Что такое мораль и как стать более нравственным

О возрастающей сложности

Чувствовать себя хорошим и высокоморальным приятно. Не кради, не лги, ешь здоровую ед… (а, нет, это другое), не убивай — очевидные же истины!

Однако сегодня жизнь постоянно заставляет нас делать всё более сложный выбор: ни библейским мудрецам, ни Аристотелю, ни Канту не приходилось думать о генетических экспериментах, феминистических скандалах или о подозрительном с точки зрения этики производстве китайских кроссовок.

Мир становится слишком быстрым и сложным, и использовать в нем десять заповедей, однозначные добродетели или раз и навсегда сформулированный императив в качестве универсального инструмента и руководства к действию уже не получается. Представители разных эпох, национальностей и даже социальных групп многие явления оценивают далеко не одинаково. Достаточно вспомнить, как меняется отношение к эвтаназии, абортам, контрацепции, религиозной нетерпимости, гендерным сценариям или иерархии, — и казавшийся нерушимым монолит моральных принципов разлетается на мелкие осколки.

Исследования доказывают, что наши нравственные парадигмы не статичны. Так, австралийские ученые проанализировали частоту и контекст использования в литературе «моральных» терминов с 1900 до 2007 года. Обнаружилось, что некоторые понятия в одну эпоху становятся крайне популярны, а в другую человечество о них словно забывает. Например, идеи, связанные со святостью и благочестием, а также грехом и осквернением, почти исчезли из дискурса к 1980 году, чтобы потом, ближе к XXI веку, внезапно возникнуть вновь.

Мораль: оси координат

Мораль, помимо святости и благочестия, затрагивает и другие важные категории. В широком смысле она представляет собой нормы, касающиеся поведения в обществе. Но что конкретно под этим подразумевается? Как описать нравственность?

Один из пионеров в области изучения морали, американский психолог Лоренс Кольберг полагал, что фундамент, на котором мы возводим здание правил и запретов, — это вопрос справедливости. Коллега Кольберга, феминистка и психолог Кэрол Гиллиган выступила с критикой такого подхода.

По ее мнению, есть два пути быть нравственным: один — мужской, с акцентом на справедливость, и второй — женский, в основе которого лежит забота о людях, когда маркером моральных качеств человека становится его отношение к другим.

Ознакомившись с рядом антропологических работ, Крейг Джозеф из Северо-Западного университета и психолог Джонатан Хейд, помимо двух названных, выделили еще три моральные основы. Итоговый список выглядит так:

1) справедливость — важно стремление к равенству, желание избежать предвзятости;

2) забота или защита слабого — неправильно то, что приводит к страданиям;

3) лояльность или принадлежность к группе — в приоритете верность семье, сообществу или даже нации;

4) иерархия или уважение к власти — те, кто не проявляют почтительности или нарушают порядок, подвергаются остракизму;

5) чистота или святость — нарушители кодекса благочестия считаются нечестивыми, запятнанными.

Сегодня любая дискуссия на этическую тему может быть сведена к одной из этих линий.

Имеет ли педагог начальных классов моральное право подрабатывать по вечерам в стриптиз-клубе?

Если вам неприятно об этом думать, то у вас высокие запросы к учителям по пятому пункту (чистота). Есть ли преференции у коренных москвичей по сравнению с приезжими? Здесь речь идет о принадлежности к группе и справедливости. Нужно ли обязать всех жителей района помогать жертвам домашнего насилия? Вопрос заботы.

Каждый может оценить свою систему моральных установок по пяти перечисленным параметрам и отмечать, происходят ли со временем изменения и какие факторы на это влияют.

Науке известно, что взгляды целого общества меняются от эпохи к эпохе. Так, психологи из Мельбурнского университета выяснили, что забота, сострадание и безопасность сейчас для нас важнее, чем сорок лет назад, а, например, ценность уважения к власти с начала XX века заметно снизилась.

Итак, нравственные императивы следует считать промежуточными результатами культурной эволюции. Как же развить в себе необходимые качества, не дожидаясь, пока сменится очередная общественная парадигма?

