Красноярск: опыт путеводителя

Официально Красноярск гордится статусом города в географическом центре России, незамерзающей укрощенной рекой и сравнительно недавно преодоленным порогом в миллион жителей. Но если спросить красноярца, чем он прежде всего доволен, это будет близость к природе, которой не помешала ни индустриализация, ни современная застройка, а на горизонте в Красноярске постоянно маячат горы. По просьбе «Ножа» журналист Андрей Гореликов подготовил для наших читателей гид по этому замечательному сибирскому городу.

Это непременно пристрастный рассказ о родном городе культурного журналиста, который прожил в нем 23 года и вернулся после восьмилетнего паломничества в Петербург.

О географии

Красноярск расположен в ущелье среди окружающих реку Енисей гор и отчасти на склонах сопок. Поэтому для горожанина привычно постоянное «столкновение» с природой. Пейзаж здесь почти никогда не простирается до горизонта — взгляд непременно упрется в горную гряду. Возможно, с этим связан мотив покорения природы и преодоления стихии: об этом постоянно упоминается в городской мифологии, в этом была суть советских лозунгов о покорении рек и лесов.

Впрочем, стихия напоминает о себе всегда, и первое, что стоит усвоить, отправляясь в Красноярск даже в летнее время, — надо быть готовым к неожиданностям резко континентального климата. Морозы до −40 градусов зимой контрастируют с не слишком долгим, но изнуряюще жарким летом, воздух сухой, в основном безветренно. Хотя сегодня изменения климата соперничают с техногенными изменениями, и зимы становятся более мягкими.

Полуофициальные символы города — Красноярская ГЭС (с которой связаны иронические строки Визбора «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей») и возвышающаяся над городом часовня Параскевы Пятницы. Часовня, как и Коммунальный мост через Енисей, знакомы каждому жителю России по десятирублевой банкноте.

Однако с вводом в обращение монет такого номинала купюру почти перестали допечатывать, и вскоре она может стать редкостью. К тому же Банк России пообещал изменить дизайн банкнот, и в 2025 году Красноярск на десяти рублях сменит конкурент — Новосибирск. Мэр Красноярска даже призвал граждан не печалиться по этому поводу.

Чтобы посмотреть на часовню вблизи, придется подняться на Караульную гору (которая, по мнению многих местных, зовется Покровской) — отсюда можно увидеть и весь город. К сожалению, теперь с горы не стреляют из пушки каждый полдень на петербургский манер. Традиция существовала 20 лет, а первые годы выстрелы были настолько громкими, что на них реагировали все собаки и автомобильные сигнализации. В 2017 году в придачу к православной часовне на горе появилась буддийская ступа.

В Красноярске есть еще несколько смотровых площадок — например, на Николаевской сопке или по дороге к Дивногорску, с памятником астафьевской Царь-рыбе. Такие площадки в городе называют «видовки».

Красноярская ГЭС (вторая по мощности после Саяно-Шушенской) — исполинская плотина высотой 128 метров, перегородившая Енисей от одного гористого берега до другого. Она расположена близ Дивногорска в получасе езды от Красноярска, и нередко местные отправляются в паломничество, просто чтобы посмотреть на плотину. Особенно красочен сброс воды, когда ее уровень за плотиной слишком повышается: открываются водосливы — и воды запертого Енисея каскадом падают вниз.

Старинный символ технологической мощи — дореволюционный Железнодорожный мост через Енисей. Почти все красноярцы верят, что он когда-то не то разделил Гран-при Всемирной выставки с Эйфелевой башней, не то уступил ей, заняв второе место. На самом деле мост инженера Лавра Проскурякова получил Гран-при и золотую медаль выставки в Париже в 1900 году, через 11 лет после строительства башни, но жюри возглавлял как раз Густав Эйфель. По тем временам уникальный мост был самым длинным (более 900 метров) и имел самый большой пролет стальных ферм (144,5 метра). Поезда ходили по мосту Императорской железной дороги ровно сто лет — до 1999 года. В 2007-м сооружение разобрали. Построенный на его месте новый мост служит памятником проекту, символизировавшему еще один этап покорения Сибири.

«Городской пейзаж», Андрей Поздеев

Исторический центр города находится как раз на плоском участке, в низине у берега Енисея. Основная жизнь сосредоточена на проспекте Мира (некогда улица Воскресенская и проспект Сталина).

Сердце города — средоточие ресторанов и баров, место для вечернего фланирования и с недавних пор пешеходная зона по выходным — уместилось в нескольких кварталах между пересекающими проспект улицами Вейнбаума и Дзержинского.

Среди официальных непереименованных улиц с «большевистскими» названиями есть такая, которой нет на карте: улица Андрея Поздеева. Так называется пешеходный пятачок на проспекте Мира, где находятся молодежные заведения, фонтаны и памятник художнику, который дал месту свое имя. Для красноярских людей искусства малоизвестный в остальной России живописец является культовой фигурой.

Работая в советское и перестроечное время, он прошел путь от неоэкспрессионизма к абстрактной живописи с религиозным уклоном, сознательно отстраняясь от трендов и официоза. Поздеев умер в 1998 году, а уже в 2000-м появился памятник — приветливый старичок с зонтом. Бронзовому художнику натирают нос на счастье, зонт пару раз воровали, но всегда возвращали на место.

