«Мой лайфхак — почти ничего не есть». Писательница Александра Юршина — о работе тальманом, натурщицей и о том, как прожить на 8 тысяч рублей в месяц

— Ты училась на драматурга в Санкт-Петербургском государственном институте кино и телевидения, закончила с красным дипломом. Чем ты занимаешься сейчас?

— Я работаю в колл-центре ветеринарной клиники. Из дома, принимаю звонки через ноутбук. Клиенты бывают разные. Однажды позвонил мужчина, который хотел получить помощь для своего питомца и одновременно избивал какую-то женщину. А у нас был очень классный и принципиальный врач. И он такой: «Я не буду с ним разговаривать, уже его жене всё сказал». Тогда звонивший мужчина взбеленился, стал угрожать, мол, он бывший глава чего-то очень важного. Всеми возможными карами мне грозил, постоянно названивал и попадал всегда на меня. Это было невыносимо. У меня остался один час до конца смены — и за этот час 16 звонков от него. А там же указывается адрес клиента и всё остальное. Я уже хотела найти его с ломом или хотя бы полицию вызвать. Но это явно было бы бессмысленно.

— К счастью, это не единственная твоя занятость: ты педагог, автор учебника для писателей «Глубже в текст». Как ты его написала?

— Мне однажды предложили поучаствовать в образовательном проекте, бесплатно поучить людей драматургии. Я как раз заканчивала СПбГИКиТ, готовилась к выпускным экзаменам по специальности и подумала, что хорошо бы проговорить всю учебную программу, заодно подготовлюсь. С тех пор я постоянно преподаю на разных площадках, иногда беру группу и веду: тогда мы вместе и над проектами работаем, и тексты разные пишем. Очень интересно наблюдать за тем, как у людей меняется стиль письма, как они в творческом плане могут вырасти. У меня была студентка, которая за тот год, что я ее учила, сделала невероятный рывок — и это было так классно, просто в самое сердце.

Одна девочка из моей первой группы работала в издательстве и сказала, что у меня были понятные и хорошие лекции, а им как раз нужен кто-то, кто простым языком рассказал бы о писательстве. Естественно, я согласилась. Подошла к этому уже более серьезно, чем к составлению лекций, — многое пришлось поменять, расширить. Давалось мне это тяжело. У меня тогда был сильный депрессивный эпизод, умерла бабушка. Не знаю, как я писала в том состоянии, в котором была. Но я очень старалась, чтобы это не проникло в текст, хотела, чтобы всё было понятно, стройно. В издательстве очень просили, чтобы в книжке было примерно поровну теории и практики. Поэтому учебник не только учит, но и сразу предлагает упражнения, полезные задания.

— В этой книге только то, что ты выучила в КИТе, или еще твой опыт как автора-практика?

— Я училась не только в КИТе: еще занималась в студиях, была слушателем самых разных литературных курсов. И, конечно, рабочий опыт — вообще я больше практик, чем теоретик. Во время защиты диплома меня забрала к себе «Петербургская киноартель». Они тогда работали с двумя каналами, один про животных, другой про сады. Я там не только писала сценарии: чего только не приходилось делать.

Носишь в карманах халата лабораторных крыс, ночуешь в каких-то монастырях. Держишь куст, чтобы он не мешал оператору, а вокруг вас в это время бегает настоящий волк.

Зарплата небольшая, конечно: самого текста на пару страниц, а делается передача месяц, и пока это происходит, тебе ничего не платят. Сейчас я с ними не сотрудничаю, не хватает времени. Но было весело.

— На аватарке ты в лесу в костюме мужика из передачи «Деревня дураков». Что это за тусовка?

— Лесной фестиваль Бельтайн, май этого года. Мы туда ездим уже несколько лет одной и той же группой людей, которая вне фестивалей образует Культ сомнительных поведенческих моделей. Это такая своеобразная игра. Я определенно периодически веду себя сомнительно, пишу в чат культа каждые две недели, когда у меня очередная травма: люди, что мне делать, я упала в яму, подралась с котом, обварилась кипятком. Это очень крепкая и очень закрытая тусовка. Все уже весьма взрослые люди, по большей части старше меня: многие из них профессора, биологи, геологи, два музыканта прекрасных.

Иногда мы выезжаем на остров в Ладоге и проводим пивные лекции: каждый проводит лекцию под пиво о том, что хорошо знает. Я читала про французский рыцарский роман и про конфликты в драматургии. Однажды там была прекрасная лекция про электричество, где гуманитариям объясняли, как работают батарейки на примере гимназисток и революционных матросов — противоположные заряды.

Что касается Деревни дураков, в прошлом году один человек задумал ее воплотить, остальные оказались не против. В мае 2022 года в лесу под Санкт-Петербургом появилось сразу несколько Мужиков с длинными усами, Баб в зеленых платьях, Морячков, Медведей и, конечно, та самая безумная Пчела.

— Всё, о чем ты рассказываешь, можно услышать от непосредственных участников, но нельзя нагуглить. Почему так?

