Просветитель Вяткин, археолог Толстов, художник Степанов. Как русские интеллектуалы 1920-х искали свободу в советской Средней Азии

Туркестан: Восток и Запад, единство и многообразие

Начало XX века — время, когда регион, расположенный между Россией, Ираном и Индией, еще назывался Туркестаном. Он унаследовал огромный культурный капитал от осколков Шелкового пути. Ученые активно изучали богатство ханств и кочевых империй на землях современных Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана, Синьцзяна, Тибета, Афганистана, Пакистана и севера Индии. Поводом для этого было столкновение интересов двух великих империй XIX века — России (с севера) и Англии (с юга). Приближение к порубежным культурам показывало их особую инаковость, экзотика этих мест сплавлялась в обобщенный образ таинственного Востока. Попытки сблизиться с ним со стороны тех или иных государств выглядели совершенно случайно.

Так, например, в ходе «большой игры» между Россией и Англией первая намеревалась наладить контакты с Тибетом и допускала вариант переезда Далай-ламы XIII в район Байкала.

Туркестан, который скоро станут называть Средней Азией, условно делился на восточный, западный и южный. Именно западный был включен в границы Российской империи в 1867 году. Здесь находилась цепь ханств и городов — Самарканд, Хива, Бухара, Ташкент и др. При этом в западном Туркестане, входящем в Российскую империю, сохранялось наследие эпох, к которым Россия имела очень мало отношения. Через эти территории будущей советской Средней Азии еще не прокладывались нефтяные маршруты, но текли экзотические товары и услуги, знания, здесь создавались религии и переосмысливалось наследие Античности. Буддийские и зороастрийские идеи обменивались на шелк или лазурит, а знания Корана модернизировались под натиском европейских технологий Нового времени.

В начале XX века только что образовавшемуся СССР нужно было как-то поступать с этим огромным культурным многообразием: либо причесывать под одну гребенку и колонизировать местность выходцами из новой империи, либо вырабатывать индивидуальные подходы к тюркским народам, у которых представления о мире могли сильно отличаться от известных и допустимых. Не говоря уже о том, что здесь, на пересечении торговых путей, всегда была возможность сравнивать различные культуры и идеи (в том числе представления о свободе). Здешние жители могли примерить на себя больше разнообразных философий, чем жители Центральной России.

Форма нациестроительства в России подчинялась единой, по-петровски большой идее. Ей была чужда федеративность и «право наций на самоопределение». И чтобы включить в себя разнообразные народы западного Туркестана, новая империя должна была либо как-то трансформироваться, либо закрыть глаза на многообразие, как делала ее предшественница, Российская империя. Все историко-культурные ценности нужно было систематизировать и создать культурное целое, за что и взялся первый русский интеллигент Узбекистана — Василий Вяткин.

Василий Вяткин (1869–1932)

Василий Лаврентьевич Вяткин, наверное, один из ярчайших интеллигентов Средней Азии рубежа столетий, которые, во-первых, активно участвовали в сохранении и переосмыслении исторических ценностей туркестанского прошлого, а во-вторых, были своеобразными хабами, переходниками между национальным и классовым сознанием местного населения.

Василий Лаврентьевич был замечательным педагогом и археологом-самоучкой. Он нашел ту самую обсерваторию среднеазиатского правителя-математика Улугбека (внука Тимура), которую искало не одно поколение археологов, составил несколько научно-популярных изданий и учебников по узбекской истории «для русских школ». Наконец, он был штатной единицей в правительствах и при царской, и при советской власти — входил в комиссию Самаркандского статистического комитета в царской России, был смотрителем памятников старины, в 1896 году основал Археологический музей в Самарканде. Журнал Академии наук СССР «Советская археология» отмечал его заслуги и после революции 1917 года, говоря о том, что Василий Лаврентьевич привлекал деньги на изучение наследия — он был душой Самаркандской комиссии Турккомстариса (Комитета по делам музеев и охране памятников старины, искусства и природы Туркменской АССР, Самкомстарис).

Титанизм этого «среднеазиатского Шлимана» сложно рассматривать без учета того, что Вяткин действовал не только как представитель светской власти. Так, в 1908 году с его помощью в медресе Улугбека открылась первая в Туркестане публичная библиотека.

Василий Лаврентьевич умер в 1932 году в Самарканде. Он был из тех интеллигентов, которые соединяли прошлое и настоящее Туркестана в один нарратив и при этом создавали новую нацию.

Советский Туркестан, первые «сталкеры»

Как отмечает славист Юрий Слезкин в эссе «СССР как коммунальная квартира», новые вожди признали онтологичность категории «нация». Иначе говоря, меньшинства нельзя было игнорировать, рассчитывая на верховенство классовой борьбы без надлежащего воспитания образа мысли.

Фактически Владимир Ленин и Иосиф Сталин говорили о soft power коммунизма — о работе через создание привлекательного образа у народностей, которые еще даже не знали национально-освободительного словаря.

