Атеисты-смертники и исламские гуманисты: что не так с нашим пониманием религиозного экстремизма

В бестселлере «Конец веры: религия, террор и будущность разума» Сэм Харрис, нейропсихолог, обладающий выдающимся даром красноречия, не церемонится с религиозными чувствами других людей. (Помоги нам Боже теперь, когда академические ученые мужи вдруг обнаружили, что все мы стоим перед лицом «конца веры», «конца истории», «конца зла», «конца бедности», «конца национального государства», «конца жизни» и т. д.) Харрис сокрушается по поводу деструктивного характера религии и умоляет всех людей, обладающих хотя бы крупицей здравого смысла, противостоять ей. В духе книг «Разрушить заклятье» (философ Дэн Деннет), «Бог не любовь: как религия все отравляет» (редактор журнала Vanity Fair Кристофер Хитченс) и «Бог как иллюзия» (биолог Ричард Докинз) Харрис настаивает, что мирская умеренность к религии и экуменическая терпимость лишь способствуют распространению странных и воинственных убеждений и процветанию экстремистов, что имеет жестокие и дикие последствия для всего мира. Об этом заявляется почти как о законе природы.

Харрис начинает свою книгу яркой историей, которую он представляет читателю как общеизвестную реальность: «Молодой человек садится рядом с парой cредних лет… Он улыбается. Нажав кнопку, он убивает себя, сидящую рядом пару и еще двадцать пассажиров автобуса. Гвозди, подшипники и крысиный яд обеспечивают жертвы на улице и в окружающих автомобилях. Все прошло по плану. Родители молодого человека вскоре узнают о его судьбе. Опечаленные потерей сына, они все же невероятно гордятся его подвигом. Они знают, что он отправился на небеса и подготовил путь для них. А еще он отправил своих жертв гореть в аду на веки вечные. Это двойная победа. Таковы факты. Это все, что мы знаем о молодом человеке наверняка… Но почему же так легко, так до банального легко — что можно биться об заклад чем угодно — угадать религию молодого человека?»

Из сопоставления этого наблюдения с терактами 11 сентября делается вывод, что «мы больше не можем игнорировать тот факт, что несметное количество наших соседей верят в метафизику мученичества [и] в настоящее время вооружены химическим, биологическим и ядерным оружием… Мы находимся в состоянии войны с исламом. Быть может, открытое признание этого факта не входит в ближайшие внешнеполитические планы наших политических лидеров, но это однозначно так».

Харрис и другие члены братства, которых Кристофер Хитченс называет четырьмя всадниками Апокалипсиса (Харрис, Хитченс, Докинз и Деннет), рассматривают науку как главное оружие на переднем крае необходимой и неизбежной борьбы против ислама в частности и религии в целом. Без шуток.

Для начала рассмотрим некоторые противоположные факты: террористы-смертники — это не только исламисты или люди, действующие из религиозных побуждений. В действительности до 2001 года самой плодовитой из смертников группой были «Тамильские тигры» Шри-Ланки — сугубо нерелигиозное движение за национальное освобождение, сторонниками которого в основном являлись индусы. До 2001 года на Ближнем Востоке большинство терактов с участием шахидов произошло в Ливане, около половины из них были совершены нерелигиозными националистами (Сирийской националистической партией, Ливанской коммунистической партией, ливанской партией «Баас»). Правда, начиная с 2001 года подавляющее большинство нападений шахидов спонсировалось военизированными мусульманскими группировками, но в исламской традиции существует не так много прецедентов терроризма смертников. Современный терроризм с привлечением смертников превратился в политическую силу с возникновения движения анархистов-атеистов в конце XIX века, во многом напоминающего джихадистское движение.

Что же касается «невероятной гордости», стоящей выше родительской любви, я еще не встречал людей, не готовых пойти на все, что в их силах, чтобы не дать своему ребенку совершить этот шаг; ни один из многих родителей, с которыми мне удалось поговорить, не знал и лишь немногие могли себе представить, что их ребенок занимается подобными вещами.

На уроках истории, психологии и политологии нам все время рассказывают, что матери спартанцев и самураев с улыбкой встречали весть о том, что их сыновья погибли в бою. Как однажды иронично заметил гарвардский психолог Стивен Пинкер, сами матери спартанцев и самураев никогда об этом не писали, и нам приходится верить рассказчикам на слово.

Я побывал в семьях, о которых средства массовой информации сообщали, что те счастливы за своих сыновей и гордятся ими. Я был свидетелем тому, как в окружении толпы и должностных лиц журналисты спрашивали: «Вы гордитесь? Вы счастливы?» Иногда родители говорят, что да. А что еще говорить, когда тебе сообщают о смерти ребенка? Что это было бессмысленно и глупо? Это противоречит врожденному стремлению человека придавать смысл любой мучительной потере. Я никогда не слышал, чтобы родитель шахида говорил «я счастлив» или хотя бы «я горжусь» в частной беседе.

