Конечно он. 20 лет без Игоря Сорина

20 лет спустя тайна смерти Сорина всё еще остается нераскрытой, как и тогда, однако не менее интересным является вопрос, в каком ключе могло развиваться сольное творчество Игоря после его ухода из «Иванушек» в том же 98-м году. Сегодня мы попытаемся ответить на этот вопрос, а также вспомним, чем именно отличался один из главных кумиров русской молодежи тех лет от большинства своих коллег.

Весна 96-го, самое начало «иванушкомании», которая в течение года охватит всю Россию и моментально сделает из 3 парней главный бой-бенд страны. А пока они, одетые в разноцветные спортивные костюмы, еще не очень синхронно танцуют на сцене актового зала на дискотеке в обычной московской школе.

Между длинноволосой рыжей каланчой по имени Андрей Григорьев-Аполлонов и горой мускулов по имени Кирилл Андреев снует маленький светловолосый мальчуган. Может показаться, что это один из учеников школы выскочил на сцену к любимой группе, но нет, это Игорь Сорин, самый пронзительный голос «Иванушек», автор текстов некоторых их песен и, наверное, самый нетипичный участник бой-бенда всех времен и народов.

Стандартный расклад в мальчуковой группе всегда предполагал некое распределение ролей в ней. Вот весельчак, вот загадочный, вот мачо, вот бунтарь. Но Сорин не укладывался ни в один из этих стереотипов и в то же время сочетал в себе их все.

Он мог валять дурака на сцене, мог запеть Summertime Джорджа Гершвина, мог внезапно начать устраивать стриптиз, а во время интервью он мог сидеть с депрессивным выражением лица и обсуждать вещи, которые, скорее всего, не очень были понятны целевой аудитории «Иванушек».

«Каждый человек может быть философом какого-то своего единого мира, и моя философия распространяется только на меня и ни на кого больше. Я сам гражданин своей планеты, сам для себя эта планета и сам суд, устанавливающий на ней закон и сам себя карающий. Большую роль в моем поведении и высказываниях играет еще и эпатаж. Для меня эпатировать — это „совмещать пространство“, оперируя музыкой, литературой, идеей, голосом… По-моему, эпатаж — это непредсказуемость самого себя».

(журнал «Пульс», февраль 1998 г.)

И как раз благодаря этой своей необычности Игорь стал любимчиком публики. Вот что писала в письме одна из фанаток «Иванушек»:

«Как можно не любить Игоречка? Он такой маленький и славненький, взяла бы его на руку и улетела с ним на ту тучу, чтобы никто его у меня не отобрал. А еще он умный — когда говорит, я ничего не понимаю. Просто слушаю его чудесный голос…»

Одним словом, Сорин никак не встраивался в суровый и циничный мир большой поп-музыки, в котором ему по большому счету было не место. Несмотря на то что Игорю удавалось задействовать свои тексты в паре песен «Иванушек», он, как и остальные участники, обладал минимальным воздействием на вектор развития группы:

«Дело в том, что, к сожалению, „Иванушки“ научной ценности не представляют. Мы всего лишь довольствуемся мироощущением нашего продюсера. Решать что-то может только он. Но я не хочу петь для маленьких девочек и вызывать их нездоровый интерес в период полового созревания».

Вкупе с изматывающим графиком, предполагающим до 35 концертов в месяц, это сыграло решающую роль в том, что в начале 1998 года Сорин перестал быть «иванушкой». Ему стало тесно в рамках группы, в которой он фактически не мог сделать ничего своего, а желание заниматься собственным творчеством у него было велико.

Обычно, говоря о последнем годе жизни Сорина, все вспоминают лишь его расставание с «Иванушками» и трагичную смерть. Почти никто и никогда не пытается разобраться в том, что же именно он хотел воплотить в своем творчестве.

Прежде всего это связано с тем, что в 1998-м Сорин успел сделать очень мало. Однако благодаря и его словам, и словам близких мы можем хотя бы примерно восстановить его творческие планы.

Собственные песни Сорин начал записывать еще до начала карьеры в «Иванушках» вместе со своим другом Антоном Дёровым, продолжив заниматься этим и в редкие моменты между гастролями. Вместе они записали целый альбом из 9 песен, который назвали «СД-проект» (по фамилиям авторов — Сорин/Дёров). Вот что вспоминает о нем Антон:

«Трудно однозначно определить его музыкальное направление — это и блюз, и соул, и джаз-рок. Стихи тоже разные: от чистой лирики до философского стеба. Сочиняли мы все на равных. Иногда идеи приносил Игорь, иногда он соглашался с моими идеями… Занимаясь в группе „Иванушки“ чистой поп-музыкой, Игорь тосковал „по настоящему творчеству“».

(журнал «МК-бульвар», 1998 г.)

