Анекдоты псевдо-Хармса в журналистике 1990-х: как журнал «Столица» придумал новую городскую речь

В 1998 году в московских книжных магазинах все еще можно было приобрести последние номера журнала «Столица», выпуск которого внезапно прекратился издательским домом «Коммерсант» в конце 1997-го. Издание, основанное в 1990-м как общественно-политический еженедельник, в середине десятилетия перешло из рук его основателя Андрея Мальгина к новому собственнику, который поменял его полностью.

От обличительного перестроечного пафоса и злободневной публицистики в обновленном журнале не осталось и следа: под руководством нового главного редактора Сергея Мостовщикова появилось нечто доселе невиданное в российской журналистике.

Невиданное, но благодаря своей интонации хорошо знакомое именно почитателям «Веселых ребят». «И еще был такой случай в истории гражданской авиации. Одному мальчику однажды ударили по голове железнодорожной шпалой. До этого момента он очень хотел стать летчиком. А потом, конечно, с головой ушел в медицину…»

Или: «Тут на днях меня спросили: „Товарищ! Вот журнал ваш, „Столица“, он на какой сегмент рынка рассчитан?“ Я, конечно, перепугался. Я вообще опасаюсь таких вопросов. Бог его знает, что люди имеют в виду. А выглядеть глупо тоже вроде как неудобно. Ответил на всякий случай уклончиво: „Думаю, вы совершенно правы. Хотя я сам придерживаюсь противоположной точки зрения“» — так начинались «типичные» вступительные письма главного редактора, которые с первой страницы задавали тон всему журналу: темам, форме подачи материала и стилю его авторов.

А в их числе были Валерий Панюшкин, Андрей Колесников, Дуня Смирнова, Катя Метелица, Александр Никонов, Рустам Арифджанов и другие…

Формально «Столица» являлась московским городским журналом, но фактически ее содержание этим не ограничивалось. В широком смысле это была энциклопедия быта 1990-х, посвященная образу жизни рядового постсоветского человека.

Редакция отправляла Ивана Охлобыстина на поиски милостыни с абсурдными табличками («Пропил деньги на стиральную машину. Жена убьет»), приносила подарки детям, чьи безадресные письма Деду Морозу застряли на центральном почтамте, искала философский ответ на вопрос, почему летом отключают горячую воду.

Подглядывала в ночные окна неспящих москвичей, писала о героях самых странных и смешных частных объявлений, связывала под Новый год жителей одинаковых адресов в Москве и Санкт-Петербурге, протестовала против установки памятника Петру I работы Зураба Церетели и т. д. и т. п.

Наконец, авторы журнала вели регулярные репортажи из города Москва (штат Пенсильвания, США), делали рекапы популярных телесериалов (задолго до сериального бума нулевых годов), критиковали в отдельных колонках скверную погоду и хвалили хорошую.

«Мурзилка для взрослых», — так презрительно отозвалась газета «Известия» о «Столице» после выхода пилотного номера. Даром что Мостовщиков (сам бывший известенец) в числе источников своего вдохновения называл тексты корифеев «Известий» Анатолия Аграновского и Владимира Надеина, а также Юрия Роста, Андрея Иллеша, Ярослава Голованова из «Комсомольской правды» и Анатолия Рубинова из «Литературной газеты».

Читайте также

Лимонка в зловонного гадомонстра: что читали русские радикалы до появления журнала «Нож»

Стоит ли идти в журналисты, или Посмотри кино — и сделай наоборот

Если авторы «Веселых ребят» работали с трюизмами отечественного литературоведения, то редакция «Столицы» взяла в оборот уже другой пласт — наследие советской и штампы новой, российской журналистики.

Обложку журнала одновременно украшали слоганы-девизы «Городской журнал для тех, кто умеет читать» и «Журнал образцового содержания»; в числе названий постоянных рубрик тут были «Зима спросит строго» и «Журнал выпустил. Что сделано?», отсылающие к небезызвестным псевдополемическим конструкциям советской печати.

Однако широко распространенный в прессе 1990-х годов стеб, который, по мнению лингвиста Елены Шмелевой, являлся «отрефлексированной реакцией, ответом на советский язык», в «Столице» благодаря таланту ее журналистов совершил эволюционный скачок и принял более литературные и более изобретательные формы.

От пародийной констатации очевидного общеизвестного факта в первом предложении заметки авторы «Столицы» сразу переходили к описанию жизненной ситуации своих героев. Неудивительно, что «однажды» — слово, с которого начинается большинство историй «Веселых ребят», — постоянно встречается на страницах журнала.

В издании, почти целиком и полностью посвященном жизни «обычных людей», где не бывает информационных поводов и пресс-релизов, трудно обойтись без этого «однажды».

Одна из фирменных, открывавших журнал рубрик носила название «Вот, например…». С этой фразы начиналась каждая заметка, превращавшая ее героев из фигурантов статистики обратно в людей с именами и фамилиями, в персонажей маленьких трагедий — бракосочетаний и разводов, рождений и смертей, несчастных случаев и криминальных происшествий.

