Почему учитель не должен любить детей
«Современная школа — это несколько сломавшихся механизмов, которые пора отремонтировать»: пожалуй, в этой фразе заключен основной посыл новой книги Александра Мурашева, автора бестселлера «Другая школа. Откуда берутся нормальные дети». Ругать учебные заведения давно стало хорошим тоном, однако задача Александра не в этом — автор попытался под одной обложкой дать набор инструментов, с помощью которого любой преподаватель без труда смог бы исправить многие несовершенства учебного процесса. «Нож» публикует главу из книги, в которой молодые педагоги рассказывают, почему на уроках нужно иногда игнорировать не только свои чувства, но и профессиональные амбиции, с каким акцентом стоит зачитывать диктант, чтобы дети ловили каждое твое слово, и отчего учительский стол в классе — это атавизм, который необходимо упразднить в первую очередь.
На сцене играла музыкальная группа, актеры произносили свои монологи, но ровно через пятнадцать минут стало понятно: сцена и зал — две непересекающиеся реальности.
Зрители погружались не в происходящее на сцене, а в свои телефоны, перешептывались и напряженно разглядывали носки ботинок. Даже громкий звук и внезапные выкрики актеров не могли привлечь внимание зала. Так прошел первый в моей жизни спектакль, с которого я ушел.
Плохой урок — как плохой спектакль. Когда преподаватель и сидящие перед ним ученики живут в параллельных реальностях, не спасут методички или манипулирование голосом.
«Я не понимаю советов опытных коллег занять „специальную позу“ во время урока, — говорит мне учительница русского языка в начальных классах Евгения Шпакова. — Когда ты искренне хочешь услышать ребенка, ты естественен. Я не могу вести занятие и отслеживать то, как я стою. Если бы я хотела быть актрисой, то пошла бы в театральное».
В последний раз, когда Шпакова почувствовала, что дети не воспринимают урока после перемены, она предложила каждому передвинуться вместе с партой туда, где ему хочется быть.
«Я подумала: что мы делаем, когда переезжаем в новую квартиру? Меняем обстановку „под себя“. Так мы начали делать и здесь. Я на своем кресле подъехала к окну и села ко всему классу спиной. Дети расселись в разных точках кабинета. И это стало переломным моментом: они раскрепостились и быстрее вошли в учебный процесс. Теперь я все время их переставляю и пересаживаю. Классный кабинет — это общее пространство без „моего“ места».
Когда слышишь о том, что человек не собирался быть преподавателем, — можешь быть уверен, что история о приходе в профессию будет любопытной.
«При рождении у моего младшего брата была родовая травма: обвитие шеи пуповиной. Сейчас он вырос и стал успешным мужчиной, а в детстве поздно начал говорить и быстро уставал, — рассказывает Шпакова. — У него не получалось учить стихи, и я ему помогала. Представьте: мне — четырнадцать, брату — семь. Он пытается вспомнить строчку из басни Крылова „Свинья под дубом“. Я показываю ему картинку, на которой изображено животное под деревом. Он вспоминает первую строку. Я показываю ему изображение желудей. „Наелась желудей досыта, до отвала“, — говорил он. И так до конца стихотворения».
Читайте также
Школа онлайн: почему всё больше родителей добровольно выбирают хоумскулинг
Теперь, чтобы сделать скучный диктант интереснее, Шпакова может неожиданно для детей прочитать его с французским акцентом — так, что весь класс будет хохотать и ждать каждую следующую строчку. Или перед началом урока дети выстроятся группой, декламируя по одному стиху, а меня — как зрителя — попросят угадать настроение, которое они должны изобразить. Очень расстраиваясь, что я не сразу его угадал.
«Желтые карточки», как и большинство преподавательских находок Евгении, были придуманы вместе с детьми.
«Мы с учениками однажды проанализировали, почему у них бывает плаксивое состояние, — рассказывает мне Шпакова. — Вот тебе нужно сделать работу, а у тебя ничего не получается. И тогда мы вместе разработали упражнение „Желтые карточки“. Ты пришел на урок, а накануне поссорился с родителями или просто устал и не можешь сосредоточиться. Тогда ты можешь подойти к учительскому столу, взять из стопки карточку и сделать то, что на ней написано».
«Если злишься — нужно обежать вокруг уличного столба три раза или что-нибудь выкрикнуть. Если ты не можешь собраться на уроке физкультуры — можно просто пойти полежать на мате. И никто не задаст тебе ни единого вопроса».
В прошлой школе Евгении Шлаковой предстояло отругать ударившего одноклассницу мальчика. Позвав его «на разговор», она увидела, что ученик приближается, инстинктивно сжимаясь в ожидании наказания. «Первой фразой я сказала ему: „Знаешь, я тебе понимаю. Она тебя достала, да?“ — рассказывает Шпакова. — От неожиданности школьник сразу размяк и кивнул головой.
