Друг императрицы, сообщник революционеров. Как врач Орест Веймар помогал народовольцам бороться против Александра II
Вторая половина XIX века. Россия ждет перемен. Крестьян отпустили на волю, но стране этого мало: империя бурлит и выплескивает свое недовольство. В 1860-х годах подавляется Польское восстание и многочисленные крестьянские бунты. В императора Александра II стреляют Каракозов и Березовский. Закручиванием гаек и половинчатыми реформами удается сбить революционный накал в обществе, но коренные причины недовольства остаются, и в 1870-х студенты вновь выходят на демонстрации. Возникают подпольные революционные организации. Среди рабочих и крестьян сотни молодых людей распространяют запрещенную литературу и ведут агитацию. Павел Пырин — о том, как создатель одной из первых российских ортопедических клиник и друг цесаревны Марии Федоровны Орест Веймар помог князю Кропоткину бежать, а народовольцам — обзавестись оружием.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…
Федор Тютчев
Все чувствуют, что перемены назрели. Самые отчаянные уже не хотят ждать и стремятся подтолкнуть страну к новой жизни. Революционеры пользуются широкой поддержкой всех слоев населения. Даже «Народная воля», желающая убить царя, собирает большие пожертвования.
В числе добровольных помощников революционеров были отнюдь не маргиналы. Многие из них — состоявшиеся люди из самых разных слоев общества. Ярким примером тому служит известный врач Орест Эдуардович Веймар.
Доктор Веймар
Орест Веймар родился в семье прусского купца. Вместе с младшим братом Эдуардом провел благополучное детство в обеспеченной семье. Их отец владел известным в стране издательством «Типография Эдуарда Веймара».
После гимназии Орест поступает в Санкт-Петербургскую медицинскую академию. Успешно заканчивает обучение и в 1869 году получает ученую степень лекаря. Так официально именовался врач в Российской империи. Для получения степени доктора надо было защитить диссертацию, чего Веймар так и не сделал.
Семье Веймаров принадлежал дом № 10 на Невском проспекте. В нем Орест открыл одну из первых в России ортопедических клиник. Для лечения здесь применялись новейшие немецкие ортопедические аппараты и специальная гимнастика. Клиника стала популярной: у Веймара лечились пациенты со всего Петербурга. Врача знали и в домах бедняков, и в Зимнем дворце.
Молодой, богатый и веселый Орест был душой компании. Дружил с петербургской литературной богемой, его хорошим приятелем был писатель Глеб Иванович Успенский.
Свою первую встречу с Веймаром вспоминает Николай Морозов:
«Я еще ни разу не бывал у доктора Веймара. Я только знал, что у него три недели скрывалась Вера Засулич и затем сбежала к Грибоедову „от роскоши и парадности“ его дома. Мне было очень интересно посмотреть, так ли это. <…>
Лакей в ливрее встретил нас и направил в гостиную, которая действительно была меблирована богато, со вкусом и с очень хорошими картинами по стенам.
— Здравствуйте! — неожиданно послышался приятный голос за нашими спинами.
Мягкий ковер совершенно заглушал шаги вошедшего. Быстро повернувшись, я увидел перед собою замечательно красивого и изысканно одетого стройного человека лет двадцати семи с белокурыми волосами и интеллигентным выражением лица. Михайлов представил ему меня.
— Я уже знаю вас, — сказал мне Веймар, — по вашему процессу. Мы часто говорили о вас с Грибоедовым, когда вы сидели.
— И я тоже давно знаю вас по его рассказам, когда мы жили за границей. Помните, как вы с ним и Глебом Успенским шли из ресторана по Невскому в виде трех мушкетеров? Вы все были тогда заперты одним усердным городовым в темную комнату при его будке, но разрушили ее стену и ушли, пока он бегал докладывать о вас в участке.
Веймар от души засмеялся. Мне стало даже удивительно, почему Вера Засулич не могла у него долго жить! Он нисколько не важничал, и с ним чувствовалось совсем просто.
— Да, — сказал он. — Мы были тогда не совсем трезвы и по пути издевались над полицией».
