Что такое рекуррентная депрессия?

Полине 24 года, она проект-менеджер. У нее рекуррентное депрессивное расстройство тяжелой степени и тревожное расстройство. Во время записи Полина, как это часто бывает, не была похожа на человека, у которого депрессия в общем понимании этого термина. Она была улыбчивой, приятной, часто посмеивалась, когда рассказывала свою историю. При этом она попросила меня не удивляться, если в какой-то момент она заплачет. Мы записывали подкаст в тот период, когда Полина бросила лечение, искала новую работу и была растеряна. Спустя почти год я связалась с ней снова, чтобы узнать, как у нее дела. Полина снова искала работу, но на этот раз она принимала препараты и делала все, чтобы ей стало лучше.

Мои расстройства связаны друг с другом и проявляют себя одновременно. Как это проявляется? В основном тебе просто очень тяжело — ты можешь тревожиться из-за любой мелочи, проснуться с чувством, что ты уже что-то не выполнил и не успеваешь. Тебе нужно сесть в общественный транспорт, где много людей, взяться за поручень — а вдруг его кто-то держал? А ты руки потом еще долго не помоешь… И вот, казалось бы, мелочи, но ты постоянно о них тревожишься. Потом маленькая тревога перерастает в тревогу больше и приводит к цепочке мыслей: например, что я сейчас опоздаю на работу, меня уволят, мне нечем будет заплатить за квартиру, я окажусь на вокзале бездомная, без еды, без денег и умру. Это нарастает как снежный ком.

Когда я пришла к своему психиатру и рассказала об этом, она мне сказала: «Полина, не предвещай тревожные события». Меня тогда это так возмутило! Думаю, что за глупый совет? Я рассказываю о своей проблеме с тревогой и постоянным беспокойством, а мне говорят, чтобы я «не предвещала тревожные события» и «оно само пройдет». Но спустя некоторое время я попыталась прислушаться к совету и оказалось, что он в какой-то мере работает. Тебя заносит — хватит об этом думать.

Я беспокоюсь из-за всего, причины может не быть. Мне иногда страшно засыпать просто потому, что я знаю, что наступит следующий день. Завтра ничего не должно случиться, это будет обычный день, как вчера и сегодня… Но тревога меня не покидает и не поддается логическому объяснению, она просто есть. Иногда у меня не получается успокоиться и я думаю: «Ну ладно, сегодня мы походим и потрясемся». А бывает, что я просто стараюсь отвлечься, например позвонить подруге или другу и поговорить с ними на отвлеченные темы, никак не связанные с моей тревогой. Так и справляюсь.

В 18 лет я поняла, что мне не просто все время грустно, а очень тяжело. Но тогда я не обратила на это особого внимания, а в 19 лет у меня случилась первая паническая атака, и она была абсолютно неожиданной. Особых причин я не нашла и предположила, что она была результатом стрессовых ситуаций, которые у меня накопились к тому моменту, например я вынуждена себя содержать и могу волноваться из-за каких-нибудь перемен на работе.

Я долго не хотела идти к врачу и думала, что это пройдет само. Мне было страшно, что мне скажут, будто я все это выдумала. Что я из тех, кто грустит и говорит: «Ой, у меня депрессия». Мне так не хотелось оказаться в числе этих людей, что я просто спускала все на тормозах. Но, когда не осталось очевидных причин, а панические атаки все равно продолжались, я решила, что пора что-то сделать. Я сходила к неврологу, она мне что-то прописала, но рекомендовала сходить к психологу. А у меня было предвзятое отношение к психологам, я думала, что поговорить я могу и с друзьями, а с кем-то, кто попытается меня залечить, у меня нет желания разговаривать.

