Славянская мифология: опора, спекуляция или тренд?

Славянская мифология, эзотерика, традиция — всё это вплетается в повседневность: мы читаем фэнтези, смотрим фильмы про богатырей и нечисть, приложение на смартфоне выдает аффирмацию на день, а в соцсетях предлагают расклады по рунам. Религиовед Дарья Бохан рассказывает, что стоит за смешением прошлого и настоящего: осознанный интерес к корням, спекуляция на древних символах или новый культурный тренд.

Так уже было

Интерес к национальной культуре всегда связан с поиском смысла. В XVIII-XIX веках романтические искания истоков захватили русскую культуру: публиковались памятники славянской письменности, собирались народные предания, сказки, обряды. В начале XX сакральный мир славян стал культурным кодом в литературе, живописи и музыке Серебряного века.

Сергей Городецкий  в книге стихов «Ярь» 1907 года описывает встречу Перуна и Ярилы так: «В белой рубахе \ Из чащи зеленой \ Ярила идет, \ Опоенный \ Красою и силой». Константин Бальмонт еще сильнее углубился в славянские мотивы. В сборнике «Жар-птица. Свирель славянина» 1906 года есть и фольклорные персонажи,  и заговоры, и боги:

Небо, носящее имя Сварога,

Небо, верховная степь голубая,

Небо, родившее Солнце, Дажьбога,

Как хорошо ты в ночах, засыпая.

Политические и социальные катаклизмы (Русско-Японская война, Первая мировая и революция) обусловили интерес интеллигенции к мифологии и религии. Николай Бердяев писал: «Повсюду была разлита нездоровая мистическая чувственность, которой раньше в России не было». С конца XIX в моду входят спиритические сеансы, медиумы, концепции избранной расы. В «Средах» Вячеслава Иванова обсуждали оккультизм, мистический анархизм, а  Елена Блаватская обещала вывести человечество на новый уровень эволюции.

Мистика становится популярной на фоне общего «неверия» в традиционную религию из-за возможности прямого контакта с божественным или потусторонним.  Доступ к нему предоставляло автоматическое письмо, медиум, который открывал доступ к каналу «энергии», либо гуру, носитель сокровенного знания от первоисточника.

Птица Сирин

В современных реалиях подобную функцию  выполняют «ченнелинг», нумерология, шаманские круги по общению с духами. Мы видим по соседству желание опереться на свои корни, возродить «национальный  миф», при этом спокойно впускаем в жизнь легкие эзотерические практики. Что-то точно должно помочь.

Опоры, которых не было?

В попытках реконструировать истоки нашей религиозности до христианства, мы сталкиваемся с проблемой: до нас не дошло ни единого подлинного религиозного текста славянского язычества. Сведения приходится черпать из низшей мифологии, где вера в Спасителя переплелась с фольклором и народными верованиями. О богах мы знаем лишь по летописям, клятвам и христианским поучениям против язычества, то есть литературным, авторским памятникам, которые зачастую имели цель — очернить старые верования.

Известный нам со школьных времен пантеон князя Владимира был установлен им всего за восемь лет до крещения Руси, и по всей вероятности, отражал лишь интересы воинского сословия. Что мы знаем:

Из богов Владимира только Перун и Мокошь были хорошо знакомы восточным славянам, и их культ поддерживался.

Остальные боги, вероятно, принадлежат иностранным народам, проживавшим на территории Древней Руси.

Есть и такие боги, о которых ничего не упоминается в «Повести временных лет», однако они фигурирует в других источниках. Например, Велес — скреплявший клятвы, скотий бог (как это соотносится не до конца понятно). И другие, на основе упоминания которых рождались целые теории.