Нравственность как продукт воспитания

В 1930-х годах швейцарский психолог Жан Пиаже изучал, как дети развивают моральные суждения, и выяснил, что для успеха здесь важны не внешние рамки и необходимость их придерживаться. Само по себе наказание за вранье не делает маленького человека этически зрелым. Зато Пиаже удалось доказать, что такое развитие происходит, когда дети играют в группах и обсуждают правила: что честно, а что нет, кто прав, а кому штрафная саечка. Это активный процесс, требующий взаимодействия, когда ребенок сталкивается с проблемой и пытается ее решить.

Следом за Пиаже к изучению того же вопроса приступил и Кольберг. В 1958 году он сформулировал теорию нравственного развития — модель, показывающую, как у ребенка благодаря социальному влиянию формируются всё более тонкие и глубокие представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Согласно концепции Кольберга, всего существует шесть таких стадий — ступеней, по которым при удачном раскладе человек прошагает до самого верха.

На первом уровне мы стараемся быть послушными, чтобы избежать наказания. Не берем конфет, чтобы папа не ругал, и не засовываем в карман чужие серебряные вилки, потому что посадят.

На втором левеле человек по-прежнему судит о своем поступке по возможным последствиям, однако теперь уже не столько пытается избежать наказания, сколько хочет получить практическую выгоду: «Буду хорошим — позовут на праздник».

На третьей и четвертой ступенях люди сверяют свое поведение с ожиданиями социума. Важно, чтобы ты сначала поступал так, как это приветствуется в твоем ближнем кругу (ведь в нашей семье не принято оскорблять слуг и вытирать лицо занавеской!), а потом и в обществе (ага, тут есть правила и законы — будем жить по ним).

На пятом и шестом уровнях человек шагает еще дальше: да, социальные нормы — удобные договорные конструкции, но порой они вступают в противоречие с ценностями отдельных групп или личностей, и эти конфликты имеет смысл рассматривать отдельно.

Шестая ступень подразумевает наличие универсальных моральных принципов: «Я так поступаю, потому что это правильно, да и законы соблюдаю, пока нахожу их справедливыми».

Ученым удалось доказать, что развитие происходит строго последовательно, но не всегда до конца — кому-то суждено вечно болтаться на низших ступенях.

Кольберг работал с детьми от 10 до 16 лет, предлагая им решать и затем обсуждать дилеммы. В самой известной из таких историй жена Хайнца умирает от особой формы рака. Местный аптекарь нашел лекарство, которое ей поможет, однако продавать чудесный препарат он собирается за немыслимые для бедного мужа деньги. Хайнц пробовал торговаться, обращался за помощью к знакомым, но всё оказалось тщетно. Имеет ли он моральное право ограбить аптеку? А если бы Хайнц не любил жену? А если бы это была не супруга, а собака? А вы арестовали бы горемыку, если бы работали местным полицейским?

Считается, что обсуждение подобных дилемм и помогает продвинуться в своем нравственном развитии. Что-то подобное говорила школьная учительница, размахивая томиком Достоевского, но ее мало кто слушал.

Теория нравственного развития Кольберга стала одним из столпов американской педагогики.

Там вдруг поняли, что просто сообщить человеку: «Врать нехорошо!» — мало. Кроме Достоевского, здесь важны размышления вслух, дебаты, рефлексия, нужен акцент на наши эмоции и действия — что бы я чувствовал, как бы поступил?

Дискуссии на тему нравственности считаются удачными, если:

— провоцируют когнитивный конфликт или хотя бы вызывают бурное несогласие;

— аргументы доступны школьнику, то есть подбираются с учетом стадии его нравственного развития;

— обсуждение интерактивно, затрагивает личность учащихся и позволяет им делать собственные умозаключения.

Аффектный выход

Кольберг, как сторонник рационального подхода, связывал нравственное развитие с логическим: чем выше наш когнитивный уровень и сложнее умозаключения, тем ближе мы находимся к вершине той самой лестницы из шести ступеней.

Сегодня ряд исследователей, изучающих мораль, придерживается другой позиции и полагает, что в основе наших рассуждений лежат не рациональные доводы, а эмоции. Порой мы и вовсе используем логику, чтобы разумно и нестыдно обосновать поступок, совершенный интуитивно. Такие случаи «морального ошеломления» были показаны в экспериментах: их участники с ходу решали этическую дилемму, а потом долго-долго пытались объяснить, как это, чёрт возьми, у них получилось.