Постоянная экспозиция работ Поздеева открыта в музейном центре «Площадь Мира». А единственный музей, полностью посвященный художнику, существует в общеобразовательной городской школе № 69.

В Красноярске сохранились образцы дореволюционной архитектуры — прежде всего особняки купцов и новации главных в истории города архитекторов Леонида Чернышева и Владимира Соколовского. От старых горожан иногда приходится слышать, что Красноярск похож на Питер — прежде всего из-за геометричности центра. Однако, если говорить об ассоциациях, архитектура купеческих особняков скорее «московская» — игривая, с наворотами и финтифлюшками.

Купеческие особняки — и деревянные, и каменные — основная часть сохранившейся дореволюционной городской застройки. Как правило, это здания в стиле модерн с элементами эклектики, которые подсказывала фантазия архитекторов и богатых заказчиков. Самая часто встречающаяся купеческая фамилия, связанная с памятниками архитектуры, — Гадалов. Перекресток проспекта Мира и улицы Кирова, где по диагонали расположились бывший торговый дом купца и его особняк, до революции называли Гадаловским.

Сразу за этим перекрестком расположен сквер, раньше называвшийся «Стаканом». По одной из неподтвержденных легенд, здесь якобы был пост ГАИ характерной «стаканной» формы, по другой — просто наливали всем подряд.

«Стакан», о чем еще не выветрилась память, был точкой сбора неформалов «олдскульного» извода 1990–2000-х, но сегодня его сменила более благоустроенная «Пушка». Сквер называется так в честь довольно нелепого памятника Пушкину и Гончаровой (и стихотворению, посвященному Анне Керн). Одновременно «Пушка» — это бродячая выставка-продажа художников — «пушеров» от искусства, впервые прошедшая в этом сквере. Сейчас она периодически возобновляется на территории разных заведений и просто на улице.

Экспозиция «Флагов»

Те, кому хочется тусовки прямо здесь и сейчас, могут найти ее на набережной, «урбанистически» оформленной в честь прошедшей пару лет назад Универсиады. Под Коммунальным мостом стараниями властей появилось пространство «Арт-берег», где можно посидеть в мини-амфитеатре, послушать выступающих у открытого микрофона музыкантов и, если повезет, оторваться вполне безумно. Здесь, как ни странно, ухитряются ужиться все — от дембелей до подростков-анимешников.

Музейный центр «Площадь Мира»

Набережная приведет вас к музейному центру «Площадь Мира» (иногда по старинке именуется КИЦ, культурно-исторический центр). Построенный на стрелке, месте впадения реки Качи в Енисей, внешне музей — образчик модернистской позднесоветской архитектуры (автор — Арэг Демирханов). Изначально это был единственный за Уралом — и последний в истории — филиал Центрального музея Ленина. Вскоре место пришлось уступить художникам, в том числе авангардистам, но посвященные вождю пролетариата экспозиции занимают значительную часть одного из этажей.

Музей, разумеется, есть в любом путеводителе, но для поколений красноярцев он годами был местом силы. Здесь 20 лет проходили музейные ночи и биеннале — основной для молодых красноярцев способ приобщиться к современному искусству.

Инсталляции занимают несколько этажей центра, причем из залов с работами актуальных художников легко внезапно переместиться в постоянную «ленинскую» экспозицию, в инсталляцию, посвященную сибирским ссылкам и репрессиям или афганским и чеченским войнам.

Раньше в подвале обыкновенно проходили дискотеки, в огороженной решеткой уличной курилке велись дискуссии, а через ограду массово перелезали безбилетники.

Сегодня на «Площади Мира» потише, но не менее интересно, и внутри и снаружи. Снова официальное сопрягается с неформальным — пускай не бесшовно. Это очень редкая институция, которая может похвастаться реальным художественным самоуправлением, а то и, в хорошем смысле, «самоуправством».

Музейный центр «Площадь мира», рисунок Алины Долбилиной. Источник

Сама Стрелка, район, где кончается центр, довольно велика. На ней раскинулся обширный парк близ Художественного института, к нему примыкает необычный детский городок с почти настоящим замком, причудливыми деревянными скульптурами и нагромождениями валунов, изображающими скалы. На Стрелке находится и вантовый мост на огромный Татышев остров — здесь в город уже вторгается природа.

Красноярск окружен горами, покрытыми лесом. В котловине, где находится центр города, лес смешанный, с преобладанием хвойных по сравнению с европейской Россией. Здесь в черте города можно подкармливать белок, сусликов. На Татышевом острове удобно кататься на велосипеде по перелескам и открытым пространствам либо по центральной асфальтированной аллее. Ближайший велопрокат находится у вантового моста, который ведет к острову.

Тотемные животные острова — суслики, которые почти не боятся людей, выпрашивают еду и шмыгают под колеса велосипедистов.

Попадаются и другие животные — например, невесть как добравшиеся сюда лисы. Это место для гуляний, полулегальных купаний и уединения. Кстати, даже от местных порой можно услышать название «остров Татышева» — это неправда, он назван по имени «татарского» полководца Татыша. Для красноярцев привычна автохтонная топонимика, как для американцев — «индейская».

Обособленным районом левого берега считается местный Академгородок на сопке. Здесь открыто заявляет свои права лес, отделивший дома советских ученых и общежития от Сибирского федерального университета. Кстати, в местный дендрарий можно попасть в обход, если разыскать дыру в ограде. В лесу всегда собирались местные ролевики, а склонные к магическому мышлению люди встречали здесь лис-оборотней.