Спустя четыре года после первой панической атаки я пошла к психиатру. Все это время я ничего не делала, а значит, делала только хуже… В какой-то момент я заболела — как мне показалось, подхватила какую-то инфекцию. Я целыми днями лежала дома и не могла пошевелиться. Мне было тяжело встать, у меня была температура, меня трясло, мне не хотелось есть и постоянно тошнило. Я вызвала скорую, и меня увезли в инфекционку. Там меня осмотрел врач, потом он привел заведующую, она задала мне вопросы на личные темы, а спустя минут 15 посмотрела на меня и серьезно сказала:

«Полин, мы тебя здесь, конечно, полечим, но тебе нужно не к нам». И объяснила, что мне нужно к психиатру. После ее слов я подумала, что если мне так плохо не из-за инфекции, а из-за какой-то болезни у меня в голове, то да, пожалуй, мне стоит обратиться к специалисту…

Первый поход к психиатру был очень неудачный. Я была очень положительно настроена — я прочитала, что это лечится, и ждала, что мне сейчас скажут, как от этого избавиться. Сначала, когда я пришла и села в коридоре, я услышала, как врач в своем кабинете на кого-то кричит. Я подумала, что, может быть, бывают очень сложные пациенты, и зашла в кабинет. Врач посмотрел на меня, задал несколько вопросов, вообще неважных для моего расстройства, — как меня зовут, сколько мне лет и т. д. И ему хватило буквально двух минут, чтобы сказать: «Девушка, вы в глубокой депрессии. Вот вам таблетки, идите и пейте. Приходите через два месяца, посмотрим, нет ли у вас отторжения». Но я уже была решительно настроена и начала искать другого специалиста. Мне его посоветовал терапевт в моей поликлинике, и это было очень удачно — я пролечилась у нее чуть больше года и надо бы продолжить…

Психиатр мне более подробно рассказала, что со мной происходит. Она сказала, что это называется «антивитальные переживания». В какой-то момент твой организм начинает функционировать как бы отдельно от тебя и решает, что раз тебе надоело жить, то сейчас он это тебе устроит. Сначала голова думает: «О боже, как я это выношу? Я так больше не могу! Очень тяжело…» Потом организм: «Мне надоело! Ты постоянно ноешь, у меня больше нет сил тебя содержать, ты тоже не особо прикладываешь усилия… Я устал! Все, смотри, у тебя сейчас поднимется температура. Как тебе такое? А теперь ты не сможешь встать два дня подряд с кровати, посмотрим, как тебе теперь живется…» И вроде бы я пытаюсь лечиться, но в какой-то момент организм требует большего.

Я описывала психиатру, как проходит мой день. Рядом с моим домом есть дорога. Она маленькая, на перекрестке есть светофор, но мне не очень удобно через него идти, поэтому я перехожу не там, где нужно. И каждый день, переходя дорогу, я думала: «Боже, пожалуйста, можно меня собьет машина, пожалуйста, можно сегодня?» Мне нужно меньше минуты, чтобы перейти на другую сторону, но в этом «а может быть» было столько надежды! Это и есть антивитальные наклонности: когда ты делаешь что-то, что может привести к летальному исходу, например переходишь дорогу в неположенном месте и надеешься, что тебя собьет машина. Это не то же самое, что суицидальные мысли, когда ты непосредственно продумываешь, как это сделать.

Когда я начала общаться с нормальным врачом, я услышала то, что хотела: это лечится и в какой-то момент я смогу жить как нормальный человек. У меня даже был такой период, хотя он продлился не больше недели, когда я жила как нормальный человек. Я уже достаточно долгое время не тревожилась, у меня не было проблем с питанием, я была каждый день активна, у меня было все хорошо и ничего не болело. В какой-то момент произошел упадок, когда я поняла, что ничего не происходит, и психиатр предложила мне сменить лекарство. Это было полтора года назад. Таблетки перестали мне подходить, начались побочки, меня сильно разнесло, одежда перестала мне подходить, и от этого я была еще больше недовольна собой.

Из-за того, что я была суперневнимательной, я накосячила на работе и обсчиталась в себестоимости продуктов на 150 000 рублей. Дело даже не в невнимательности или отсутствии концентрации, а в том, что тебе становится все равно. Это было так ужасно, что я перестала принимать лекарства вообще, и мне, естественно, стало еще хуже. Теперь я собираюсь продолжить, но никак не могу собраться с силами, потому что знаю, как это тяжело.

