Люди с удлиненными головами: как цивилизация Паракас отправляла своих усопших в загробный мир

Вначале были Котош и Чавин

Первые люди — охотники и собиратели — появились на территории современного Перу приблизительно 15 тысяч лет назад. Пришедшие с севера первопоселенцы много работали с камнем — археологи находят изготовленные древними перуанцами каменные ножи, топоры и наконечники копий. В пещерах Центрального Перу, близ деревни Чилька, расположенной в 350 метрах над уровнем моря, в чрезвычайно сухой области Анд ученые нашли хорошо сохранившиеся благодаря сухому воздуху останки перуанцев, живших 10 тысяч лет назад: они были облачены в примитивно выделанные ткани из волокон кактуса и плащи из шерсти викуньи.

Древние индейцы изображали в рисунках свой охотничий быт — до нас дошли целые «галереи», сохранившиеся на стенах пещер.

В стране начало быстро развиваться сельское хозяйство — доколумбово земледелие знает свыше сорока возделываемых культур, важнейшие из которых кукуруза, картофель, батат, фасоль, табак, ананас, авокадо, черимойя, чилийский перец, кока и тыква. Люди постепенно привыкли жить оседло — археологи обнаружили в Перу остатки деревень, существовавших более 5500 лет назад. В каждой из них проживали обычно от десяти до пятнадцати семей, их дома представляли собой конусообразные хижины, чьи наклонные стены подпирали китовыми костями.

Приблизительно 5,5–5 тысяч лет до н. э. в Перу появилось гончарное дело, а несколько позже местные жители додумались до примитивного ткацкого станка. Люди развивали не только материальную, но и духовную сторону своей жизни — у них была собственная религия, и они начали строить храмы.

Возле современного города Уанако можно посетить остатки археологических памятников протокультуры Котош, относящейся к 2300–1200 годам до н. э. Важнейшей из здешних находок стали развалины здания, которое японские археологи Сэйити Ицуми и Тоширико Соно, обследовавшие его, назвали Храмом скрещенных рук.

Храм был возведен на восьмиметровой ступенчатой платформе — верующие поднимались к святилищу по ступеням. Это древнейшее из известных нам американских культовых строений. Оно получило название благодаря украшавшему одну из стен барельефу — тонкие предплечья и кисти рук, сложенные крест-накрест. Надо полагать, эти руки представляли для древних перуанцев символ веры, как крест — для современных христиан. «Эти руки воплощают бесхитростность, набожность, чистоту», — умилялся перуанский историк Герман Бусе де ла Гуэрра.

Следующий этап развития древнеперуанской цивилизации был связан с культурой Чавин — от названия селения Чавин-де-Уантар, расположенного на северном нагорье Анд, в долине Мосна, где сливаются реки Мосна и Уачекса. Чавин лежит на высоте 3200 метров над уровнем моря, в местности, окруженной ледниками и никогда не тающими снегами Анд. Ученые выделяют несколько стадий развития этой культуры. Первая, получившая условное наименование Урабарриу, длилась с 900 по 500 годы до н. э. В это время чавинцев насчитывалось всего несколько сотен человек — они промышляли охотой, рыбной ловлей, выращивали кукурузу и картофель, изготавливали керамику. С 500 по 400 годы до н. э. длилась стадия Чакинани: чавинцев стало больше, они всё уверенней переходили с охоты на животноводство, начали налаживать торговлю с окрестными племенами. Наконец, третья стадия — Харабарриу, длившаяся примерно с 400 по 250 годы до н. э.: именно ей мы обязаны большинством дошедших до нас чавинских артефактов.

Смысловым центром этой культуры являлись два храма. Один из них, в Чавин-де-Уантар, был построен из белого гранита и черного известняка (которые строителям пришлось доставлять издалека) и окружен системой дренажных каналов, часть которых проложена прямо под храмом. Второй храм, получивший условное название Кунтур-Уаси (на языке индейцев кечуа Kuntur Wasi означает «дом кондора»), тоже находится на Андском нагорье — на реке Хекетепеке, в окрестностях города Кахамарка. Некоторые ученые выделяют создателей Кунтур-Уаси в отдельную культуру Куписнике (или Ламбайеке), позже слившуюся с Чавином. Кунтур-Уаси состоит из находящегося на вершине холма храмового здания, окружающих его четырехугольных платформ, двора и ряда комнат.

