Апостол самоуничтожения, отец зомби-хоррора и несостоявшийся министр пропаганды: как Леонид Андреев стал властителем дум русской интеллигенции 1900-х годов

«Апостол самоуничтожения». Литературный дебют

В один из обычных провинциальных вечеров 16-летний Леонид Андреев прогуливался с приятелями по окрестностям Орла. Внезапно юношу охватил необъяснимый порыв, и он бросился на железнодорожную насыпь — в тот самый миг, когда на полном ходу приближался поезд. Состав пролетел над ним, разорвав одежду. Андреев чудом отделался легкими царапинами. В дневнике он так объяснял свой поступок:

«…во мне обострилась мысль о самоубийстве и я лег между рельс, задавшись вопросом: если останусь жив — значит, есть смысл в моей жизни, если же поезд раздавит меня, стало быть, в этом есть воля Провидения… Мне зашибло грудь и голову, расцарапало лицо, сорвало с меня куртку, разодрало в клочья, но я всё же остался невредим».

Подобные мысли не покинут Андреева и в дальнейшем — несчастная любовь заставит его ткнуть себе ножом в грудь и пролежать в госпитале несколько недель. Эти истории (как и частые запои) скажутся на здоровье писателя и приведут к ранней смерти.

После окончания орловской гимназии Андреев поступает в Петербург на юриста. Потом переводится в Москву, куда приезжают его братья с сестрами и мать (отец умер рано, так что забота о родных легла на плечи Леонида). Нищета, захолустные подвалы, углы в съемных квартирах — такова картина андреевской студенческой юности, словно списанная с романов Достоевского.

Путь к большой литературе пролегал через журналы и газеты, где Андреев начинает публиковать под псевдонимом Джемс Линч фельетоны, заметки, отчеты «из залы суда». Он становится репортером в московской газете «Курьер», где дебютирует уже с художественным рассказом «Баргамот и Гараська» (1898). Произведение было приурочено к Пасхе — таких святочных рассказов, наполненных незатейливыми диккенсовскими поворотами (бедняк умирает от голода, но чудесный ангел его спасает), в газетах появлялось немереное количество. Но андреевский рассказ, видимо, отличался особой стилистической фактурой, так что сотрудники газеты стали величать своего коллегу не иначе как «новым Чеховым». «Сразу я вырос до потолка, и в течение остального вечера, закончившегося „у Яра“, был предметом всяческой заботливости и ласки», — вспоминал Андреев о своем литературном дебюте.

Читайте также

«Жизнь пятится неосторожно в смерть». История Бориса Поплавского — проклятого поэта, боксера и мистика

Андреев вовсе не собирался тешить читателей умилительными рассказами. «Апостол самоуничтожения» — так называет себя писатель в дневнике, попутно формулируя для себя программу на ближайшее будущее:

«…показать несостоятельность тех фикций, которыми человечество до сих пор поддерживало себя: Бог, нравственность, загробная жизнь, бессмертие души, общечеловеческое счастье и т. д. Я хочу показать, что одна только смерть дает и счастье, и равенство, и свободу… Я хочу в своей книге подействовать на разум, на чувства; на нервы человека, на всю его животную природу. Я хотел бы, чтоб человек бледнел от ужаса, читая мою книгу, чтоб она действовала на него, как дурман, как страшный сон, чтоб она сводила людей с ума».

Рассказ «Бездна»: скандал и мистификация

Первый удар по общественной морали Андреев нанес в 1902 году, опубликовав в газете «Курьер» рассказ «Бездна». Главный герой произведения — студент Немовецкий — забредает вместе с возлюбленной Зиночкой на окраину города. Над ними сгущаются тучи, в вечерних сумерках они быстро сбиваются с пути и попадают в руки к бродягам. Босяки с инфернальным остервенением сначала избивают Немовецкого, затем насилуют несчастную девушку. Когда студент приходит в себя, то находит бездыханное, но «не мертвое» тело Зины, белеющее посреди темного леса. Внезапно в Немовецком пробуждается острое сексуальное влечение к неподвижному женскому телу. На фразе «И черная бездна поглотила его» автор завершает рассказ.

Откровенный натурализм, девиация героя, граничащая с некрофилией, шокировали читателей и критиков, навесивших на андреевское произведение ярлык «порнографии».

