Космос будет наш! Советская мечта о звездах и ее отражение в отечественной культуре

12 апреля 1961 года состоялось первое путешествие советского человека в космос. «Капитан первого звездолета — наш, советский!» — гласили заголовки газет. Эта космическая победа стала одним из главным символов оттепели и симптомом больших надежд. Если уж в космос сумели забраться (да еще и опередив американцев!), то и коммунизм как-нибудь построим. А Юрий Гагарин стал уникальной фигурой советской мифологии — первым официальным героем, который был и героем народным. Всем хорошо запомнилась его улыбка и трогательно развязавшийся шнурок, хорошо заметный в хронике. А во время торжественной встречи на улицах Москвы от толпы отделился один человек и бросился к машине Гагарина. Остановить его никто не посмел. Никто не мог подумать, что в руках у него может быть что-то, кроме цветов. Ликование было всенародным.

Русский космизм

Путь к этому космическому триумфу был начат задолго до этого. В 1892 году скромный преподаватель физики в Калужском уездном училище Константин Циолковский заявляет: «Земля — колыбель человечества, но нельзя вечно жить в колыбели». Циолковский стал родоначальником такого уникального направления русской философии, как космизм. Задолго до того, как стали возможны космические перелеты, философы призывали к переселению на другие планеты.

Поэт Валерий Брюсов восхищался:

«Поистине только русский дух мог поставить такую грандиозную задачу — заселить человечеством Вселенную. Космизм! Каково! Никто до Циолковского не мыслил такими масштабами!»

Для отечественных мечтателей покорение космоса было делом не практическим, а идеалистическим. Философ Николай Федоров, исповедовавший «философию общего дела», говорил, что жить нужно не для себя, а со всеми и для всех. Он мечтал о воскрешении мертвых, «поколения отцов».

Следовательно, заселять другие планеты нужно было, чтобы найти место для проживания мертвых, ведь земля просто не сможет вместить всех.

Любопытно, что эти утопические фантазии не мешали придумывать практические вещи. Тот же Циолковский в 1920 году пишет научно-фантастическую повесть «Вне земли», в которой излагает свою строго обоснованную программу по осуществлению межпланетных путешествий. Он обосновывал использование ракет для полетов в космос, пришел к выводу о необходимости использования «ракетных поездов» — прототипов многоступенчатых ракет, рассчитывал количество топлива, необходимого для полета.

Чертеж первого космического корабля К. Э. Циолковского (из рукописи «Свободное пространство», 1883). Источник

Окружающие недолюбливали Циолковского. Из-за глухоты и погруженности в себя он производил впечатление человека неласкового. Писатель Виктор Шкловский вспоминает свою встречу с ним:

«Циолковского не то, что не знали, его знали и презирали, не замечали и замалчивали. Смеялись. Циолковский жил капустным полем, которое он сам обрабатывал. Во всей тихой Калуге у него был один друг, товарищ — это был аптекарь. Тоже тихий человек. <…> Циолковский сказал тихим голосом: — У Вас большой лоб. Вы должны разговаривать с ангелами. — Нет, — сказал я. Циолковский ответил: — А я каждый день. Может быть, я ему показался ангелом-спасителем. Сын его застрелился от голода».

Константин Циолковский. Источник

Циолковский был настоящим фанатиком, готовым пожертвовать бытовым комфортом, ради своих идей. Вспоминая о своей юности, он писал:

«Я помню отлично, что, кроме воды и черного хлеба, ничего не было. Каждые три дня я ходил в булочную и покупал там на 9 коп. хлеба. <…> Ходил я с длинными волосами просто оттого, что некогда стричь волосы. Я все же был счастлив своими идеями, и черный хлеб меня нисколько не огорчал».

Марсианские хроники Маяковского

Социалистическая революция была очень похожим проектом построения рая. Только для этого не нужно было лететь на соседние планеты. Рай предполагалось построить прямо на земле. Неудивительно, что многие поэты и художники, разделявшие мечты о светлом будущем человечества, грезили о покорении других планет.

Они мечтали не просто о революции всемирной — вселенской!

Художники в буквальном смысле слова искали способы преодолеть земное тяготение. Отрывок из мемуаров искусствоведа Брюса Чатвина позволяет немножко представить масштаб амбиций тех лет:

«Архитектор Бертольд Любеткин, учившийся во ВХУТЕМАСе, вспоминал в беседе со мной зиму 1918-го. Его однокашник по фамилии Колесников представил в училище проект по превращению земли в свой собственный глобус, для чего следовало протянуть от полюса к полюсу стальную дугу, на которой художник мог бы проводить дни и ночи».

