Есть ли будущее у музыкальных фестивалей в эпоху ковида? Рассуждает темный музыковед Феликс Сандалов

Перед организаторами утрехтского Le Guess Who? стояла непростая задача. К середине ноября зажглись все стоп-сигналы, и стало ясно, что Нидерланды погружаются в очередной локдаун. По традиции понимание это пришло неожиданно. Впереди еще два дня фестиваля, почти семьдесят выступлений коллективов со всего мира, а вместе с ними тысячи проданных билетов; сверхсложная логистическая операция, включающая в себя визы, самолеты, тонны аппаратуры, две сотни волонтеров и два десятка площадок по всему городу. Слухи попозли в четверг, когда фестиваль только стартовал — речь шла о предстоящей пресс-конференции властей. Новости по территории LGW? распространяются моментально, тут каждые полчаса проверяют твиттер и бдительно спрашивают прохожих: «Как там твои, не отменились?» Переведенный на осадное положение фестиваль опубликовал в ночь с пятницы на субботу измененный лайнап, и зрители выдохнули с облегчением: большинство не отменилось. Несмотря на вступивший в силу запрет на работу клубов и баров после восьми часов, команде удалось смягчить вынужденную посадку. Программу переверстали на первую половину дня, а в воскресенье в залы пускали только при наличии свободных стульев, сократив тем самым вместимость площадок в два раза. Угроза полной отмены так и провисела в воздухе все выходные, а у людей просыпался нездоровый блеск в глазах, когда возникал вопрос, кем можно закрыть свой персональный список — где поставить точку.

Объявление правительством «мини-локдауна» — та еще чрезвычайка, но Le Guess Who? удалось протиснуться между новыми правилами и общественным порицанием.

Все это, конечно же, большая авантюра. Организаторы массовых мероприятий во время пандемии — даже если они делают все по правилам — находятся в очень уязвимом положении. В экстренных сообщениях команды LGW?, опубликованных в твиттере и на сайте, не встретить слова COVID-19 — только «новые запреты культурных событий», к которым нужно «адаптироваться». При этом устроители не скрывали, что праздник пришелся на непростое время: попасть на концерты можно было только вакцинированным, переболевшим или сделавшим тест, общее количество билетов в предпродаже урезали на 25%. Тесты и справки нужно было предъявлять каждое утро в обмен на браслет-вездеход. Баллоны с антисептиком стояли в каждом углу, залы продували между выступлениями, волонтеры придавали очередям цивилизованный вид — пусть и без особого дистанцирования. Во всем же остальном никаких нововведений — обычная фестивальная жизнь, которую вы можете себе прекрасно представить сами: протискивания туда-сюда, толчея у сцены, пристроившиеся на галерке компании, смеющиеся за пивом, танцы, периодический хэдбенгинг. Маски — большая редкость, если мы не считаем за них гигантскую голову мухи, в которой рыскал по сцене вокалист нойз-рокеров Ice Balloons.

Тональность Le Guess Who? можно сравнить с десятилетней давности СКИФом в Санкт-Петербурге.

Подчеркнуто эклектичный лайнап роднит LGW? со всей хорошей породой фестивалей, не скрывающих, что жанры придумали трусы, но СКИФом их объединяют возраст аудитории и сердце фестиваля, похожее на увеличенный в несколько раз Центр Сергея Курехина. Это Tivoli Vredenburg — гигантский модернистский куб, в котором разместились пять немаленьких концертных площадок. Если вы не застали старый СКИФ, то, наверное, слышали о проходившем в Казани Awaz — это, пожалуй, структурно самый близкий ответ утрехтцам в России: не пивной/травяной фрик-фестиваль, полный угара и приволья, а рассеянный по городу смотр сил международного авангарда, рассчитанный на внимательных и не мешкающих слушателей, что перебирают заветные подпольные имена как четки. Здесь не так много подростков, пришедших оторваться как в последний раз (хотя, если поискать, то точно можно найти): в 2016 году, самом большом в истории Le Guess Who, согласно их же данным, 40% пришедших и заполнивших опросник обладали master’s degree. В речи посетителей фестиваля часто встречаются глаголы «бегать» и «ловить», а один мой знакомый несмотря на вечерние +7 щеголял в спортивных шортах — так ему было удобнее спринтерски преодолевать два километра от одной площадки к другой.