В начале 1870-х Веймар знакомится с Викторией Ивановной Ребиндер. Михаил Ребиндер, муж Виктории, решил организовать сельскую коммуну. Будучи юристом, он никогда не занимался сельским хозяйством. «Слияние с народом» не получилось, Михаил обанкротился, бросил семью и сбежал в Америку. О его неудачном опыте Успенский написал рассказы «Лядины» и «Чудак-барин».
Жена осталась соломенной вдовой с двумя детьми без средств к существованию. В царской России жену вписывали в паспорт мужа и без него она была фактически бесправна. В этот тяжелый момент ей на помощь пришел Веймар. Он хорошо знал их семью, был знаком с Михаилом Ребиндером и лечил младшего сына Алексея от костного туберкулеза.
Орест оформил опеку над сыновьями Виктории и отдал ей одну из свободных квартир в своем доме. После курсов медсестер она стала работать в клинике Веймара. Молодому доктору нравилась молодая, остроумная и целеустремленная женщина. Вскоре Ребиндер стала его гражданской женой. Но официальное оформление их отношений было невозможно без развода.
До революции функции ЗАГСа выполняла церковь — регистрировала рождение, брак и смерть. Получить развод было очень сложно. Фраза «не сошлись характерами» во внимание не принималась. Каждый случай утверждал Священный синод, в 1880 году на 100 миллионов населения приходилась всего тысяча разводов.
Виктории Ребиндер пришлось ждать пять лет, прежде чем Синод разрешил ей развестись с пропавшим мужем, а затем получить разрешение на брак с лютеранином Веймаром.
Любимая работа, любимая жена, положение в обществе. Уважение коллег и благодарность пациентов. Пасынки, Александр и Алексей, для которых он стал настоящим отцом. Простое человеческое счастье. Но этого было мало многим образованным людям XIX века. Они жили согласно фразе, которую сто лет спустя произнесет Джон Кеннеди: «Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны».
Врачей в России было катастрофически мало (один врач на десять тысяч человек), и цесаревна Мария Федоровна создала летучий отряд Красного Креста. Веймар принял в его работе деятельное участие. Медики отряда выезжали в районы стихийных бедствий, участвовали в ликвидации многочисленных эпидемий. В те годы возникла дружба между Орестом Веймаром и Марией Федоровной. Современники пишут, что Мария Федоровна подолгу беседовала в госпитале с галантным и остроумным доктором.
Веймар понимает, что работа в отряде не в силах изменить существующую систему. Их усилия разбиваются о стену безразличия местных властей и отсталости необразованного населения. Не примыкая ни к одной тайной организации, он начинает оказывать финансовую поддержку революционерам. Для издания подпольной газеты из Германии выписывается «ортопедическое оборудование».
В доме Веймара живут подпольщики, хранится шрифт для типографии и нелегальная литература.
Популярный в высшем свете доктор вне подозрений, друзья называют его в шутку «цесаревен доктор».
Побег князя Кропоткина
Поэтому сначала будь как невинная девушка,
И противник откроет у себя дверь.
Потом же будь как вырвавшийся заяц,
И противник не успеет принять мер к защите.
Сунь-цзы, «Искусство войны»
В 1874 году арестовывают князя Петра Кропоткина, друга Веймара. Кропоткин — молодой блестящий ученый, член Императорского географического общества. Несмотря на молодость, он уже успел совершить несколько экспедиций в Сибирь и на Дальний Восток.
Параллельно с научной деятельностью Кропоткин становится идеологом революционеров и пишет политическую программу «Большого общества пропаганды». Начинается «хождение в народ». Сотни молодых людей распространяют нелегальную литературу среди рабочих и крестьян. Большая часть агитаторов была сразу арестована. В тюрьмах они дожидались суда по несколько лет. Предварительное заключение в срок приговора не входило.
За два года в Петропавловской крепости здоровье Кропоткина пошатнулось, и его перевели в тюремную больницу при Николаевском военном госпитале. Здесь у князя и созрел план побега.
Для поправки здоровья ему разрешили прогулки. В это же время в тюремном дворике стали делать запас дров для госпиталя. На время разгрузки возов с дровами ворота тюрьмы оставались открытыми. Выздоровление шло быстро. В ожидании побега Кропоткину даже пришлось прикидываться больным.
Князю, кроме прочего, было дозволено «пользоваться домашним обедом». Вместе с кухаркой приходила его родственница Софья Лаврова. Она и стала связной для друзей Кропоткина. А одну из основных ролей в подготовке побега сыграл Орест Веймар.
