Как правильно понимать блэк-метал. Фетва Лорда Тритогенона против ересиарха Сергея Мохова

Не будем скрывать: мы крайне скептически относимся к black/death metal studies, к попыткам объяснить феномен экстремальных музыкальных культур в рамках нормативного гуманитарного знания.

Нам в этом видится своего рода попытка колонизации дикорастущей, «нецивилизованной» культуры, ее «цивилизации» и перемещения в удобоваримый этический и эстетический дискурс.

Осуществляется эта «цивилизация», увы, известными средствами — унификацией носителей выбранной культуры (говоря по-русски — загребанием под одну гребенку) и наделением этой культуры сторонними смыслами, которые изначально в ней не заложены.

Несколько лет назад подобный трюк философы и культурологи проворачивали, например, с порноиндустрией — безусловно, благодатной темой, «современной» и привлекательной для самой широкой аудитории. Теперь же настал черед экстремальной музыки, способной пощекотать нервы публики не только своей непосредственной продукцией, но и флером запретного и трансгрессивного, окружающим ту же блэк-метал-сцену. Итак, нам бы хотелось не столько указать Сергею Мохову на его ошибки, сколько использовать его текст как хороший повод порассуждать о возможностях (или невозможностях) обсуждения блэк-метала в привычных рамках гуманитарного знания.

Почему мы решили обратиться именно к тексту Мохова, а не к любому из множества других? Во-первых, он небольшой, написан авторитетным специалистом и находится в открытом доступе, так что любой желающий может без труда с ним ознакомиться.

Во-вторых, он в концентрированном виде отражает все стереотипные представления о блэке, к которым прибегают, чтобы замуровать его в уютном подвале обобщенных представлений.

С Божьей помощью, надеемся, нам удастся указать на структурные ошибки такого подхода. Теперь обратимся к тезисам из текста Мохова.

«Сатанизм — это новый романтизм»

Публицисты слишком любят формулу «X — это новый Y» и потом часто за эту свою любовь расплачиваются горькими слезами, проливаемыми, когда им укажут на недопустимость такого рода упрощения.

Яркий пример — сартровское «экзистенциализм — это новый гуманизм». Безапелляционным заявлением Сартр вынес за скобки то, что значительная часть экзистенциалистов как минимум настороженно относилась к гуманистическому проекту. Понятно, что приведенный нами пример — пример политического, публицистического, а не философского или тем более претендующего на энциклопедичность высказывания. Но этот пример — дурной и потому заразительный.

«Сатанизм (читай — блэк-метал) — это новый романтизм». Под романтизмом в данном случае подразумевается чайлд-гарольдовская романтическая поза, якобы присущая героям БМ-сцены:

«Образ сатаны — не то, что привлекает представителей субкультуры, а то, что раздражает их врагов, позволяет выразить свое несогласие с общепринятой позицией».

Мохов допускает распространенную среди сторонних наблюдателей ошибку, которая вытекает, грубо говоря, из предположения, что блэк-метал — это продолжение панка с его острой зависимостью от мнения общества и конфликта с ним.

Здесь вспоминается замечательный советский философ Михаил Лифшиц, который прожил долгую жизнь и скончался в 1983 году, успев не только застать появление хиппи, а затем панков, но и прозорливо заявить, что стремление внешне выделиться из толпы свидетельствует о глубоком кризисе индивидуальности в буржуазном обществе. Если попытаться проиллюстрировать мысль Лифшица, то мы предлагаем следующий мысленный эксперимент.

Давайте отправимся, допустим, в 1979 год, выхватим случайного панка из толпы спешащих на работу лондонских обывателей и отправим его самолетом компании Pan American на необитаемый остров в Тихом океане. Кем он будет в новых условиях: панком или попавшим на необитаемый остров юношей в кожаной куртке, с булавкой в носу и с розовым ирокезом?

Теперь давайте сжалимся над ним и переместим его на соседний остров, населенный племенем оранго-унтаранго. В племени оранго-унтаранго существует жесткая иерархия, на верхушке которой находится местная аристократия, пользующаяся всеми возможными привилегиями нехитрого островного быта. От других представителей племени аристократов оранго-унтаранго отличает ношение кожаной одежды, колец в носу и ярко-розовых причесок. Более того, на этом острове белых людей никогда не видели, поэтому жертва нашего мысленного эксперимента сразу оказывается не просто в привилегированном положении, но и объявляется божеством, сошедшим с небес на землю.

