От мрачной эстетики Эдгара По до путешествий по эпохе Герберта Уэллса. Шесть лучших концептуальных альбомов Алана Парсонса

Tales of Mystery and Imagination Edgar Allan Poe (1976)

Первая пластинка навеяна мрачной эстетикой рассказов По. Ее идея родилась, когда Эрик Вульфсон учился в школе в Глазго. Он проникся таинственной концепцией, когда проходил мимо кинотеатра и ему запомнились зловещие постеры к фильмам «Ворон» и «Падение дома Ашеров».

В 1960-х годах будущий музыкант посещал курс по маркетингу и лектор подал ему идею, что картины по мотивам произведений Эдгара Аллана По хорошо окупаются в прокате. И в голове молодого Эрика родилась идея выпустить рок-оперу на тему рассказов мрачного гения XIX века.

В начале 1970-х для реализации своей задумки Вульфсон начал сотрудничать с шотландской группой Pilot, но ему не хватало опытного менеджера. Поэтому знакомство с Аланом Парсонсом стало для Эрика огромной удачей — вместе с «пилотами» и бывшим звукорежиссером Pink Floyd он в рамках «Проекта» мог воплощать свои творческие идеи.

Рецепт дебютного альбома — это гармоничное сплетение арт-рока, камерной симфонии и жутковатых сюжетов «безумного шляпника XIX века». В нем проявилось мастерство тандема передавать музыкой образы, чувства и атмосферу.

Словно два великих комбинатора, Парсонс и Вульфсон аккуратно ввели слушателя в сумрачный мир Эдгара Аллана По. Открыли пластинку инструменталом A Dream Within a Dream, в котором соединились обволакивающий эмбиент и предвкушение чего-то таинственного, как та декабрьская ночь с заснувшим героем, что скучал по умершей возлюбленной Линор. Так они подготовили сознание к восприятию The Raven — симфороковой истории про ворона, что нервно кричал в ночи «Nevermore!» и давал понять, что она никогда не вернется.

Вообще, напряжение и мощный катарсис — это всегда про Эдгара Аллана По. Музыканты на сто процентов воссоздали гнетущую атмосферу исповеди убийц из повестей «Сердце-обличитель» и «Бочонок Амонтильядо».

В первом случае они пригласили паранойяльного Артура Брауна, который в конце 1960-х рулил бандой Crazy World of Arthur Brown. Своими хриплыми воплями он потрясающе изобразил терзания совести душегуба, что расправился со стариком из-за «глаза коршуна, светлого и с бельмом». Финал трека с бьющимися, как сердце убиенного старика, хард-роковыми гитарами и барабанами лучше всего ассоциируется с последним криком злодея:

«Негодяи! — крикнул я, — не притворяйтесь долее! Я сознаюсь во всем! Снимите эти доски! Вот тут! Вот тут! Это биение его ужасного сердца…»

Если же внимательно вслушаться в смену настроений The Cask of Amontillado, то можно уловить в размеренных частях пьесы, как обедневший дворянин Монтрезор опьяняет сладкими речами без того захмелевшего Фортунато. А симфонический натиск так и порождает в сознании сцену, где обезумевший от унижений аристократ методично замуровывает бывшего друга в подвале.

«Я не только должен был наказать, но и наказать без всякой опасности для себя. Обида не отомщена, если мстителя постигает наказание; она, в равной мере, не отомщена и тогда, когда мститель не позаботится о том, чтобы совершивший обиду знал, — кто ему мстит».

Безусловно, тандем не мог обойти вниманием одно из центровых произведений творчества «безумного шляпника».

«Падение дома Ашеров» — пятнадцать минут синергии гения Клода Дебюсси и зарождающейся электронной пульсации «космического рока». Пожалуй, не было ничего лучше, чем симфонизм французского композитора, для того, чтобы показать мрачную атмосферу осеннего дня и тления старого дома у озера. И панический ужас рассказчика, который бежал из рушащегося дома, когда узнал, что вместе с Ашером похоронил леди Мэдилейн заживо.

I Robot (1977)

«Джордж Лукас выбрал абсолютно точное время и сослужил нам добрую службу, выпустив „Звездные войны“ одновременно с нашим альбомом».

Вторая половина 1970-х ознаменовалась диким интересом к космосу, футурологии, постапокалиптическому миру и возможному господству искусственного интеллекта. Массовый расцвет техники и ее возможностей для креатива не обошел и The Alan Parsons Project. На этот раз тандем создал историю о возвышении машин и упадке человечества, чье короткое господство на земле пришло к концу из-за того, что люди придумали роботов.

