«Для мужчин огромная проблема, что женщины определяют теперь свою жизнь сами»: социолог Ирина Тартаковская — об эволюции гендерных стандартов в России

Гендерные роли в СССР

1991 год — это конец СССР и конец советской гендерной политики, изменения в которой наметились уже во время перестройки. Под маскулинностью понимают совокупность черт, которые приписываются мужчинам в рамках культуры и отражают характерное мужское поведение. Быть маскулинным в разное время означало разные вещи. Советский гендерный режим принято определять как этакратический: государство играло большую роль в определении гендерных ролей, того, чем занимаются мужчины и женщины — как с практической, так и с идеологической точки зрения.

Наиболее интенсивной была гендерная политика в отношении женщин. Им отводилась особая роль в строительстве социализма: женщин надо было вывести из-под влияния патриархальной семьи, на них тоже рассчитывали как на рабочие руки.

Главный гендерный контракт для женщин был связан с ролью работающей матери, совмещающей материнство с работой на производстве. Это давало им значительные основания для независимости от мужчин. Для поддержания своего существования женщины могли опираться на государство, предоставлявшее им социальные блага. Матери могли работать, потому что дети находились в доступных дошкольных учреждениях, в школах же действовали группы продленного дня. Семьи с детьми имели преимущество при получении жилья. Государство выплачивало материнские пособия, детям давали путевки в пионерские лагеря за символическую плату. Были и городские летние лагеря. Детские кружки и спортивные секции тоже стоили недорого. Но эти социальные сервисы работали не идеально, часто матерям требовалась помощь бабушек. Именно с этим связан ранний пенсионный возраст для женщин — 55 лет. Благодаря этому они могли заниматься внуками, освобождая рабочие руки дочерей и невесток.

Что же требовалось от мужчин? Поскольку супруга могла без него обойтись, главная роль, которую отводило государство мужчинам, лежала в публичной сфере: роль работников, героических защитников государства, мужественность которых носила публичный характер. Они работали на благо общества, строили социализм, защищали государство — в этом заключалась мужская доблесть.

В период позднего СССР идеологический запрос на строительство коммунизма был уже достаточно формальным. Если говорить о повседневных ценностях, это привело к тому, что успешная маскулинность подразумевала два аспекта. Во-первых, мужчина должен был быть профессионалом на своей работе, во-вторых, способен обеспечить семью. Не как единственный кормилец, но все-таки он должен быть материально состоятелен.

Этот второй аспект, образ мужчины-кормильца, считался прагматичным и оспаривался в позднесоветских произведениях искусства (Гоша из «Москва слезам не верит»). Появился образ непрактичных, романтичных людей, например, связанных с наукой, и он тоже был востребован (аспирант Шурик из «Кавказской пленницы»).

Соответственно, в СССР семейная роль мужчин как лидеров, определяющих правила игры, ограничивалась. Конечно, это не означало конца патриархата, но такая задача и не ставилась.

Позднесоветская маскулинность

В позднесоветское время большинство мужчин, лишенных решающего голоса в семье, не имели возможности успешно проявить себя в общественной сфере.

Когда началась война в Афганистане, появилась «афганская маскулинность» участвовавших в ней военных. По воспоминаниям многих из них, особенно офицеров, это было лучшее время их жизни. Они чувствовали, что делают что-то важное, хотя отношение общественности к этой военной операции было достаточно критичным.

Тип традиционной маскулинности стал меняться. Появилась идеологическая предпосылка на становление патриархата — не архаического, а модерного; на становление маскулинности западного капиталистического мужчины. Он автономен, успешен, содержит свою семью. Может себе позволить высокий уровень жизни в сфере потребления. Этот тип маскулинности проникал уже в позднесоветскую идеологию и оказался очень востребован в постсоветскую эпоху.

В этой ситуации маскулинность мужчины, работающего на производстве, была сильно скомпрометирована.

Традиционные области производства, такие как оборонная промышленность и другие, находились в глубоком кризисе. Многие мужчины теряли работу, потому что лишились своего профессионального статуса, который поддерживался в СССР и идеологически, и на уровне повседневных смыслов. Это был статус «умельца» — человека, создающего какие-то важные вещи.