На самом деле имеют значение оба фактора — и чувства, и доводы разума. Разница в подходах: ученые-рационалисты делают акцент на когнициях (то или иное поведение в первую очередь «продукт» мышления), а «интуиционисты» полагают, что главное — чувство, вспыхнувшая эмоция.

Понятно, что второй подход не завоюет популярности в педагогике и воспитании. Сформировать эмоциональную реакцию сложнее, чем научить бодро рассуждать о лучах света в темном царстве.

Миру — геймер

Кольберг использовал нарративный подход: познакомившись с историей, слушатель сам решал, как относиться к изложенным событиям. Однако мы можем погружаться с головой в забористые сюжеты и через другие каналы — литературу и кино.

Сериалы «Мир Дикого запада» и «Черное зеркало» ставят больше этически сложных проблем, чем литераторы последних десятилетий.

Но по показателю «количество моральных дилемм на единицу времени» с огромным отрывом лидируют компьютерные игры. Как этот жанр помогает прокачать нравственность?

Игры развивают аналитический аппарат, влияют на наш подход к миру, задают культурно-этические ориентиры. Мы встаем перед необходимостью не просто поразмыслить над ситуацией, но сделать это активно, то есть принять конкретное решение и столкнуться с его последствиями. Если, читая Сапковского, можно пропустить те места, где герой мучительно выбирает меньшее из двух зол, то в игре «Ведьмак» увильнуть от ответственности не получится: нужно убить или тех, или других.

Этический выбор — одна из излюбленных игровых механик у гейм-разработчиков, которые ведут статистику, чтобы выяснить, как в сложной ситуации предпочитает поступать большинство пользователей. Мел Маккубри, нарративный дизайнер Assassin’s Creed Odyssey, хвалится одной из таких дилемм: «Вы находите людей, зараженных чумой, и священник хочет убить их, но семья не виновна ни в чём, кроме болезни». Любопытно, что 68% игроков решают спасать несчастных, хотя те потом заразят весь остров.

Еще одно преимущество игр состоит в том, что они затрагивают эмоциональный мозг, биологическую «плату», на которой записан этический код, меняя наши чувства, мысли и действия.

Гейм-дизайнер Джейн Макгонигал рассказала об игре, разработанной в Университете Джорджии. Система вручает вам виртуальную бензопилу, и вы радостно спиливаете пиксельное дерево. При этом джойстик поддерживает эффект вибрации, а когда исполинское растение падает, игрушечный лес затихает и птицы перестают щебетать. Этот нехитрый прием меняет поведение людей в реальной жизни: в течение следующей недели они, храня воспоминания о погибшем дереве, использовали на 25% меньше бумажной продукции.

Развивающий потенциал игр уже оценили некоторые педагоги. Например, норвежский учитель Тобиас Стаби включил в свою программу квест The Walking Dead в качестве «катализатора для обсуждения этических дилемм». Каждый раз, когда нужно сделать непростой выбор: спасти одного из раненых или пристрелить очередную укушенную нежитью жертву, — Тобиас ставит игру на паузу, а счастливые ученики анализируют ситуацию. Да, бывает и так, что зомбирующее действие компьютера оказывается наиболее благотворным для растущего организма!

Если игры вас не увлекают, стоит обратиться к книгам. Художественная литература оказывает на нас комплексное воздействие, задействуя и логически-рассудительное начало (привет рационалистам), и эмоции, ведь беллетристика заставляет сопереживать.

Известный канадский психолог и когнитивный лингвист Стивен Пинкер уверяет, что нас как биологический вид сделала лучше именно манера рассказывать друг другу истории.

Это своего рода «моральная технология», развивающая этический кругозор: да, оказывается, есть иные племена и кланы, и у тех ребят свои представления о счастье, отличные от наших. Фокус, по мнению Пинкера, тут еще и в том, что литература может погрузить нас в ощущения другого человека, приобщить к его внутреннему миру, а понимая, как он устроен и что испытывает, мы гораздо лучше ведем себя с ним.

Если верить теоретикам нравственного развития, нам нужно чаще решать моральные дилеммы, и не важно, где они появились — в школьном классе, на экране компьютера или на страницах романа. Чувства и размышления, трудный выбор — это то, благодаря чему мы лучше понимаем и себя, и мир вокруг. Представления о прекрасном могут меняться от поколения к поколению, но тот, кто делал сложный выбор в окружении зомби, кажется, готов к любым переменам.