Слушайте Фрагменты из жизни. Памяти Игоря Сорина — Иванушки International на Яндекс.МузыкеАльбом был издан посмертно вместе с другими песнями Сорина и, слушая его, понимаешь, почему Игорю было так тесно в группе. Несмотря на гениальность первых альбомов «Иванушек», их музыка оставалась прежде всего попсой, тогда как совместное творчество Сорина и Дёрова действительно было разнообразнее и взрослее. Поэтому после ухода из группы Игорь не оказался потерянным в океане в музыкальном плане: у него был опыт сольной работы, у него была куча идей и наконец-то было время заниматься их воплощением.

Однако почти сразу всё пошло не так, как мечтал Сорин.

Вместо ежедневных концертов и постоянного внимания публики его встретила обычная жизнь обычного человека, а все продюсеры, к которым он обращался с предложением издавать его сольное творчество, отвергали его или просили за это неслыханные деньги.

Вот что пишет мама Игоря, Светлана Александровна, в своей книге «Приглашение к жизни»:

«Игорь всеми своими клеточками ощутил вакуум. Он вдруг стал никому ненужным, и это пугало и убивало его. Он впал в депрессию. Я видела его лежащим целыми днями на диване в полутемной комнате, тупо уставившегося в телевизор. Он просто угасал. Никаких желаний, никаких эмоций».

Всё изменилось в июле 1998 г., когда Сорин познакомился с Михаилом Масловым, продюсером лейбла «Космос Продакшн», издававшем тогда модную электронику. Игорь поведал ему о своих о планах: о том, что у него есть гигантская аудитория, которая повзрослела вместе с ним и хочет слышать от него новые, более серьезные песни, что он хочет более актуальный звук и что у него есть готовый материал.

Также он признался, что хочет совместить электронную музыку с этнической, внеся в нее «природный» элемент. Сорин на тот момент давно увлекался этникой и собирал всевозможные инструменты разных народов мира, умея при этом неплохо на них играть.

Вот что вспоминает его мама:

«В своей музыке он стремился идти от природы, поэтому собирал звуки такие, как пение птиц, плеск волны, шум дождя. А в стихах одухотворял природу и жил ее образами. Игорь хотел вернуться к тому, что у него было уже задолго до „Иванушек“, к своим первым мелодиям, написанным еще в Гнесинке. Эталоном для него стала мелодия „Шум дождя“, где звучала живая музыка, был голос и стихи. Эту мечту он частично выразил в незаконченной мелодии „Льдины“, которая вошла в диск „Памяти“. А еще он мечтал применить в своей музыке те музыкальные инструменты, которые были у него в коллекции: „Мама, это всё должно работать, надо идти от простого первобытного звучания, от там-тама и варгана до симфонии“».

Маслов позвал Сорина в круиз по Волге, где помимо некоторых бизнесменов и новых русских была собрана тусовка из творческих личностей: Богдан Титомир, Сергей Мазаев и вся группа «Моральный Кодекс», один из отцов русских рейвов Тимур Ланский и многие другие.

Плотное общение с ними дало свои плоды: Сорин вышел из творческого кризиса, преобразился и горел новыми идеями, частично почерпнутыми во время круиза. «Я так порадовалась за его состояние. Это был прежний Игорь, каким я его видела три года назад, еще до „Иванушек“, в Гнесинке. Он был полностью НАШИМ ИГОРЕМ. Нам было так хорошо, что я думала: „Так не бывает“», — вспоминает Светлана Сорина.

Еще до круиза Игорь говорил, что ему хотелось бы сделать в рамках своего творчества что-то театральное:

«Я хочу объединить в своем проекте музыку и театр. Возможно, это будет мюзикл… Для России это абсолютно новая эстетика… Своим творчеством я собираюсь вернуть в песни русский язык и претендовать на новый музыкальный стиль».

Благодаря новым знакомствам открывалась перспектива наконец воплотить задуманное. Тимур Ланский к тому моменту горел идеей сделать некое мощное театрально-песенное шоу:

«Мне хотелось сделать мощное культовое шоу, техно-оперу. Сначала думали о „Мастере и Маргарите“, но там возникли проблемы с наследниками… Была еще одна идея: сделать огромное шоу о техно-культуре, о техно-поколении. Даже без особого упора на слово „техно“. Просто универсальное шоу о 90-х годах с мощными декорациями, свежей электронной музыкой. Такой постановкой можно было достойно встретить 2000-й год. У Игоря были удивительные актерские способности. Он был и трагиком, и комиком».

Одновременно с этим он думал и о другом, собственном театральном проекте, о чем вновь свидетельствует его мама:

«Свой проект он задумал как театрализованную шоу-сказку, где герой в поисках счастья попадает в разные страны, в разные культуры: от народов Севера, где звучит варган, до Африки, где играют на там-тамах, далее в Индию и Китай с их струнными звучаниями. Всё это действо задумывалось с красивыми декорациями, танцами и дивным голосом главного героя».

Вместе с тем Сорин хотел записывать и что-то связанное с актуальной электроникой. Вспоминает DJ Грув:

«Из нашего общения с Игорем мне было ясно, что он хочет заниматься электронной музыкой. Он испытывал интерес к моему творчеству, хотел со мной общаться… Так что, будь он жив, мы бы наверняка сделали что-то вдвоем. Что бы пел? Да все так же — о русалках да о любви. Очень романтичный был человек».