За довольно небольшие деньги, 2500 рублей, Веймар купил орловского рысака Варвара — коня знаменитого Хреновского завода, редкой масти «графское серебро». Атласно-гнедой, с белой звездочкой во лбу и седой шерстью в пахах. За шесть лет он сменил нескольких хозяев и был неоднократным победителем скачек. Продавали его так дешево за строптивый нрав. Для сравнения: средний заработок рабочего в Петербурге был рубль в день.
Коня и пролетку объезжали рядом с дачей Веймаров. Несколько раз проехали от тюремной больницы до Невского проспекта. Рядом с госпиталем сняли квартиру, откуда был виден прогулочный дворик.
Наступил день побега. В час Ч увели с улицы городового и отвлекли часового у ворот. На улицах встали «сигнальщики», чтобы показывать беглецам свободный путь.
Открылись ворота, и в тюремный двор потянулись возы с дровами. Эдуард Веймар заиграл на скрипке. Князь сбросил тюремный халат и побежал к открытым воротам. Пролетка стремительно поравнялась с ним. Князь не сразу узнал Веймара с револьвером и в офицерской фуражке. Орест закинул Кропоткина в экипаж, и Варвар рванул в карьер. На повороте они накинули плащи. Щелкнули раскладные цилиндры-шапокляки. И вот уже два респектабельных господина мчатся по важным делам.
Жандармы не смогли найти в округе ни одного извозчика, поскольку их всех наняли друзья Кропоткина. Через четверть часа беглецы уже были в доме Корниловых. Кропоткина подстригли, побрили и прилично одели. До вечера веселая компания праздновала побег в модном ресторане «Додон». К ночи пыл жандармов остыл, и Кропоткина отвезли на дачу Веймаров под Стрельней.
За сведения о беглеце была назначена награда в тысячу рублей. В побеге Кропоткина принимали участие несколько десятков человек, но ни один не выдал беглеца полиции. Все детали побега стали известны только после революции.
Через неделю Орест купил парусную лодку, на которой князь обогнул Финляндию. По поддельному паспорту он перешел шведскую границу и уехал в Европу. В Россию он вернется только в 1917 году.
Варвар стал «партийным конем»: каждый мог взять его для своих нужд. В 1878 году народовольцы убивают шефа жандармов Николая Мезенцева. Варвар уносит террористов с места преступления. Во время следствия Варвара нашли и передали полиции. 1 марта 1881 года он был запряжен в сани полицмейстера Санкт-Петербурга. По иронии судьбы конь народовольцев домчал смертельно раненного императора в Зимний дворец.
Русско-турецкая война
В 1877 году началась Русско-турецкая война. Первое время Веймар работал в госпитале Красного Креста. Но вскоре уехал на войну врачом санитарного поезда.
Но тяжелой работы в санитарном поезде для Ореста мало. Приходит осознание, что в воюющей армии доктора нужнее. Вскоре он возглавляет летучий медицинский отряд Красного Креста. Медики и их помощники работают в самых опасных местах, часто под огнем.
Вместе с генералом Гурко отряд Веймара переходит Балканы. Под Баб-горой в декабре 1877 года Веймар организует спасение отряда генерал-майора Дандевиля. В снежный буран там получили обморожение более 800 человек.
Дандевиль в своей реляции (донесении) от 21 декабря 1877 года сообщает о работе врачей командующему войсками генерал-адъютанту Гурко:
«<…> Еще более похвальна высоко-полезная деятельность докторов Красного Креста Головачева и Веймара, которые спасли сотни людей от смерти. Много делали они за всё время пребывания отряда на горе Бабе, но за последние дни, т. е. 16-го, 17-го и 18-го они явились героями человеколюбия и самопожертвования, о чем считаю долгом довести до сведения вашего высокопревосходительства <…>».
Отвага, честность и добросовестность доктора не остались незамеченными. Веймар награжден орденами Российской империи, Болгарии и Румынии.
Орден «с мечами» жаловался за военные отличия, за гражданскую службу мечи не полагались.
По возвращении в Петербург Орест Веймар получает чин надворного советника. Это VII класс в табеле о рангах, равный армейскому подполковнику. Теперь он стал «ваше высокоблагородие» и получил личное дворянство. В дополнение к орденам Мария Федоровна наградила его своим портретом с бриллиантами.