Как видите, для панка крайне важна позиция наблюдателя, выделяющая его из толпы. Стоит панку оказаться среди себе подобных, его индивидуальность растворяется в массе таких же индивидуальностей, где подчеркивание своего аутсайдерства может быть лишь частью коллективной игры в накопление социального капитала.

Блэкарю же, как и представителям некоторых других культурных формаций, не нужна публичность, чтобы оставаться блэкарем. Более того, эта публичность не только не является самоценной, но порой объявляется нежелательной — Миколай Жентара (Mgła, Kriegsmaschine) прямо говорит: «Одна из основных идей, стоящих за Mgła, — это избавление от ненужного. Например, от рок-н-ролльного наследия, предполагающего роли музыканта-идола, музыканта-кумира».

Хорошо известен категорический отказ, например, Романа Саенко (Drudkh, Hate Forest, Blood of Kingu) в какой-либо форме комментировать свое творчество. И всё чаще вместо героических псевдонимов в списках участников тех или иных блэк-метал-ансамблей можно увидеть лишь сиротливые инициалы.

Всё это, как ни парадоксально, свидетельство не отказа от индивидуальности (подобные декларации имеют место, но выглядят скорее кокетством), а слишком высокой степени этой самой творческой и интеллектуальной индивидуальности. На всякий случай уточним, что анонимность блэкарей не стоит смешивать с «анонимностью» коммерческих ансамблей вроде Slipknot, тщательно срежиссированный менеджмент которых подразумевает аккуратное снятие масок с исполнителей по мере угасания интереса публики.

Далее.

«Публичные же проявления некрофилии, которые тоже становятся частью выступлений артистов, <…> свидетельствуют скорее о протестной составляющей высказывания и его революционности, чем о какой-то патологической любви к самой смерти».

«Протестная составляющая» блэк-металлического «высказывания и его революционность» если и есть, то разве что в глазах смотрящего. Но если так уж хочется искать какие-то общие зацепки за блэк-металлическое мироощущение, то, пожалуй, лучше всего его отражают строки из недавнего альбома уже упомянутых Mgła под названием Age of Excuse, признанного нами лучшей пластинкой 2019 года:

From the gardens of Semiramis
To the trenches of Ypres
A meaningless uproar

---

(От садов Семирамиды
До окопов Ипра —
Бессмысленный шум)

Человеческая история видится как череда сменяющих друг друга, внешне различных парадигм, в глубинном основании своем не имеющих никаких различий. И, таким образом, нет разницы между триумфом и крахом в отдельно взятом событии.

Чтобы подчеркнуть иллюзию мнимого противостояния разнообразных сил в мире, многие блэкари и занимают сторону заведомо проигравших.

Но даже это нигилистически-трагическое мироощущение свойственно лишь части блэк-металлических исполнителей, у которых можно усмотреть намеки на социально-политическое высказывание.

Никогда нельзя забывать, что блэк-метал бывает (к вопросу о смерти жанров): атмосферный, сырой (raw), сатанистский (козлоблэк), национал-социалистический, депрессивный, анархистский, каскадианский (демократический), христианский, космический, блэкокраст, дроун-БМ, дум-БМ, джаз-БМ, блэк-н-ролл, блэк-хоп, авант-блэк, хипстер-блэк, симфонический, эпический, блэкодэт, постблэк, блэкгейз, прогрессивный БМ, индустриальный (от четко выверенных и эпохальных N.K.V.D. до написанных нейросетью инструментальных шлягеров Master Boot Record), нечеловечески прекрасный акустический БМ и по-своему очаровательные курьезы вроде психоматематического блэка.

Читайте также

Как врубиться в блэк-метал. Программа 10 шагов для начинающих трясти гривами и славить козла

За каждым этим обозначением скрываются не только формальные стилистические различия, но и своя этическая и эстетическая позиция. Но поскольку речь в тексте Сергея Мохова ведется о скандинавском блэке второй волны (хотя он почему-то полагает, что говорит о блэке вообще), то временно сосредоточимся и мы на этом явлении.

«Образ сатаны — не то, что привлекает представителей субкультуры, а то, что раздражает их врагов».

