Власть черни. Почему современные экономисты считают демократию плохой формой правления

Несмотря на общепринятость демократии и поголовное отвращение к любым проявлениям чрезмерной концентрации власти в одних руках, даже в современном обществе встречаются люди, убежденные в том, что демократия — это неудачный эксперимент, и гораздо более оптимальной формой правления для любого государства была бы монархия. Рассказываем о том, что не так с демократией с точки зрения ее критиков — экономистов Брайана Каплана (автора работы «Миф о рациональном избирателе»), Джеймсона Бреннана (написавшего книгу «Против демократии») и
либертарианского анархо-капиталиста Ханса-Хермана Хоппе, считаюшего «Левиафан» Томаса Гоббса поныне актуальным политическим сочинением.

«Демократия — наихудшая форма правления, если не считать всех остальных»
Уинстон Черчилль

Демократия — политическая система, в основе которой лежит метод коллективного принятия решений с равным воздействием участников на исход. Многими людьми она считается одним из величайших достижений человечества и неотъемлемой частью любого развитого государства.

Демократия кажется настолько эффективной во много благодаря эффекту агрегации или же усреднения. Если простыми словами, то демократия может эффективно добиваться равновесия в обществе за счет компромисса между разными кругами лиц. Среднестатистический избиратель часто бывает не очень хорошо информирован в вопросах политики и экономики, его оценки политических вопросов зачастую неверны. Но в условиях демократии неосведомленные или радикальные позиции, как правило, нейтрализуют друг друга, приводя к более обоснованному и умеренному результату.

Но иногда демократии не работают, а избиратели бывают будто бы иррациональны. Именно поэтому существуют ее заядлые противники, которые пытаются найти альтернативные методы государственного управления. Например, Брайан Каплан — американский экономист и автор книги «Миф о рациональном избирателе», который признает, что демократия хорошо в теории, но на практике имеет слишком много изъянов.

Рациональная иррациональность

Согласно общепринятой экономической теории, люди рациональны, и Каплан согласен с этим. По его словам, большинство из нас рациональны, когда речь идет о выборе работы или покупке продуктов. Конечно, люди могут ошибаться, но систематическая нерациональность возникает редко, если вообще возникает.

Однако Каплан полагает, что люди рациональны только потому, что ошибаться слишком дорого. Расист все равно наймет квалифицированного чернокожего специалиста, если использование неквалифицированного белого работника обойдется компании дорого. Тот, кто побаивается дешевых магазинов, пересмотрит свои взгляды, когда обнаружит, что его бюджет ограничен.

По Каплану, если верить во что-то «дешево», то оно становится и рационально, даже если это «что-то» ошибочно.

Чаще всего это проявляется в политике: поскольку бредовые политические убеждения бесплатны, избиратель с радостью «потребляет» их, веря во все, что позволяет ему чувствовать себя лучше.

В этом с ним согласен еще один американский экономист Джеймсон Бреннан, автор книги «Против демократии». Он полагает, что люди, взвешивая преимущества и затраты на то, чтобы стать компетентным избирателем, приходят к выводу, что это не стоит их времени, так как приобретение знаний в политике, экономике и истории требует огромных усилий.

Из-за низкой квалификации в необходимых областях большинство избирателей слишком легко поддаются дезинформации и остаются невежественными в позициях избираемых политиков. Поэтому большинство избирателей попадают под категорию «хулиганов» — людей с фиксированными политическими взглядами, которые предвзяты в потреблении информации и ни за что не поменяют свою точку зрения.

Распространенное заблуждение среди таких людей — склонность к подтверждению собственной точки зрения. Человек придерживается позиций, в которые верит, и ищет подтверждений для них, игнорируя при этом доказательства, которые могут их опровергнуть.

Еще таким людям свойственен внутригрупповой фаворитизм и ненависть к любой группе, придерживающейся иных взглядов.

Распространение некомпетентности и фаворитизма в демократическом обществе приводит к «тирании большинства» — состоянию государства, при котором решения большинства ставятся выше и угнетают права и свободы отдельных людей, особенно состоящих в меньшинствах (по аналогии с угнетением одного конкретного тирана).

Даже если не учитывать иррациональность избирателей, организовать справедливые демократические выборы чисто математически крайне сложно, так как практически любая избирательная система имеет свои минусы. Если, к примеру, взять привычную систему относительного большинства, при которой побеждает кандидат, набравший больше всех голосов, то в конечном счете победителем на выборах может стать кандидат, который нравится лишь небольшому количеству людей. Предположим, что в выборах участвовало 10 кандидатов, за девятерых проголосовало по 9% населения. Значит, за победителя проголосовали оставшиеся 19%, и побеждает политик, которого одобряет меньше пятой части страны.

Стабильная нестабильность

Устаревшая, несправедливая, жестокая — подобными эпитетами большинство современных людей наградит монархию, то есть форму правления, при которой главой государства является монарх, обычно получающий власть по наследству и вплоть до конца жизни.

Монархии были наиболее распространенной формой правления вплоть до прошлого века, когда на смену им пришли республики. На сегодняшний день в сорока трех государствах мира до сих пор есть монархи, большинство из которых исполняют скромные юридические и церемониальные функции, обладая незначительной политической властью или вообще никакой.

Конституционные формы монархии необязательно являются антиподом демократии — эти две системы вполне совместимы.

