китеж как символ потерянной России

После революции Китеж становится символом ушедшей России, мечтой изгнанной интеллигенции о собственной стране. Одновременно с этим образ Китежа дает поэтам художественную веру, что и истерзанная Россия, по китежской легенде, воскреснет.

В 1919 году в Коктебеле, во время наступления Деникина на Москву, Максимилиан Волошин пишет стихотворение «Китеж»:

Они пройдут — расплавленные годы
Народных бурь и мятежей:
Вчерашний раб, усталый от свободы,
Возропщет, требуя цепей.

Построит вновь казармы и остроги,
Воздвигнет сломанный престол,
А сам уйдет молчать в свои берлоги,
Работать на полях, как вол.

И отрезвясь от крови и угара,
Цареву радуясь бичу,
От угольев погасшего пожара
Затеплит яркую свечу.

Молитесь же, терпите же, примите ж
На плечи крест, на выю трон.
На дне души гудит подводный Китеж —
Наш неосуществимый сон.

Для Николая Клюева Китеж становится одним из лейтмотивов творчества. Поэт писал: «Глядятся звезды в Светлояр, — // От них мой сон и певчий дар!». Еще: «Китеж‐град, ладан Саровских сосен — // Вот наш рай вожделенный, родной». И в «Песне о великой матери»: «Кто Светлояра не видал, // тому и схима — чертов бал».

«Песнь о великой матери», про которую литературный критик Иванов-Разумник говорил, что это «стихи, выше которых [Клюев] еще никогда не поднимался», в некотором смысле повторила судьбу Китежа. Первая часть поэмы, хранившаяся в квартире Иванова-Разумника в Пушкине, погибла при фашистском наступлении зимой 1941–1942 годов. Вторую часть Клюев из ссылки (его арестовали в 1934 году и отправили в Нарымский край) успел передать писателю Николаю Архипову. Но и эта часть в итоге потерялась. Клюев думал, что поэмы больше нет. Писал: «Пронзает мое сердце судьба моей поэмы „Песнь о Великой Матери“. Создавал я ее шесть лет. Собирал по зернышку русские тайны… Нестерпимо жалко…».

Клюева расстреляли в 1937 году. Писатель Виталий Шенталинский нашел утраченную поэму на Лубянке, в архивах КГБ, под грифом «Совершенно секретно». Клюев верил, что Китеж — будущее России, что сама она падет, чтобы переродиться в невидимый град святых.

«Китежанкой» Клюев называл Ахматову. В стихотворении «Мне сказали, что ты умерла» (1913), посвященном ей, есть строчки:

Мне сказали, что ты умерла
Заодно с золотым листопадом
И теперь, лучезарно светла,
Правишь горним, неведомым градом.

В ахматовской поэме «Путем всея земли» (второе название — «Китежанка») героиня, отождествляющая себя с Февронией, стремится в Китеж:

Никто не увидит ранку.
Крик не услышит мой,
Меня, китежанку,
Позвали домой.

Но возвращение в Китеж символизировало в контексте поэмы и возвращение к смерти.

Современная постановка оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» на сцене Большого театра

Тенденцию улавливали и с другой стороны баррикад. Попытке присвоить Китеж белой России прошлого советские поэты противопоставляют высмеивание Китежа. В поэме «Инония» Сергей Есенин пишет:

Проклинаю я дыхание Китежа
И все лощины его дорог <…>

Языком вылижу на иконах я
лики мучеников и святых.

Есенин через Китеж пытается отринуть ушедшую Россию и христианство, отрекается от него: «Тело, Христово Тело, // я выплевываю изо рта».

Иван Бунин в эмиграции прочел поэму Есенина и отреагировал на нее статьей «Инония и Китеж» (1925). В ней он окончательно отделил Китеж от Советского Союза:

«Правильно тут только одно: есть два непримиримых мира: Толстые, сыны „святой Руси“, Святогоры, богомольцы града Китежа — и „рожи“, комсомольцы Есенины, те, коих былины называли когда-то Иванами».

В то время у Бунина в Грассе жил писатель Иван Шмелев. Тогда же он написал небольшой очерк «Москва в позоре», где тоже провел параллель с Китежем: «Святой Китеж… Не захотел позора, укрылся бездной. Соборы его и звоны нетленно живут доныне, в глубоком Светлояре». Позднее Шмелев на просьбу воспитанниц выпускного класса Мариинского донского института (Югославия) дать им наставление откликнется письмом «К родной молодежи», где напишет: «А Вы… Вы, русские бездорожницы, вышли искать Россию, Град-Китеж, потонувший! Идите смело — и найдете». Константин Бальмонт статью о Шмелеве закончит строчкой: «Он молитвенно любит Россию и ее судьбы. Душа Шмелева — Град Китеж».

Друг Шмелева, Иван Ильин, в цикле речей «О России» тоже вспоминает Китеж: «…в дремучей душевной чаще нашли мы таинственное духовное озеро… И от него мы получили наше умудрение; и от него мы повели наше собирание сил и нашу борьбу». Ильин заканчивает свой текст с торжественным пафосом: «…уверенно ожидаем грядущих событий и свершений. Ибо с нами Господь нашего Китежа».

Современная постановка оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» на сцене Мариинского театра

«Красную» тенденцию позже продолжил Владимир Тендряков в повести «Чистые воды Китежа» (1977), блестящем сатирическом произведении. Тендряков актуализировал фольклорную легенду деталями реальной жизни своей эпохи: «Кто сказал, что славный град Китеж канул в Лету? Он живет и строится, выполняет и перевыполняет планы, берет на себя высокие обязательства, выпускает газету, сидит по вечерам перед экранами телевизоров, неустанно повышает свой культурно-массовый уровень».

Китежский сюжет не потерялся и в наши дни. В романе Павла Крусанова «Укус ангела» (1999), например, главный герой Иван Некитаев встречается со стариком, который «ходил ко граду Китежу». У Светлояра Иван получает от старца талисман, который должен указать будущего царя с напутствием: «Земля без царя есть вдова». Царь этот — сам Иван. В 2019 году композитор Владимир Раннев написал для проекта фонда V—A—C «ДК „Дзаттере“» свой «Китеж». Раннев с помощью электронной обработки звука деконструировал и переосмыслил музыкальный материал оперы Римского-Корсакова. Композитор считает, что Китеж — феномен акустический: он невидим, но слышен. Так и есть, во многих сказаниях о затонувшем городе обычно отмечается, что можно увидеть его в отражении вод, но вернее всего — услышать. Колокольный звон — важная деталь образа Китежа. Колокола упоминаются у Марины Цветаевой в стихотворении о Китеже:

По нагориям,
По восхолмиям,
Вместе с зорями,
С колокольнями.

Звук — у Михаила Кузмина:

Молебные руки,
Очи горе, —
Китежа звуки
На зимней заре.

Светлояр так почитался, что в его водах не принято было купаться, разрешалось лишь совершать омовение, молиться, искать признаки колокольного звона. Во второй половине XX века трепет вокруг легенды поутих, озеро стало туристическим. Сейчас это довольно популярное направление для отдыха. Хотя многие все еще приезжают не купаться, а искать затонувший Китеж или намек на него. В октябре 2011 года археологи из ННГУ нашли на берегу Светлояра подтверждение, что в XIII–XV веках там существовало небольшое русское поселение. Возможно, оно и стало прообразом невидимого города. А может быть, и нет.