Из леса возле студенческих общежитий тропы выводят к обрыву — к краю скалы, где далеко внизу видны огромный Енисей и город. У подножья сопки расположен Успенский мужской монастырь, наверху — студенческие общежития и новодельная церковь. На склонах стоят кресты в память о тех, кто сорвался, стараясь сделать удачное фото, — сейчас их не меньше двух. Молодые и не очень люди рассаживаются в живописных местах на скале, чтобы насладиться видами и ветром, — нерядовое дело для жителей большинства мегаполисов.

Еще одно место уже за городом, где можно гулять по лесу и дышать таежным воздухом, — парк «Гремячая грива» — на конечной остановке за Сибирским федеральным университетом. Дикая природа здесь «окультурена»: продаются путеводители, оборудованы чистые прогулочные тропы.

Два берега Енисея, как во многих городах со схожей географией, годами были антагонистами. Правый начали застраивать в послевоенное время, это место промзон, хрущевочных кварталов и, как следствие, криминального рая в более позднее время. Но вопреки стереотипам на правом берегу сегодня тихо. Тихо в окрестностях Аэрокосмической академии и улицы Юности, где интересно бродить по дворам позднесталинской архитектуры. Заботливо подкрашенные фасады соседствуют с заросшими сквериками, где загадочно пустеют пьедесталы неизвестных статуй. Самый старый в городе памятник Ленину «на средства рабочих» тоже находится здесь, а не в центре.

Фасад кинотеатра «Родина»

Строения позднесталинского времени разбросаны вдоль большей части Красраба (проспект имени газеты «Красноярский рабочий» — горожане, как видите, любят емкие сокращения). Например, Каменный квартал — не пошедший в массовую серию проект жилья для рабочих эпохи сталинизма, скоро смененный более эффективными, но менее «классичными» решениями. В этом причудливом месте, некогда появившемся почти среди леса, а теперь зажатом заводами, энтузиасты открыли арт-пространство «Каменка».

Тем, кто хочет зайти еще дальше, советуют дикий, в сравнении с центральными, парк «Химик» в районе улицы Глинки. Это одно из мест in the middle of nowhere — порождение советского урбанизма с металлическими конструкциями, изображающими зенитные орудия. Если подобная эстетика вам близка, можно съездить в расположенный неподалеку от города на Енисее полузаброшенный детский лагерь «Космическая республика» с остовами ракет.

Лагерь «Космическая республика», фото Павла Лимонова

Возвращаясь по Красрабу, можно обратить внимание на многочисленные советские панно, включая колоссальную мозаику на недавно восстановленном кинотеатре «Родина».

На правом берегу интересно, но как будто неспокойно, поскольку здесь лоб в лоб сталкиваются асфальтовая урбанизация и дикая энергия сибирской природы.

Неслучайно именно на правом берегу, обжитом только в прошлом веке, высятся Столбы — главное нерукотворное пространство Красноярска.

Мифы и легенды

Столбы — это скалы и национальный парк в непосредственной близости к Красноярску. По аналогии с альпинизмом существуют чисто локальные понятия «столбисты» и «столбизм». Покоряющие вершины без страховки, живущие в самостройных лесных избах искатели скалолазной романтики прославились среди знатоков по всему миру. Сейчас пешеходные тропы, оборудованные стоянки и магазинчики, «детские» маршруты восхождения на некоторые из Столбов вполне доступны (если нет нашествия медведей, и это не шутка). В качестве аттракциона можно рассматривать и ветерана-столбиста Деда Андроныча, показательно лазающего без страховки и одаривающего путников камнями-амулетами.

«Такмак, Столбы», рисунок Алины Долбилиной

Некогда столбизм был оригинальной субкультурой, долго существовавшей как бы вне досягаемости государства. К советским временам относятся легендарные войны группировок столбистов друг с другом и с милицией: это место видело пролитую кровь и пожары. Хотя подобные страсти в прошлом, Столбы в коллективном бессознательном красноярцев важны как возможность ухода из городского стандартизированного пространства, выхода из социальной роли. В самом деле, многое воспринимается иначе, когда полчаса на автобусе отделяют центр города от скал и тайги.

И это не единственное пространство подобного рода у городской черты. Скажем, потухший вулкан Черная Сопка напоминает о могучей стихийной силе, скрытой под этим ландшафтом. Вместо восхождения на вершину можно выбрать погружение вглубь земли. Еще ближе, чем Столбы, но на левом берегу — система пещер, самая известная из которых — пещера-музей Караульная со следами стоянки древнего человека. Здесь и в будни, и в выходные с 11 до 17 часов проходят групповые и индивидуальные экскурсии по записи стоимостью от 500 до 2500 рублей. Без машины от конечной автобусной остановки «Удачный» до нее нужно идти пять километров по берегу Енисея. Внутри проведено освещение и оборудованы безопасные тропы для туристов. Одеваться для посещения пещер в любое время года следует тепло.

Не менее интересны и другие пещеры вблизи города: Еленева, Карман, Торгашинская, Мамонтова. Горы и берега помнят Сибирь до прихода европейцев — среди камней до сих пор попадаются наконечники стрел. О древнем человеке помнит также Афонтова гора в черте города. Экспонаты — костяные и каменные изделия, наконечники стрел, инструменты, а также человеческие кости — отсюда разошлись по музеям, включая Эрмитаж.