Чавинцы достигли больших успехов во многих ремеслах, например в металлургии и связанном с нею ювелирном деле. До нас дошли созданные ими золотые диадемы, шейные украшения и другие предметы подобного рода. Чавинская керамика восхищает богатством форм и изображений.

Кроме того, чавинцы могли похвастаться развитым скотоводством: они одомашнили лам.

Этих животных использовали в качестве вьючного скота, а также вялили их мясо и продавали его обитателям соседних земель. Торговали и плодами земледелия: картофелем, кукурузой, киноа и т. д. Высоких урожаев удавалось достичь благодаря тому, что чавинцы овладели искусством орошения угодий, оставив после себя разветвленную систему каналов и акведуков. И, наконец, чавинцы сумели построить то, чего не было у их предшественников, — государство.

О чавинском государстве нам известно относительно немного. Письменности у них не было — и поэтому нам не известны имена их правителей и жрецов, мы можем лишь догадываться о происходивших там политических событиях. Мы знаем, что, поскольку власть в государстве находилась в руках жрецов, его с полным правом можно назвать теократией. Судить же о религии этого государства можно по чавинскому искусству, обслуживавшему нужды теократии. В частности, чавинцы часто изображали на керамике, стелах и стенах храмов орлов и ягуаров — и, насколько можно судить, крупная кошкоподобная фигура, повторяющаяся во многих резных изображениях и в виде скульптур, имела очень важное религиозное значение.

Город мертвых под дождем из песка

Цивилизация Чавин исчезла примерно около 200 года до н. э. — так же неожиданно, как и возникла. Культура же, одно время сосуществовавшая с чавинской и хронологически последовавшая за ней (приблизительно 750–100 годы до н. э.), возникла на южном побережье Перу. Поскольку первые относящиеся к ней находки археологи сделали около ста лет назад на омываемом Тихим океаном полуострове Паракас, его название и закрепилось за всей этой цивилизацией. Здесь во второй половине 1920-х работал великий археолог Хулио Сесар Тельо, человек, в отношении которого уместен каламбур: Колумб доколумбова Перу. Именно Тельо, сам являвшийся по крови индейцем, открыл в 1919 году культуру Чавин, и ему же принадлежит честь открытия культуры Паракас.

Кстати, а что значит само это слово? На языке кечуа paracas означает «дождь из песка» (para — дождь, aco — песок). Чешский этнограф, специалист по доколумбовым цивилизациям Америки Милослав Стингл пишет:

«Очень подходящее название для пустынного, покрытого красноватыми песками полуострова, куда заходят и глубоко вклиниваются в Тихий океан отроги горного пояса Серро-Колорадо. На южноперуанском пустынном полуострове никто не живет. Это мертвая земля. Однако в начале нашего столетия выяснилось, что Паракас — это не только мертвая земля, но и земля мертвых».

Первыми на странные могилы, которыми изобилует Паракас, наткнулись рыбаки, случайно бросившие якорь у южного побережья этой бесплодной земли. Они не погнушались вскрыть несколько захоронений — и нашли там клочья ткани удивительной выделки, какой давным-давно не производят в Перу. Именно известие об этой находке побудило Тельо отправиться на полуостров в 1925 году.

Эта и последующие поездки оказались на редкость удачными. Исследователь обнаружил нечто поразительное: обширные захоронения из сотен могил, в которых закапсулировались многочисленные артефакты жизни, кипевшей на этом участке Перу до нашей эры. Самым же удивительным стало обнаружение в могилах «жильцов»: прекрасно сохранившихся создателей этой своеобразной цивилизации.

