Что нужно знать о современной академической музыке, чтобы казаться культурным человеком

Предтечей современной музыки является модернизм, но это довольно размытое понятие: к нему причисляют и поздних романтиков (Скрябин), и импрессионистов (Сати), и самих авангардистов (французская «Шестерка»). Кстати, последнее музыкальное объединение — тот случай, когда Европа повторила за нами, а не наоборот. Во Франции композиторов «Могучей кучки» (Балакирев, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков, Кюи) называли «русской пятеркой». По аналогии товарищи окрестили себя «французской шестеркой».

На самом деле никто не говорит «композитор-модернист», лучше избегать этого выражения, если вы точно не знаете, что такого модернового придумал тот или иной.

Когда началась современная музыка?

Не так давно за уши притянули 1906 год, что, впрочем, не помешало позднему романтизму цвести еще полвека (Рахманинов). Именно тогда Шенберг написал камерную симфонию для 15 солирующих инструментов, чем манифестировал свободу голоса для каждого инструмента, такая демократия.

Но более выпуклой характеристикой является атональность. По официальной версии, до ХХ века музыка была только мажорной и минорной, соответственно «веселой» и «грустной». Хотя уже Ференц Лист на закате своих дней заигрывал с атональностью в зарисовке «Серые облака» (1881 год) (этим фактом тоже можно форсить перед обывателями, привыкшими к тому, что романтизм — явление тональное). Тем не менее, если вынести за скобки эпизодические чудачества Листа и ему подобных, писать музыку можно было только в этих мажорных и минорных тональностях (читай — системах, или ладах).

В ХХ веке наступила анархия, композиторы вспомнили про существование других ладов и решили освободиться от диктата грустно-веселого — получилась атональность (= нетональность).

Шенбергу этот термин не нравился, но ему много чего не нравилось, вредный был человек, что не помешало ему воспитать целую плеяду учеников, двое из которых были его ближайшими соратниками и образовали вместе с ним Нововенскую школу: Шёнберг, Веберн, Берг.

Шенберга часто играют, потому что классик, но редко любят: слишком «сухой», в отличие от экстремально чувственного Берга. Одним из наиболее популярных произведений последнего является опера «Воццек», с 2009 года она входит в репертуар Большого театра.

Говоря о новаторстве Шенберга, необходимо упомянуть и додекафонию — технику композиции с участием 12 неповторяющихся тонов. Придумал такую систему Голышев, а Рославец экспериментировал в том же духе, называя это «синтетаккордами». Но Шенбергу удалось быстрее всех запатентовать открытие.

Можно патриотически заявлять, что додекафония в известной мере и отечественное явление тоже, хотя немцы работали в этом направлении гораздо больше и серьезнее. Веберн на ее основе построил свой пуантилизм — стиль, где каждая нота или отдельное созвучие является самостоятельной музыкальной единицей и не включено в мелодическое повествование. Вариации Веберна — хрестоматийное пуантилистическое произведение.

Начало века для России — это закатная пора романтизма. Хотя большинство своих произведений Рахманинов написал в первой половине XX столетия, он не принадлежит к современной академической музыке, это поздний романтизм. То же со Скрябиным: его можно считать представителем символизма. Как Сати во Франции, Скрябин является предтечей современной музыки в России. Русский первый авангард — это Авраамов, Рославец, Матюшин, Обухов, Лурье, Мосолов и Вышнеградский (10–20-е годы). Авраамов знаменит «симфонией гудков», Матюшин — оперой «Победа над солнцем», которую создавал в коллаборации с Хлебниковым и Малевичем. Мосолова привлекала индустриальная тематика, наиболее известной стала симфоническая зарисовка «Завод. Музыка машин» из балета «Сталь». Вышнеградский писал четвертитоновую музыку, где привычные нам тоны делились еще на две части. Для того чтобы ее исполнить, приходилось конструировать более сложные модели фортепиано.