Кстати, на Афонтовой горе находится и единственная сохранившаяся купеческая дача — усадьба местного библиофила Геннадия Юдина, ставшая филиалом Краеведческого музея. Здесь со вторника по воскресенье можно попасть на экскурсию, рассказывающую о быте купцов и ссыльных декабристов, или посетить одно из многочисленных музейных мероприятий.

На фоне равнодушной и вечной природы для Красноярска как городской агломерации характерна переменчивость, текучесть. Его легко не узнать в деталях спустя десять лет разлуки.

При одном из предыдущих мэров — Петре Пимашкове (который скончался во время написания этого текста) — в городе в изобилии возводили фонтаны, а улицы декорировали пальмами, искусственными и в кадках.

Тогдашние решения не прижились, и новых фонтанов не строят. Даже казавшийся вечным долгострой высотки КАТЭК, чей заброшенный силуэт доминировал над центром, превратился в довольно скучный небоскреб.

О подлинном старом Красноярске хранят память окружившие центр деревянные слободы, видимо, доживающие век, — «цыганская» Покровская, Николаевская, Таракановка. Отдельные вкрапления совсем бедных барачных кварталов встречаются и на правом берегу. Аура у каждой слободы разная. Покровка, до сих пор славящаяся как «цыганское» место, поражает как бедными лачугами, так и китчевыми особняками, предположительно, «баронов». Николаевка сохраняет историческую дореволюционную, но непарадную застройку, в основном деревянную, хотя встречается и каменная. На улице Гоголя можно найти, например, старейшую в городе трансформаторную будку, напоминающую маленькую крепость.

Но если говорить о попытке создать облик города, вне преимущественно бестолковых современных решений или всплеска позднесоветского модернизма, больше всего в этом преуспела сталинская эпоха. Не пострадавший во время Великой Отечественной войны Красноярск всё же строился заново — чтобы показать возрождение и победную поступь империи-победителя. Как и полагается, строительство велось руками рабов, вернее, пленных. Монументальные силуэты ампирных зданий вокруг площади Революции и на Красрабе (как, впрочем, и двух-трехэтажные ветхие домики в глубинах правого берега), цеха завода «Красмаш» и другие колоссальные сооружения возводились японцами. Старожилы помнят марширующие на работу отряды. Конечно, им повезло больше, чем тем, кто работал в сибирских лесах и на шахтах. Подробности можно найти в книге Есидо Юкио «Три года в сибирском плену».

Никаких проблем с японцами местное начальство не знало: солдаты Страны восходящего солнца были дисциплинированы в плену, как на войне.

Один из концлагерей японцев был в центре, на площади, которая теперь называется не иначе как Красная. Местные жители общались и менялись с пленными, и автор этих строк помнит куртку своего деда — желтый китель японского солдата.

Японцы, разумеется, вступали в смешанные браки и порой натурализовались в чужой Сибири, часто просто опасаясь возвращаться на родину. Из ссылки вернулось около 13 тысяч человек, всего же в окрестностях Красноярска после войны находилось, по разным оценкам, от 15 до 23 тысяч японцев.

Торжественные захоронения в братских могилах предпринимались в начале 2000-х годов, но с некоторым конфузом — никак не удавалось подсчитать и атрибутировать останки. Однако были и другие материальные памятники, оставшиеся от японцев: иероглифы, выбитые на стенах подвалов и чердаков построенных сталинок. Еще в 1990-е арендаторы помещений либо подростки, тусовавшиеся в таких местах, могли видеть загадочные письмена. Большинства этих посланий сейчас не осталось в открытом доступе, как нет и посвященных им работ. Сравнительно недавно краевед-любитель Никита Яблоков связал редкую сохранившуюся надпись (во дворе еще дореволюционного памятника архитектуры, здания парижской компании «Братья Ревильон» по проекту архитектора Соколовского) с говорящим названием японской песни «Одиночество в путешествии». Интересно, что песня является переделкой американского хита XIX века «Сны о доме и матери». Здесь можно послушать эту композицию о тоске японского пленника среди ледяных пустынь далеко от дома.

***

Красноярск не расположен увековечивать знаменитостей, посетивших его в трудные времена или даже посвятивших городу часть жизни. Сибирь долго ассоциировалась со ссылкой, а те, кто оседал на этих землях, не всегда искали всеобщего внимания. За исключением, конечно, самого известного ссыльного — Ленина. Его восковую фигуру можно увидеть на старинном музейном теплоходе «Святитель Николай», который вез революционера вглубь Сибири. В соседней каюте «едет» не кто иной, как Николай II, также почтивший Красноярск своим присутствием. Стоянка корабля — на набережной Енисея возле упомянутого центра «Площадь Мира», экскурсия стоит сто рублей, работает виртуальный тур.

Купцы, золотопромышленники, сектанты — дикий Восток России процветал вплоть до революции. Впрочем, и по сей день в непролазной тайге близ Красноярска существуют старообрядческие скиты.

Информации об этих лесных монастырях немного, но несколько лет назад прогремела история бежавшей от староверов гражданки Америки, которую привезли туда родственники да так и оставили приобщаться к пище духовной на 15 лет.