Знаниями о культуре Паракас мы обязаны, помимо Тельо, и другим археологам — в частности, американцам Сэмюэлю Лотропу и Чарльзу Стэнишу, французу Фредерику Энгелю, перуанке Ребеке Карьон Качот. Они выяснили, что в начальной стадии эта культура находилась под значительным влиянием чавинцев (в частности, для обеих культур был характерен культ божества-ягуара), но потом развилась в нечто оригинальное. В частности, паракасцы — отделенные от Древнего Египта двумя континентами и океаном! — с великолепным знанием дела мумифицировали покойников.

В качестве могил ранние паракасцы использовали так называемые каверны (пещеры, ямы), похожие по форме на бутылки для кьянти — с длинным узким горлышком и широким дном. Для размещения этих каверн выбирали песчаные холмы, в которых вырывали округлые входные ямы диаметром 1–1,5 м и глубиной около 2 м. Чтобы края ям не осыпались, их стены укрепляли камнями. В центре основания ямы располагался вход в узкую вертикальную шахту, протяженность которой могла достигать 4–6 м. В шахте высекали ступени, по которым можно было спуститься к куполообразной камере (диаметром 3–4 м и высотой 1–1,5 м), высеченной в грунте. Глубина всего сооружения от входа до основания камеры в некоторых случаях могла достигать 7,5 м, в среднем же составляла 2–3 м.

В одной такой «бутылке», то есть в подземной камере, могли уложить до 30–40 мумий, завернутых в ткани из шерсти или хлопка. Покойникам обычно придавали позу с поджатыми к подбородку коленями и скрещенными на груди руками. Мертвецов снабжали многочисленным инвентарем, призванным служить им в загробной жизни: это были и золотые украшения, и украшенные сложным орнаментом сосуды, и обсидиановые и костяные ножи, и каменные топоры, и трубки для вдыхания табачного дыма, и ткани, и рыболовные сети.

В 1927 году Хулио Сесар Тельо обнаружил возле группы бутылевидных могил захоронение совершенно другого типа. Под мощными песчаными наносами скрывались настоящие здания с каменными стенами толщиной в 30–40 см: большие погребальные камеры, к которым примыкали своеобразные «вестибюли», длинные коридоры и внутренние дворики. Каждая из камер служила пристанищем в среднем сорока мумиям. Есть предположение, что эти камеры служили каждая отдельной семье или клану и использовались на протяжении многих поколений. Тельо отметил сходство этого погребального комплекса с городом — и потому назвал его Некрополисом. Археолог пришел к выводу, что бутылевидные захоронения относятся к более раннему периоду цивилизации Паракас, а Некрополис — к позднему. Благодаря анализу с помощью радиоактивного углерода С14 удалось установить примерную дату, когда функционировал Некрополис, — около 300–200 годов до н. э.

К слову, брали в Некрополис отнюдь не каждого паракасца — только представителей знатных родов. Видимо, не все могли позволить себе то количество высококачественной ткани, которая шла на погребальный рулон, имевший внизу, у основания, диаметр 150 и более сантиметров, а сверху — более метра.

Покойников обычно укутывали в несколько слоев, верхний из которых представлял собой крепко завязанный сверху полотняный мешок.

«Если мы развяжем его, то найдем еще один слой материи, в которую вкладывали „унку“, нечто вроде рубахи. Далее мы должны размотать еще один-два витка крепко облегающей тело материи. Под ними уже две тысячи лет ожидает своего освободителя нагая мумия, посаженная в корзину-плетенку. Колени прижаты к подбородку, конечности привязаны к телу веревками, которые нередко стягивают и пальцы на обеих руках умершего», — рассказывает Милослав Стингл.

Искусство ткачей и секреты мумификаторов

Богатство одежды умерших паракасцев приводит в восторг, ибо это отнюдь не простые саваны или рубахи.

«Каждая мумия была завернута в один или несколько прекрасных плащей. Именно погребальный плащ являлся свидетельством привилегированного общественного положения покойного. Чем больше плащей, тем знатнее человек. В Паракас Некрополис были найдены мумии, „одетые“ в пять и более плащей. Хлопчатобумажные ткани, из которых они были вытканы, украшены искусно вышитыми узорами. Искусство мумификации в поздний период цивилизации Паракас достигло больших высот. Хорошо сохранившиеся тела, завернутые в хлопчатобумажные полотнища, порой достигающие 20 метров, по прошествии двух тысяч лет свидетельствуют о высокой квалификации здешних мастеров мумификации», — отмечает Стингл.