В «Письме к христианской нации» Сэм Харрис продолжает критиковать верующих всех конфессий, хотя на ислам у него «особый зуб»: «Например, 70 процентов заключенных во французских тюрьмах — мусульмане. Мусульмане Западной Европы не атеисты… Атеист — это человек, который считает, что убийство одной маленькой девочки — даже раз в миллион лет — ставит под сомнение идею о милосердном Боге». <…>

Атеисты, конечно, вполне могут считать, что убийство маленькой девочки свидетельствует против существования Бога. Предположение верно, но тривиально. Атеисты, также погубившие десятки миллионов людей, и миллионы маленьких девочек в том числе, в равной степени могут считать совершенные ими убийства доказательством Божественного невмешательства.

В «Энциклопедии войн» Чарльз Филлипс и Александр Аксельрод изучили 1763 кровавых конфликта, возникших на протяжении всей истории, из которых лишь 123 (семь процентов) были религиозными.

Почти все крупные конфликты последнего времени, гораздо более смертоносные, чем конфликты прошлого, были несомненно нерелигиозными (две мировые войны, корейская и вьетнамская войны, геноцид в Камбодже и Руанде и др.).

Что касается призыва к науке и ученым объединиться против религии, дабы уменьшить насилие и увеличить счастье в мире, — я не вижу никаких доказательств того, что, запрещая религию, наука действительно сократит насилие и увеличит счастье. Также я не вижу свидетельств тому, что религия способствует скорее несчастью, чем счастью. На протяжении всей истории религии, как правило, уменьшали социальные неравенство и различия в группах, тогда как внутри других групп они лишь увеличивали дистанцию и повод для недоразумений и конфликтов. Но то же самое можно сказать и о других факторах, определяющих культурную идентичность, например о языке, этнической принадлежности и национализме.

Существует также устойчивая историческая взаимозависимость между войной и религиозными ритуалами, включая дорогостоящие усилия на создание и поддержание монументов, а также различные формы модификаций и увечий человеческого тела. Но затратные ритуальные обязательства, даже в религиозной группе, убежденной в своей правоте, не обязательно воплощаются в нетерпимость и воинственность. Напротив, анализ данных, собранных сотрудниками американского Центра исследований национальных выборов в Университете Нотр-Дам, показывает, что пятидесятники, наиболее сильно вовлеченные в религиозную деятельность и пламенней остальных исповедующие веру в Божественное руководство повседневной жизнью, вызывают большее доверие сограждан даже за пределами группы по сравнению с отношением к менее преданным представителям этого религиозного течения, атеистам или традиционным протестантам, католикам и евреям.

Недавние опросы, проведенные по всему миру, показывают, что чем беднее и менее образованней общество, тем сильнее в нем тенденция к религиозности. (Соединенные Штаты являются редким исключением из этого правила.)

С точки зрения атеистов это подтверждает, что религия является незрелой формой человеческого понимания, рожденной из невежества, которая исчезнет с продвижением человеческой жизни по пути науки. С точки зрения атеистов, это подтверждает, что материализм является монументальным барьером на пути к духовности и что алчность и нравственный релятивизм ведут к декадентскому потворству, слабостям и социальному отчуждению, недопустимым в религии.

Фактические причинно-следственные связи между религией, войной, бедностью и недостатком знаний о внешнем мире изучены и поняты недостаточно хорошо. Например, Ямайка — бедная страна с одним из самых высоких уровней убийств в Западном полушарии, а также с самым большим количеством религиозных организаций и культов на душу населения. Однако местные религиозные группы гораздо активней вовлечены в процессы снижения насилия между соперничающими уличными бандами и политическими фракциями, чем в подстрекательство к насилию.

В определенные исторические периоды религия была тесно связана с интеллектуальным творчеством и расширением человеческой свободы и возможностей. В другие эпохи все наоборот.

Мне неизвестно о каких-либо свидетельствах, позволяющих предположить, что сегодня ислам или религиозность в целом обязательно или потенциально ведут к насилию или что вера в науку и преданность атеизму ведут к терпимости и миру.

Ислам тоже останавливает насилие. Я обнаружил, что единственные организации, действительно переманившие значительное число добровольных дезертиров из рядов потенциальных мучеников и джихадистов — в Индонезии, Саудовской Аравии, Пакистане, Египте и во всем остальном мире, — это мусульманские религиозные организации. Вспомните также, что во время резни в Руанде многие мусульмане посчитали своим религиозным долгом спасти, на свой страх и риск, тысячи немусульман, как тутси, так и хуту, когда церкви, правительства (в том числе Соединенных Штатов и Франции) и общественные организации оставались в стороне.