Этот статус был очень высок не только потому, что у его обладателя предположительно была успешная карьера, но и потому, что вся сфера бытового обслуживания в СССР влачила жалкое существование. Никаких служб наподобие «муж на час» не существовало, более того, даже обычные слесари и электрики выполняли свои обязанности крайне неохотно. Единственный способ решить бытовую техническую проблему заключался в том, чтобы всё уметь и делать самому. И чем шире был набор такого рода навыков, тем больше был социальный капитал мужчины (если он не принадлежал к элите и не имел возможности повышать свой престиж иначе). Маскулинность всех этих мужчин пребывала в упадке.

Полукриминальная маскулинность перестройки

Когда советское государство перестало существовать, то какое-то время определенной гендерной политики не было совсем. Изменения в гендерных отношениях тогда происходили под влиянием самых разных экономических и идеологических факторов.

Это было время острого социально-экономического кризиса, требовавшего очень быстрого приспособления к меняющимся обстоятельствам. Возникли первые богатые мужчины-предприниматели. Бизнес перестройки и 90-х поначалу имел мужское лицо. В это же время произошла нормализация криминальности. На глазах стремительно формировался престиж не умельца, а мужчины, получающего деньги любым способом.

Возникли типажи уже не защитников государства или закона, а гипермаскулинизированных вооруженных людей, напрямую связанных с криминалом (фильм «Бумер», сериал «Бригада»). Маргинальные ранее виды деятельности стремительно нормализовывались и становились престижными — это относилось и к женщинам. Возникли вполне легитимные роли содержанки, секс-работницы (героини фильмов «Интердевочка», «Курьер»). Появлялись также варианты глобализированных маскулинностей и фемининностей западного образца — корпоративные работники, впоследствии бизнес-леди (героини сериала «Не родись красивой»). Тогда же обрел голос и российский феминизм.

Во время криминальных войн 90-х родилась дикая полукриминальная маскулинность, имевшая свою романтику и культурную поддержку. Формировался образ мужчины, который всё время рискует, но посредством этого риска приходит к успеху.

Конечно, это был не единственный популярный типаж — разные типы маскулинности находились в конкуренции между собой. Моя коллега Жанна Чернова описала эти типы на примере мужских журналов. Среди прочего она выделила типажи предпринимателя, преступника, успешного работника госструктур. Уже тогда появился «айтишник» — эксперт в области новых технологий, молодой неагрессивный человек, за которым будущее (эти типажи встречаются в сериалах «Казанова», «Улицы разбитых фонарей», фильмах «Бакенбарды», «Брат»).

Вся эта пестрая картина начала трансформироваться по мере того, как государство стало возвращаться в гендерную политику.

Гендерная политика 2000-х

В нулевые годы государство опять обратилось к женщинам. В 90-х очень сильно снизилась рождаемость. C демографической ямой совпали отсутствие уверенности в будущем и падение социальных сервисов. Изменения в социальной политике были призваны исправить всё это.

Главным шагом в этом направлении стал закон о материнском капитале. Были и идеологические меры, направленные на повышение рождаемости. Одно время повсюду вешали смешной плакат «Стране нужны ваши рекорды», на котором молодая женщина держала на руках троих малышей. Никакого мужчины при этом рядом не стояло. То есть женщины оказались в фокусе внимания как люди, от которых зависит решение демографической проблемы.

Внятной повестки по поводу маскулинности, в общем-то, не появилось. Решить демографическую проблему дешевле всего консервативным путем: не увеличивать средства на социальную политику, а просто надеяться, что семья добровольно всё возьмет на себя, будет рожать и выращивать много детей, сама заботиться о пожилых, а государство от всего этого избавится.

Была идеологическая поддержка отвечающего за семью «традиционного» мужчины, слово которого — закон (фильмы «Про любоff», «Адмирал»). Такие домостроевские мотивы стали звучать всё громче и громче. Но без той настоятельности, которая была в обращении к женщинам по поводу их «женского долга».

Потому что, во-первых, мужчины не так важны в этом процессе, во-вторых, вопрос, какую маскулинность предложить мужчинам в массовом порядке, сложнее. Ясного ответа на него не было.

Конечно, роль защитника оказалась весьма востребована. Милитарная маскулинность всячески пропагандировалась (фильмы «9 рота», «Монгол», сериал «Кадеты») и имела отклик. Но в современном обществе не все мужчины могут быть задействованы в силовых структурах. Должна быть какая-то другая программа, которой предложено не было. Но было представление о маскулинном успехе — таком же, как и в других развитых обществах.