(журнал «Молодой», 1999 г.)

Однако для совместной работы над своими песнями Сорин выбрал других людей — группы DSM Formation (сокр. от Devil Stone Medicine), которая тогда выпустила свой электронный альбом Vedmed Malun на уже упоминавшемся лейбле «Космос Продакшн», а за год до того записали альбом Coma с довольно жестким индустриальным звуком.

Специально для «Ножа» один из участников DSM Formation, Дмитрий Мещеряков, вспомнил, как проходила их совместная работа и какими Сорин видел свои сольные песни:

«Сорин послушал [наш альбом], ему понравилось, и он захотел поработать с нами. Что именно ему понравилось — я не знаю, мы об этом с ним не говорили. Думаю, зацепило его то, что наша музыка, как и андеграунд в России в целом, — музыка настоящая, полная противоположность совковой попсе 90-х. К тому же он достиг того этапа в жизни, когда от плясок и пения под фанеру про куклу Машу его уже воротило. Идея была сделать качественный проект мирового уровня, но на русском.

Я помню, что у него были идеи по мелодиям и текстам, и мы их прикидывали, пока не остановились на „Русалке“. „Остановились“ опять же громко сказано, потому что всё было в процессе работы. Кстати, „Русалка“ могла бы быть и драм-энд-бейсом, были такие прикидки. [Помимо нее] были идеи, но ничего конкретного. Это были его стихи и мелодии, и мы просто смотрели, что было более подходящим для того или иного бита. Другими словами, просто смотрели, что больше ложится на ухо.

В какой-то мере мы воплотили то, что хотели сделать с Сориным, годом позже с [группой] „Ю-ла Project“ [на их альбоме „Танец Woodoo“ в треках „Буду или нет“, „В небеса“ и „Твое движение“]. [В целом Сорин стремился] в электронную сторону. Не обязательно хаус, Игорь был, как говорится, open to anything. Он не был типа „так, будем делать всё вот только так — и никак по-другому“. Такой фигни не было.

[Игорь был] без гонора, даже немного застенчивый. Как вокалист — на четверку, но его талант был не в вокале. Сорин был многогранной творческой личностью, хороший парень. Мы знали Сорина только неделю, начали писать и работать в студии с первого же дня знакомства, за неделю до 1 сентября, [когда он упал с балкона]».

Всего неделю Игорь Сорин, находившийся тогда на творческом подъеме, сумел посвятить себя долгожданной работе над своими песнями. Все, кто тогда общался с ним, говорили, что это были чуть ли не самые счастливые его дни и ничто не предвещало беды. Однако 1 сентября случилось то, что случилось.

Всю ночь Игорь и ребята из DSM Formation работали над совместными треками в квартире на 6-м этаже дома № 12 по ул. Вересаева в Москве. Ранним утром Сорин предложил сделать перерыв и перекурить и ушел на кухню.

Его нашли лежащим на земле, живым, но с переломанным позвоночником.

На балконе 6-го этажа лежала записка «Моим Родным. Маме. Папе. Сашеньке. ВСЕ. Но как поэзии венец на свет рождается птенец. ЛЕТИТЕ».

Микрофон, работавший в квартире всё это время, не зафикисировал ни одного подозрительного звука, лишь полную тишину. Спустя 3 дня Игорь скончался, унеся с собой навсегда причину своего падения.

Разные люди высказывают разные версии о причинах произошедшего: суицид, убийство, влияние секты, наркотики и т. д. Сегодня, когда прошло 20 лет, судить о том, что же случилось с Сориным в то роковое утро, еще сложнее, чем тогда, в 1998-м, и вряд ли мы когда-нибудь раскроем эту тайну.

Однако нельзя не обратить внимание на одну мистическую деталь: всю жизнь Игоря преследовал символ неба, облаков и всего, что связано с воздухом. В детстве он катался на поездах и спрыгивал с них на скорости 60 км/ч, разбиваясь в кровь, так же он называл и свой уход из «Иванушек» — «спрыгиванием на большой скорости». На вопрос, кем он себя воспринимает, он отвечал «небом». И добавлял: «Небо — это чистота, чистота безупречности».

И наконец «Облака», последняя песня, спетая им в составе «Иванушек» и ставшая его прощанием с фанатами и группой, насквозь была проникнута тревожной небесной тематикой, а в ее припеве пелось: «Облака, счастливые вы наверняка, мне бы вас коснуться слегка, унесите меня. Пока, облака, мне на землю пора».

Песня оказалась трагически пророческой: небо было с Сориным на протяжении всей его жизни, и оно же его и закончило. Вместе с тайной своей гибели Игорь унес так и не записанные им песни, но по тем обрывкам, что нам остались, можно понять, что мы лишились, возможно, одного из главных альбомов 1990-х и уж точно одного из главных людей той эпохи.

Корреспондент: Если бы вы были дверью, куда бы вы вели?

Игорь Сорин: В небо.

(газета «Собеседник», 1997 г.)