Все они строчили манифесты об освобождении музыки от старых норм, но сталинизм сломал их идеалистические планы: некоторые уехали за рубеж, другие остались и были вынуждены писать, как того требовала новая власть.

Особняком стоит Стравинский, который всё это время успешно работает с Дягилевым, ставит популярные балеты вроде «Петрушки» и «Весны священной» (Франция, 10–20-е годы).

Стравинский перепробовал много стилей, но наиболее известны работы периода неоклассицизма, представляющего собой соединение форм венских классиков (Моцарта, Гайдна) с модерновой атональной манерой, и неофольклоризма, который устроен несколько сложнее: любой элемент народного творчества может использоваться в сочетании с современными средствами музыкального языка или формы. В начале века было модно работать с фольклором: в Испании волна неофольклоризма называлась ренасимьенто (от исп. renacimiento — «возрождение»), в Венгрии был Бéла Бáрток, а в Чехии — Лéош Янáчек.

В это же время набирает силу и неоклассическое течение. Пауля Хиндемита можно назвать Бахом неоклассицизма, в первую очередь за Ludus tonalis — цикл интерлюдий и фуг, которые апеллируют к «Хорошо темперированному клавиру» Баха.

Во второй половине 20-х восходит звезда Шостаковича. Его знают хорошо, а Галину Уствольскую — не очень, хотя по самобытности она превосходит Дмитрия Дмитриевича. Он это понимал и был в нее влюблен.

Сейчас Уствольская, как и другие незаслуженно задвинутые композиторы, выходит в тренд. Начать знакомство можно с большого дуэта для виолончели и фортепиано.

Сергей Прокофьев был ловчее и страннее своих товарищей-авангардистов. Его автобиография — сборник своеобразных анекдотов. В 1917 году, во время первой волны эмиграции, он решает уехать за границу, там успешно гастролирует по Америке и Европе. В 1936-м, когда даже самые нерасторопные левые идеалисты покинули страну, Прокофьев с семьей возвращается в СССР. В основном ему удавалось лавировать между своим творчеством и госзаказом, но знаменитый 48-й год окончательно подорвал его здоровье, и оставшиеся пять лет жизни он дотягивает на даче. (Более подробно о событиях той поры можно прочитать в книге Екатерины Власовой «1948 год в советской музыке», издательство «Классика-XXI».) Умер в один день со Сталиным, в связи с чем его кончина прошла незамеченной.

Сама додекафония быстро всем надоела, но ее принципы продолжали развиваться у вторых авангардистов и постмодернистов (с 40-х до конца 60-х). Тут целая плеяда громких имен: Джон Кейдж, Карлхáйнц Штокхáузен, Оливье Мессиáн, Лучано Бéрио, Дьёрдь Лигети, Пьер Булéз, Луиджи Нóно, Янис Ксенáкис. Отсюда же, но чуть позднее выходят композиторы-минималисты: Стив Райх, Тéрри Рáйли, Филип Гласс и реже упоминаемый Ла Монте Янг, пионер минимализма.

Все они слишком сложные, чтобы писать о них в двух словах, но у некоторых есть своя визитная карточка.

Джон Кейдж: «4’33’’» — три части тишины, в сумме длящиеся 4 минуты 33 секунды.

Карлхайнц Штокхаузен: Helikopter-Streichquartet — апогей композиторской работы с пространством, каждый музыкант играет в отдельном летающем вертолете и слушает своих коллег через наушники.

Оливье Мессиан: «Каталог птиц» — камерные и сольные произведения с максимально приближенным к оригиналу воспроизведением голосов птиц. Мессиан увлекался бердвотчингом, когда это еще не было мейнстримом.

https://www.youtube.com/embed/sgNeH9_8l0wЛучано Берио: Симфония для восьми голосов и оркестра — классика постмодернизма. Краткое содержание: чего там только нет. Музыковеды насчитывают в ней около тысячи цитат. Есть такое выражение «с миру по нитке — опера Шнитке». Но этот свою пэчворк-оперу написал позже.