На Западе в начале XXI века существовала конкуренция между маскулинностью милитарной («Александр», «Гладиатор») и экспертной («Шерлок»). В России эта амбивалентность тоже есть. Но там эксперты победили однозначно — у нас же эта дилемма пока не решена; кроме того, и те, и другие должны разделять государственные ценности.

Традиционные ценности и гомофобия

Сейчас идеологически поддерживается маскулинность силовиков. Сама идея, что страна в предвоенном состоянии, в кольце врагов и т. д., порождает на это спрос. Возникает тема военной подготовки в школе, патриотического воспитания.

Естественно, идеология государства — не единственный источник, формирующий нормы поведения, касающиеся в том числе маскулинности. Существуют другие ценности и образцы. Например, образ гражданского активиста, человека, который бросает вызов системе и борется за справедливость, конечно, тоже востребован в определенной среде.

По мере того как в России формировалась гендерная идеология в ее нынешнем виде, гомофобия оказалась очень удобным инструментом, позволяющим отделять российскую культуру от культуры развитых западных стран. Гомофобия возникает не только потому, что на нее есть идеологический заказ. Она связана с тем, что людям свойственен бессознательный страх оказаться в обществе без привычных иерархий. Представления о том, кто такие мужчины, женщины и как они создают семью, служат одной из базовых рамок.

Если всё это спутано, как вообще жить? Это страх потеряться в новых и непонятных правилах жизни.

Очень сложно сказать, что такое «традиционные ценности», о которых у нас постоянно идет речь. Людей, живущих архаическими, домостроевскими ценностями, очень мало. Возможность отделиться посредством гомосексуальности — чуть ли не единственная скрепа, которая у нас есть: вот оно, мы нашли наконец различие, нашли, в чем мы лучше и с помощью чего можем себя им противопоставить. Это материал для идеологической эксплуатации, находящей психологические отклики у некоторых людей.

С другой стороны, Россия существует в рамках глобального мира и претендует на то, чтобы быть страной с современными, модернизирующимися ценностями. Это порождает много противоречий в сфере идеологии и повседневной жизни.

Гендерные турбулентности современной России

В советское время патриархальные отношения были разрушены достаточно сильно. Практики всегда меняются быстрее норм. За практиками начинают меняться ценности — это происходит постепенно, но в массовом порядке. Женщины в России, чувствующие себя самостоятельными, автономными людьми, уже не понимают, с какой стати они должны терпеть то навязчивое сексуальное внимание, которое им не нужно. И зачем вообще терпеть отношения, в том числе семейные, которые некомфортны и не доставляют радости?

Конечно, здесь играют роль глобальные процессы: движение #MeToo, скандалы и судебные процессы, связанные с домогательствами. К каким-то конкретным процессам и скандалам отношение может быть разное, но сама по себе норма новых гендерных отношений в России уже представлена. Пока что по большей части среди женщин. Для многих мужчин эти изменения не очень понятны и вызывают растерянность, которая может переходить в агрессию.

Если в советском обществе статус разведенной или незамужней женщины был низким, то сейчас такого нет. Одинокое материнство тоже никакого осуждения у большей части населения страны не встречает. Многие женщины не боятся обходиться без мужчин, особенно без «неподходящих» мужчин. Всё это порождает массу гендерных турбулентностей.

В России одни из самых высоких уровней разводов и самоубийств в мире. Самоубийства преимущественно мужские. Много растерянных мужчин уходят в деструктивные практики.

То, что женщины определяют теперь свою жизнь сами, для мужчин представляет огромную проблему. Они просто не могут соответствовать изменившимся запросам женщины.

Успешность мужчины всегда определяется по отношению к другим мужчинам. Она зависит от того, каков его рейтинг именно в мужском коллективе. С этим связана большая часть мужских практик. Средой, задающей нормы в современном российском обществе, преимущественно выступает средний класс, служащий источником новой маскулинности. И это маскулинность экспертов.

Но женщин мужской рейтинг не особо интересует. Для них важна эмоциональная сторона отношений. Вот на нее есть огромный запрос, на осознанность и эмоциональную вовлеченность. Не то чтобы мужчины отворачивались от этих ценностей, но их непросто сочетать с профессиональным успехом.