Люби природу, не презирай богатство, уважай смерть: 3 стоических правила для хорошей жизни
В книге «Счастливая жизнь», которая вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн», биолог и философ науки Массимо Пильюччи предлагает обновленную стоическую доктрину, доступную и привлекательную для людей XXI столетия. Почему же именно стоицизм? По мнению Пильюччи, это одно из самых мощных средств, позволяющих выносить неизбежные невзгоды и наслаждаться жизненными дарами. Если хотите узнать, почему для современного стоика нет ничего плохого в обладании «Ламборгини», а смерть близких людей не должна приводить его в смятение — читайте дальше.
Нет необходимости презирать внешние вещи
Хотя представление о том, что стоики идут по жизни, сурово сжав зубы, и является неверным стереотипом, доля правды в нем все же есть, поскольку умение переносить тяготы судьбы определенно относится к стоическим добродетелям. При этом Эпиктет и даже Сенека — который был в некотором смысле самым гуманным представителем школы — зачастую заходят гораздо дальше, открыто поощряя нас презирать «внешние вещи», то есть такие блага, как здоровье, богатство, доброе имя и тому подобные.
Такой подход вытекает из основополагающего постулата стоической доктрины, согласно которому добродетель есть единственное благо, а все остальное остается «предпочитаемым безразличным». На подобных вещах можно останавливать свой разумный выбор, но только если это не портит нравственный облик того, кто такой выбор делает.
Сократ, который изначально сформулировал эту идею, позже ставшую позицией стоиков, в диалоге «Евтидем» спорит с двумя софистами — с самим Евтидемом и его братом Дионисидором.
Одним из центральных мест диалога (279–282) служит восхваление Сократом мудрости: он объясняет, что одна только мудрость имеет значение, ибо мудрые люди преуспевают во всяком своем начинании и в результате благоденствуют. Счастье, утверждает он, происходит не из обладания имуществом или знанием, а из разумного пользования тем и другим.
Сократ идет еще дальше: по его утверждению, если кто-либо не мудр, то ему вообще лучше жить без имущества и знаний, ибо над таким человеком неизменно довлеет риск неразумного пользования ими, а это хуже, чем не иметь их вовсе.
Обратим внимание, однако, что из позиции Сократа не следует необходимость презирать внешние вещи. Не предполагает эта позиция и того, что воспитание в себе добродетели (или мудрости) нужно доводить до полного исключения из жизни внешних вещей. Сам Сократ явно не делал этого, и принять столь радикальный взгляд — значит, перейти на позицию киников. Как известно, эксцентричного Диогена Синопского, воплощавшего ее практически, Платон называл «Сократом, сошедшим с ума».
И действительно, Сократ четко дает понять, что невозможно упражняться в добродетели, полностью избегая вещей внешних. Человек мудр или добродетелен (как можно заметить, я использую эти слова в качестве взаимозаменяемых) ровно настолько, насколько искушен он в пользовании внешними вещами.
Хороший способ понять мою идею — поразмышлять о ней в терминах того, что в современной экономике называют лексикографическими предпочтениями. По наблюдению экономистов поведенческой школы и вопреки постулатам классической экономической теории, люди убеждены, что не все желаемые блага можно заменить на иные блага равной экономической ценности.
Человек, скорее, группирует вещи, которые хочет заполучить или которые его интересуют, в отдельные «наборы», упорядочивая их содержимое в соответствии с их важностью для себя. В то время как составляющие одного «набора» могут обмениваться друг на друга, элементы разных «наборов», как правило, друг на друга не меняются.
Позвольте привести конкретный пример. В обыденной жизни мой «A-набор» включает в себя, предположим, мою дочь. Я забочусь о ее благополучии, ее будущем и тому подобном. В мой «Б-набор» входит оранжевый «Ламборгини» — машина моей мечты.
У меня вполне могло бы появиться желание — если бы, конечно, я мог себе такое позволить, — обменять кучу денег (которые также входят в «Б-набор») на «Ламборгини». Это было бы нормально. Однако обмен благополучия моей дочери или ее будущего на автомобиль просто-напросто не обсуждается.
Рассуждая по аналогии, я полагаю, что современные стоики должны рассматривать добродетель в качестве единственного элемента, заслуживающего включения в «А-набор», а вещи внешние — в качестве элементов, сгруппированных в наборы низшей значимости. Иначе говоря, моя дочь переходит в «Б-набор», а «Ламборгини» — в «В-набор». Добродетель же не только остается наивысшим благом, но и является единственным элементом в своей категории — и потому не может обмениваться ни на что другое.