К слову, Берио был женат на вокалистке Кэти Берберян, которая одной из первых начала экспериментировать с техниками пения. В 1966 году она написала произведение Stripsody, нотированное графически, а если точнее — в стиле комиксов.

https://www.youtube.com/embed/JwJHu2gSj1AДьёрдь Лигети: Симфоническая поэма для 100 метрономов — концептуальный академический нойз. (Метроном — устройство, отстукивающее определенные промежутки времени; в основном используется на музыкальных репетициях, чтобы не сбиваться с темпа.)

https://www.youtube.com/embed/xAYGJmYKrI4Пьер Булез: Соната № 3 и «Складка за складкой» — наиболее известные произведения, где куски партитуры можно менять местами и играть в произвольном порядке.

За некоторыми композиторами прочно закрепились постоянные характеристики: Ноно — антагонист и левак, Ксенакис был архитектором и работал с Ле Корбюзье, Гласс уже не торт, потому что продался в киномузыку.

Восхищаться Пяртом — нормально, но мейнстрим — если хотите прослыть изысканным, не признавайтесь, что любите минимализм. А коли уж признались, упомяните Симеона тен Хольта, его имя еще не так затерто.

Из российских минималистов необходимо знать Павла Карманова (не путать с Карамановым, это совсем другой композитор).

Пройти мимо Владимира Мартынова невозможно, но читать все его книжки не обязательно, достаточно знать концепцию «смерти композитора» — постмодернистское рассуждение об утрате значения смыслов в искусстве и, как следствие, закате эпохи авторства.

Примерно в 60-х формулируются понятия сонорика и сонористика (от лат. sonor — «звук»). Эти ребята сконцентрировались на изучении внутренностей звука (спектрализм) и оперировали тембрами. То есть главной единицей музыкального повествования становится не мелодия и не звук, а сочетание звуков, создающее некий тембр. Из спектралистов следует знать Тристáна Мюрáя и Жерáра Гризé, а из произведений — «13 цветов заходящего солнца» (Мюрай), «Тренодия памяти жертв Хиросимы» (Пендерéцкий) и «Атмосферы» (Лигети).

Лидеры второго авангарда в России — это Денисов, Губайдулина и Шнитке. Наиболее самобытным и тонким считается Эдисóн Денисов. Его творчество коррелирует с тем, что происходит во Франции, он популярен, его приглашают за рубеж, но чиновники не выпускают из соображений «как бы чего не вышло».

Шнитке тоже шел в ногу с европейцами: в конце 60-х написал постмодернистскую симфонию, как у Берио, в 70-х успешно экспериментировал со светомузыкой (продолжение идей Скрябина) и магнитофонной лентой (влияние Кейджа и Элвина Люсьé), в 90-х пишет оперу «Джезуальдо» о композиторе эпохи Возрождения, которому в тех же 90-х итальянец Сальваторе Шаррино посвящает ряд музыкальных произведений.

София Губайдулина идет более сложным путем: работает с электроникой (произведение «Живое-неживое»), занимается фольклорно-ориентированной импровизацией, в итоге попадает в «хренниковскую семерку» — черный список композиторов, которые не допускались к исполнению на радио и телевидении в течение ряда лет. Вместе с ней в эту семерку угодили Денисов и Александр Кнайфель.

Примечательно, что Шнитке и Губайдулина писали музыку к кино, но идти на компромисс не приходилось: их саундтреки не уступают остальному творчеству. В качестве примера можно посмотреть «Карандаш и ластик» с музыкой Шнитке.

К тому же поколению относится Валентин Сильвестров, но свой индивидуальный стиль он обрел в поставангардный период; его чаще ставят в ряд с такими композиторами, как Кнайфель, Корндорф, Десятников. Творчество Сильвестрова — это рефлексия к музыкальному прошлому: чередование общих мест и мутные романтические наигрыши складываются в общую картину внутреннего слуха музыканта, на которую можно взглянуть через призму полупрозрачного коллажа. Как если бы последняя глава «Улисса» была написана о музыканте, воспитанном на романтических произведениях.