Космическая тема стала настойчивым мотивом в творчестве пролетарских поэтов, создающих многочисленные образы космической революции. «Нашей планете найдем мы иной ослепительный путь» (В. Кириллов), «Звезды в ряд построим, в вожжи впряжем луну» (он же), «Воздвигнем на каналах Марса дворец Свободы Мировой» (М. Герасимов) и т. д.

Роман Герберта Уэллса «Война миров», повествующий о нападении агрессивных марсиан на планету Земля, был впервые издан в России еще в 1898 году и оказал заметное влияние на футуристов. В 1916 году выходит знаменитый антивоенный манифест Велимира Хлебникова «Труба марсиан», в котором футуристы переводятся «из разряда людей в разряд марсиан». В думу марсиан поэт приглашает на правах гостей английского писателя Герберта Уэллса и итальянского футуриста Филиппо Томмазо Маринетти. Возглас «Улля, улля, марсиане!» Хлебников определенно заимствует именно у Уэллса. «Люди и звезды — братва!» — заявляет он в одном из своих стихотворений 1920-х годов.

Большеголовые,
в красном сияньи.
с Марса слетевшие, встали марсиане.

Грезит о неземных маршрутах Владимир Маяковский в поэме «150 000 000».

«Мы желаем звездам тыкать», фамильярничает Хлебников. А Маяковский словно отвечает ему:

Я знаю —
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!

«Облако в штанах», 1914

И еще:

И мы,
и Марс,
планеты обе
слетелись
к бывшей
пустыне Гоби.

«Два мая», 1925

В поэме «Пятый интернационал»:

Каждая небесная сила
по-своему голосила.
Раз!
Раз! —
это близко,
совсем близко
выворачивается Марс.

Даже камерный Северянин был не чужд этой космической эстетике:

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка— на Марс!

В 1908 году выходит роман «Красная звезда». Его автор, Александр Богданов, был типичным представителем своей эпохи. Фанатик и идеалист, ученый и экспериментатор, принимал деятельное участие в событиях первой русской революции. Он ставил на себе опыты по переливанию крови и погиб во время одного из них.

«Красная звезда». Обложка романа. Источник

Красный Марс, видимо, казался ему идейно близким уже благодаря одному своему цвету. Главный герой романа Леонид знакомится со странным существом по имени Мэнни. Тот оказывается марсианином и приглашает героя в гости на свою планету. Леонид немного колеблется: «Но как мне быть с моей революционной работой? Вы сами, по-видимому, социал-демократ и поймете мое затруднение», — и всё же принимает приглашение. Прибыв на Марс, Леонид чувствует себя в своей стихии: «Заботливый Нэтти предлагал мне предохранительные очки, чтобы избавиться от непривычного раздражения глаз. Я отказался. Это цвет нашего социалистического знамени, — сказал я. — Должен же я освоиться с вашей социалистической природой».

Роман Алексея Толстого «Аэлита» стал первым романом об экспорте отечественной революции. И не за границу, а прямиком на Марс. Инженер Лось в компании с демобилизованным красноармейцем отправляются в межпланетное путешествие. На Марсе они становятся свидетелями непримиримых социальных противоречий и помогают марсианам побороть рабовладельческий строй.

«В зеркальной стене появилась странная картина: на центральной площади — озабоченные, шепчущиеся кучки марсиан. Исчезли столики с мостовой, цветы, пестрые зонтики. Появился отряд солдат, — шел треугольником, как страшные куклы, с каменными лицами. Далее — на торговой улице, — бегущая толпа, свалка, и какой-то марсианин, вылетевший из драки винтом на мышиных крыльях. На одной из крупнейших фабрик гудящие толпы рабочих, возбужденные, мрачные, свирепые лица. В городе, видимо, произошло какое-то событие чрезвычайной важности».

Космос в кино

Первым советским фильмом на космическую тему была как раз экранизация «Аэлиты», снятая в 1924 году режиссером Протазановым. Фильм знаменит авангардными декорациями Александры Экстер, улыбкой артиста Баталова (дядя всем известного актера) и негативными отзывами в прессе. Протазанов, на тот момент недавно вернувшийся из эмиграции, очень хотел показать свою лояльность новому режиму. В результате снял эклектичную картину, с ревностью, изменами и убийствами, которая была приправлена правильным «комсомольским» душком. Фильм прошел в прокате с большим успехом. Но критика яростно на него ополчилась, и в официальную историю кино он вошел как неудавшийся эксперимент немолодого мастера.