Революция и Гражданская война прошлись по городу сильнее, чем Вторая мировая. Хотя мало кто в городе может сказать что-то об убитых в первые годы советской власти революционерах, чьими именами названы улицы в центре. Этой чести не удостоились два весьма знаменитых персонажа той войны и — литературы. Впрочем, не столько они повлияли на историю Красноярска, сколько город повлиял на их биографию.

Первый персонаж — Аркадий Гайдар, будущий «главный детский писатель» сталинской эпохи, а тогда молодой красный командир Аркаша Голиков. Михаил Тухачевский командировал Голикова в 1922 году в Енисейскую губернию бороться с бандой атамана Соловьева, «императора тайги», на территории сегодняшней Хакасии. Что именно делал будущий Гайдар, установить уже трудно. По распространенной версии, юный краском залил Хакасию кровью, пускал людей под лед и рубил детей шашками. ​​Другая, более прозаическая версия, гласит, что протеже Тухачевского со своей задачей не справился, а против него ополчились местные чоновцы и другое начальство.

Голиков был допрошен в красноярском ГПУ и отправлен на психиатрическое освидетельствование. Помыкавшись по больницам Красноярска и других сибирских городов, он вернулся «в Россию», человеком без имени, который до первых литературных опытов не имел постоянного занятия и до конца жизни страдал от посттравматического синдрома.

Говорят, Сибирь оставила Гайдару его имя — странный псевдоним писатель не мог никому объяснить. Предполагается, что прозвище было искаженным «хайда» — «куда?».

Более успешным красноярский вояж стал для Ярослава Гашека, будущего автора «Швейка», а тогда журналиста Австро-Венгерской армии и позднее — заведующего интернациональной секцией политотдела 5-й армии.

Вместе со многими чехами и венграми Гашек присоединился к большевикам в водовороте большой войны и вынырнул в Красноярске.

Здесь в 1920 году он занялся агитационной работой среди таких же иностранцев. Вместе с Мате Залкой он пишет на венгерском пьесу «Домой, на родину!», которую ставят в местном театре, параллельно продолжая работу над «Похождениями солдата Швейка».

Впрочем, после чехословацкой амнистии Гашек, явно достаточно вдохновившись абсурдом советской жизни, бросился домой вместе с русской женой Александрой Львовой.

Кстати, белочехи в это время на положении полузабытых пленных обустраивали себе постоянное жилье на Столбах. Сейчас от них остался причудливый «готический» памятник чехословацким легионерам на Троицком кладбище, старейшем в городе и нетронутом.

Дом Ярослава Гашека стоял на теперешней улице Парижской Коммуны. До революции по соседству (в доме Веры Гадаловой и нынешнем филиале Суриковского музея — вероятно, самом красивом здании города) остановился другой великий путешественник Фритьоф Нансен. Он прибыл в Красноярск по Енисею через Карское море, доказав в 1913 году возможность северного торгового пути между Сибирью и Европой. Две памятные таблички — Гашеку и Нансену — расположены по разным сторонам дороги — улицы Маркса.

Дом Гадаловой — один из многочисленных купеческих особняков от архитектора Соколовского — модерн с отсылками к итальянским палаццо для торжественных приемов. В музее собрана достойная коллекция русской живописи XVIII–XXI веков. Центральная часть экспозиции отдана работам Василия Сурикова, но реализмом она не ограничивается — например, есть подлинники Кандинского и Малевича.

Также имеет смысл посетить Краеведческий музей на набережной. Еще на улице поражает само здание, строительство которого шло в 1914–1929 годах и невероятным образом всё же было доведено до конца. Архитектор Леонид Чернышев сделал его в псевдоегипетском стиле — вышло красиво, похоже на тематическую масонскую ложу. Здесь собрана самая большая за Уралом коллекция археологических и палеонтологических экспонатов, которые рассказывают о жизни края с доисторических времен до наших дней. Кроме предметов быта, документов и прочего здесь есть различные курьезы вроде автографа Наполеона.

Своеобразным путеводителем по историческим местам и закоулкам города может стать девочка-призрак из городской легенды, о которой упоминалось в материале «Ножа». Сами красноярцы до недавнего времени о загадочной девочке с дореволюционных фотографий ничего не слышали — судя по всему, легенда является «форсированным» мемом от работников Краеведческого музея. Однако интерес к историческим объектам легенда может пробудить, и кто знает, как она будет восприниматься еще лет через двадцать.

Еще одна история о знаменитых мертвецах связана с именем Николая Резанова, того самого командора из рок-оперы «Юнона и Авось», поющего «Я тебя никогда не увижу». Резанов скончался в Красноярске, возвращаясь из Калифорнии.

Строки Вознесенского: «Он погибнет в Красноярске через год. Она выбросит в пучину мертвый плод, станет первой сан-францисскою монахиней» — о нем. Сейчас в городе, на площади Мира, стоит памятник командору у места его предполагаемого захоронения — рядом, на месте нынешней Филармонии, стоял старейший в городе Воскресенский собор, разрушенный в 1960-е годы.

***

В ХХ веке в Красноярске появилось трое собственных широко известных писателей. Один из них — занесенный в школьные программы Виктор Астафьев, чье творчество крепко привязано к родной деревне Овсянка на правом берегу. Впрочем, в его книгах можно найти и фрагменты мрачного предвоенного сибирского быта. Чего стоят воспоминания о матери, утонувшей близ взорванных для прокладки железной дороги правобережных скал, — неизвестный отрезал у выброшенного на берег трупа палец с кольцом.