Супруга Льва Толстого Софья Андреевна написала гневное письмо в газету «Новое время», в котором призвала бойкотировать Андреева, не печатать и не читать его «безнравственных» рассказов. Лучшей рекламы нельзя было и представить.

В прессе закипела дискуссия о том, действительно ли так безнравственен Андреев. Сам автор не остался в стороне и начал выступать в печати с разъяснениями, дескать, зря его Толстой ругает, ведь «Бездна» — лишь побочная дочь «Крейцеровой сонаты».

Диалог Андреева с читателями на этом не закончился. Спустя год в газете «Курьер» появляется письмо, якобы написанное реальным студентом Немовецким, в котором тот подтверждает изложенную в рассказе историю, но уточняет, что ничего подобного тому, что описано в финале, не было. По версии студента, Зина очнулась и они вдвоем добрались до города, где им оказали помощь. Но после этого случая, признается Немовецкий, у него возникло отвращение к своей недавней возлюбленной. Мистификация, разумеется, оказалась делом рук самого Андреева.

Такая стратегия дала свои плоды. Имя Андреева прозвучало на всю Россию. Его рассказы стали переиздаваться огромными тиражами. Издатели предлагали до 1000 рублей за печатный лист, сумма по тем временам гигантская. В дневнике писатель без ложной скромности отмечал: «…в России меня, кажется, считают первым (конечно, после Толстого)».

Из молодых авторов конкурировать с ним мог только его ближайший друг Максим Горький. Кстати, Андреев был многим обязан Горькому. «Буревестник революции» познакомил начинающего писателя с литературной элитой Москвы и сделал его завсегдатаем собраний «Среды» — сообщества писателей-реалистов, в которое входили Н. Телешов, И. Бунин, Б. Зайцев, В. Вересаев и др. Долгое время Андреева именовали «тенью Горького», а поэт-символист и критик Зинаида Гиппиус вовсе обозвала писателя «подмаксимовиком».

«Жизнь Василия Фивейского» и зомби-хоррор в «Елеазаре»

Очередным ударом, всколыхнувшим российское общество, стал выход повести «Жизнь Василия Фивейского» (1903). История сельского священника, чья жизнь постепенно превращается в ад, внешне выглядела реалистически, но по содержанию оказалась взрывоопасной притчей. Сын попа Вася «родился идиотом», его страшный вид распугивает местных жителей села. Ребенок гибнет, но отец Василий, памятуя о евангельских чудесах, внезапно набирается решимости воскресить умершего. Во время отпевания он подходит к гробу, где лежит его сын, и грозно кричит: «Тебе говорю, встань!» — как бы повторяя евангельский сюжет, когда Христос воскрешает Лазаря. У Андреева смерть не просто выходит победительницей из поединка, но всецело торжествует над беспомощной плотью:

«Он наклоняется к гробу, в опухшем лице он ищет движения жизни; приказывает глазами: „Да откройтесь же!“ — наклоняется ближе, ближе, хватается руками за острые края гроба, почти прикасается к посинелым устам и дышит в них дыханием жизни — и смрадным, холодно-свирепым дыханием смерти отвечает ему потревоженный труп».

Отец Василий идет путем многострадального Иова, но, в отличие от библейского персонажа, несчастия приводят его к осознанию абсурдности человеческой жизни и бунту против Бога. Несмотря на антирелигиозный пафос, цензура пропустила повесть в печать. Посыпались обвинения со стороны церковных публицистов, считавших, что Андреев надругался над христианской верой. Но в литературной среде андреевское произведение получило одобрительную оценку. В Андрееве стали видеть не только шумного скандалиста, но и серьезного автора, способного взяться за глубокую тему.

Тема оживших мертвецов не раз встречается в текстах Андреева, так что его можно считать одним из родоначальников литературы о зомби.

В андреевском рассказе «Елеазар» задолго до «Кладбища домашних животных» Стивена Кинга показано, почему мертвецам лучше оставаться в могиле. Воскресший Лазарь у Андреева бесцельно слоняется по земле, наводя ужас на каждого, кто посмотрит в его глаза, наполненные тленом. А в произведении «Красный смех» (тот самый «красный смех», который гуляет по стране в песне Романа Неумоева, перепетой Егором Летовым) рассказчик видит галлюцинацию, напоминающую скорее сцену из американских хорроров:

«…рядом с одним мертвецом, где раньше было свободное место, вдруг появился труп: по-видимому, их выбрасывала земля. И все свободные промежутки быстро заполнялись, и скоро вся земля просветлела от бледно-розовых тел, лежавших рядами, голыми ступнями к нам».