Однако так было не всегда, и в былые века повсеместно была распространена абсолютная монархия, при которой вся власть находится в руках монарха, не ограниченного конституцией, парламентом или чем-либо еще. Не стоит путать абсолютную монархию и современный тоталитаризм. При абсолютной монархии вся власть принадлежит одному человеку, но жизнь в стране при этом может быть богатой и свободной, если монарх достаточно компетентен и справедлив. Тоталитарный режим, который может существовать и при монархии, и при республике, подразумевает полный контроль государства над общественной и частной жизнью, запрет любого инакомыслия, пропаганду и запугивание.

Казалось бы, такая форма правления — допотопный пережиток прошлого, однако даже сегодня можно найти публикации и сообщества, поддерживающие ее. Конечно, такие взгляды появились задолго до повсеместного принятия республик и демократии.

Английский политический философ Томас Гоббс — один из первых и наиболее влиятельных противников демократии. Подобно Макиавелли, он имел очень пессимистическое представление о людях, считая, что человек по природе своей корыстен, склонен к трусости и предательствам. Поэтому он утверждает, что без сильного государства мы перешли бы в состояние «войны всех против всех». Однако он был убежден, что абсолютная монархия превосходит демократию, и доказывал это в своем трактате «Левиафан», вышедшем в 1650-х, когда разворачивалась Английская революция, закончившаяся установлением республики.

Главный аргумент Гоббса заключается в том, что общественные интересы совпадают с интересами монарха, а не с интересами чиновников в демократиях:

«Никакой король не может быть ни богат, ни славен, ни находиться в безопасности, если его подданные бедны, презираемы или слишком слабы <…> При демократии же или аристократии личное благополучие лиц продажных или честолюбивых обеспечивается не столько общественным процветанием, сколько чаще всего вероломным советом, предательством или гражданской войной».

В этом его поддерживает современный экономист Ханс-Херман Хоппе, автор книги «Демократия: низвергнутый бог». Он пишет, что при монархии король обладает страной как своим частным владением, что склоняет его к разумному долгосрочному планированию. Монарх заинтересован в процветании нации, поскольку от этого напрямую зависит богатство и власть правящей династии.

Такая долгосрочная ориентация, как правило, способствует сохранению капитала и осторожной бюджетной политике, которые благоприятствуют устойчивому экономическому росту и стабильности.

Другой аргумент Гоббса дополняет первый. Он пишет, что решения монарха «подвержены непостоянству лишь в той мере, в какой это присуще человеческой природе». В это же время решения республиканских собраний подвержены непостоянству из-за многочисленности и постоянной сменяемости чиновников.

Хоппе, опять же, поддерживает Гоббса в этом, полагая, что демократы избираются на относительно краткосрочные периоды и лишены интереса к активам страны, правом собственности на которые не обладают. Их главная цель — добиться переизбрания, часто обещаниями, которые приносят мгновенную выгоду избирателям, даже если такая политика в долгосрочной перспективе наносит ущерб. Такое краткосрочное планирование демократических режимов способствует так называемым «политико-деловым циклам»: экономика и уровень жизни растут перед выборами, но падают в дальнейшем.

Часто применяемая перед выборами стимулирующая экономическая политика в краткосрочной перспективе имеет положительные последствия для населения (снижение безработицы, экономический рост, выгоды от государственных субсидий). Это, в свою очередь, положительно влияет на репутацию политиков. Однако такая политика может иметь неприятные последствия в долгосрочной перспективе (ускорение инфляции, ухудшение внешнеторгового баланса), что наносит ущерб долгосрочному потенциалу роста экономики.

В демократическом государстве чиновники, в отличие от монархов, не несут личной ответственности за долги и дефициты. Поэтому они более склонны к дефицитным расходам и накапливают значительные государственные долги для финансирования программ социального обеспечения и других инициатив, помогающих им быстро удовлетворить избирателей.

Такая практика ложится бременем на будущие поколения, но к моменту, когда ее последствия начнут проявляться, виновники, скорее всего, уже не будут в должности.

Гоббс приводит еще несколько аргументов вроде того, что монарх не может расходиться во мнениях с самим собой, тогда как собрание может, причем вплоть до гражданской войны. Он принимает во внимание слабости монархии, но указывает, что и демократия не лишена еще больших дефектов. Так, монарх может поддаться соблазну и иметь фаворитов, которым он будет нечестно покровительствовать. Однако монарх имеет значительно меньше таких фаворитов, чем целое собрание из нескольких сотен чиновников в республике, которые могут делать то же самое, но в больших масштабах.

Конечно, каждый противник демократии предлагает ей ту альтернативу, которая ему более по душе. Монархисты вроде Гоббса, считавшего, что «черни недоступна большая мудрость», восхваляют абсолютизм. Либертарианцы предлагают анархо-капитализм и частноправовое общество — формы государства без центральной власти, в котором все услуги, включая обеспечение правопорядка, предоставляются частными организациями на свободном рынке. Те же, кто считает главной проблемой демократии невежество избирателей, предлагают ей на замену эпистократию — форму правления, при которой право голоса дается только достаточно компетентным и квалифицированным в вопросах политики и экономики гражданам.

Критика демократии и обсуждение альтернативных форм правления остаются теоретическими размышлениями. На практике каждая система власти, будь то демократия, анархия, монархия или любая другая, неизбежно сталкивается с собственными изъянами и сложностями. Несмотря на все недостатки демократии, именно эта форма правления наиболее приемлема для большинства. Как и любая другая система, демократия нуждается в постоянном совершенствовании и адаптации к меняющимся условиям. И именно она зачастую оказывается наиболее устойчивой и гибкой в этом процессе.