Второй — мастер постперестроечной интеллигентной юмористической фантастики Михаил Успенский, известный прежде всего по трилогии о Жихаре и постмодернистско-попаданческому роману «Посмотри в глаза чудовищ» (в соавторстве с Андреем Лазарчуком). В его ранних рассказах появляется не только сам Красноярск, но и суровое и веселое отношение между природой и людьми родом из Сибири.

Однако главным красноярским автором стоит признать Александра Бушкова, книги которого разошлись по всей России в 1990–2000-е. Начав с «умных» романов почти пелевинского толка — об альтернативной истории мифа о Минотавре, к примеру, — Бушков быстро сориентировался и стал писать крепкие боевики. Серия о Пиранье была известна всем, особенно после экранизации с Владимиром Машковым. Она входит в так называемый Шантарский цикл. Шантарск на реке Шантара — это Красноярск, а герои связанных с ним книг — спецназовцы, как Пиранья, уполномоченные угрозыска, как Бешеная, или всякие «новые русские» — постоянно выживают в таежных условиях. Там, в лесах, на них охотятся злодеи, от зэков до косплееров-нацистов, а выживет тот, кто найдет с тайгой общий язык.

Со временем Бушков увлекся нетрадиционными историческими трудами, ориентирующимися на новую хронологию Фоменко, а сам ушел в глубокий затвор.

Будучи до гибели Александра Лебедя советником губернатора, сейчас Бушков превратился в своего рода сибирского Сэлинджера — то есть заперся в недоступном загородном доме за глухим забором, не желая ни видеть людей, ни знать о них.

Фото: Николай Чепурных

***

Природа для красноярца — это пространство, куда можно уйти. Кроме Столбов и прочих окрестностей, это маршруты в соседние регионы, очень далекие, с точки зрения москвичей и петербуржцев, — Саяны (около 500 км), Ергаки (более 600 км), Байкал (700 км по трассе), всё чаще — Дальний Восток.

Однако природа может означать и вторжение.

Специфическое географическое положение и близость производств заставляют власти периодически вводить «режим черного неба». Это происходит, когда вредные вещества перестают рассеиваться в неподвижном воздухе, над городом стоит смог и чувствуется запах гари. В некоторые дни людям прямо рекомендуют без нужды не выходить на улицу. Причем одни районы города в смысле «черного неба» могут отличаться от других. Больше, чем во многих городах, здесь чувствуется зависимость от техногенных климатических изменений. Сказывается и память о Енисее, в котором можно было купаться летом и который замерзал зимой — до постройки ГЭС. Сегодня Енисей не замерзает зимой, но и летом не нагревается — купаться в воде температурой около 18 градусов в июле могут только закаленные люди, да и то недолго. Немного теплее бывает в протоках, как, например, на Татышевом острове. Впрочем, формально большинство этих пляжей запрещены.

Постоянное присутствие стихии в жизни красноярцев проявляется в отношении к жизни, которое может показаться даже суеверным. Повсеместный страх перед энцефалитными клещами провоцирует отказ от посещения леса в определенный сезон и регулярное осматривание одежды и тела на природе. О клещах говорят как о невидимой опасности, похожей на такую же незаметную, но смертоносную радиацию. Кстати, в Академгородке и правда повышен радиационный фон, а знатоки вспомнят легенду о спрятанном под сопкой исполинском ядерном реакторе…

Когда описанный выше сброс воды на плотине ГЭС продолжается слишком долго, поднимается вода в Енисее. Пригородные дачи оказываются отрезаны от большой земли наводнением. Красноярцы идут смотреть, как поднялась вода, почти затопив Татышев остров и поглотив причалы. Власти с похвальной предусмотрительностью огораживают воду железными заборами с запретительными знаками.

Вантовый мост, Татышев остров, наводнение. Фото Николая Дядечко

Связь с природой может проявляться и в ритуалах, которые хочется связать с бытовым язычеством. Сказывается диффузия жителей соседних Тувы, Хакасии и Бурятии — края с элементами буддийско-шаманской символики и атрибутики.

Существует по крайней мере один славяно-христианский культ, известный и в соседних сибирских регионах, но уже не распространенный в остальной России. Это празднование Иванова дня, или дня Ивана Купалы.

Еще в 2000-е годы подростки в городе 7 июля практиковали тотальное обливание прохожих, даже не интересуясь, хотят ли они этого. Впрочем, это ничто в сравнении с обычаями предшествующей празднику ночи — ночи Ивана Творила.

Очевидно, речь об отголосках поверий о нечистой силе, которая выходит на волю перед праздником обновления, и древних ритуалах, вплоть до описанных Фрезером жертвоприношений. Ночь Творила была всамделишной проблемой: перевернутые машины, припертые подъездные двери, перегороженные дороги, поджоги и «чучела» повешенных людей по всему городу. Сегодня, к спокойствию горожан, от разгула подобного масштаба не осталось и следа. Но характерно, что традиции, видимо, привнесенные в регион ссыльными, сохранились в Сибири до постсоветских времен.