Сюда есть за чем стремиться. Le Guess Who? — гордость страны, выставка достижений европейских ценностей: диалога, внимательности, гостеприимности, обеспокоенности будущим. Основатели так характеризуют миссию фестиваля: «обогатить представления людей о мире демонстрацией незнакомого или инакового звучания или истории» — и стартовав пятнадцать лет назад как слет канадских (отсюда смешение языков в названии) групп, Le Guess Who? разрослись до мультикультурного хаба мирового масштаба. В программе 2021 года можно найти как дарк-эмбиент про климатическую катастрофу, так пабликтоки про дайверсити, выступление квир-электронщика из Уганды и так далее. Заниматься неймдроппингом бессмысленно, к тому же у LGW? много чрезвычайно производительных ипостасей — под эгидой знака вопроса проводятся кинопоказы, выходят альбомы и происходит так много разной деятельности, что можно предположить, что все это дрейфует (или сносится волной) в сторону уже не большого европейского фестиваля, а культурного think-tank с внятной программой. Лайнап Le Guess Who? можно прочесть и как ответ на кризис миграции. Почти на каждой сцене звучали хип-хоп, фанк, джаз, киберграйнд и что угодно еще из стран Африки, особенное внимание было уделено фолку.

Хотя с одной из сцен и прозвучало заявление «fuck the COVID», эскапада «fuck the police» звучала все-таки чаще.

Занимательное смешение посылов — back to normal во всем, что касается проведения мероприятия и вместе с тем отчетливое заявление, что никакого normal не было и нет. Возможно, престиж фестиваля уберег его от решения властей закрывать все и сразу. Должно же быть некоторое общее представление о градусе накала на фестивале, которое может помочь нащупать разницу между суперспрединг- и мегасуперспрединг-ивентами, хотя такие моральные игры и ощущаются как нечто скользкое. Обычно в эти ноябрьские дни в Утрехте можно встретить охотников за новыми звуками из 60 стран. В этом году было много англичан, но слышалась и русская речь: эмигранты, программисты-космополиты, вакцинированные «Модерной» и пр., сорвиголовы, добравшиеся из России через Будапешт и так далее. Иностранные гости — это хорошо, но если в мире бушует пандемия? Когда решается, какую часть культурной жизни первой отправить под замок, любой нюанс может сыграть свою роль. Наверное, инициатива продемонстрировать мир каким он есть, перезнакомить людей на почве музыки и поднять ключевые вопросы современности — это не то, что пойдет под плаху. Чай не дет-метал сборище в ангаре. Но почему вдруг мы списываем со счетов дет-металлистов? И если посетители концертов стали в глазах современников кем-то вроде курильщиков, вредящих себе и другим, то кажется, что об этом стоить подискутировать.

Одна из старейших групп из Агадеса, что в Сахаре, на севере республики Нигер — Etran de L’Aïr — выступает на Le Guess Who?

Пересечение кураторских практик и политики борьбы с пандемией и/или ее регуляции пока что остается темной областью. Об этом попросту не говорят, делегируя ответственность вышестоящим специалистам — собственно, на таком уровне доверия к государству во многом и строится европейский менталитет. Но все же есть трещины и разломы. Утрехтский фестиваль Verknipt (начало июля 2021) местные власти обвинили в дополнительной тысяче выявленных заражений COVID-19. В конце июля мероприятия снова купировали, а через несколько недель в Амстердаме прошли митинги за отмену ограничений на проведение фестивалей.

На одном из плакатов было остроумно процитировано бруклинское трио: Fight For Your Right to Party. Вскоре после протестов власти приоткрыли клубы.

Но что такое вечеринка сегодня и насколько она должна быть похожа на то, к чему мы привыкли? Взять, к примеру, маски. По поводу целесообразности их ношения в душных замкнутых помещениях пусть ломают копья специалисты, но замечу лишь только, что фестиваль не работает без лицезрения людей. Мне удалось убедиться в этом год назад на рейве в Берлине: посетителей ежеминутно просили поправить маски волонтеры, атмосфера была непривычно неконтактная и натянутая, и даже жизнерадостный хаус звучал отчужденно и как будто ни для кого. Маски, вакцины, браслеты, предупреждение, дистанцирование — все задает определенное восприятие публикой фестиваля и ее поведение на нем. Это и есть дизайн фестиваля. При этом в ситуации, когда в обществе непрерывно обсуждаются показатели заражений (на следующий день после финиша LGW, 15 ноября — 16324 заражений), неудивительно, что и команда любого фестиваля начинает думать, как бы им обойтись без попадания в новостные заголовки по сомнительному поводу.

Тут можно быстро добраться до совсем уж занимательной арифметики, но какие-то спекуляции себе можно позволить. Скажем, у нас фэнтези-фестиваль на двадцать площадок, и на них играет в основном чопорный авант-джаз. А что будет с коэффициентом передач вируса, если с трех площадок мы убираем джазменов и теперь там будет непрерывный драм-н-бейс? А если скинуть из лайнапа еще пять джазовых ансамблей и заменить их равносильными по масштабу перформансами или выставками?