Советский Туркестан стал именоваться Туркестанской автономной ССР с 1918 года. На восточные окраины империи и за их пределы (в восточный Туркестан) едут ориенталисты, которые хотят постичь особый дух Востока (например, Николай Рерих с семьей), собираются научные этнографические и археологические экспедиции (например, экспедиции Николая Пржевальского или открытие руин Хара-Хото его учеником Петром Козловым).

Говоря языком Стругацких из повести «Пикник на обочине», все они оказываются сталкерами, которые исследуют аномальную зону вне современной им раннесоветской реальности. Вопросы мусульман с окраин империи отличались от проблем мусульман, например, Татарстана. Это были два совершенно разных мира с разными представлениями о жизни.

Вот, например, как пишет об этих реалиях современный историк Адиб Халид в книге «Создание Узбекистана»:

«Хотя Мусбюро (Центральное бюро мусульманских коммунистических организаций Туркестана, которое организовано в 1919 году. — Прим. авт.) вело кое-какую переписку с Центральным бюро мусульманских коммунистических организаций, последнее не являлось для него главным направлением организационной или политической деятельности. В течение 1919 года Рыскулов (Турар Рыскулов, председатель Мусбюро. — Прим. авт.) почти не имел прямых контактов с коммунистами-мусульманами за пределами Туркестана».

Речь шла одновременно о поддержании национального многообразия, продолжении нациестроительства и о том, что Узбекистан с его разнообразием культур среднеазиатских ханств вряд ли был нужен создателям новой империи. Но провинция оказалась местом, где могли развиваться внутренние национальные колориты (например, мы увидим в работах художников обращение к центральноазиатским образам мальчиков-бача, которые с современной европейской точки зрения представляют форму мужской подростковой проституции) и, по инициативе из центра, создавался симбиоз национального и классового.

И каждый человек, творчески осмысляющий действительность, мог не быть «скованным одной цепью» и «связанным одной целью», а находить в самом себе ответ на вопрос: «Что для меня свобода и как не потерять лицо?» Например, как Сергей Толстов.

Сергей Толстов (1907–1976)

В довоенные годы Сергей Павлович Толстов организовал исследование дельты главной реки Центральной Азии Амударьи. Эта исследовательская работа переросла в Хорезмскую экспедицию, которая открыла одноименную цивилизацию.

Новаторство группы заключалось в комплексном подходе к изучению истории древних поселений — в исследовании использовались как геология и археология, так, например, и аэрография.

Члены экспедиции пишут о Сергее Павловиче как о романтике. О его пылкости говорит и его биография: недолго думая, он, будучи профессором МГУ, прервал исследовательскую работу и ушел на фронт добровольцем, а уже в августе 1945 года его экспедиция возобновляет работу.

Сергей Павлович был директором Института этнографии Академии наук СССР, почетным членом Академии наук Узбекской СССР. Другими словами, он состоялся и как номенклатурный ученый.

Сергей Павлович стимулировал интерес к Узбекистану «среднеазиатского Третьякова» Игорь Савицкого, который уже в следующей генерации исследователей туркестанского прошлого собрал в Узбекистане одну из самых больших коллекций русского импрессионизма.

Оазисы творческой свободы. Работа с культурным ландшафтом Узбекистана в 1920–1930-е

В провинции новой империи встречаются, как мы отметили, две тенденции, но по факту обе они ведут к сохранению уникальности региона. Ориентализм и попытка создать собственный манящий Восток сохранятся и в позднесоветские годы в череде фильмов-истернов вроде «Белого солнца пустыни» и эстрадных песен про саксаулы и караваны, но тогда у этого образа будет уже другая роль, не сводящаяся к осмыслению того, что включается в границы империи.

В 1921 году новая власть через специальную комиссию при Народном комиссариате просвещения РСФСР определяет ценности, которые в дальнейшем будут реализованы на внешнем рынке. И с 1922 года на местах рассматриваются ценности, обладающие особой историко-художественной значимостью. Руководит этой особой комиссией учета и сосредоточенности ценностей Лев Троцкий.

Уникальность явлений усиливали и влияния извне, как бы парадоксально это ни звучало. Так, в Самарканд приехала комиссия Главмузея, организованная Наркомпросом и Академией истории материальной культуры, и познакомилась с местными реставраторами из Самаркандской комиссии по охране памятников старины и искусства.

В составе экспедиции Академии истории материальной культуры в 1921 году сюда неожиданно приехал К. Петров-Водкин, который оставил о Самарканде весьма лестные замечания. Его творчество будто питалось тем же настроением начала XX века и шло параллельно живописи Туркменистана. Узбекскую же комиссию представлял художник Даниил Степанов. Он собрал вокруг себя творческую интеллигенцию Самарканда 1920-х, которую сейчас называют «Степановским кружком».

