Ты что, не можешь нормально жить? Как в обществе возникает норма и ненормальность

Один из первых важных текстов о механизмах производства ненормальности — «Аутсайдеры» Говарда Беккера. Это исследование недавно перевели на русский язык.

Социолог отмечает, что ненормальными могут оказаться люди, не нарушавшие общественных правил, — всё зависит от того, как на тебя посмотрят другие. При этом если человек уже когда-то преступил закон и получил ярлык «грабитель», «вор» или «убийца», то он с большей вероятностью привлечет внимание полиции в случае нового грабежа/воровства/убийства.

Ненормальность оценивается прежде всего по поведению и статусу в обществе, и ни у кого нет монопольного права ставить такое клеймо. Чаще всего это делает государство, но нередко человек получает ярлык маргинала и в повседневной жизни. Бывает, что и «сам нарушитель в свою очередь может считать аутсайдерами тех, кто его осуждает». Вот что говорят, например, андеграундные музыканты о публике и заказчиках-жлобах, мало что понимающих в творчестве:

Беккер: Что ты думаешь о людях, для которых играешь, о публике?

Дейв: Они отстой.

Беккер: Почему ты так считаешь?

Дейв: Ну, если ты работаешь в коммерческом бэнде, публике это нравится, и ты должен играть больше пошлятины. Если ты играешь в хорошем бэнде, они недовольны, и это отстой. Если ты играешь в хорошей группе и им это нравится, это тоже отстой. Ты ненавидишь их при любом раскладе, потому что ты знаешь, что они в этом не шарят. Они просто полнейший отстой.

В такой ситуации представители маргинальной профессии сами становятся «нормальными», а тех, кого они не понимают, обвиняют в девиантном поведении.

Двойные стандарты нормального

В своем исследовании Беккер отмечает, что в системе оценки нормального постоянно действуют двойные стандарты. Например, за одно и то же преступление корпорациям грозит преследование по гражданской статье, а физическим лицам — по уголовной; «чернокожий, обвиняемый в нападении на белую женщину, будет осужден с гораздо большей вероятностью, нежели белый, совершивший аналогичное правонарушение».

Другой важный фактор в определении нормальности действий — контекст: «Если ортодоксальный еврей нарушает законы кашрута, это будет нарушением исключительно для ортодоксальных евреев; христиане или неортодоксальные евреи не увидят в этом девиацию и не будут заинтересованы во вмешательстве».

В обществе существуют и негласные договоренности о сокрытии девиантности. Например, лаборант-рентгенолог «воровал ветчину и консервированную еду в больничной столовой, считая, что у него есть на это право в силу низкой зарплаты», а руководство клиники закрывало глаза на его «преступление», потому что было проще списать часть продуктов, чем официально увеличить жалованье сотруднику.

Статус девиантности зависит в большей степени от настроения правоприменителей, а не от самого поступка. Беккер приходит к выводу, что изучать отклонения в сообществах мешает представление о ненормальности как о чем-то непристойном, о том, что нужно скрывать. На процесс и результат влияют не только участники опросов, но и условия, в которых они их проходят, а также начальство, желающее, как правило, чтобы их территория выглядела «нормальной».

Режим ненормальности

По мнению ученого, большинство людей в первую очередь интересуется, почему кто-то решил совершить «неправильный» поступок, а социолог считает, что надо изучать и тех, кто формирует представление о нормальном и ненормальном.

При этом сам человек, уличенный в девиантных действиях, часто воспринимает их не как «ущерб» обществу, а как «наказание» тем, кто уже заранее назвал нарушителей нарушителями. Беккер указывает, что «преступник применяет к себе концепцию „бильярдного шара“, в соответствии с которой он попадает в новые ситуации не по своей воле. Приучаясь воспринимать себя скорее в качестве объекта действий, нежели в качестве действующего лица».

В режиме девиантности пребывают и те, кто устанавливает правила, и те, кто их соблюдает, и те, кто только собирается нарушить существующий кодекс (в широком понимании этого слова).

Один музыкант, употребляющий марихуану, делится с Беккером наболевшим: «Слушай, чувак, я тебе скажу, что меня просто убивает, то есть это реальная жесть. У тебя когда-нибудь было так, что ты курнул, а потом тебе надо встречаться с родными? Мне реально стремно. Типа, нужно говорить с отцом, или с матерью, или с сестрами. Чувак, это слишком. Я просто не могу. Я прям чувствую, как они сидят, пялятся на меня и знают, что я под кайфом. Жуткое чувство. Ненавижу его». Еще до совершения поступка сама идея нормальности и общественное мнение довлеют над человеком.