Концепция новой работы была основана на коротких рассказах американского фантаста Айзека Азимова. Писатель лично побеседовал с Эриком Вульфсоном и дал добро на музыкальное прочтение своих литературных трудов. При этом тандем по-новому взглянул на философию Азимова — роботы теперь не подчинялись человеку, а были наделены эмоциями и чувствами.

В плане музыки альбом шел в трендах своего времени — в нем сделали упор на холодный саунд синтезаторов, впрочем, не лишенный архетипического симфорокового звучания и свежих диско-фанковых вливаний. Стартовый трек I Robot, пожалуй, эталонная композиция, звуковые эффекты которой заставляют восприятие зависнуть в стерильном, неприветливом мире искусственного интеллекта.

Но первое впечатление обманчивое. Искусственному интеллекту оказались не чужды эмоции человека. В диско-фанковом хите I Wouldn’t Want to Be Like You строптивый робот проявляет самомнение и отстаивает свою индивидуальность. Под успокаивающую симфоспейсовую Some Other Time он смотрит в небо. На него льется свет тысячи звезд, и цифровой мозг размышляет: есть ли там жизнь и видят ли его сверху?

Более того, оказывается, роботы тоже могут болеть! Историю недомогания рассказывает пульсирующая Breakdown. А под старинные, барочные мотивы Don’t Let It Show льется повесть о том, что роботы хоть и наделены человеческими эмоциями, но в жестоком цифровом мире не должны подавать вида, что им плохо.

На второй стороне альбома тандем решил не ограничиваться концептом мира машин. Сага о роботах закончилась треком The Voice — рассказом о некоем сверхсуществе, которое правит реальностью искусственного интеллекта, всё видит и готово схватить любого.

Помимо жизни роботов, музыканты «Проекта» представили трендовые для конца 1970-х авангардно-космические зарисовки. Эмбиентный инструментал Nucleus ассоциируется со штормом где-то в системе Сириуса. А Total Eclipse по накалу экзистенциального ужаса можно сравнить с депрессивными творениями Альфреда Шнитке. Хотя если пофантазировать, то и в давящих оркестровках можно увидеть полное затмение, за которым следует конец господства искусственного интеллекта и возвращение к людским эмоциям через призму нежно-обволакивающей мелодии, названной в честь 31-го стиха Книги Бытия.

Pyramid (1978)

Космос, одиночество и пирамиды — такова новая рок-философия The Alan Parsons Project, где наши герои рассматривают конечность мира, уязвимость человека сквозь призму египетского чуда света.

Занятно, что после успешного I Robot Алан Парсонс предложил сделать пластинку на тему путешествий во времени, но в конце 1970-х весь мир вдруг заинтересовался загадочными строениями Гизы. Поэтому тандем раскрутил модное веяние и не прогадал: в итоге количество ярких моментов на свежей пластинке просто зашкаливало.

Три стартовые пьесы Voyager / What Goes Up… / The Eagle Will Rise Again воспринимаются как цельная сюита. Она наполнена эфирными звуками далеких галактик, мотивами будущих цивилизаций, симфонией полета мечты и мыслями о том, что если жизнь закончится, то, значит, даже пирамиды не вечны.

Тем, кто рос в 1980-е годы, египетский мотив Can’t Take It With You знаком с детства — в 1986 году на «Мелодии» вышла компиляция лучших вещей проекта, где этот трек был. Очень глубокая и медитативная, с обволакивающим риффом и атмосферной флейтой, она погружает в созерцание диалога двух рабов-египтян, что размышляют, можно ли унести с собой пирамиды.

Безусловно, вся пластинка заслуживает похвалы, но особенно хочется рассказать об инструментальном треке In the Lap of Gods. Это просто квинтэссенция Древнего Египта в музыке. Пять с половиной минут погружения в ушедшую культуру. Торжественные обряды и пиршество великих фараонов, которое своим бравурным мотивом достигает кульминации к концу пьесы.

Вообще, тема пирамид с давних времен тесно связана с НЛО и вмешательством внешнего разума. Даже в XXI веке конспирологи — среди них креативный Илон Маск — полагают, что подобные сооружения создали инопланетяне. Они ссылаются на то, что расположение пирамид совпадает с расположением светил созвездия Ориона, а стороны пирамиды Хуфу идеально соответствуют четырем положениям компаса. Разумеется, это «говорит» о том, что пирамиды служили маяком для посадки внеземных кораблей.