***

Еще одна городская легенда о науке и жизни связана с Институтом биофизики в красноярском Академгородке. В 1973–1983 годах здесь функционировал проект БИОС-3, который уже тогда довел самоизоляцию до невиданного прежде уровня. Добровольцы (как правило, трое) от трех месяцев до полугода проводили в герметичном помещении под постоянным наблюдением. Смысл эксперимента был в создании замкнутой биосистемы. Вода и газ постоянно перерабатывались, а еду участники эксперимента выращивали себе сами и даже пекли хлеб. О том, изучалось ли это для полетов в космос или для коротания вечности в постъядерный апокалипсис, прямо не говорилось.

Не обходилось, конечно, без нервных срывов и внезапных открытий. Например, большие надежды возлагались на водоросль хлореллу, которая должна была превращать углекислый газ в кислород и заодно использоваться в пищу. В результате колонии хлореллы расползлись по институту и стали пищей для расплодившихся тараканов. Эта своеобразная диета превратила сделала насекомых полупрозрачными и зеленоватыми, и Институт биофизики стал походить на декорацию к «Улитке на склоне».

Попасть в помещение БИОС-3 вам, скорее всего, не удастся, зато можно оценить, как в Академгородке взаимодействуют с пространством и местными мифами — даже с образом таракана — художники проекта PubLab.

Красноярск — город художников. Символически чуть ли не самым известным его уроженцем был Василий Суриков. В советское время в городе работали всесоюзно известные Дмитрий Каратанов и Юрий Худоногов, а сегодня здешним небесным либо языческим покровителем художников является тот самый Андрей Поздеев.

Девяностые годы и музейные ночи взбодрили несколько поколений новых авторов. Прославился концептуалист Василий Слонов, когда-то ездивший по Красноярску на машине, раскрашенной под кирпичную стену. Сегодняшние молодые авторы оккупировали городское пространство трансформирующимися проектами.

Местные

Сегодняшней «Пушке» предшествовали «Флаги»: коллективная выставка под открытым небом. «Флаги» — стихийное пространство в непосредственной близости от центра — гаражный массив, некогда украшенный стендами с советской агитацией. В результате образовалось странное место, где можно, как в археологическом срезе, увидеть сразу несколько «культурных слоев» города. Неофициальное название дано в честь останков советской агитации — металлических рам с красными флажками, некогда обрамлявших плакаты с несбывшимися планами красноярского будущего.

Художник Саня Закиров со своей работой на фоне часовни Параскевы Пятницы

Эту инсталляцию растаскивали на металлолом в течение всех девяностых годов. Двумя десятилетиями позже художники и кураторы сделали здесь выставку — в тесной кооперации с древней общественной баней неподалеку и другими энтузиастами. Современное искусство вписалось в ржавеющий каркас пропаганды. А спустя некоторое время (что не продали, то снова растаскали) «Флаги» опять превратились в живописные руины. Но дух места жив: сюда приходят отдохнуть от шума центра, в гаражах репетируют местные группы, сквозь рамы с останками агитации и искусства можно увидеть открыточную часовню Параскевы Пятницы. По соседству расположена выкрашенная в синий цвет старинная общественная баня, которая работает и как пивбар.

Из «Флагов» выросла «Пушка» — еженедельная выставка-продажа, где можно собрать небольшую картинную галерею, получить свой портрет и потанцевать под диджей-сет. Название происходит не только от Пушкина, но и от пушерства — в арт-дилерском смысле.

PubLab, собирающий мастеров со всей Сибири, является более институциализированным проектом под эгидой «Площади Мира». Его участники могут населить заброшенный купеческий особняк людьми-амфибиями, разложить инсталляции из поросшего чудо-грибами стекла с пригородного завода или общаться с призраками и мутантами академовского леса. Главной задачей авторы видят не мешать местным жителям и местной истории и относиться с уважением ко всякому пространству.

PubLab — первый из проектов, за которым можно следить в городе, как и за местными художниками «Пушки» и сопутствующих мероприятий. С этими событиями, как и с бывшими «Флагами», так или иначе связано большинство узнаваемых молодых художников города. «Кислотные» диджитал-иллюстрации Александры Каленской, одновременно ностальгические и ультрасовременные, стали узнаваемыми далеко за пределами в Красноярске. Иван Титенок со своими «одиночными пикетами» завирусился в соцсетях. Саня Закиров колесит по России, продавая работы коллег-художников и свой концептуальный поп-арт. Женя Иль, некогда участница популярной в прошлом десятилетии группы «Лемондэй», делает керамические тарелки, украшенные буйством растительности и плоти.

Работа Александры Каленской
Иван Титенок в «Одиночном пикете»
Работа Жени Иль

Фестиваль «Дрожь» — любимое музыкальное событие города. Мероприятие организовывают несколько лет любители панка, постхардкора и экспериментальной музыки. Устав гнездиться в клубах, рокеры стали собираться под открытым небом на склоне Казах-горы.

Красноярские команды вроде «Твое далеко», «Бескультуры» или «Войны Эму» уже стали или становятся всё более известными, впрочем, стоит присмотреться ко многим местным ребятам. Например, к волне сибирского блэк-метала, который этим местам приличествует не менее, чем Скандинавии, — Grima Ultar. Кстати, у «Дрожи» есть и альтернатива — чуть более отвязный фест «Шум и трепет», участники которого предпочитают окраинные заброшки.

Поскольку летние фестивали заявлены как «андеграундные», их даты ежегодно могут смещаться, а привязки к соцсетям недолговечны. За «Шумом и трепетом» можно следить на странице проекта «Бескультура».