Стоит ли ставить рок на вечер? Насколько сидячими могут быть танцы? Как мы можем вообще измерять заражаемость на концертах и как сравнивать их с торговыми центрами?

Вопросы кураторской биополитики возникают буквально на каждом шагу: приглашая хардкор-группу мы предполагаем, что их аудитория все еще стрейтэдж или что продажи пива во время их сета взлетят втрое? А можно ли аккуратно притушить запал секцией нью-эйджевого эмбиента в протестантской церкви? Это заходит сильно дальше, чем можно себе представить. Меняется ли характер живых исполнений в сторону большей камерности, если все собравшиеся неоднократно переживали долгие минуты молчания за эти полтора года? Станет ли на фестивалях, план Б которых — это дистанцированная рассадка, больше новых «новых тихих»? Насколько ближе концерт становится к спектаклю, к перформансу, в таких зафиксированных условиях? И как все эти перетасовки и wild mood swings влияют на представление о большом европейском музыкальном фестивале? В один вечер мне показалось, что дым, вышедший из моих легких, завис большим знаком вопроса.

Но эти вопросы не такие уж и праздные по множеству причин — в том числе и экономических. Ошибки стоят дорого.

Если вы играете суперкачовый брутал слэмминг дет-металл или же EDM, то у меня для вас плохие новости — с туром в Роттердам пока придется повременить. В самой Голландии музыкальную индустрию уже больше года не поддерживает государство. Позади полтора года без крупных фестивалей, да и в принципе практически без концертов. Общемировые потери музыкальной индустрии за прошлый год по одному из подсчетов составили 30 миллиардов долларов — это десятки тысяч рабочих мест. Этот большой организм связывает артистов, фестивали, площадки, звукорежиссеров, лейблы, производителей винила, продавцов и производителей оборудования, прокатчиков, световиков, специалистов по безопасности, бартендеров, да кого угодно. В соседней Германии были программы по прямому и косвенному (например, через субсидирование тестов в центрах, открытых в переживающих бедствие концертных площадках) вспомоществования музыкальному бизнесу, но и они постепенно сошли на нет. Больше года без поддержки властей — и в Нидерландах организация больших мероприятий уже кажется достаточно сомнительной с точки зрения бизнеса затеей. Прямых оценок бюджета LGW? 2021 нет, но полагаю, что заправка такой машины обойдется в несколько миллионов евро. Конечно, за окном проносится другая красивая жизнь — но я предпочел бы вынести Spotify и прочие подобные сервисы из разговора о музыкальной индустрии, так как они сами хотят, чтобы их оценивали по тарифу IT-компаний. Лайв же сегмент давно уже просит мертвой воды. Одна моя знакомая-промоутер потеряла почти сто тысяч евро из-за отмен выступлений русских артистов в Европе — и тогда она, будучи из числа тех, кто не видит жизни без праздника, отправилась в длинный вояж по странам с мягким отношением к ограничению культурных мероприятий.

Отсутствие международных туров двояко задело Россию: страдают не только отечественные музыканты, международная карьера которых замерла, но и фанаты всего привозного.

Например, если американская певица не уверена, что готова прожить в изоляции ради трех ограниченных двумя сотнями мест концертов в Европе, то привезти ее в Москву даже на стадион будет почти невозможно. В России уже отменились в 2021-м «Боль», Park Live, «Нашествие», «Дикая мята» и другие большие фестивали. С одной стороны, мы можем только порадоваться новым возможностям для импортозамещения, но сползание фестивальной жизни в монокультурную плоскость и сужение территории, на которой можно заниматься искусством, — это не совсем то, что хочется приветствовать. И тем более если доля государственной поддержки в бюджете фестиваля вырастет, то легко себе представить, что это будет означать в наших реалиях. Йохан Гийзен, один из основателей Le Guess Who, считает, что маленьким фестивалям тоже придется несладко, так как конкуренция в условиях отсутствия финансирования только обострится.

Бруклинцы Gustaf выглядят и звучат так, как будто только что выбрались с домашней вечеринки в Гётеборге в 1982-м

Со стороны выступающих вымирание фестивалей представляется совсем уж концом света. Огромное количество музыкантов, для которых gegen — это постоянный способ взаимодействия с окружающим миром, оказались в крайне затруднительном положении. Как можно адаптироваться к постоянно меняющимся правилам, если ты профессионально кричишь в микрофон, что правила нужно нарушать? Их боль можно понять — это люди, которых вся жизнь готовила к тому, что перед ними будут большие залы, рейвы на станциях метро и концерты в переполненных пивных. Тоска по сцене — это не фигура речи: представьте себе архитектора, которому сказали, что его поколение больше не будет строить. Боюсь предположить, сколько диджеев и диджеек испытали нешуточное разочарование от того, что играть им в ближайшее время предстоит разве что в зуме. Если пандемия пробудет с нами еще несколько лет, то не исключено, что привычные нам большие европейские фестивали уйдут в прошлое.