Наряду со смертью другой важной темой андреевской прозы стала тема безумия. В рассказе «Мысль» (1902) изложена история профессора Керженцева, который совершает убийство и во избежание наказания притворяется сумасшедшим. Постепенно он сам начинает верить в свое безумие. Клиническая картина сумасшествия, созданная в рассказе, показалась настолько убедительной, что в специализированных научных журналах стали появляться статьи психиатров с анализом «параноидной психопатии» главного героя. Кроме того, в прессе пустили слух, будто и сам Андреев страдает душевной болезнью. Впрочем, кривотолки о патологиях Андреева выросли не на пустом месте — исследователи творчества писателя выяснили, что Андреев лечился в клиниках от «острой неврастении», причем тщательно скрывал от журналистов данный факт.

Русская «Тьма», «Жизнь человека» и революция

Бунтуя против религиозных концепций, Андреев в то же время не спешил записываться в ряды революционеров-безбожников. Хотя предпосылки для этого были. Через Горького Андреев сблизился с кругами эсеров-бомбистов. Молодой писатель, критически настроенный к царскому режиму, испытывал интерес к профессиональным революционерам. Известно, что Андреев пересекался с лидером Боевой организации Борисом Савинковым, участвовавшим в убийстве князя Сергея Александровича. В 1905 году Андреев провел неделю в тюрьме из-за того, что в его квартире собирались члены ЦК РСДРП.

Андреев вполне разделял анархистский пафос русских революционеров, его симпатии были на стороне тех, кто метал бомбы в высокопоставленных чиновников.

Но постепенно отношения с революционной братией начали портиться.

Может быть интересно

Эскапизм, соблазн и галлюциноз: история русской нарколитературы от Гоголя до Пепперштейна

Одной из причин стал андреевский рассказ «Тьма» (1907), в котором революционер-террорист прячется в публичном доме, пережидая ночь перед «делом». В доме терпимости террорист сходится с проституткой Любой, которая начинает доказывать ему бессмысленность его затеи. Главный аргумент Любы — «стыдно быть хорошим, когда я плохая». Ночь, проведенная с проституткой, открывает террористу русскую «тьму» — мир низов, «слепых от рождения», которым революция не принесет никакого спасения. Довольно сомнительная мысль Андреева явно отдавала «достоевщиной», кроме того, главный герой — революционер, разуверившийся в революции, — вызвал раздражение у демократической публики: на Андреева посыпались упреки от эсеров и анархистов. Публикация рассказа стала одной из причин разрыва отношений с Горьким.

Размежевание с бывшими собратьями из «Среды» поставило Андреева в странное положение — его произведения в равной степени отвергались и революционно настроенными реалистами, и «декадентами». Ни те ни другие не признавали его до конца своим. Манера андреевского письма отталкивала крикливостью, зацикленностью на абстрактных идеях, словесными излишествами в описании ужасов и страданий. Наиболее близким к андреевским поискам в этот период, как ни странно, оказался норвежский художник-экспрессионист Эдвард Мунк. С Мунком Андреева роднит не только внимание к теме отчаяния и одиночества. В начале 1900-х Мунк создает цикл картин «Фриз жизни», состоявший из нескольких тематических разделов: «Рождение любви», «Расцвет и закат любви», «Страх жизни» и «Смерть». Мунк писал в дневнике, что «фриз задуман как серия декоративных картин, которые в целом должны представить образ жизни как таковой».

Сходную философскую задачу пытался решить Андреев в пьесе 1906 года «Жизнь человека». Андреев написал 28 пьес, но ни одна из них не запомнилась так, как «Жизнь человека». Отбросив бытовые, исторические и социальные контексты, Андреев сосредоточился на символическом изображении человеческой жизни ВООБЩЕ. Загадочный персонаж Некто в сером, олицетворявший идею судьбы, появлялся в «Прологе» с зажженной свечой и возвещал зрителям:

«Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе небывший, таинственно схороненный в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем, — он таинственно нарушит затворы небытия и криком возвестит о начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный неведомой рукою, — это жизнь Человека. Смотрите на пламень его — это жизнь Человека».