Сейчас я думаю, что лечение займет больше времени, чем я ожидала, а возможно, мы вообще никогда не подберем подходящие таблетки. Я договариваюсь с собой, уговариваю себя продолжить, но, если честно, у меня сейчас на это нет сил. А критичного момента, чтобы вновь идти за помощью, я себе не придумала.

У меня есть пара друзей, у которых тоже депрессия. Я не знаю их точные диагнозы, но знаю, что им так же тяжело, как и мне. Самым лучшим было время, когда мы занялись чем-то вроде коллективной терапии. Тогда мы базировались в квартире моей подруги, на длинных выходных все вместе готовили, ели, друг с другом разговаривали, смотрели фильмы, сидя в обнимку на одном диване. И это была гармония, царство любви и понимания, этот месяц я до сих пор вспоминаю как лучший. Мы все время пытаемся повторить этот опыт, но есть простая истина — ничего нельзя повторить. Так что я просто надеюсь, что будет что-то еще, такое же крутое.

В глобальном смысле я не знаю, что такое счастье, а в маленьких вещах я могу быть счастлива, потому что, например, цветок вырос. Или вчера мне подарили на работе мышку для компьютера, потому что моя сломалась, и я тоже была счастлива. Мелочи приводят меня в восторг и искреннее счастье, но какого-то глобального счастья я не ощущаю, его нет.

У меня бывают сонные параличи. Возможно, этого никогда бы со мной не случилось, если бы не депрессия. У меня их было не так много, слава богу, но те, которые были, они ужасные. Начиналось с того, что я ложилась, закрывала глаза и в ту же секунду понимала, что я не могу двигаться. Я как будто сенсором ощущала пространство вокруг себя, и мне могло казаться, что что-то происходит рядом — то, чего не может быть, но настолько явно, что ты не понимаешь, правда это происходит или тебе кажется. Ты как будто немного сходишь с ума. После первого раза я полезла читать, что это. Мне вообще со многими вещами помогает справляться понимание того, как они проходят, — так было с панической атакой. Про сонные параличи я вычитала, что, во-первых, я в порядке, со мной ничего не может случиться, а во-вторых, что длятся они недолго. Когда ты находишься в нем, чувство реальности пропадает, в том числе ощущение течения времени. Тебе может казаться, что прошло очень много времени, а на самом деле почти ничего не изменилось.

Самый ужасный сонный паралич случился со мной не так давно. Ничего не предвещало — я ложилась спать, закрыла глаза и тут поняла, что у меня начинается сонный паралич. Мне кажется, в квартире кто-то есть. В этот момент ты перманентно испытываешь чувство ужаса. Я стала себя уговаривать: «Полина, все в порядке, тебе кажется, сейчас пройдет, потерпи». Я лежу, а это не проходит. Мне кажется, что кто-то шевелится в коридоре, потом перебирается в комнату, а я скована и не могу посмотреть. Проходит время, и это существо берет меня за ноги, я физически чувствую, что что-то взяло меня за ноги, тянет по кровати. Я чувствую, как подо мной меняются складки простыни, как с меня съезжает одеяло. А я — это тело, которое не может самостоятельно двигаться. Мне начало казаться, что это правда, что я не закрыла дверь и сейчас что-то происходит — возможно, меня убивают. Под конец мне просто хотелось, чтобы меня убили и все это закончилось. Когда я смогла открыть глаза, я думала, что прошла целая ночь, а на самом деле прошло минут. И я лежала в абсолютно той же позе, в которой я закрыла глаза, — то есть все эти ощущения были нереальными, это был какой-то невероятный диссонанс между тем, что я чувствовала, и тем, что происходило. Как с этим справляться, я пока не знаю. Иногда мне страшно ложиться спать только потому, что я боюсь, что со мной опять случится сонный паралич.