Аутсайдеры Беккера, прежде всего курильщики марихуаны, появились в поле зрения социума в 1920-х. Считается, что культура употребления этого легкого наркотика пришла в США из Мексики. Почти сразу государство назвало главную причину запрета на курение марихуаны: один из базовых принципов протестантской этики — осознанность, и в соответствии с ним индивид должен нести полную ответственность за свои поступки и за то, что с ним происходит.

Может быть, маргинальность — это неплохо?

В своем программном эссе «Человеческая миграция и маргинальный человек» (1928) социолог Эзра Парк показывает связь этих двух явлений. Ученый пытается разобраться, почему неевропейцы испытывают сложности с адаптацией в других странах. У мигрантов возникает особое психологическое состояние: они ощущают себя между двух культур — так в обществе формируется образ чужака и Другого.

Парк относился к числу тех немногих социологов, кто оценивал маргинальность в позитивном ключе. По его мнению, такой человек более «живуч», интеллектуально развит, готов к изменениям и лишен предрассудков.

Одним из первых о социальной функции Других говорил Фридрих Ницше, считавший, что именно маргиналы постоянно подталкивают европейскую цивилизацию к развитию.

Города — фабрика (не)нормальности

Главной площадкой для производства ненормального поведения уже давно стал мегаполис. По мнению Георга Зиммеля, одного из отцов-основателей современной социологии, горожанин реагирует только на те события, которые его непосредственно касаются. Ученый называет такую позицию «замкнутостью»:

«Если бы непрерывным внешним сношениям с бесчисленным множеством людей должно было бы соответствовать так же много внутренних реакций, как в маленьком городе, где знаешь почти каждого встречного и к каждому имеешь непосредственное отношение, — если бы это было так, внутренний мир распался бы на атомы и душевное состояние стало бы прямо невозможным».

Сегодня урбанистическая среда — котел маргинальности. В городах мира с самым высоким уровнем жизни — Нью-Йорке и Гамбурге — разрыв между бедными и богатыми достигает максимальных величин. Повсеместная урбанизация приводит к столкновению в одном меняющемся пространстве людей с разным уровнем дохода, представлениями о норме. Социолог Джанет Манчини отмечает, что «различия сами по себе не создают маргинальность, особенно в контексте плюралистичного этоса. Имеются в виду различия, которые несовместимы с общей ориентацией личности и способны вызывать беспокойство и тревогу».

Жители современных городов и так в большинстве случаев оказываются участниками нескольких сообществ. Поэтому на вопрос: «Кто ты?» — всё чаще можно услышать ответ: «Художник, программист, танцор, диджей».

На фоне тотальной маргинализации социолог Арсентий Атоян хотел выделить ее в отдельную область знаний: «маргинализация права» означает «ущербный тип правосознания и правового поведения, воплощающий переходную форму общественного сознания». Под его действие могли бы попасть представители «социального дна»: бомжи, беспризорные дети, уличные проститутки. По мнению исследователя Натальи Римашевской, все эти роли иногда совмещает один и тот же человек.

Культ маргинальности

В конце 1980-х и в 1990-х в России буйствовала настоящая эпидемия маргинальности, когда произошел бум субкультур. Массовое появление готов, панков, рокеров в эти годы связано с существовавшей тогда острейшей потребностью в других нормах, правилах игры и сообществах. Свою маргинальность нужно было показывать офлайн, а с распространением сети и смартфонов субкультуры стали казаться архаичными, несовременными, не соответствующими духу времени.

Сегодня маргинальность еще продолжают раздавать по привычке, но по большей части сама функция уже, как чип, вшита в каждого из нас. Могло ли сообщество белых гетеросексуальных мужчин в начале или середине XX века почувствовать себя чужими в собственном доме? Сегодня власть маргинального опыта максимально проявляется через медиа, чужим становишься в первую очередь на экране.

Индустрия потребления XX века активно и осознанно превращала всё ненормальное в развлекательное, делала чужое приятным — создавала то самое guilty pleasure, которое сегодня получают потребители ужастиков или фильмов-катастроф.

«Исключенными из общества» теперь чаще всего называют подростков или пенсионеров: первые воспринимают информацию быстрее взрослого большинства, вторые — медленнее. Из-за этого разрыва и молодые, и старые в большинстве случаев становятся вечными аутсайдерами, и такие жанры, как роман взросления, никогда не умрут.

Подробнее об эволюции понятия маргинальности можно прочитать здесь.