— Это фишка лесных фестивалей, которые делаются по закрытому принципу. Когда фестиваль коммерческий и открытый, на него неинтересно ездить. Приезжаешь, а там десять тысяч человек, и большая часть просто услышала, что где-то можно пожарить шашлычки на природе. А мы-то ездим кидать бревна, сражаться в лучных турнирах, танцевать под фолк-музыку, говорить с майскими духами, повязывать друг другу ленточки, оплетать май-древо… Когда количество пьяных мудаков стало зашкаливать, я переключилась на закрытые фестивали.

Меня звали на закрытый Бельтайн несколько лет, я говорила: зачем ехать на маленький фестиваль, на большом ведь больше выбор, кому ленточки повязывать. Но потом поняла, что на закрытом лучше.

— Что за ленточки?

— В какой-то момент в лесу появляются майские духи. Это такие люди в странных костюмах с фонариками. Ты идешь к этому человеку и говоришь: не могли бы вы дать мне ленточку? Они в ответ просят выполнить задание. Что-то из разряда поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. Выполнил — получай ленточку. Мне очень нравится собирать ленточки, но не нравится их использовать, я ведь асексуал. А ленточки нужны для того, чтобы целовать того, кому их повяжешь.

Но иногда, под действием алкоголя, из меня выходит моя тень и говорит: мы будем целовать всех этих людей. И целовать столько, что на следующий день будем прятаться от них по кустам. Но это нормально: то, что происходит в лесу, остается в лесу.

В лесу ты можешь быть свободным во всех своих проявлениях: захотел плавать голышом, плавай, ничего тебе за это не будет. Из-за этого в людях пробуждается несколько животная, но прекрасная сторона: ты бегаешь в прекрасном платье, выполняешь странные задания и целуешься за ленточки.

— А если кто-то не хочет целоваться, можно отказаться?

— Сейчас эти правила много обсуждаются. Предполагается, что ты можешь поцеловать любого человека, если у тебя есть лента. Но из-за таких случаев, когда к тебе подходит какой-то пьяный придурок, быстро вяжет ленту и целует, стали подниматься бурные дискуссии. Как сделать, чтобы и языческая концепция не нарушалась, и никто не чувствовал себя отвратительно?

Во-первых, ты показываешь ленточку и повязываешь ее медленно, чтобы у человека было время понять, что происходит и, если что, уйти. Во-вторых, лучше, чтобы поцелуй был от той стороны, которой повязали ленту, — не пришел и взял, а пришел — и тебя одарили. Мне кажется, это важно, и на Бельтайне в этом году я спокойно отказывала. Хотя раньше такого не предполагалось.

— Что тебе дают такие фестивали?

— Это способ вырваться из тех временных туннелей, в которых ты находишься. В лесу другое ощущение времени, вообще всё по-другому строится. У большинства людей есть система — работа, дом, подъемы по звонку, и что-то внутри всегда подталкивает из нее выйти. Внутри леса ты на время выпадаешь из этой системы. И можешь делать со своим временем всё, что захочешь. Можно просто лежать на поляне и смотреть в небо. Это странное ощущение, когда ты абсолютно вне всего. Но очень важное, даже спасительное.

— Тебя не бесит, что четыре года ты училась на драматурга, а теперь твоя основная работа не по специальности и за небольшую плату?

— Нет, мне нравится, где я нахожусь, что я делаю и люди вокруг меня. Может быть, однажды я подойду к драматургии с другой стороны и напишу пьесу про то, как четыре дня работала в порту.

— Кем ты работала?

— Тальманом. Это такой человек, который принимает огромные контейнеры с грузами, осматривает их, всё записывает. Я набрала кучу клевого материала для пьесы и ушла, потому что там очень плохо. Питерский порт кошмарный, никогда больше не переступлю его порога.

— Что с ним не так?

— Сама система. Если бы я не была человеком, который везде собирает интересный материал, то ушла бы еще в первый день на моменте развозки сотрудников по территории порта. Там действует жесткая сегрегация по цвету бейджика. Это очень странно. У работающих на улице (у них самая тяжелая работа, униформа, огромные рюкзаки, каска) желтые бейджики. Те, кто работают в здании, бегут в развозочный автобус на каблучках с сумочкой — у них зеленые и синие.

У меня был желтый бейджик, и вот я хочу зайти в автобус, а меня толкают в грудь и говорят: «Ты, с желтым бейджиком, отойди».

Пока все с синими и зелеными не зайдут, тебе с твоим рюкзаком входа нет. А когда все вошли, для тебя места уже не остается.

— Только что слова детской песенки «Мы пришли сегодня в порт, мы стоим, разинув рот» приобрели совершенной иной смысл.

— Это действительно было интересно — очень жутко, но очень интересно. Огромные ряды контейнеров, уходящие в небеса, а между ними тропинки, по которым ты пытаешься выйти к подъемным кранам, у которых тебе нужно находиться. Сам факт нахождения там давал ощущение проникновения в иную реальность. В порту было много интересных, странных людей, они рассказывали классные истории. Но если говорить о самой работе — всё очень плохо.