Но награды, слава и почет не могли затмить увиденную доктором изнанку жизни. Война, как лакмусовая бумажка, проявляет все проблемы общества. Веймар продолжил помогать революционерам.
Роковой револьвер
Оружейное законодательство Российской империи было запутанным, но в целом либеральным. Прямых запретов на изготовление, продажу, хранение и ношение оружия не было. В 1880-е годы документов для его покупки не требовалось. В полиции оружие не регистрировалось. Продавцы могли записать номера проданных стволов для бухгалтерской отчетности.
Косвенным доказательством свободного оборота оружия может служить тот факт, что ни в одном процессе над террористами XIX века не было наказания за незаконное владение огнестрельным оружием. В газетах рядом с сообщением о покушении на императора могла мирно соседствовать оружейная реклама.
10 мая 1878 года к Веймару приходят Квятковский, Михайлов и Морозов. Для подпольной организации «Земля и воля» им нужно было купить надежное оружие. А на втором этаже дома Веймара как раз находился известный магазин «Центральное депо оружия» Эдуарда Вейнинга.
Вот как описывает этот визит Николай Морозов в книге «Повести моей жизни»:
«А вы, — обратился он (Веймар. — Прим. авт. статьи) к Михайлову, — верно, за обещанным вам оружием?
— Именно за ним!
— Сейчас я пошлю лакея в Депо и велю прислать с ним сюда самые новейшие заграничные образцы.
Лакей принес нам целую корзину револьверов. У меня как былого любителя оружия, по воспоминаниям детства, разгорелись глаза при виде такого разнообразия. Один из револьверов — американский — особенно обратил мое внимание огромными стволами своего барабана. В них легко входил мой большой палец.
(Здесь, скорее всего, у Морозова ошибка в воспоминаниях. В 1880-е годы американцы не выпускали револьверов калибра больше .45 (11,4 мм). Самый крупный калибр того времени был у револьвера Tranter .69 (17,5 мм). — Прим. авт. статьи.)
— Вот, — сказал я Михайлову, — настоящий, для лошадей!
— Он не для лошадей, а для медведей! — заметил Веймар, еще не зная, для чего он нам нужен. <…>
И мы отложили в сторону этот револьвер, которому не раз пришлось участвовать в дальнейших революционных выступлениях того времени…»
Крупнокалиберные револьверы были созданы для колониальных войн. Энергии мелкокалиберного оружия не всегда хватало, чтобы остановить нападавшего. В России их назвали «медвежатниками» и стали использовать на охоте — как последнюю защиту от крупного зверя.
«Медвежатник» обошелся покупателям в 30 рублей. Пятьдесят патронов к нему — еще 4 рубля 50 копеек. При стрельбе у этого револьвера была очень сильная отдача. Чтобы попасть в грудь, приходилось целиться в ноги. Но это не остановило заговорщиков от его использования.
Револьвер стал «общественным» среди революционеров. Он принимал участие в нескольких попытках освобождения арестованных товарищей. Из этого револьвера стрелял Мирский в шефа жандармов. Догнав на коне карету Александра Дрентельна, он не смог попасть в цель, а только прострелил стекла. Но неудачи использования никого не насторожили.
Однако самое громкое дело с участием «медвежатника» было еще впереди.
В 1879 году часть участников «Земли и воли» выступила с предложением осудить царя и казнить. Это внесло раскол в ряды революционеров, но препятствовать покушению они не стали. Стрелять вызвался Александр Соловьев.
После тщательной подготовки было выбрано место покушения. Каждый день Александр II утром прогуливался вокруг Главного штаба и возвращался в Зимний дворец. Пятнадцать минут одиночества.
Охрана почтительно шла сзади, не мешая императору думать. Этим и воспользовались террористы. Несколько раз они отрепетировали покушение, когда в роли царя был Александр Михайлов. Царя решено было подловить на углу Певческого моста, когда он проходил между будкой городового и зданием штаба.