В конце концов, возникновение фестивалей-гигантов, где можно увидеть артистов калибра Канье Уэста или The Rolling Stones, было связано с триумфом глобального мира, стремившегося множеству людей дать возможность побывать везде где угодно — если это позволяет их кошелек.

Гастрольные графики больших групп будут сильно зависеть от того, на каких условиях в Голландии (и, шире, в Европе) смогут работать клубы. Настроения тут пессимистичные: «Он [локдаун] продлится как минимум до конца января. Я в ужасе! Хочу уехать в Великобританию!» — сказала мне визитерка из Амстердама. Однако 84% взрослого населения Нидерландов вакцинировано: после прививки и нескольких локдаунов голландцы чувствуют себя несколько обманутыми — и уставшими от мысли о еще одной мрачной зиме взаперти.

Шутки про «по ночам вирус особенно опасен» я слышал за выходные в разных исполнениях десятки раз.

Поэтому вечер субботы в Утрехте выглядел непривычно оживленным до восьми часов — вино и пиво потреблялось с размахом народных гуляний, на улицах образовывались спонтанные альтернативные сцены LGW?, но затем город стал постепенно пустеть, хотя в центре еще встречались пестрые компании выпивающих, у которых из-под рукавов курток торчали фестивальные браслеты.

Психоделическая гигантомания Neptunian Maximalism

Любой фестиваль сам по себе — своего рода суперорганизм вроде колонии муравьев, автономных, но соединенных реакциями друг с другом, соподчиненных законам толпы, музыкального спроса и предложения. В воскресенье, в последний день Le Guess Who?, глаза этого многоголового организма лучились эйфорией от возможности достойно закрыть фестивальную программу — лично мне особенно запал в память концерт нарочито угрюмого испанца Don The Tiger (схожего в чем-то со своим земляком Ô Paradis), который, сойдя со сцены, не мог скрыть своего довольства происходящим. Еще в мае глава местного минздрава ответил на вопрос журналистов о судьбе культурных мероприятий (концерты тогда были запрещены, но при этом запросто можно было наведаться в «Икею»): «Вы ведь можете посмотреть концерт дома, на DVD». Поразительно, что даже в Нидерландах чиновникам сложно представить существование сотен тысяч странных людей, покупающих виниловые пластинки, ездящих в другие страны ради часа вместе с одной-единственной группой, видящих цель жизни в том, чтобы играть и слушать музыку. «Они [власти] относятся к этому как к развлечению», — бросил с болью в голосе случайно встреченный мной московский промоутер. Да, это развлечение, конечно, но ведь не только оно. Для многих людей музыка — смысл жизни, и это, если вдуматься, не самый глупый из возможных вариантов. Возможно, меломания — не такая тяжелая болезнь, как синефилия, но если уж мы начали мелкий торг с реальностью, то почему бы не считать первую смягчающим обстоятельством в ситуации, когда психологический ущерб от ковида и его последствий не поддается оценке. Стоит ли говорить, что локдауны или мини-локдауны не решают проблемы целиком: в промзонах и на заброшенных стройках начинают проводить нелегальные фестивали, где уже не идет никакого учета и не предпринимается никаких попыток оградить людей от опасности.

Это упрямая муравьиная колония — и предложением посмотреть DVD от нее не отделаешься.

В случае неразрешимых этических вопросов в современном мире на помощь нередко приходит финансовая система и одалживает запутавшимся свои методы и логику. Все описанное выше, да и сам этот текст, по сути продиктованы одним неумолимым качеством человеческого характера: с чем бы мы ни столкнулись, рано или поздно происходит нормализация. Один из способов сохранить рассудок перед лицом большой беды — низвести все на уровень вычислений, попробовать разложить катастрофу на множество маленьких инцидентов по клеткам экселевской таблицы. Так уже бывало: существуют же эмиссионные квоты, определяющие, сколько еще парниковых газов вы можете выбросить и сколько черепах, белых медведей и зябликов погубить. Эти квоты можно покупать, продавать, обменивать, что подчиняет противодействие глобальному потеплению логике рыночных инструментов. Кто-то скажет, что странно было бы ожидать другого от капиталистической системы. Пожалуй. Однако не исключено, что back to normal в следующем году будет выглядеть как распределение квот между концертными площадками, кинотеатрами, торговыми центрами и прочими местами публичных скоплений — квот на выброс ковида.