Столичники — как авторы «Веселых ребят», схожими приемами, но в обратном направлении — превращали фигурантов литературных мифов в героев анекдотов с простительными слабостями.

Вершиной фирменного стиля «Столицы» оказалась рубрика «Про себя», сам факт существования вызывал нарекания у многих коллег по профессии и обвинения в «междусобойчике» (впрочем, как и весь журнал в целом). Пожалуй, именно в этой рубрике наиболее ярко проявились традиции отечественного литературного анекдота.

Истории из жизни авторов «Столицы» заканчивались мнимой нравоучительной моралью («Вот какая поучительная история. А не пей», «Вот как зависть научила людей любить дизайн», «Вот такие чудные люди делают для вас журнал „Столица“. Паразиты») или обходились вовсе без нее («Сергей Мостовщиков, главный редактор, целыми днями пропадает на редколлегиях и прочих заседаниях и даже постригся по этому поводу под Гоголя. Так и ходит, гнида. <…> Николай Фохт зря прожил свою жизнь. Ольга Пескова сменила резину и не испытала от этого ничего. Анна Гаврилова уснула на стуле и вызвала у окружающих чувство умиления»).

Помимо любви к языковой игре «Столицу» в глазах читателей роднили с «Веселыми ребятами» визуальные шутки, которые тут приняли форму абсурдных фотоколлажей.

Здесь была и «остро азартная» настольная игра «Психи подземелья», где игровым полем оказалась схема метрополитена, и «Кукла Юра» с набором бумажных костюмов московского мэра, и памятник Петру I, уплывающий в морскую даль, и «Московский городской прибор для проверки зрения людей», где вместо привычного бессмысленного набора букв был набран не менее бессмысленный, но полный экзистенциального отчаяния текст:

«вижу / это буквы / я умею читать! / букв становится больше / от этого нарастает беспокойство / мне почему-то кажется, что все это неспроста / не исключено, что пора остановиться и как следует проанализировать прочитанное». И далее так до последней нечитаемой строчки: «Ну и что с того? Какие-то мелкие ничтожные неразборчивые буквы, одни пустые слова, вот так горбатишься всю жизнь, пашешь на дядю и ни тебе благодарности, ни денег, у других дети как дети, а тут заболеешь — некому будет воды подать, сдохнешь — добрым словом не помянут, глаза бы на все это не смотрели».

Читайте также

Spotlight и другие: 5 хороших фильмов о журналистах

Набоков, Этвуд, Мураками: десять писателей, печатавшихся в «Плейбое»

После «Столицы»: осколки старой школы

Еще при жизни «Столица» заложила фундамент для многочисленных литературных игр, которые через несколько лет после ее закрытия пышно расцвели на территории «Живого журнала». Так, Николай Данилов («Норвежский Лесной»), возглавляя пресс-службу Студии Артемия Лебедева, переосмыслил на основе стиля «Столицы» жанр пресс-релиза.

Максим Кононенко продолжил традицию «Веселых ребят» в серии историй, которые даже начинались похоже: «Однажды Владимир Владимирович™ Путин…». Вслед за ним это стал делать другой сатирический блог «Glavred» — о воображаемых приключениях представителей российской журналистики: «Однажды Алексей Яблоков…» И так далее и тому подобное.

Что касается Мостовщикова, то он продолжил и развил свои эксперименты в новых проектах — газете «Большой город», журналах «Новый очевидец» и обновленном «Крокодиле». Увы, такими же легендарными, как «Столица», они не стали, несмотря на общего редактора, общих авторов и множество остроумных идей.

Это были продукты другой эпохи — эпохи заката российской печатной прессы, которая стала первой жертвой интернета.

Получив очередной номер «Крокодила» в бумажном конверте с надписью «Нефти в стране осталось на два дня», читатели журнала становились обладателями бесплатного вложенного пробника (точнее, пародии на него) — лаврового листа, одноразовой стельки или «бинта счастья», — и нередко вздыхали: надолго ли хватит терпения и таланта Мостовщикова и Ко? Когда же это кончится? Тут все и…

Трудно сказать, возможно ли сегодня в интернете, где жизнь любого сайта зависит лишь от очередного редизайна или срока оплаты хостинга, создать издание, которое будет равновеликим бумажным газетам и журналам прошлых лет. Скорее всего, нет: экономика большинства современных сетевых изданий чересчур зависит от трафика, а новым поколениям журналистов и редакторов, которые зачастую никогда не публиковались в печатной прессе и не считали строки в колонке текста, — не до языковых игр.

Несмотря на то что редакторы «Столицы» еще довольно молодые люди, передавать свои знания и воспитывать новое поколение авторов при всем желании им больше негде.

По состоянию на март 2020 года Сергей Мостовщиков занят тем, что читает в Брянске, вдвоем с Алексеем Яблоковым, публичную лекцию «о смерти журналистики».