Поставангард, как и модернизм, опасное и размытое понятие; этим словом принято называть скорее период, в котором имели место такие противоположные явления, как новая простота (Вольфганг Рим, Арво Пярт) и новая сложность (Брáйан Фёрнихоу, Майкл Финнисси).

Новая сложность — это трудноисполнимые партитуры (или такие, которые вовсе невозможно сыграть), но объединение по этому принципу не раскрывает композиторских мотивов, и с музыковедческой точки зрения оно весьма условно. На видео сложное, но исполнимое произведение пионера этого направления Брайана Фернихоу. Музыканты называют такие пассажи «черной икрой».

Новая сложность делится на национальные школы, ведущей из которых является английская.

В основе новой простоты лежит вектор в сторону упрощения музыкального языка. В первом случае это возвращение в систему мажорно-минорной тональности, как у Пярта и других минималистов.

Но главное их отличие — это форма: повторение «паттернов» — музыкальных модулей; выстраивание протяженного повествования посредством медленных изменений паттерна. Мортон Фелдман — один из наиболее ярких композиторов-минималистов, его произведения порой длятся по 4 и 6 часов.

Истоки повторяемости мотивов можно углядеть уже у представителя эпохи романтизма Франца Шуберта, но прямыми наследниками романтиков считают таких композиторов, как Вольфганг Рим, которые возвращают в музыку экспрессию и возрождают барочную «теорию аффектов» (более подробно о ней можно почитать здесь). Это неоромантизм.

Группу композиторов Wandelweiser условно называют «ультраминималистами». Как в случае с новой сложностью, не только язык здесь является скрепляющим фактором, хотя на слух все они звучат разреженно и нейтрально.

В России наиболее популярным «вандельвайзером» стал Антуан Бойгер, но ошибочно полагать, что он занимает лидирующие позиции: частота исполнений объясняется технической простотой музыкального текста. С основными представителями можно ознакомиться на их официальном сайте.

Из российских современников следует знать Владимира Тарнопольского (помимо композиторской деятельности, он является художественным руководителем топового ансамбля «Студия новой музыки»); представительницу московского концептуализма, медиакомпозиторшу Ираиду Юсупову; концептуалиста Сергея Загния; Сергея Невского, Дмитрия Курляндского и некоторых других, кого можно найти на афишах Московской консерватории, музея Вадима Сидура, галереи «ГРАУНД» и прочих площадок, нацеленных на презентацию современной академической музыки.

Из неупомянутых зарубежных композиторов следует назвать Эдгáра Варéза, Луи Андриссена, Беáта Фуррера, Кáйю Саариáхо, Пьера Шеффéра, Джачинто Шéльси, Сальватóре Шаррино, Тóру Такэмицу, Джона Адамса. Все эти имена ничего не дают без слухового опыта, поэтому лучшее, что можно сделать для увеличения своего культурного багажа, — это ходить на концерты и много слушать, например тематические каналы на ютубе: Wellesz, Punkus Pallinus.

Если хочется начать понимать современную музыку на более глубоком уровне, то следует почитать:

1) «Историю зарубежной музыки. XX век» издательства «Прогресс-традиция»;

2) «Искусство жечь порох» Элмера Шёнбергера;

3) «До востребования. Беседы с современными композиторами» Дмитрия Бавильского;

4) «1948 год в музыке» Екатерины Власовой, издательство «Классика-XXI»;

5) «Музыку и музыкантов Третьего рейха» Евгения Рудницкого, издательство «Классика-XXI»;

6) «Дальше — шум. Слушая XX век» и другие книги американского музыковеда Алекса Росса (читаются достаточно легко);

7) тексты Теодора Адорно — главного философа современной академической музыки (для самых смелых исследователей).