«Понедельник — день тяжелый», а после пасхального воскресения он тяжелый вдвойне. «Усталость» охраны от праздника давала Соловьеву дополнительный шанс. На остановке конки Соловьев ожидал знака Михайлова о выходе царя. Получив условный сигнал, террорист двинулся ему навстречу. Всё шло по плану, но фельдшер Майман окликнул Соловьева, слишком нагло идущего по направлению к царю. Этот окрик вывел Александра II из задумчивости. Выражение лица идущего навстречу человека царю не понравилось.
Дальше всё пошло не по плану. Соловьев замешкался, вытаскивая «царь-револьвер» из кармана. Император понял, что его будут убивать, и принял единственно верное решение. Он побежал зигзагами к массивным дверям Министерства иностранных дел. На бегу Александр II размахивал полами шинели, сбивая с толку стрелка.
Бежать по булыжной мостовой и метко стрелять не получалось. Первые два выстрела прошли мимо, зацепив шинель царя. Третий выстрел принял на себя переодетый сотрудник охраны Франц Милошевич, получив ранение в челюсть. Подоспевший штабс-капитан Карл Кох ударил Соловьева плашмя шашкой по голове и сбил с ног. Два последних выстрела были сделаны наугад. Соловьев раскусил орех с ядом, который держал за щекой. Но яд оказался просроченным, и террорист остался жив.
При обыске у Соловьева нашли рецепт на яд, выписанный Орестом Веймаром. Нити подозрения вновь потянулись к доктору.
С конфискованным револьвером полиция обошла оружейные магазины Санкт-Петербурга. И здесь их ждала роковая для Веймара удача. Эдуард Вейнинг, владелец «Центрального депо оружия», опознал револьвер и назвал имя покупателя.
В материалах суда этот револьвер описывается так:
«Осмотром револьвера, отобранного у Соловьева, удостоверено, что револьвер этот системы Веблей, калибра № 500, № револьвера 16,667; ствол имеет 4,5 дюйма длины, а барабан 1,5 дюйма; барабан пятизарядный, по системе устройства, выстрелы из него могут быть произведены как одним нажатием на спуск, так и поднятием курка на взводы. (Револьвер двойного действия, как большинство современных моделей. — Прим. авт. статьи)».
Под это описание подошла только одна модель Webley.
Револьвер Webley RIC № 1 (сокращение от Royal Irish Constabulary) стал первым в истории компании Webley револьвером двойного действия. Он был принят на вооружение Королевской ирландской полицией в 1868 году. В основном изготавливался под патрон .442 Webley. Небольшое количество револьверов было произведено под мощный патрон .500 Tranter. Именно такой и был куплен в магазине.
Кроме того, за четыре дня до покушения в магазин Вейнинга пришел Соловьев с «медвежатником». Постоянно тренируясь в тире Семеновского плаца, он израсходовал весь запас патронов. Найти патроны .500 Tranter оказалось непросто. Вместе с другом они обошли несколько магазинов, и нужные нашлись только в «Центральном депо оружия». Вейнинг узнал револьвер и лично подобрал патроны. На суде и он, и продавцы уверенно опознали Соловьева.
Уникальность купленного оружия сыграла роковую роль в судьбе Веймара. Вечером 3 апреля 1879 года он был арестован и посажен в Петропавловскую крепость. Орест не назвал истинных покупателей, придумав вымышленного пациента Севастьянова. Арестованные революционеры спасали Веймара, заявляя о его невиновности. Но нужен был показательный процесс.
Первым был осужден Александр Соловьев. По приговору суда он был повешен 28 мая 1879 года.
Веймар ждал суда почти год. «Процесс Веймара», как его окрестили газеты, прошел с 6 по 14 мая 1880 года. По царскому указу от 9 августа 1878 года такие дела рассматривал военный суд, чтобы исключить участие присяжных. Адвокаты были даны из кандидатов на военно-судебные должности. Не трудно догадаться, как они защищали.
Подсудимым грозило наказание по нескольким статьям, но самой тяжелой из них была статья 249 «О бунте против Власти Верховной».
«За бунт против власти верховной, то есть восстание скопом и заговором против Государя и государства, а равно и за умысел низвергнуть правительство во всем государстве <…> и за составление на сей конец заговора или принятия участия в составленном уже для этого заговоре, или в действиях оного, с знанием о цели этих действий или в сборе, хранении и раздаче оружия и других приготовлений к бунту, все как главные в том виновные, так и сообщники их, подговорщики, подстрекатели, пособники и укрыватели подвергаются: лишению всех прав состояния и смертной казни».