Отдельно говоря о музыке, нужно упомянуть синти-поп-проект TeploVisor Антона Ботова, за которым можно следить и как за инди-режиссером. Готовящаяся картина о зомби-апокалипсисе собрала многих незаурядных личностей города.

О большом маленьком кино расскажет Канский кинофестиваль. Канск — город в крае с не самой счастливой судьбой, зато о здешнем фестивале экспериментальных и независимых фильмов знают интересующиеся люди по всей России. Мероприятие проходит в конце августа — начале сентября. Кстати, в ходе фестиваля был снят фильм Антона Зинченко «Россия как сон».

«Мир Сибири», ранее известный как «Саянское кольцо», — фестиваль этнической музыки в Шушенском, проводится в первой половине июля. Никакой местечковости, скорее Вудсток по-сибирски: в ленинских местах под открытым небом играют местные фолкеры, ансамбли горлового пения, блюзмены из Англии, экзотические композиторы из Африки и прочие непредсказуемые гости.

Насущное

Жить в Красноярске сравнительно недорого, хотя встречаются мнения о том, что даже в Новосибирске бывает дешевле.

На продуктах вряд ли получится сэкономить, а вот жилье доступно: аренда двушки в центре стоит около 20 тысяч.

Только при поисках квартиры надо учитывать, что к Центральному району относятся и муравейники-новостройки в Покровке. Впрочем, и в «настоящем» центре это реальная цена.

Студия в спальном районе может обойтись и в десять тысяч, а вот квартира с хорошим ремонтом от трех комнат в центре, на Взлетке и в прочих козырных местах — уже от ста. Нового жилья больше на Взлетке, которая создавалась как деловой центр, но многим не нравится за скученность, или в застраиваемых микрорайонах правобережья. Академгородок несколько удален, однако понравится любителям леса и спокойствия.

Рестораны высокой кухни в Красноярске упирают на локаворство — использование местных продуктов как более свежих и аутентичных. Таковы «Тунгуска» — современный взгляд на сибирскую кухню в соединении разных традиций. Рекомендуются пельмени из северных рыб (428 рублей), татаки из вырезки оленя (638 рублей).

Или «Хозяин тайги» — место, названное в честь фильма с Владимиром Высоцким: здесь можно увидеть предметы из реквизита картины. Упор на классическую сибирскую кухню, например пельмени из оленины с можжевельником (620 рублей).

«Чешуя» — рыбный ресторан с кухней «четырех морей». Редкое для города заведение исключительно с морепродуктами, открывшееся в разгар пандемии.

Fresco — еще одно модное место: тартар с гребешком и малиной (620 рублей), тапасы (от 360 до 980 рублей).

«0,75» — более классичный ресторан в подвале исторического здания с аурой винного погреба. Фишка — сморреброды (360–520 рублей), тартар из говядины (490 рублей), стейки.

В заведениях подешевле очевидно сильны азиатские веяния. В «Нетипичной пельменной» на Мира можно поесть и сибирские пельмени, и корейские. Из паназиатских ресторанов интересен Xianggang в контейнере на Славянском рынке и многочисленные «вьетнамки» от центра до Взлетки. Традиционный, но хороший фастфуд на каждый день — это прежде всего «Грильница» (хот-доги и шаурма) и «Уклейка» на Мира (бургеры).

Соответственно, ценник на обед колеблется от 350 рублей в фастфудных заведениях до 3000 в той же «Тунгуске».

Крафтовая революция постепенно пришла в город вместе с разнообразием пивбаров, от уютного «Алиби» до угарного «Ведьмака». Из более изысканных коктейльных баров можно посоветовать «Булгакова». А исчерпывающую информацию по неочевидным местам для питья и закуски подскажет культовый местный паблик «Шалманы и рюмочные Красноярска».

Фото Николай Чепурных

Кем бы вы были в Красноярске

Рожденный в Красноярске, ты всегда будешь знать, что твой мир — больше чем просто город. С детства с родителями на Енисей, в сплав на Ману, вверх на Столбы. Длинные улицы манят вдаль — разогнаться на велике или скейте, ехать к воде или к лесу. Отучившись во вполне светской школе с памятной табличкой местночтимого святого и хирурга Луки Войно-Ясенецкого, оканчиваешь колледж и отправляешься работать на отцовский Завод цветных металлов и золота. Спорт с коллегами, футбол и сноуборд зимой. Часть предприятия приватизирована «Норникелем», поэтому на зарплату можно не жаловаться. Хватает на путешествия к морю — в любимый в зимнюю пору красноярцами Тайланд, в Москву и Петербург.

За Уралом не понимают радости привозимых тобой кедровых орехов, потому что не умеют их щелкать. Заводишь свою семью, тихие радости и новогодние праздники: на столе не только оливье, но и апроприированный у китайцев салат чафан.

В отпуске не утихает тяга к походам: в Ергаки с рюкзаком. Или на Белё за степным пляжным отдыхом. Отправившись в отставку, решаешь обосноваться в соседнем Дивногорске, городе при Гидроэлектростанции, где на противоположном берегу высятся отвесные скалы. Всегда готов рыбачить — ловить хариуса и рассказывать байке о краснокнижном таймене, царе-рыбе. Зимой и летом не замерзает Енисей, всегда готовый встретить, в морозы над ним стоит пар, кажется, цикл обновлений жизни никогда не кончится.