Думали ли так Алан Парсонс и Эрик Вульфсон — доподлинно неизвестно. Но они включили в трек-лист электронную и футуристичную, в духе Жан-Мишеля Жарра, композицию Hyper Gamma Spaces. Она предлагает задуматься: а вдруг и правда в пирамидах есть портал в эпоху наших прапраправнуков?

После нее кажется логичным и финал Shadow of a Lonely Man — глубокая философская баллада о том, что уходит всё. И жизнь, и человек, и пирамиды. И от них остаются только тени и воспоминания.

The Turn of a Friendly Card (1980)

«Нет, игра никогда не кончается, и весь мир зависит от того, как повезет в картах».

В 1979 году «Проект» представил Eve, посвященный женщинам, но он оказался лишь размытой тенью первых трех альбомов. Поэтому творческая пара отправилась за вдохновением в Париж, откуда, после посещения местных казино, привезла идею для нового опуса.

Азартные игры отравляют жизнь не меньше, чем вещества, расширяющие сознание. В новом альбоме Алан Парсонс и Эрик Вульфсон не только разбирались в гламурной природе карточных дуэлей. Они задвинули назад «космическую» формулу музыки, чтобы освободить место для помпезных оркестровых маневров. И в стартовой May Be A Price To Pay устроили симфонический удар, идеально подходящий сюжету о том, что за дружбу с картами, злом и магией придется расплачиваться личным благополучием.

Еще во время записи Eve дальновидный Алан Парсонс уловил, что ветер дует в сторону клипового мышления и даже идеальный в музыкальном плане концепт провалится без явных хитов. В нынешнем альбоме таковыми стали Games People Play и Time.

С хитами тандем постарался на славу! Games People Play — квинтэссенция всех трендов музыки начала 1980-х. Здесь гармонично смешались драйв рока, диско-ритмов и психоделические шумовые веяния, которые выплеснулись в потрясающее по своей точности соло гитариста Йена Байрнсона.

Time — философское созерцание течения жизни, где лаконичные мазки скрипки, пианино и всплески акустической гитары создают скользящее настроение. Оно вписывается в концепцию пластинки — ведь можно играть в тусклом зале казино, а потом найти себя старым, нищим и беспомощным, выброшенным на обочину жизни. Некоторые фанаты находят атмосферу композиции сходной с Us and Them — треком Pink Floyd 1973 года.

Интересно, что в 1986 году поэтесса Ольга Чайко перевела для советской хеви-метал-группы «Круиз» текст Эрика Вульфсона, и трио под руководством Валерия Гаины выдало «металлургический» кавер, совсем непохожий на первоначальную задумку.

Смысловым апогеем пластинки стала финальная сюита «Если повезет в картах». Она длится шестнадцать минут и символизирует карточную игру. Кажется, что композиция зиждется на противоречиях. От напичканной архаичной мелодией и средневековыми символами интродукции, где некий странник входит в кафедральный собор в поисках сокровищ — кстати, это может означать Лас-Вегас, — и до высшего накала азарта, что сублимируется в сыром гитарном саунде рутс-рока а-ля Dire Straits.

On Air (1996)

В 1993 году Алан Парсонс выпустил первый сольный диск Try Anything Once. Казалось, что концептуальные произведения ушли в 1990 году вместе с Эриком Вульфсоном, который подался в искусство мюзиклов.

В новом альбоме не было общей идеи — просто набор добротных песен в AOR-стиле, но с явным прогрессивным налетом, характерным для раннего саунда The Alan Parsons Project. Три года спустя трендовый звукорежиссер вернулся к любимым концептам и обыграл в свежей пластинке On Air историю освоения человечеством небесных сфер.

Диапазон исследования воздушной темы широк и логичен. Начиная с обложки, где со свойственным Парсонсу символизмом изображена перевернутая лампочка, похожая на воздушный шар. И продолжаясь в музыке: вступительный трек Blue Blue Sky — светлая мечта человека о полете под аккомпанемент акустической гитары и пения птиц в лесу рядом с домом.

Даже пронзительный свист реактивных самолетов в конце не пугает, а гармонично вписывается в настроение песни, намекая на то, что летать в конце 1990-х стало обычным делом.