За заслуги в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов Веймару смертную казнь заменили 15 годами каторги. Лишили имущества, всех чинов и наград. Приговор стал шоком не только для Веймара, но и для всего общества.
Усилиями Марии Федоровны срок Веймару уменьшили до 10 лет каторги. Смягчение наказания получили и другие участники процесса.
Эдуард Эдуардович Веймар возглавил ортопедическую клинику и продолжил дело брата. Получил чин статского советника, занимался научной работой. Последние сведения о нем встречаются в «Российском медицинском списке» 1916 года. Далее его следы теряются.
Каторга
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах…
Народная песня
В 1880-х годах Транссибирской железной дороги еще не существовало. Каторжан везли по железной дороге в Нижний Новгород, а затем баржами до Перми. Затем этапы шли пешком от одного этапного острога до другого. По рекам сплавлялись на специальных баржах. Путь занимал несколько месяцев. В 1882 году Орест Веймар прибыл на Карийскую каторгу.
Карийская каторга объединяла все каторжные тюрьмы на реке Кара (приток Шилки) и входила в систему Нерчинской каторги. Заключенные работали на золотых приисках.
Веймар был каторжанином второго разряда и полтора года ходил с ножными кандалами. Затем он стал «исправляющимся», и кандалы сняли.
Императрица Мария Федоровна не забыла Ореста Веймара и не оставила попыток его освободить. В 1883 году на Карийскую каторгу приезжает флигель-адъютант полковник Лев Егорович Норд. Участник Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, он лично знал Ореста. Вместе с генералом Гурко они переходили Балканы.
От Веймара требуется подписать прошение о помиловании и осудить борьбу своих товарищей. Веймар отказывается, честь не позволяет ему оставить товарищей в заключении.
Каторжникам запрещено писать родственникам и встречаться с ними, но для Веймара сделали исключение. В 1884 году к нему приезжает брат Эдуард с инструментами, лекарствами и медицинскими книгами. Орест вновь стал заниматься любимым делом.
В марте 1885 года Ореста выпускают на вольное поселение. К тому времени Виктория Ребиндер получила развод. Она собиралась ехать на каторгу к Веймару и стать его законной женой. Но судьба не дала им шанса. В августе 1885 года Веймара вызывают на трудные роды к жене местного священника. Он спасает и выхаживает мать и ребенка. На обратном пути резко меняется погода, и Веймар едет 15 верст под холодным дождем. Простуда обостряет туберкулез, и 31 октября он умирает.
Незадолго до смерти Виктория получит вышитый Орестом рукав арестантской рубахи — вместо запрещенных писем. В простом геометрическом узоре словно отразилась последняя нить, соединявшая этих людей. Веймар всегда ей много писал. На привале во время войны или в камере Петропавловской крепости всегда находились слова для близкого человека. Последний привет мужа Виктория хранила вместе с его военными письмами.
Алексей, младший из пасынков Ореста, рано умер от туберкулеза. Александр Ребиндер пошел по стопам Веймара. Окончил в 1892 году Военно-медицинскую академию. Служил врачом на флоте. Его сын, Петр Александрович Ребиндер (1898–1972), стал известным ученым-химиком, академиком АН СССР.
Виктория Ивановна была племянницей матери Владимира Вернадского и часто бывала в их доме. Владимир был очень дружен с ней в молодости. Виктория часто рассказывала и о Веймаре, и о побеге Кропоткина.
В 1917 году Вернадский запишет в дневнике:
«Вечером Малый Совет министров. После него ко мне подошел товарищ министра путей сообщений Константинов и спросил меня про судьбу Саши Ребиндера. Жив ли он? И перенесся я сразу в далекое, далекое прошлое. Какое-то странное чувство шока. Погребенное в глубине души, весьма, казалось, забытое, далекое прошлое, с которым нисколько не сталкиваешься. Виктория Ивановна Ребиндер, генерал Пастухов, моя мать, Орест и Эдуард Веймары — кто их сейчас реально помнит? <…> Не знал (Константинов. — Прим. авт. статьи), что Саша давно, много лет умер. А я даже не знаю, где его семья…»
Sic transit gloria mundi.