Даниил Степанов и «Степановский кружок»

Даниил Степанов руководил художественной секцией Самкомстариса (в который в то же время входил Василий Вяткин). Он был интеллектуал с европейским образованием, на чью загадочную живопись, видимо, повлияло творчество итальянцев с их обращением к обнаженному мужскому телу, к любви и дружбе молодых людей, что не было чем-то пугающим и в Центральной Азии.

Во время реставрации минарета Улугбека его компаньонами стали и другие известные художники: Усто Мумин, Алексей Исупов, Виктор Уфимцев, Иван Казаков, Николай Мамонтов. Кроме работы их сближала инаковость — они могли вкладывать разные смысл, использовать разные художественные методы, которые где-то соприкасались с российской традицией, а где-то обращались к местным, непривычным в Центральной России мотивам. При этом их сближало ощущение свободы художественного метода и цели, доступные в отдаленной провинции.

Иными словами, в Туркестане на заре новой империи возникли оазисы творческой свободы, где стоянки караванов бактрийских верблюдов постепенно, с расцветом СССР, сменились автобусными остановками и памятниками с их особым сюрреалистическим духом.

Обратите внимание на то, как выглядят республиканские, не центральные, остановки в провинции советской империи.

При этом единые ценности тех же живописцев с их призывом к движению в сторону реализма в искусстве, которое вырабатывается всесоюзной сетью Ассоциации художников революции (АХР), разбиваются местными реалиями — узбекское отделение критикуют сверху.

Так, в 1930 году АХР исчезает из Средней Азии. Но, будто в ответ, расцветает объединение «Мастера Нового Востока», которое хочет переосмыслить стиль новой реальности: появляются квир-сюжеты, социально-политические отклонения (они уже встречались нам в картинах «Степановского кружка»).

То, что невозможно было показать в центре империи, создавалось здесь. Вспомним, как одну из ранних картин Петрова-Водкина «Сон» критиковал Илья Репин. Между тем Петров-Водкин, художник, запечатлевший грацию коня и юноши, которые во многом определили эстетику живописи начала XX века, тоже посещал Узбекистан. Его имя называют, когда говорят о «Степановском кружке» начала 1920-х.

«Мастера Нового Востока», Ташкент

Центростремительные силы внутри империи столкнулись с центробежными, на которые, как мы показали выше, правительство будто бы закрывало глаза, признавая невозможность освобождения класса без освобождения наций.

В живописи Узбекистана появляются сюжеты и мотивы, связанные с расцветом местного культурного своеобразия. Вместе с тем именно здесь собираются сообщества диссидентов-вольнодумцев, которым не хватает творческой свободы в центре империи.

Михаил Курзин (1888–1957) и Вадим Гуляев (1890–1943)

Оба художника воплощают первые подступы советского ориентализма, попытку очаровать Центральную Советскую Россию Средней Азией. Своим творчеством они будто бы сближали окраину и центр, окраину и… другие окраины.

В 1926 году оба художника-сибиряка оказываются в Ташкенте, где складывается круг творческих интеллектуалов-живописцев, которых принято называть «Мастерами Нового Востока». Через них в искусство Ташкента попал элемент алтайского фольклора, поскольку Курзин и Гуляев приехали уже состоявшимися художниками. Они не только сплавляли искусство разных регионов (Сибири и Средней Азии), но и участвовали в создании образов современного им Узбекистана. Так, Вадим Николаевич Гуляев с 1926 года участвует в работе узбекистанских газет, представляет павильон Средней Азии в Москве на ВСНХ, коллекционирует искусство авангарда.

Интересно и то, что печальные судьбы этих художников отражают особую свободу, которая была у них в экзотичной провинции, но не вписывалась в представления центральной власти и попала под каток репрессий. Михаил Иванович в 1930-е был обвинен в формализме и искажении советской действительности (наряду с обвинением в террористических намерениях против Сталина) и отправлен в ссылку. А Вадима Николаевича обвинили в антисоветской деятельности, по некоторым данным, он скончался в заключении.

Единство в многообразии

Как отмечает Юрий Слезкин, развитие национального многообразия продолжалось и после Великой Отечественной войны. Интересно, что сама «колыбель» советской «цивилизации» строилась изначально не на принципе унификации, но на подчеркивании своеобразия окраин. В 1966 году огромная коллекция русских модернистов Игоря Савицкого, которого уже назвали «среднеазиатским Третьяковым», образовывает Художественный музей в Нукусе (Каракалпакия).

При этом продолжаются попытки советской власти колонизировать Восток: появляются ориенталистские мотивы в песнях группы «Ялла» про Учкудук, на смену вестернам приходят истерны про войну на просторах Средней Азии… Сегодня книги и статьи в жанре postcolonial studies расколдовывают советский Восток, но всё еще проблемным остается вопрос о том локальном своеобразии окраин, которое дополнялось мифологемами нарождающегося позднесоветского монолитного homo soveticus.