А я его действительно понимала, есть же девочки-задиры. После этого я продолжила: „Но ты же понимаешь, что так поступать — это все равно ни в какие ворота? Бывают люди, которые нас раздражают. Давай подумаем, что в таких случаях можно сделать?“ И мы стали вместе накидывать самые разные варианты: убежать, умыться холодной водой, побить боксерскую грушу. „Ну сожми кулаки и побегай. А потом подтянись два раза“, — сказала я ему, и он так и сделал».
«Это были все те же самые воспитательные моменты, но все прошло иначе, чем если бы я начала с фразы: „Как ты мог девочку обидеть?“»
В следующую секунду Шпакова произнесет то, что заставит меня поперхнуться: «Вообще я не люблю детей». И как часто бывает с обрывками важного разговора, для составления пазла нужны все детали.
«Мы вкладываем разные понятия в слово „любовь“, — объясняет Шпакова. — Для меня это очень сильное чувство, которое я испытываю по отношению к своим детям. А моих учеников должны любить их родители. К тому же любовь в случае с детьми иногда мешает видеть реальность и абстрагироваться. Наоборот: я считаю, что если я как учитель их не люблю, а просто хорошо отношусь и могу посмотреть со стороны — это плюс».
«Для меня хороший учитель — это человек с огромной корзинкой, в которой лежит куча пирожков; хочешь — с мясом, а хочешь — с вареньем, — объясняет Женя. — В нужный момент ты точно так же можешь вытащить из своей корзинки любую методику».
Может быть интересно
Заставить мозг учиться: как использовать нейробиологию на практике
Как научиться учиться? 6 главных правил эффективного самообразования
«А еще хороший учитель — человек чуткий, который всегда может отказаться от своих амбиций в пользу детей. Иногда приходишь с продуманным планом урока, а дети совсем другое хотят. И в такой момент важно не действовать в духе „я придумал классный урок и все равно его проведу“. Иногда нужно быть гибким: если чувствуешь, что не идет, — отбрось. Это пойдет на пользу всем».
«Сегодня один из учеников, зевая, признался мне: „Хочу порисовать“. Я предложила ему заняться рисунком, но он сделал выбор остаться на уроке. И я его за это поблагодарила. Мне кажется, если есть понимание состояния ребенка, то диалог с его стороны возможен. Мне, как взрослому человеку, что, не бывает скучно? Я не злюсь? Не хочу сказать кому-то грубое слово? Хочу. И порисовать вместо скучного занятия хочу. Какое я право имею осуждать других?»
Со своим третьим классом Женя Шпакова тоже когда-то отказалась от амбиций: забросив учебник по литературе, она начала читать детям «Робинзона Крузо».
Так Шпакова открыла для себя метапредметность, соединяя несколько уроков в одном, на манер финской модели «обучения через явления».
«Заданием школьников было находить непонятные слова и записывать их, а потом для урока русского составлять из них кроссворды, — рассказывает Шпакова. — Попутно мы проводили урок „Окружающий мир“: смотрели, откуда Крузо выплыл и где находится остров, куда он направляется. На уроке труда мы соорудили пещеру Робинзона Крузо. Другая группа школьников решила на основе книги придумывать задачи по математике. Например, Крузо плыл с такой-то скоростью и делал загоны для коз с таким-то периметром — они как раз в это время проходили задачи на движение. Команды проверяли точность задач друг друга. Итогом эксперимента стала книга для тех, кто читает о приключениях Робинзона Крузо».
Если спросить у Жени Шпаковой, каким стало самое запоминающееся изменение плана, она скажет: тот день, когда целый класс придумал себе генеалогическое древо.
«В одной из школ мои ученики не приносили домашнего задания. Дети упорно повторяли: „Мы забыли его дома“. И я чувствовала сопротивление — ведь когда они хотят, они его приносят, — рассказывает Женя. — Тогда я решила придумать генеалогическое древо, создав из целого класса одну большую виртуальную семью. Кто-то захотел стать пиратом, кто-то — капитаном корабля. Каждый выбрал роль: стать бабушкой, дедушкой, с фамилиями и отчествами. Один ученик вообще решил стать попугаем, а не человеком. Представляете, какое это было взаимодействие друг с другом?»
«У главного героя по задумке была фамилия Сиротин: он потерялся во время войны, и такую фамилию ему выдали в детском саду. В итоге мы не только сделали на уроке ИЗО портрет своей „семьи“, но и устроили квест: нужно было догадаться, кому из членов семьи принадлежит тот или иной предмет. Но я чувствовала, что по какой-то причине задуманное у нас не получалось. А потом догадалась: почти все дети были из неполных семей — у кого-то родители находились в процессе развода, кому-то вообще хотелось от родных отгородиться. И для меня это был переломный момент».
«Я по-настоящему поняла: что бы я ни придумала, нужно чувствовать детей и в любой момент иметь в себе силы от этого отказаться».