Симаргл

Так, вдохновляясь ограниченным набором косвенных источников, легко предположить, что тайное знание лежит не на поверхности. К примеру, археолог Б.А. Рыбаков выводит из антиязыческих текстов культ Бога Рода. Идол в его концепции представляет собой ипостаси одного высшего Божества, который возглавляет пантеон наших предков. С таким подходом в  корне не согласны современные ученые. Зато идея Рода, как триединого демиурга, становится одной из важнейших для славянского неоязычества.

Ненадежные конструкции зачастую становятся и объектом спекуляций. В массовую культуру с легкой подачи писателя Ю.П. Миролюбова и его «Велесовой книги» входят явь-правь-навь.

При этом «Велесову книгу» никто и никогда не видел вживую кроме ее талантливого автора, потому что записи магически пропали. Ее алфавит придуман: это не докириллический языческий текст, а фантазия, более того, буквы соединяются горизонтальной чертой, похожей на индийское письмо, видимо, чтобы быть поближе к Ведам.

Восстановление фасада

Сегодня поиск самобытных основ часто сводится к внешней реставрации:

Интерес к народным праздникам: от Коляды до Купалы;

Возвращение элементов национального костюма в повседневность;

Изучение сказок, былин, легенд и их адаптация в современную культуру;

Использование рун, обережных знаков, амулетов в украшениях, татуировках, интерьере.

Поддерживающее окружение также формирует ощущение причастности, общности взглядов и популяризирует народную культуру. Единомышленники могут встретить друг друга в кругу тематических мероприятий, знакомящих с бытом предков, ремеслами и обрядами. Большой интерес уделяется исследованиям рода: от сбора генеалогической информации до эзотерических практик с целью понимания родовых программ или влияния на них.

Интерес к корням принимает разные формы — от реконструкции ритуалов до превращения мифологии в коммерческий продукт.

Но работа с природными энергиями, изучение славянских богов или смешение традиций от рун до шаманов редко являются аутентичными реконструкциями. Часть из них — адаптация под запросы людей, ищущих смысл и гармонию.

Где граница между глубоким поиском и поверхностным заигрыванием с мифами?

Попсовая славянская духовность притягательна: она дает простые ответы, обещает прикосновение к «истинному» наследию. Но в этом и кроется ловушка — упрощая, она обедняет, заменяя традицию поверхностными образами.

Чтобы копнуть глубже, нужно разобраться в имеющихся источниках. Вместо «Велесовой книги» стоит прочитать «Повесть временных лет». Забавно, что ее текст тоже однажды пропал, только до этого его видели многие ученые.

Былины, заговоры, обряды — это не просто сказки, а отражение древних представлений о мире, спрятанных под слоями христианства и вековых изменений. Например, Вербное воскресенье перед Пасхой празднует въезд Христа в Иерусалим и его чествование пальмовыми ветками. До отмены патриаршества Петром I патриарх в этот день ездил на коне от Лобного места до Успенского собора. Люди приветствовали его с вербами в руках.

При этом в народе вербе и ее сережкам приписывалась и особая волшебная сила: девять съеденных сережек уберегали от лихорадки, помогали от бесплодия, а слегка побить друзей вербой для передачи сил — вообще классика.

Сквозь призму христианского праздника просвечивается древнее отношение к природе, возрождающейся после смерти и магия вокруг нее. Смена земледельческих сезонов воспринималась нашими предками как обновление мира,  культовое дерево (береза, ель), как ось мира, а священный брак земли и плуга весной сообщал силу плодородия и народу.

Бытовые предметы, бережно собираемые на раскопках, могут отражать не только хозяйственные дела, но и верования. Например, среди артефактов Троицкого раскопа в Великом Новгороде находят предметы и украшения первых веков принятия христианства на Руси со следами славянских культов: лунницы, женский перстень XI века с орнаментом в виде волчьего зуба, характерный для славянского племени вятичей.

Стремление к поиску смысла — естественная часть человеческой природы. И если славянская мифология помогает кому-то почувствовать себя увереннее, связать прошлое и настоящее, найти опору — значит, она действительно актуальна.