Ученые более-менее восстановили методику, которой пользовались паракасские мумификаторы. В первую очередь мастера посмертного искусства отделяли от тела голову покойника, потом через носовую полость вынимали из нее мозги, а также удаляли глаза. Тело вскрывали, чтобы извлечь легкие, желудок, сердце и другие внутренности. Потом следовало еще одно вскрытие: для изъятия кишечника. Лишенный внутренностей труп наполняли деревянными брусками, волокнами и другими растительными материалами. Потом его либо слегка коптили над огнем, либо сушили на палящем южном солнце.

Тельо, обнаруживший рядом с некоторыми могильниками помещения с очагом (археолог прозвал их «кухнями») или небольшие отгороженные камнем дворики с большими сосудами и со следами огня и золы, предположил, что туда приносили морскую воду, которой поливали тела в процессе мумификации. При нагревании трупов на огне из воды выпаривалась соль, что способствовало хорошей консервации органических тканей. В результате подобных процедур тело полностью высыхало, после чего голову пришивали на место. Лица и некоторые части тела обмазывали древесной смолой и глиной. В рот мертвецу вкладывали маленький кусочек золота. Усопшему придавали позу зародыша: колени, поджатые к подбородку, скрещенные на груди руки — для чего труп обвязывали веревками. Последний этап процедуры: останки заворачивали в широкие куски ткани и предавали погребению.

Истинной гордостью паракасцев были не только их достижения на ниве мумификации, но и искусство выделки погребальных тканей, красота и качество которых поныне вызывают восхищение. В распоряжении паракасцев имелся довольно развитый тип ручного ткацкого станка, также они широко применяли технику плетения и вязания. Этнограф Юрий Зубрицкий, специалист по Древнему Перу, констатирует, что в ту эпоху ни в одной другой части планеты искусство ткачества не достигло такого совершенства, как в цивилизации Паракас.

«Традиции паракасских мастеров сохранялись еще долгое время. В частности, европейцы застали ткани из хлопка и шерсти, которые своей эластичностью, гладкостью, легкостью и шелковистостью превосходили самые дорогие сорта шелка», — пишет Зубрицкий, добавляя, что паракасские ткачи знали секреты ярких, долговечных, полностью сохранившихся до наших дней красок.

Ткани, добытые из паракасских могильников, сотканы из шерсти или хлопка — причем шерстяные сохранились лучше, чем хлопчатобумажные. Они украшались различными вышитыми фигурами и узорами самых разных расцветок. Исследователи насчитали на плащах, извлеченных из Некрополиса, 22 расцветки и 190 оттенков!

Очевидно, у паракасцев существовали высокоспециализированные мастерские по изготовлению как красок (их производили из различных природных материалов), так и самих погребальных одежд. Ученые считают, что столь роскошные плащи вышивались годами, — следовательно, знатные люди цивилизации Паракас заказывали себе посмертное облачение еще при жизни.

В рисунках на погребальных одеяниях представлена как окружающая людей природа (птицы, звери), так и повседневная жизнь паракасцев. Например, некоторые ткани украшены изображениями людей, вооруженных копьями, дубинами и ножами. Благодаря этим рисункам мы имеем и кое-какое представление о паракасском пантеоне. Тамошние божества имели самый разнообразный облик: некоторые походили на рыб, другие напоминали птиц, третьи — сфинксов.

«Видимо, эти изображения запечатлели переход от тотемических верований к „очеловеченным“ культам. Отсюда такие странные сочетания, как рыба с лицом человека. Паракасцы, как и чавинцы, придерживались, по всей видимости, концепции если не единого, то по крайней мере всемогущего божества, повелителя судеб человека и всего сущего», — полагает Зубрицкий.

В свою очередь, археолог Владимир Башилов подмечает, что на первых этапах своего существования цивилизация Паракас подвергался мощному влиянию культуры Чавин с ее культом божества-ягуара.