В Норвегии и Швеции наименьший во всей Европе процент воцерковленного населения — в остальном мире атеистов больше разве что в КНДР. Настолько ли широка в тех краях аудитория, способная выступить достойным противником новоявленных уберменшей, какими их изображает массовая культура? Думаем, нет.

Мы думаем, что тогда еще совсем молодые участники групп вроде Mayhem или Darkthrone развивали имиджевые стратегии, которые эксплуатировали в куда более консервативных США, где религиозный опыт пронизывает общество на всех уровнях: от повседневности локальных приходских общин до выступлений национальных лидеров и надписей на банкнотах.

Сценическое поведение, тексты песен и брутально-сатанистский дизайн обложек, скажем, Slayer — явление коммерческое, рассчитанное на реакцию прежде всего прессы, служащей медиатором между исполнителем и публикой. От такой стратегии в выигрыше остаются все: пресса получает громкие заголовки, публика получает качественный «протестный» продукт, набожный христианин Том Арайя получает роялти от своей «дьявольской» музыки.

Разумеется, на американском и британском метале выросли и скандинавские иконокласты, для которых сатанизм (подчеркнем — на наш скромный взгляд) был подражанием кумирам. И так уж вышло, что параллельно скандинавской прессе наконец стало о чем писать в криминальной хронике.

Проведем спортивную аналогию. Есть замечательный аргентинский футболист, нападающий «Барселоны» Лионель Месси. Он один из лучших спортсменов мира, благодаря своему таланту сколотивший огромное состояние и завоевавший армию поклонников. Одним из таких поклонников является афганский мальчик Муртаза Ахмади, сделавший из пластикового пакета футболку с именем любимого игрока. Узнав об этом, Лионель решил осчастливить ребенка и отправил ему настоящую майку со своим автографом.

Станет ли после этого юный Муртаза Лионелем Месси? Нет. Более того, как показал недавний матч «Барселоны» против мюнхенской «Баварии», сам Месси далеко не всегда может или даже хочет быть Месси. Может ли Муртаза стать футболистом? Почему бы и нет? Может ли он стать игроком мирового уровня? Если приложит массу усилий, то нет ничего невозможного. Однако реальность пока складывается иначе: боевики напали на деревню, в которой живет мальчик, и его семья была вынуждена покинуть дом, не успев даже захватить любимую футболку. Да, сердце обливается кровью от таких историй, но, к несчастью, жизнь бывает жестока.

В общем, думаем, наша мысль ясна. Пусть Фенриз носит на куртке нашивку «Арии», Darkthrone никогда не думал быть норвежской «Арией». То же самое касается и всей остальной сцены — со свойственным юношам максимализмом скандинавские блэкари взяли всё, что им казалось ярким и, следовательно, лучшим, и вывели это яркое и лучшее на качественно новый уровень, мысля себя скорее в общеметаллическом контексте, нежели в контексте какой-то локальной тусовки или нового жанра (те же Mayhem неоднократно подчеркивали, что не считают себя блэкарями).

«В 2011 году правительство Малайзии запретило блэк-метал на всей территории страны, а в 2015 году российские православные активисты сорвали несколько выступлений польской группы Batushka».

Два этих эксцесса, по всей видимости, призваны еще больше романтизировать блэк, добавив черному ладану его богохульной лампады пущего чада запретности. Первый случай неизвестно зачем взят прямиком из русской «Википедии», факт запрета БМ в Малайзии почему-то показался важным неизвестному автору статьи «Блэк-метал». На самом же деле нетрудно погуглить и узнать, что «запрет» этот скорее не запрет, а рекомендация, содержащаяся в фетве религиозного управления при правительстве Малайзии, видимо, получившем общественный запрос на разъяснение того, можно ли верующим мусульманам слушать экстремальный метал. «Запрет» этот не мешает Малайзии быть одним из центров притяжения самых отбитых музыкальных жанров — убедиться в этом могли, например, гости легендарного фестиваля «Оптималиния», в 2015 году выбравшего в качестве места проведения Куала-Лумпур.

Также хотелось бы добавить, что в другой мусульманской стране региона — Индонезии — метал давно пользуется государственной поддержкой как одно из средств профилактики исламского фундаментализма. А вот небольшой список пластинок для желающих начать знакомство с малайзийским БМ.