Комментарий Алексея Павличенко

Симптомы и диагноз

В Международных классификациях психических расстройств выделяют несколько типов депрессии. По степени тяжести они делятся на легкие, средние и тяжелые, а по виду — на монополярную и биполярную депрессии. Монополярная депрессия часто бывает рекуррентной, то есть ее эпизоды случаются два и более раз, и отличается она от биполярной депрессии отсутствием периодов подъема. Когда у человека случается самая первая депрессия, это называется «депрессивный эпизод». Когда он переживет два или больше таких эпизодов, это называют «рекуррентное депрессивное расстройство». Иногда оно сопровождается тревожным расстройством, но это происходит не чаще чем в половине случаев: оба заболевания вполне могут существовать отдельно друг от друга. В случае Полины паническое расстройство — это сопутствующий и менее тяжелый диагноз, а первичным и более тяжелым расстройством является хроническая депрессия с тревожными симптомами. (Хронической считается депрессия, которая длится больше года, и это случается у 20% всех людей, страдающих депрессией.)

Когда Полина рассказывает, как она беспокоится по любому поводу, а иногда и без него, она описывает так называемую свободно плавающую тревогу, когда все вроде бы в порядке, но все равно находится какая-то непонятная причина тревожиться. Что-то заколет в животе, ребенок не отвечает на телефонный звонок, автобус пришел на пять минут позже — это вполне обычные ситуации, но в подобных случаях они становятся поводами для тревоги. После того, как повод найден, например возможное опоздание на работу, может случиться генерализация тревоги, то есть ее расширение на другие ситуации, такие как страх оказаться бездомным. Это и есть описанный Полиной эффект снежного кома: в этот момент тревога охватывает не одну сферу, а несколько или много разных.

Что касается панических атак, они всегда имеют четкие признаки: сердцебиение, потливость, чувство нехватки воздуха, страх умереть. Панические атаки случаются примерно у 40% населения в течение всей жизни.

В трети случаев они появляются без видимых причин, еще примерно треть связана с физическими заболеваниями, например простудой или корона вирусом. А у оставшихся 40% людей, испытывающих панические атаки, они возникают на фоне серьезных психологических стрессов, например смерть близкого человека. При этом далеко не у каждого человека, который испытывает стресс, развивается паническое расстройство. Оно есть у 5% населения и связано с генетической предрасположенностью: так, генетика ответственна примерно за 50% вероятности этого расстройства.

Полина также упоминает «антивитальные переживания». Обычно они связаны с причинением себе вреда («селфхарм») или суицидальными мыслями — иногда врачи даже заменяют слово «суицидальный» словом «антивитальный». Однако «антивитальные переживания» — это более широкое понятие, чем «суицидальный», и, по сути, описывает рискованное поведение. Оно очень характерно для пограничного расстройства личности, хотя может встречаться и при депрессии.

«Сонный паралич», который описывает Полина, больше всего похож на гипнагогические галлюцинации, то есть промежуточное состояние между сном и бодрствованием, которое длится не очень долго и чаще всего возникает перед сном. Гипнагогические галлюцинации не связаны ни с какими диагнозами и бывают у людей без расстройств.

Лечение и копинг

Если уровень тревоги невысокий, то улучшить состояние могут сеансы йоги или, например, ароматерапия. Но, как правило, это работает только в самых легких случаях, когда у человека есть отдельные симптомы тревоги, но нет заболевания. Если же у человека уже развилось расстройство, то есть он испытывает проблемы с работой, общением и адаптацией в широком смысле, то помочь может только специалист: врач-психиатр или психотерапевт.

Антидепрессанты могут использоваться не только при депрессиях, но и при других психических заболеваниях, в частности при тревожных заболеваниях, ОКР, болевых синдромах, нарушениях сна (инсомнии). Не всегда бывает легко подобрать нужный антидепрессант, но у врача всегда должны быть конкретные причины для смены лечения и выбора другого лекарственного средства.

Кроме субъективных факторов недостаточно эффективного лечения депрессии в нашей стране, в частности низкой квалификации врачей и использования недоказанных методов лечения, например гипноза или БАДов, есть и объективные факторы. Так, у врачей амбулаторного звена, например психо-неврологических диспансеров, есть не более — минут на каждого пациента. Этого времени бывает недостаточно, чтобы поставить такой сложный диагноз, как депрессия.

«Я беспокоюсь из-за всего»: как перестать тревожиться, если у вас тревожное расстройство

Комментарий Алексея Павличенко

Симптомы и диагноз

Лечение и копинг

Читайте также