«В этом отношении очень показательны изображения на сосудах морды ягуара или фантастического хищника. На начальных этапах она трактуется в явно чавиноидной манере, иногда в виде довольно реалистического барельефа. В дальнейшем изображение все более схематизируется и на сосудах конца I тысячелетия до н. э. превращается в панель, покрытую резным геометрическим узором, в котором едва угадывается исходный образ», — констатирует Башилов.

В то же время в искусстве паракасцев появляется и ряд других мифологических образов. Нередко присутствует мотив некоего «глазастого существа» — возможно, это просто лицевая маска с большими глазами и свисающими из-под них подвесками. Не исключено, что данное изображение связано с культом трофейных голов, снятых с неприятелей, — в таком случае этот культ явно перекочевал из цивилизации Чавин.

Перуанская исследовательница Виктория де ла Хара предположила, что фигуры на паракасских тканях являются знаками древнейшего перуанского письма; следовательно, ткани Некрополиса — не что иное, как библиотека. Красивая гипотеза, но она так и осталась недоказанной. На данный момент считается, что доколумбовы цивилизации Южной Америки — в отличие от культур Мексики — не имели своей письменности, во всяком случае в традиционном понимании этого слова, а инкское кипу — это нечто совсем особое. Хотя, с другой стороны, нет ничего невероятного в предположении, что паракасцы использовали некую разновидность пиктографического письма, где в рисунках повествовалось о каких-то событиях из общественной жизни или раскрывались мифологические сюжеты.

Цивилизация длинноголовых

Итак, мы знаем, какие посмертные трансформации претерпевали тела паракасцев. А как они жили, как выглядели? Первое, что бросилось в глаза ученым, когда они размотали ленты ткани, служившие мумиям «одеждой», — деформированные черепа мертвецов. Искусство прижизненной деформации голов возникло во многих частях Древнего мира, причем независимо друг от друга. Его практиковали самые разные культуры Евразии, Африки, Америки, Австралии и Тихоокеанского региона, причем кое-где этот обычай сохранился вплоть до XX века.

Младенцам в первые годы жизни туго обматывали голову тканями, стягивали особыми бандажами и шинами или же фиксировали растущие кости черепа особыми дощечками. У новорожденных череп состоит из отдельных несросшихся костей — и при постоянном механическом воздействии на них форма головы может поменяться. Мастера владели секретом того, как изменить форму детского черепа, не повредив мозга. Так, в одном из паракасских погребений были найдены останки ребенка с головой, обмотанной хлопчатобумажной лентой. Она туго прижимала к голове две подушечки: одну к лобной, другую — к затылочной части черепа. Эти подушечки давили на череп спереди и сзади, придавая голове клиновидную форму.

А с какой целью древние деформировали черепа младенцев? Единого ответа на этот вопрос пока нет. Судя по всему, паракасцы чаще всего это делали для того, чтобы подчеркнуть социальный статус: люди с удлиненными головами занимали более высокое положение в обществе. Не исключено, что таким образом выделяли и членов каких-то особых каст и сословий — например, жреческих. Впрочем, сторонники теории палеоконтакта и тут подсуетились: они уверяют, что древние люди обзаводились удлиненными черепами из желания подражать прибывшим с небес «богам» — всё тем же инопланетянам.

Порою же усопшие паракасцы поражали исследователей не только формой черепов, но и волосяным покровом лиц.

«В одном из рулонов, который был размотан ассистентом и ближайшим сотрудником Тельо, Торибьо Мехия Ксеспе, был обнаружен мужчина с длинными пышными усами и бородой. Следует сказать, что у индейцев борода и усы почти не растут», — констатирует Стингл.

Находками такого рода поддерживаются спекуляции о «бородатых белых пришельцах», которые, дескать, способствовали созданию доколумбовых цивилизаций. Как известно, главным приверженцем подобных построений был знаменитый Тур Хейердал, положивший жизнь на то, чтобы доказать, что в древности Америку посещали жители Старого Света.