Второй же случай — отмена концертов «Батюшки» в России — тоже совсем не показателен. Стоит напомнить, что этот скандал, как и ряд других подобных, во многом искусственно разгорелся на фоне принятия закона об уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих, когда наше общество еще только обозначало границы правоприменения новой статьи УК РФ, импульсивно реагируя на всё, что, по мнению некоторых, может подпадать под ее действие.

Стоит также напомнить, что «Речи Варга» значатся в Федеральном списке экстремистских материалов — и это тоже не более чем юридический казус, которыми так богат абсурдный мир отечественного правопроизводства. Если кого-то оштрафуют или, не дай бог, посадят за хранение или производство великой мудрой книги Луи Каше — сообщите нам, оплатим лучших адвокатов.

«Вся эта история (убийство Евронимуса Варгом Викернесом. — Прим. авт.) могла остаться лишь локальной криминальной драмой, известной в узких кругах. Однако за прошедшие с преступления 30 лет интерес к блэк-металу не только не пропал, но и вышел за пределы Норвегии, породив всемирную индустрию: десятки музыкальных групп, сотни тысяч фанатов».

Начнем с того, что чтобы выйти за пределы чего-то, хорошо бы для начала в пределах этого чего-то находиться. Фенриз возводит генеалогию блэк-метала аж к Black Sabbath. Само же название жанра взято из альбома 1982 года английского ансамбля Venom, который сам по себе уже звучит чернометаллически; с середины 1980-х в Канаде трудится авторитетнейший ансамбль Blasphemy; на суд по делу об убийстве Евронимуса Варг ходил в мерче американской группы Von; в 1989 году в Венгерской Народной Республике выходит кассета Tormentor под названием Anno Domini, среди прочего содержащая эпохальную композицию Elisabeth Bathory — гимн кровавой графине, до сих пор заставляющий пускать слезу об утраченной Европе горных замков и кровавых бань. Как видим, Норвегия была лишь одной из множества локаций на пестрой карте ранней эпохи БМ. На момент событий, которые так привлекательны для «средств массовой информации», почти год оставался до выхода мейхемовского De Mysteriis Dom Sathanas, два года — до ангелического дебютника Ulver, три — до сатириконовского Nemesis Divina.

«Блэк-метал <…> невозможен вне европейского культурного и символического ландшафта», — утверждает далее Мохов. Чтобы через несколько абзацев облегчить нам задачу и самого себя же опровергнуть:

«Представления об упадке цивилизации и эсхатологические мотивы можно найти в любой культуре, поэтому у блэк-метала множество локальных разновидностей по всему миру. Везде исполнители работают с местным контекстом: например, мексиканские группы (Calvarium Funestus, Nox Mortar, Ocularis Infernum) поют об ацтеках и ностальгируют по великому прошлому индейской культуры, греческие (Bacchia Neraida) — по Зевсу, Олимпу и борьбе мифических героев. Российские и украинские группы (Nokturnal Mortum, „ЧерноявЬ“, „Сивый Яр“) отсылают к славянской и языческой эстетике».

Поскольку Мохов сам отбросил ложное представление о блэк-метале как о сугубо европоцентричном направлении, нам здесь остается сделать два небольших замечания.

Во-первых, блэк-металлические группы не обязательно должны работать с местным контекстом. На ум первым делом приходит коллектив Романа Саенко Blood of Kingu, обращающийся к космологии шумеров и египтян, чтобы зайти в те доисторические области общечеловеческого сознания, где коллективный опыт невозможен, потому что общества еще попросту не существует. Сюда же можно отнести мультикультурные опыты словацкого дуэта Death Karma, воспевающего похоронные обычаи народов мира: от Тибета до Гаити, от Чехии до Мадагаскара. (К слову, вот уж про что следовало бы выступить Мохову — тут ему как танатологу есть где развернуться: было бы крайне интересно почитать про ту же практикуемую на Мадагаскаре фамадихану.)

Во-вторых, Мохов, перечисляя якобы показательные ансамбли, допускает высокую степень случайности попадания исполнителей в выборку.

Так, при слове «Греция» блэкарю, разумеется, первым делом придет в голову словосочетание Rotting Christ, но никак не Bacchia Neraida. Для начала заметим, что Bacchia Neraida — проект совершенно замечательный, но не блэк-металлический, а данженсинтовый. Блэк (а если быть точным — воинствующий NSBM) исполняет другой проект единственного участника Bacchia Neraida под названием Wolfnacht.