Наверное, я какой-то неправильный писатель, мне надо больше этому отдаваться. Но пока что вся моя жизнь — это сбор материала о разных профессиях, средах, непонятных компаниях. Я редко отказываю людям в общении. Недавно я подружилась с еврейской христианской общиной, они подошли ко мне с дежурным вопросом: «Хотите поговорить о Боге?». Вообще я агностик, но согласилась. Они сказали: «Ты, конечно, попадешь в ад, но ты хорошая, мы тебя накормим». И мы ездили с ними на выезды, танцевали танцы — было необычно. До сих пор поддерживаю с ними общение. Это еще одна грань разнообразия жизни.

— Как появился твой псевдоним во «ВКонтакте» — Здыхлик Неумиручий?

— Мне было лет 14, мы поспорили с подругой, как будет правильно по-украински «Кощей Бессмертный». Каждая поставила себе в профиле свой вариант. А потом переименовать страницу стало сложно, да и менять на паспортное имя я не очень хотела. Так оно у меня и осталось. Когда я работала в киноартели, меня там встречали: «Зды-ых, кто пришел!». И даже сейчас в чате ветеринарки и все, с кем я работала над книгой, меня знают как Здыхлика. Если я вдруг переименуюсь в Сашу Юршину, никто не поймет, кто это такая.

— Не нервирует посмертность, заложенная в самом слове?

— В компаниях, где я бываю, постоянно появляются хештеги вроде #здыхликнеумирай или #занеумирающихздыхликов. Однажды я водилась с филологами, которые ставили детективные спектакли на немецком. Они решили, что раз я Здыхлик, то буду играть в спектакле труп. Я ложилась на сцену, лежала какое-то время, потом меня уносили, иногда приносили опять. Я ничего не делала, просто лежала «мертвая». Это были спектакли для ребят, которые хотят тренировать немецкий язык.

Вообще я предпочитаю находиться по другую сторону бытия, но тогда мне было лет 17, было прикольно. Этот опыт неподвижности помог мне затем работать натурщицей в Академии художеств, где надо не двигаться по 45 минут. Там тоже с самыми разными людьми приходилось общаться: и бабушки-дедушки, и какие-то прожженные женщины с сигаретами. Все они очень трогательно опекали меня.

— На зарплату натурщицы можно прожить?

— С учетом того, что в те годы мама мне подкидывала иногда немножко денег, на супераскетичную жизнь хватало. Мне очень нравилась эта работа: с одной стороны, ты тратишь много времени, с другой, можно спать, пока тебя рисуют. Ну и творческие люди вокруг, у которых своя атмосфера, свои разговоры, прямо шикарные.

Я тогда писала бесконечно: 45 минут сижу, потом 15 минут записываю. Такого количества идей, текстов, набросков, зарисовок, как там, за единицу времени у меня не рождалось никогда.

Но что касается зарплаты… В месяц 8–12 тысяч. Правда, я никогда не позировала обнаженной — это в два раза дороже. В начале 2010-х комната в коммуналке стоила около шести тысяч. Большая часть зарплаты на это и уходила. Еще жила за счет того, что каждый считал своим долгом меня накормить. Чаще всего ходила пешком. Передо мной постоянно стоял выбор: сесть на метро (тогда поездка по проездному стоила 21 рубль) и добраться до дома быстро или взять за те же деньги рис с соусом карри в столовой академии. Обычно побеждал голод. А иногда жадность: сегодня не ем и не еду на метро, зато завтра у меня будет целых 42 рубля!

— Какие у тебя есть лайфхаки для экономного образа жизни?

— Мой основной лайфхак — почти ничего не есть. У меня так организм устроен, что я часто просто не хочу есть. Могу питаться только печеньем. А если есть еще и молоко, то вообще замечательно. Молоко — это какой-никакой белок, а на печенье можно протянуть достаточно долго.

Обычно я хожу пешком. Одежду мне либо отдают, либо покупают в секондах, где раз в месяц любая одежда стоит 50 рублей. Можно за 700 рублей полностью обновить гардероб. Еще дружу с разными бабушками, которые отдают книги из домашних библиотек. А на что еще особо тратиться?

— На ветеринара для двух твоих котов?

— Коты почти не болеют. Правда, они аллергики, я их водила к аллергологу. Это, конечно, влетает в копейку даже за один визит, а потом еще приходится их прокапывать. Но в целом справляемся. Я сейчас получаю небольшие деньги, но комнату снимаю очень дешево, 11 тысяч с учетом коммуналки. Квартира разваливается, в ней водятся гигантские тараканы. К счастью, до меня особо не доползают, а если один-два доползут, их съедают коты. Но всё равно ставлю ловушки, боюсь тараканов. На кухню вообще почти не захожу, только днем, когда тараканы спят.

— Не хочешь преодолеть эту инсектофобию?

— Ну, это не то чтобы прямо инсектофобия… Я с Алечкой дружу — что вообще может меня напугать после Алечки. Она биолог, читает прекрасные лекции, а еще разводит дома кучу самых разных существ. Я к ней прихожу, она говорит: держи богомола, или паука-птицееда, или еще кого-нибудь. Потрогай мокричку, смотри какая мокричка… Почему ты не трогаешь мокричку…