Поэтому о протазановской «Аэлите» предпочитали стыдливо помалкивать. И первым по-настоящему советским фильмом на космическую тему считался «Космический рейс» Василия Журавлева, вышедший в 1935 году.

Василий Журавлев, крепко ушибленный космической темой, в 1923 году приехал в Москву из Ростова с одним желанием: поставить собственный большой фильм. «Кто я? Что собой представляю в свои 19 лет? Я умею запрячь лошадь и управиться с ломовой телегой, имею право водить автомобили всех марок и трактор „Фордзон“; я видел боевые схватки и стычки; мучаясь голодом, сторожил хлебные горы; встречал самоотверженных героев и разложившихся карьеристов; научился доставать все, что надо, несмотря ни на что; умею стрелять и играть на корнет-а-пистоне, голова моя до предела набита своими и чужими житейскими историями; я исписал горы канцелярщины и писем за своих неграмотных товарищей, прочел множество книг, большей частью приключенческих или просто случайных; просмотрел сотни фильмов и 83 оперетты… Какая мне польза от этого „багажа“? Что даст он мне для той новой жизни, в какой вообще неизвестно, что меня ждет…», размышлял молодой творец в поезде Москва — Ростов.

У него никак не выходила из головы повесть Жюля Верна «Из пушки на Луну», прочитанная детстве. Тому фильму не суждено было состояться, зато сюжет его выкупила контора Госкино, и так получился один из первых советских мультфильмов «Межпланетная революция». Политический шарж об экспорте революции на другие планеты со свастиками, инфернальными буржуями и грубоватой эстетикой.

«Межпланетная революция», кадр из мультфильма. Источник
«Межпланетная революция», мультфильм

А когда Журавлев вернулся к замыслу фильма о полете на Луну, консультантом к себе он позвал всё того же Циолковского. Ведь ему хотелось сделать фильм максимально правдоподобным. Тот с радостью поддержал: «Вздорную фильму не хотелось бы ставить». Для Циолковского фильм стал уникальной возможностью реализовать свои замыслы хотя бы на экране:

«Когда я в первый раз вышел из звездолета на Луну, на мне был скафандр. Я сделал легкий прыжок вперед и улетел на несколько метров…»

Во время подготовки к съемкам Циолковский сделал 30 чертежей ракетоплана, а рисунки, созданные Циолковским в процессе подготовки к фильму, позднее были объединены в «Альбом космических путешествий».

Рисунок Циолковского. Источник

Кстати, многие предсказания Циолковского сбудутся в будущем: будет широко использоваться радио, полетят в космос животные, космонавты вернутся домой на парашютах. Но он не увидит этого даже на экране: не доживет четыре месяца до премьеры фильма.

«Космический рейс», фильм

Своеобразной рифмой к фильму «Космический рейс» становится мультфильм «Полет на Луну» (1953). В нем на Луну отправляется аналогичный экипаж: старик-профессор, юная девушка и ребенок. Повторяется коллизия с поиском пропавшего товарища на поверхности Луны. Повторяется даже знакомая шутка про лунные морозы. В фильме Журавлева жена профессора говорит: «Полетел мой старик на Луну, а валенки забыл». Здесь звучит реплика: «На Луне 150 градусов морозы, а профессор улетел без калош. Так на Луну не летают».

«Полет на Луну», мультфильм

«В нашем обществе трое: я — русский, Коля Хомяков, Петя Терещенко — украинец, а Сэнди Робинсон — негр», — свидетельствует пионер от имени Международного общества межпланетных сообщений имени Циолковского. За несколько лет до полета Гагарина покорение космоса рисуется делом не только мирным, но и интернациональным.

В 1960–1970-е годы появляется новая волна космических эпопей разного рода. Начиная от фильмов Павла Клушанцева, который первым соединил научпоп с научной фантастикой, и заканчивая философскими притчами Андрея Тарковского.

Какие-то из них смотрятся сегодня вызывающим анахронизмом, какие-то до сих пор интересно смотреть. Как, скажем, фильм «Дознание пилота Пиркса» польского режиссера Марека Пестрака. Типичный пример «плохого кино», которое воспринимается уже как эстетический феномен. Или фильм Ричарда Викторова «Отроки во вселенной», авторы которого опередили свое время. И облик их роботов с шипами, торчащими из головы, напоминает ни много ни мало злодея из фильма «Восставший из ада».

«Отроки во вселенной» (1974), кадр из фильма. Источник
«Восставший из ада» (1987), кадр из фильма. Источник