Впрочем, нет никаких оснований считать, что паракасцы не сумели самостоятельно достичь высокого уровня культуры. Показателем этого уровня служит, в частности, их интерес к астрономии. На паракасских изображениях одно и то же божество порою изображалось в четырех разных позах — Тельо решил, что это аллегорическое отражение четырех фаз Луны. А в 2014 году сотрудник Калифорнийского университета Чарльз Стэниш обнаружил в окрестностях перуанского города Чинча-Альта (провинция Чинча) остатки древней «обсерватории» — предположительно, ее построили именно люди культуры Паракас. Стэниш с коллегами зафиксировал под Чинча-Альта 71 линию гигантских наземных узоров-геоглифов, раскинувшихся на площади в 40 кв. км. Прямые линии этих геоглифов направлены в точку, где в Южном полушарии происходит летнее солнцестояние. Исследователи предположили, что данные объекты использовались для астрономических наблюдений и вычислений, а также для религиозных обрядов. Вблизи геоглифов находятся пять рукотворных холмов, исполнявших, очевидно, роль площадок для проведения разных церемоний.

В 2018 году исследовательские дроны обнаружили остатки геоглифов явно паракасского происхождения и в провинции Пальпа (как и Чинча, она входит в состав департамента Ика). Однако, в отличие от более поздних геоглифов культуры Наска, большинство из которых видны только сверху, паракасские рисунки были расположены на склонах холмов, что делало их видимыми для обитателей окрестных деревень.

Если рисунки насканцев часто представляют собой линии или многоугольники, то многие из геоглифов культуры Паракас изображают людей.

«Большинство этих фигур — воины. Эти изображения можно было заметить с определенного расстояния, поэтому люди их видели. Но со временем они полностью стерлись», — поясняет перуанский археолог Луис Хайме Кастильо Баттерс, один из первооткрывателей этих геоглифов.

Государство искусных хирургов

Нельзя не отметить поразительное для I тысячелетия до н. э. искусство паракасской хирургии.

«С помощью инструментов, изготовленных из камня и бронзы, лекари Паракаса делали сложнейшие хирургические операции, вплоть до трепанации черепа. Понятно, что подобное хирургическое искусство, в свою очередь, требовало определенных знаний в области антисептики и анестезии», — подчеркивает Юрий Зубрицкий.

Судя по следам зарастания отверстий (регенерации кости) люди, перенесшие трепанацию, как правило, выживали. Такие отверстия найдены у сорока и более процентов умерших паракасцев. Иногда отверстия в их головах закрывались тонкими золотыми пластинками. Зачем людям трепанировали черепа? Отчасти, наверное, таким образом пытались лечить некоторые недомогания. Возможно еще, что черепа живым людям вскрывали и в ритуальных целях — например, в ходе каких-нибудь инициаций или чтобы наделить человека некими магическими свойствами. Это, опять же, распространенная в Древнем мире практика — и паракасцы тут отнюдь не одиноки.

Важно то, что достижения паракасских ремесленников, жрецов и ученых могли быть возможны лишь при условии отделения ремесла и науки от земледелия.

Земледельческая отрасль культуры Паракас оказалась достаточно развита для того, чтобы снабжать пищей не только самих крестьян, но и людей, непосредственно обработкой земли не занимавшихся. Судя по находкам, сделанным в могильниках паракасцев, они выращивали маис, арахис, фасоль, тыкву, авокадо, гуайяву и другие растения. Потребляли они и мясо, о чем свидетельствуют многочисленные находки костей лам, морских свинок, птиц. Значительную прибавку к столу паракасцев обеспечивали и дары прибрежных вод Тихого океана — рыба, моллюски. Этим объясняется большая роль, отведенная в паракасском искусстве морским обитателям — изображались рыбы самых разных форм и расцветок, крабы, осьминоги.

Что касается ремесленничества, то паракасцы оставили нам множество керамической посуды разных форм — мисок, горшков, бутылей, сосудов с мостовидной ручкой. Каждый предмет сам по себе является произведением искусства: все они покрыты резными узорами в комбинации с многоцветной росписью — геометрический орнамент, изображения птиц, животных, фантастических существ и антропоморфных личин. А вот металлургия была не так развита: предметы из золота, меди и бронзы не слишком многочисленны. В основном паракасцы делали орудия труда из дерева, камня, костей и раковин.