То есть говорить о Bacchia Neraida как о показательном БМ-проекте — всё равно что на вопрос «Какой клуб наиболее ярко отражает сущность российского футбола?» ответить: «ФК „Чертаново“». Ну да это всё мелочи, настоящие странности начинаются в следующем пассаже:

«Осквернить его (человеческое тело. — Прим. авт.) можно, не только обнажив или продемонстрировав биологические процессы вроде дефекации, но и расчленив, то есть прибегнув к самой радикальной с точки зрения христианства практике десакрализации. Поэтому обложки музыкальных альбомов пестрят растерзанными телами, а сценический грим делает исполнителей похожими на трупы».

Мы очень долго пытались вспомнить, обложки каких блэк-металлических альбомов пестрят растерзанными телами, но не смогли. Мы вспомнили обложки с мрачными всадниками Тьмы, голыми бабами, голыми охотниками на евреев и даже изображением солнечных часов, выполненным французским алхимиком Жан-Жюльеном Шампанем. А вот растерзанных тел мы не вспомнили (если не считать, конечно, таковым посмертное фото Дэда, которое, кстати, появилось на бутлеге, не входящем в официальную дискографию Mayhem). Впрочем, тут Мохов снова путается в показаниях и сам ставит под сомнение адекватность своих высказываний:

«Артисты полагают, что современная Европа не просто стремится к погибели, ведомая лживым христианством, но и сама активно уничтожает себя через индустриализацию, урбанизацию и технологизацию. Естественным ответом на это становится бегство от городской жизни в деревни и леса. Поэтому на обложках блэк-метал-групп часто встречаются изображения северных болот, лесов, полей и рек».

Впрочем, и этот пассаж больше напоминает старый анекдот про объявление на рок-форуме: «Блэк-метал-группа ищет гитариста с фактурной внешностью. Дрищей просьба не обращаться. На обложке альбома будет лес».

Разбор стереотипных представлений о блэк-метале можно продолжать бесконечно, но всему есть предел. Так что хотелось бы закончить не словами, а музыкой — и напоследок послушать две недавние пластинки, в которых, на наш взгляд, заложены основы будущего звучания БМ.

Imperial Triumphant — Alphaville

Как нетрудно догадаться по названию, Alphaville нью-йоркского ансамбля Imperial Triumphant посвящен критике ретрофутуристской утопии и урбан-декаданса. Вскоре после шумового вступления слушатель оказывается погребенным под обвалом рваной музыкальной породы, отсылающей к опытам Deathspell Omega, а затем неожиданно вступают иронично-торжественные духовые, служащие театральным фоном для вынесения приговора так называемой цивилизации:

Imprints of men
Round silver creation
Value established
Society elated
Alas, the eclipsing hour
where our fear turns to profit
Lithium to hydrogen
in an atomic age of decimation

Расширенное издание альбома содержит два крайне характерных кавера: на Experiment атомных канадских гениев Voivod и на Happy Home не нуждающихся в представлении The Residents.

Alphaville не только предельно созвучен катастрофическому духу 2020 года, но и, если выживем, еще наверняка задаст тренд на серьезное и интеллектуальное блэк-металлическое звучание предстоящего десятилетия.

---

Thy Catafalque — Naiv

Еще мощнее звучит новая пластинка венгерского проекта Thy Catafalque. Его единственный постоянный участник Тамаш Катаи уже не первый день расширяет границы дозволенного в блэке, но даже по его меркам «Наив» — вещь удивительно новаторская.

На этой пластинке есть всё, чего сторонние наблюдатели не ждут от блэка: чистый вокал, женский вокал, слэп, духовые, клавиши в духе советского сай-фая, семплы из него же, «качающие» индустриальные риффы и т. д. и т. п. Naiv, несмотря на название, — штука передовая и фантастически изобретательная. Шедевр Тамаша Катаи уже можно называть не только главным релизом 2020 года, но и лучшим свидетельством того, что блэк всё еще развивается как живой организм и только ждет своего исследователя.

Правда, ждет, чтобы выпустить из него кишки, колесовать и сжечь на Черном пламени, которое будет гореть вечно!