Не высовывай ногу из-под одеяла: почему мы боимся темноты
В детстве мы много чего боялись: бездомных собак, шныряющих по двору, разлуки с родителями или бойких одноклассников из новой школы, но если спросить взрослого, чего он боялся в нежном возрасте, то чаще всего будут вспоминать страх темноты. Откуда растут ноги у этого ужаса и как он трансформируется в массовой культуре, объясняет социолог и создатель подкаста «Социология стрема» Константин Филоненко в книге «Путеводитель по современным страхам», которая вышла в издательстве АСТ. «Нож» публикует фрагмент о том, почему чтение страшилок перед сном или ночной поход на хоррор в кино — это попытка осмыслить экзистенциальные вопросы: как бытию противостоит ничто и с чем столкнется человек, отважившийся заглянуть в бездну.
Истории, приведенные в этой книге, взяты с портала «Мракопедия» (https://mrakopedia.net) — открытого онлайн-сборника темного фольклора, городских легенд и просто страшных историй, который подвижническим трудом собирает группа крипи-энтузиастов.
Страх темноты кажется базовым страхом, ведь здесь и ужас перед неизвестностью и скрывающейся невидимой опасностью, а еще, кроме того, в невидимое пространство можно подставить какое угодно пугающее существо иди ситуацию. То есть сочетание всех сразу видов страха в один мегастрах.
Если посмотреть на популярную культуру, мы увидим, что все, что должно хотя бы минимально пугать, исполнено в мрачных темных тонах, тонет во мгле. Было, кажется, только два фильма ужасов, которые не эксплуатировали тему темноты, — это Funny Games Михаэля Ханеке и Midsommar Ари Астера.
Когда речь заходит о типических детских страхах, боязнь темноты называют наиболее распространенным. Однако это не совсем подтверждается исследованиями. Согласно опросу детей, страх темноты действительно входит в список самых распространенных, но уступает таким страхам, как боязнь новой среды, разлуки с родителями, диких животных или даже пожара. Удивительно то, что если спросить у взрослых, чего они боялись в детстве, темноту они назовут самой первой.
Как будто бы мрак затмевает любые другие страхи, поглощает их. Однако возможно, что дети просто смешивают ощущения опасения, страха и боязни, испытывая страх там, где взрослый чувствует необходимость быть осторожным.
Тем не менее темнота и ночь ассоциируются не только с кошмарами и опасностями, но и с некоторым экзистенциальным ужасом.
Именно это ощущение выразил Тютчев в стихотворении «День и ночь»:
Полагаю, что ад и царство мертвых многие культуры располагали под землей из-за того, что там точно нет дневного света («Ад действительно внизу», — говорит лирический герой прозаической поэмы «Лето в аду» Артюра Рембо после того, как начинает слепнуть от действия яда).
Темнота — это депривация. Разум не приспособлен к ней, он достраивает лишние и пугающие сущности, лишь бы не оставаться в пустоте.
Морис Бланшо в эссе «Внешнее, ночь» описывает, что существует два вида ночи. Первый вид — противостоящая дню, отдохновение от трудов, забвение, покой.
Ее описывают в лирических стихах те, кто не спит в печальных созерцаниях. Эта первая ночь — пространство оппозиций: сумерки-заря, темнота-свет. В ее «подлунном свете» легко увидеть невероятных существ из всевозможных бестиариев.
Другой вид ночи сильно отличается: там нет никаких оппозиций, только тьма, отсутствие. Это время, когда исчезает все, кроме фантомов, галлюцинаций, призраков и видений.
Однако, как отмечает Бланшо, эти невероятные видения и феномены только тонкое прикрытие, вуаль, которая скрывает отсутствующее, пустоту.
«В ночи является само явление ночи» — за этой тавтологической формулировкой Бланшо скрывается описание ночи как таковой, которая не просто является частью циклического времени, но существует параллельно, по ту сторону, независимо ни от чего, и тем более от нашего дневного мира, деля, однако, с ним соседство.
Причем здесь, казалось бы, такое чисто философское рассуждение (Бланшо таким образом предлагал разделение философов и их философии)? Дело в том, что такая трактовка темноты очень подходит для классификации крипипаст. Причем не только о природе, но почти всех.
Первые, «противостоящие дню» истории про вполне физически осязаемых (и только из-за этого опасных) монстров, чья природа может быть не совсем ясна, но которые создают необходимое для жанра напряжение неопределенностью той опасности, которую они представляют.
Вторые, истинно ночные, — это истории, сюжеты которых строятся на событиях, которые сами по себе ценны только тем, что несут напоминание о более глубоком уровне действительности. Они служат лишь прикрытием для чувства экзистенциального ужаса, беспомощности человека перед природой и самим собой и тщетности эту беспомощность преодолеть.
Дионисий Ареопагит пишет о двойственной природе темноты: она одновременно присутствие и отсутствие. Присутствие — потому что темнота является сущностью сама по себе, она явственна; а отсутствие — потому что она скрывает все остальное, замещая все собой, отменяя другие предметы.
Депривация — одна из самых страшных пыток для человека. Некоторые люди практикуют погружение в камеры сенсорной депривации — когда человек плавает в звуконепроницаемой камере с соленой водой температуры его тела. Тогда на органы чувств не поступает никакой информации — ни зрительной, ни звуковой, ни сенсорной.