Есть и другой способ, позволяющий разобраться в сути «предпочтительного безразличного» — восхитительного оксюморона, используемого в речах как современных, так и древних стоиков. Обращаясь к нему, можно сказать, что обладание определенными внешними вещами (скажем, богатством) не превращает вас в хорошего человека, равно как и отсутствие или недостаток тех же внешних вещей (скажем, бедность) не делает вас человеком плохим.
Таким образом, любые предметы, попадающие в «Б-набор» и «наборы» более низкого ранга, логически остаются обособленными и независимыми от единственной вещи, отвечающей категории А — а именно добродетели.
Не нужно культивировать безразличие к смерти
Большинству людей, впервые обращающихся к Эпиктету, наиболее тяжело дается усвоение того правила его философии, которое представлено в главе 3-й «Энхиридиона». В переводе оно выглядит так:
Велико искушение приписать очевидную черствость последней фразы неточному переводу, однако текст древнегреческого оригинала не менее резок. Впрочем, сам Эпиктет, как представляется, был славным малым, и поэтому приведенный фрагмент (как и несколько других из «Энхиридиона» и «Бесед») едва ли подразумевает бессердечность.
Автор просто представляет комбинацию естественного явления, описываемого «физикой» (люди смертны, в том числе смертны и те, кого мы любим), и аргументированного рассуждения, формулируемого «логикой» (нет смысла терять рассудок из-за того, что произойдет с неизбежностью).
Несмотря на внутреннюю непротиворечивость фрагментов, подобных приведенному, они послужили причиной, из-за которой за стоиками закрепилась репутация людей, стремящихся подавлять любые эмоции.
Дело, однако, в том, что Эпиктета отличала вера в некое космическое Провидение, и именно она послужила тем основанием, на котором вырос демонстрируемый им тип отрешенности, очень близкий к буддийскому его аналогу, опирающемуся, в свою очередь, на веру в карму и реинкарнацию.
Проблема же заключается в том, что точка зрения современной науки не очень-то согласуется со взглядом античных стоиков на то, как устроен мир. А это значит, что мы остаемся один на один с нашей собственной реальностью, в которой есть существенная разница между разбившейся чашкой и умершим родственником.
Современные стоики показали, что можно все-таки сохранить многое из исходных стоических идей, не уравнивая при этом отношение к разбитой чашке с отношением к смерти любимого человека, а развивая вместо этого способность принимать неизбежные события с благородством (по-древнегречески, это «величие души»). То, что предлагаю я, чем-то похоже на известную сцену из фильма «Шпионский мост».
Двумя главными героями кинокартины являются адвокат Джеймс Донован и советский разведчик Рудольф Абель. Во время суда над Абелем, обвиняемом в измене, Донован замечает, что его клиент не выглядит озабоченным весьма вероятной возможностью быть приговоренным к высшей мере наказания. Улучив момент, он спрашивает Абеля: «Вы не волнуетесь?» — на что Абель отвечает: «А разве это поможет?»
Такая реакция отнюдь не подразумевает, что Абелю нравится перспектива умереть на электрическом стуле; скорее, она говорит о том, что он развил в себе выдающуюся способность в одно и то же время принимать неизбежное и сосредоточиваться на том, что можно делать здесь и сейчас, в данном случае во время суда. Все это в точности соответствует предписаниям дихотомии контроля.
Жить согласно с природой
Диоген Лаэртский объясняет, что именно античные стоики подразумевали под своим известнейшим призывом «жить согласно с природой»:
Таков еще один аспект античного стоицизма, черпающий непосредственный смысл из представления о космическом провиденциализме — которое, повторюсь, в свете современной науки несостоятельно. Тем не менее расширение нашего знания о космосе не означает, что нам следует отбросить само понятие жизни согласно с природой. Оно подразумевает лишь грамотное истолкование этого предписания.
По сути, мы можем поддерживать ту же самую предложенную Хрисиппом дуалистичную интерпретацию, но под несколько иным углом зрения. В современных представлениях жить согласно природе космоса означает лишь принимать мир таким, каков он есть, — в отличие от того, каким бы нам хотелось его видеть. «Следуй за фактами» (физики или биологии) — так формулирует эту установку современный стоик Ларри Беккер.
В противоположность этому, однако, предписание жить согласно человеческой природе может быть по-прежнему интерпретировано ровно так же, как его толковали античные стоики. Ибо их представление о людях как существах по сути своей общественных и способных к мышлению, вне всякого сомнения, подтверждается современной приматологией, антропологией и когнитивной наукой.
Поэтому, когда Эпиктет говорит нам, что при посещении общественных бань следует иметь в виду две цели — доставление себе удовольствия и сохранение естественной гармонии, — мы вполне можем переиначить его слова, усмотрев в них пожелание насладиться заботой о себе, оставшись при этом рассудительными и социально ориентированными (не впадая, например, в негодование от поведения окружающих).