Судя по всему, культура Паракас успела пережить лишь самое начало «металлургической революции».

Не приходится сомневаться в том, что в обществе паракасцев существовали имущественная дифференциация и ремесленная специализация. Однако если государство Паракас и существовало, мы можем делать лишь самые общие предположения о форме его устройства: оно могло быть и деспотическим, и демократическим — но, скорее всего, олигархическим (если только термин «олигархи» годится для знатных родов древнеиндейского протогосударства).

Свидетельством существования имущественного расслоения и каких-то протогосударственных структур является сам факт наличия Некрополиса. Его подземные сооружения весьма сложны в постройке — и для того, чтобы осуществить такое строительство, требовалась как свободная рабочая сила, так и управление ею. Строители, возводившие «дома» для покойников, должны были иметь возможность заниматься этим без необходимости отвлекаться на поиски пропитания — то есть были и те, кто снабжал их продуктами, и те, кто направлял и координировал весь процесс строительства. Кроме того, изучение погребений Некрополиса показывает, что там хоронили отнюдь не всех паракасцев, а только людей богатых, то есть тех, кто мог позволить себе и многочисленные погребальные плащи (изготовление которых требовало большого искусства, массы времени, терпения и кропотливости), и разнообразный загробный инвентарь.

«До своей смерти и похорон элитный мужчина Паракаса представлял собой ослепительное зрелище, демонстрируя наряды, излучавшие статус, силу и авторитет. Под такими людьми понимаются религиозные и политические лидеры Паракаса, чьи лидерские и ритуальные обязанности, вероятно, продолжались и в загробной жизни. Такая элита нуждалась во всех своих ритуальных одеждах и аксессуарах, чтобы эффективно выполнять свои обязанности по обе стороны жизни и смерти, подобно фараонам Древнего Египта», — пишет американский историк, доктор Мэри Браун.

Долгое время господствовала точка зрения, что Паракас был лишь священным центром и местом захоронения. Однако исследования Фредерика Энгеля убедительно доказали, что там постоянно обитали не только мертвецы, но и живые люди. А следы влияния данной цивилизации обнаружены, как уже указывалось, и за пределами полуострова. Так, на отрогах гор, окаймляющих верхнюю часть долины реки Ика, раскопано поселение, относящееся к этой культуре, — Серрильос.

«Разведочные шурфы вскрыли остатки здания со ступенчатой конструкцией, общая планировка которого так и не была выяснена. На окаймленные низким барьером террасы здания вели узкие лестницы. Стены были сооружены из адобов (в американской археологии термин, обозначающий сырцовые кирпичи. — В. В.) с большим количеством глиняного раствора. Адобы, формой напоминающие булку, выкладывались слоями то параллельно, то перпендикулярно внешней стороне стены, причем внешний ряд всегда располагался параллельно ей. В толще здания вскрыто несколько глиняных полов толщиной до 30 см. По всей вероятности, здание перестраивалось не менее четырех раз. По-видимому, во время одной из таких перестроек были сделаны квадратные угловые помещения», — сообщает Владимир Башилов.

Увы, слишком многие артефакты, способные пролить дополнительный свет на эту своеобразную культуру, оказались утеряны — возможно, навсегда. Ведь после того, как открытие Тельо было предано огласке, на Паракас хлынули грабители, расхитившие ряд захоронений и распродавшие свои находки частным коллекционерам. Одно, впрочем, мы знаем точно: угасая, культура Паракас эволюционировала в другую древнеперуанскую культуру — Наска. И вот она как раз известна обывателю в гораздо большей степени — благодаря своим гигантским геоглифам. Однако исследования последних лет показывают, что обычай создания таких геоглифов насканцы переняли как раз у паракасцев.

Пожалуй, это одна из самых волнующих тайн, связанных с доколумбовыми цивилизациями Перу: что именно побудило древних индейцев выводить на почве своей страны колоссальные рисунки? Мы пока можем лишь строить гипотезы на этот счет, более или менее убедительные…