Большая часть альбома исполнена в медитативном и парящем настроении. Его саунд больше ассоциируется с сольными зарисовками гитариста Pink Floyd Дэвида Гилмора. Здесь минимум симфонических аранжировок — самый сильный оркестровый взрыв есть только в финале One Day to Fly — фантазии на тему летательных аппаратов Леонардо да Винчи.

Как обычно, Алан Парсонс мастерски выстроил концепцию. В эмбиентной текстуре, с глубокими басами, скользящими гитарами, ненавязчивыми клавишами и нежным саксофоном рассказал историю о том, как маленький Икар хотел полетать слишком близко к солнцу. Она же плавно перешла в размышления людей, которые летят по жизни, будто облака, гонимые ветром. Они плывут по жизни и не знают, где окажутся в будущем.

Тема космоса и авиации здесь тоже раскрыта. В инструментале Cloudbreak гитарист Йен Байрнсон создал ощущение путешествия на легком самолете, который медленно, но верно продирался сквозь облака и турбулентность. И передал в предметаллическом забое I Can’t Look Down нарастающую аэрофобию пассажира в испанском аэропорту. И, наконец, электронно-трансовая Apollo пульсирует предстартовым волнением астронавтов в шаттле.

Смысловой вершиной альбома стала Brother Up In Heaven — мощная антивоенная композиция о погибшем в Ираке брате гитариста Йена Байрнсона. Сыгранная в камерно-акустическом минимализме, она способна зацепить за душу не меньше, чем ленноновская Imagine.

The Time Machine (1999)

В канун 2000 года многие творческие личности решили подвести свои креативные итоги. Не отстал и Алан Парсонс. Он записал пластинку, центром которой стали фантастические произведения британского писателя-фантаста Герберта Уэллса. Свел в пятидесяти минутах звучания актуальные на тот момент эмбиент-изыскания, воздушную атмосферу тандема Парсонс — Вульфсон из эры «Пирамид» и приятные радиохиты 1980-х — те, коими были полны Vulture Culture и Ammonia Avenue, созданные еще «Проектом».

При всём этом пластинка гармонично пропитана ощущением временных странствий. Чувством, словно плывешь сквозь время и пространство бесконечной Вселенной неведомо куда. И сам еще не знаешь, где и когда окажешься на своей «машине времени».

Наилучшим образом здесь передает полет во временную дыру стартовая The Time Machine — по-космически динамичная и с пронзительными акустическими риффами. Она плавно перетекает сначала в рассказ профессора о том, что Вселенная — это и есть машина времени, ведь живущие на другом конце Космоса видят нас такими, какими мы были шесть тысяч лет назад.

А потом «из синевы» — Out of the Blue — появляется странник, который едет по одинокому шоссе под обволакивающий и созерцательный мотив.

Несмотря на то, что в целом альбом очень ровный, в нем есть за что зацепиться искушенному слушателю. И даже ответить критикам, которые после выхода «Машины времени» налетели на Алана за то, что он ушел «в синтетику». Например, предложить им послушать Call of the Wild. Это — невероятный эфирный шотландский гимн, записанный с такой глубиной, с таким вдохновением, с таким бережным отношением к мелодике, что там, где все «Энигмы» и «Дип Форесты» учились — Алан Парсонс преподавал!

Акустическую Ignorance is Bliss нужно просто созерцать. Слушать тихие переборы гитары и словно смотреть вечером в воду, где в отражении небесные звезды играют свою ажурную симфонию, которая превращается в мощную коду с саксофоном и электрогитарой.

Безусловный шедевр альбома — Far Ago And Long Away. Крайне необычная тема для Парсонса. По мрачности он превзошел здесь самого себя времен Эдгара Аллана По. Тут — почти шесть минут King Crimson. И здесь — великая тайна — что это? Зарисовка ли главы, где герой Уэллса попал в закат Земли, когда небо было красным от умирающего Солнца, а из полувысохшего моря выползал гигантский краб? Или это вовсе «Война миров», когда по иссушенной летним зноем английской земле ужасным маршем шли долговязые марсианские захватчики?

К сожалению, The Time Machine завершил эру концептуальных альбомов Алана Парсонса. Пять лет спустя Маэстро выпустил A Valid Path, где в сурово-отрешенных пассажах индастриала и futurepop затронул сюжеты о Тунгусском метеорите и грозном нраве Эвереста. А в 2019 и 2022 годах появились пропитанные ностальгией по 1980-м The Secret и Uroboros.