Подобно циклу картин Мунка, каждый акт андреевской пьесы раскрывал определенный аспект «жизни Человека»: «Рождение Человека», «Любовь и бедность», «Бал у Человека», «Несчастие Человека», «Смерть Человека». Драматургический сдвиг в сторону условности и символизма, который происходил в андреевском тексте, заинтересовал сразу двух режиссеров — К. Станиславского и Вс. Мейерхольда. В 1907 году появляются две постановки — в Московском Художественном театре и в театре на Офицерской в Петербурге. В мейерхольдовской постановке преобладал аскетичный подход: минимум декораций, скупая обстановка, сцена была погружена в полный мрак, актеров из темноты выхватывал луч света. Андреев критически отнесся к режиссерскому приему:

«Этот мрак… Мейерхольд злоупотребляет им. Всю пьесу он пронизал мраком, нарушил целость впечатления. В ней должны быть и свет и тьма».

Станиславский пошел по сходному пути, предложив обшить все декорации черным бархатом, благодаря чему актеры стали напоминать марионеток, висящих в воздухе. «Эффект бархата», открытый Станиславским, позволял «безболезненно ампутировать ноги и руки, скрывать туловище, отрубать голову, прикрывая ампутированные части тела кусками бархата…».

Режиссеры МХТ Немирович-Данченко и Станиславский обнаружили в пьесах Андреева подходящий материал для собственных театральных экспериментов. Творческий союз драматурга и МХТ продлился до революции. С 1917 года в жизни Андреева наступил новый этап. Писатель увозит семью из революционного Петрограда в Финляндию, где еще в середине 1900-х в Ваммельсуу была построена его вилла. Оттуда он жадно следит за новостями, читает газеты, кормится слухами и размышляет в дневнике над причинами, которые привели к власти ненавистных ему большевиков:

«Настоящая причина в том, что „мы“, все эти эс-эры, Черновы, Плехановы, даже Сухановы и Мартовы — себя я выделяю — не были революционерами… Социальный строй? — добывай его, как добывает Ленин, этот самый подлинный и чуть ли не единственный революционер в России. Только простенькую республику? — делай, но делай, как тот же Ленин: бей направо и налево, лей кровь ведрами, а иначе дождешься, что другие придут за ней с бочонками».

Оказавшись в независимой Финляндии, Андреев занимается политической деятельностью: в 1919 году пишет антибольшевистскую брошюру «SOS», в которой призывает мировые правительства консолидироваться и осуществить военный поход против советской власти. Фактически Андреев предлагал путем иностранной военной интервенции спасти «гибнущую Россию».

Пытаясь возглавить «крестовый поход» против большевиков, Андреев ведет переговоры с Русским комитетом генерала Юденича, пишет письмо Павлу Милюкову, лидеру кадетов, который в 1919 году эмигрировал в Англию, с просьбой назначить его, Андреева, министром пропаганды Всероссийского правительства.

У Андреева даже созрел фантастический план поехать в США читать лекции о вероломстве большевиков. При всех этих грандиозных замыслах он создает двухсотстраничный роман «Дневник Сатаны», в котором Князь тьмы предстает в облике американского миллиардера Генри Вандергуда. В самый разгар гражданского противостояния в России у писателя случился «паралич сердца». В сентябре 1919 года в возрасте 48 лет Андреев умирает.

Может быть интересно

В поисках всеединого Богочеловечества. Зачем философ Владимир Соловьев ломал кресты и пил скипидар

За свою недолгую жизнь Леонид Андреев успел побывать адвокатом, художником, фотографом, журналистом, писателем, политиком и драматургом, снискать себе славу скандалиста, пессимиста-анархиста, создателя «нового театра». Было множество причин андреевской популярности, но одна из главных состояла в провокационности его творчества, пренебрежении к всяческим границам и запретам. Эдакий Ларс фон Триер начала ХХ века. Андреев уверенно наносил удары по привычным ценностям человека XIX столетия: общественной морали, оптимистической вере в исторический прогресс и т. д. Немецкий философ Гегель столетием раньше заворожил всю Европу своими мантрами: «действительное разумно, разум действителен». Андреев в лучших произведениях доказывал обратное: разум ничтожен, действительность не разумна.