Эта процедура может оказывать положительное воздействие: те, кто не засыпает, испытывают значительное погружение в свои мысли, а медитация в такой камере считается наиболее эффективной. Однако если продолжать сеанс более часа, то человек начинает галлюцинировать, испытывать тревогу, беспокойство, панику.
Психолог Ольга Гордеева сделала обзор исследований на эту тему и написала статью «Измененные состоятся сознания при сенсорной депривации».
Собрано и изучено множество свидетельств людей, находившихся в длительной изоляции во время одиночного плавания, заключенных в одиночной камере, бывших на зимовках в арктических и антарктических экспедициях, а также спелеологов и, конечно, людей, которые тренируются, чтобы стать космонавтами. Также проведено множество экспериментов.
Человек, не проявляющий никаких психических аномалий, начинает странно воспринимать действительность и необычно себя вести. Сознание играет злую шутку с попавшим в сенсорную депривацию.
Иногда это может быть опасным не только для самого депривированного человека: у летчиков во время полетов ночью и в облаках появлялось ощущение нереальности окружающего, нарушалась ориентировка и изменялось восприятие положения самолета (кажется, что самолет перевернулся, остановился или накренился). Похожие состояния возникают также у шоферов в длительном рейсе, особенно в ночное время.
Длительная депривация чувств и ощущений приводит к самым разным последствиям, иногда эффект может сохраняться уже после ее конца.
Спелеолог М. Сифр после того, как два месяца не выбирался из пещеры, не узнал себя в зеркале, а потом стал ежедневно наблюдать за своим отражением, ощущая раздвоенность и отчуждение собственного «я».
Однако большинство людей, подвергшихся такому опыту, испытывает нарушение самосознания, отчуждение себя от своего тела, изменение состояний сна и бодрствования, вплоть до утраты способности к их различению, галлюцинации, потерю способности к рациональному мышлению и спутанность сознания, а также настолько сильную тягу к социальному контакту, что человек начинает разговаривать сам с собой, а затем выдумывает сущности.
Эти вещи испытывали единицы, однако в каждом из нас сидит механизм, который начинает давать сбой, как только оказывается в депривации. Вот почему стоит избегать темноты.
Почему так страшно ночью в лесу?
Когда человек попадает в лес, он оказывается выключен из своего общества (только если он не живет в лесу постоянно). Когда говорят о том, что выбраться в лес или в горы — значит «слиться с природой», это кажется заблуждением. В походе человек не сливается с природой, а яростно ей противостоит.
Все походное снаряжение очень технологично и направлено на то, чтобы максимально отгородиться от воздействий среды.
Полагаю, что быть «на природе» приятно из-за того, что это неминуемо повышает агентность, то есть собственную ответственность, вовлеченность.
Буквально каждый аспект жизни нужно контролировать, и ничего не происходит само собой: место для сна необходимо подготовить, чтобы поесть и согреться, нужно развести огонь, иными словами, приходится постоянно что-то предпринимать. А это, как говорил Фуко, определение опасности. Люди выбираются из городов за преодолением.
С самого начала истории человечества информация о том, как взаимодействовать с разными силами природы, собиралась по крупицам, накапливалась от поколения к поколению. Из-за развития техники появляются новые способы борьбы с природой.
Сейчас уже не обязательно знать, каким образом добыть огонь, как не замерзнуть и не промокнуть ночью, — есть спички и палатки. Количество соприкосновений с природными силами уменьшилось почти до полного отсутствия контакта. Инновации побеждают опыт, все накопленное предыдущими поколениями оказывается не нужным.
Получается, что теряется связь не только с природой, но и с предками, потому что их опыт уже преодолен с помощью технологий.
В работе «Culture and commitment» Маргарет Мид предлагает интерпретацию способов передачи знаний в разных обществах.
На протяжении длительного этапа для человечества эффективной моделью передачи информации была «от старших — младшим». Своеобразное правило выжившего: если человек дожил до преклонного возраста, то значит, он знает, как это делать. И способ выжить — действовать так, как говорят старшие, которые поступают так, как им говорили их старшие, и так далее.
Мид называет такой способ передачи знаний «постфигуративным», то есть это повторение за отцом и предком. Такой метод эффективен, когда человек, беря на руки младенца, понимал, что тот практически полностью повторит жизненный путь своих родителей.
В более современной ситуации процессы ускоряются и смена общественного устройства, а также его технологического обеспечения может произойти в рамках одного поколения.
Когда нужно постоянно адаптироваться к разным новым вещам, передача культурного опыта через предков и от старших к младшим перестает быть необходимой, гораздо чаще люди начинают получать опыт от сверстников. А эту схему Мид называет конфигуративностью, когда чему-то новому приходится учиться не только младшему поколению, но и старшему.
Книга вышла в 1970 году, и Мид в ней писала, что в будущем появится третья модель передачи знания — префигуративность.
Это ситуация, когда старшие обучаются у младших, поскольку уже только они — носители знания. В этом случае опыт, накопленный поколениями, просто не нужен. Такая ситуация вызывает страх и тревогу не только перед молодым поколением, от которого все остальные оказываются зависимыми, но и перед силами природы, единственным ответом которым оказываются технические приспособления, а не опыт.
Социолога Матвеева и Шляпентох пишут в книге «Страхи России в прошлом и настоящем», что природа — эго своего рода «экран, на который, проецируются смутные и неканализированные страхи и тревога, говорящие о глубинных процессах». То есть переживания, связанные со стихиями и вообще со средой, отражают скрытые, не проговоренные и даже не осознанные проблемы, которые иначе не могут быть выражены.