Взлететь на крыльях бабочки. Почему чешуекрылые издавна служили символом счастья и ужаса

Богатство символических трактовок

Отряд чешуекрылых (Lepidóptera) относится к насекомым с полным циклом превращения: его представители в течение жизни проходят стадии яйца, гусеницы, куколки и имаго (полностью развитого крылатого насекомого). Чешуекрылые однозначно существовали уже в мезозое — они соседствовали с динозаврами и намного пережили их. Самые ранние следы этих созданий, известные на данный момент науке, обнаружены в отложениях начала юрского периода, их возраст оценивается в 190 млн лет. Впрочем, чешуекрылые могли возникнуть и гораздо раньше, ведь тельца этих насекомых очень хрупки и их останки находят весьма редко.

Так или иначе, расцвет чешуекрылых начался гораздо позже их возникновения, примерно 100 млн лет назад, — и связан он был с широким распространением цветковых растений. Образовались симбиотические отношения: насекомые питались нектаром растений и способствовали их опылению.

Вся дальнейшая эволюция бабочек проходила таким образом, чтобы приспособиться к условиям этого симбиоза — например, они отрастили себе хоботки, позволявшие дотягиваться и высасывать вожделенный нектар. Восхищающие нас своей красотой разноцветные крылья появились в качестве камуфляжа: поскольку бабочки большую часть жизни проводят рядом с цветами, они обзавелись подходящей для такой среды маскировкой, позволяющей прятаться от хищников. Механизмы их эволюции оказались настолько удачны, что чешуекрылые быстро распространились по всей суше и сейчас не встречаются разве что в Антарктиде. На данный момент ученым известно свыше 150 тысяч видов этих существ, как ныне живущих, так и вымерших. И еще, как предполагается, до 100 тысяч видов чешуекрылых до сих пор науке не известны.

В настоящее время бабочки живут по всему миру и присутствуют в мифах всех народов. Такая популярность обусловлена их необычной внешностью и присущим им циклом перерождения. Но в образе бабочки присутствует и известная двойственность. Ведь если любоваться порхающими над цветами бабочками издали, то они кажутся очень красивыми. Но если увидеть это насекомое в непосредственной близости, то можно в ужасе отшатнуться — подобно Эдгару По, посвятившему один из своих страшных рассказов именно бабочке. Эта двойственность отражена и в массовом восприятии: если одни — большинство людей — видят в бабочках олицетворение прекрасного, то другие воспринимают их как символ невыразимого ужаса.

Люди издавна присматривались к чешуекрылым, поражаясь тому необычному пути, который совершают в течение жизни представители отряда Lepidóptera. Будущие бабочки появляются на свет в виде яйца, которое потом развивается в гусеницу. Гусеница ведет наземный образ жизни: медленно ползая, извиваясь всем телом, проходя через несколько линек, выделяя шелковое волокно — она ничем не напоминает то стремительное крылатое насекомое, которым ей предстоит стать. По прошествии определенного срока гусеница трансформируется в куколку и прячется в кокон. А потом кокон прорывается — и наружу выходит полноценное насекомое. Это легкокрылое создание с кажущейся беззаботностью пляшет над землей и порою возносится прямо к небесам.

Мудрецы седого прошлого не могли не прийти к метафоре, уподобляющей бабочку человеческому существу. Однако метафора эта не была однозначно положительной. Двойственное восприятие бабочки обнаруживается уже в древности — и этот дуализм соответствует разным стадиям жизни насекомого. Гусениц воспринимали строго отрицательно — их боялись как вредителей, пожирающих посевы. Это отношение перешло и в Средневековье: садовник у Шекспира в «Ричарде II» жалуется на гусениц, изъедающих плодородные прежде сады. Позднее Уильям Блейк использовал схожую трактовку в «Бракосочетании рая и ада»:

«Гусеница выбирает лучшие листья, чтобы пожирать их, а священник — наши лучшие радости, чтобы проклинать их».

Зачастую гусеница символизирует и пустого, ленивого человека, ведущего паразитический образ жизни.

Куколка служила символом границы между материальным и нематериальным мирами. Так, индейцы навахо отождествляли куколку бабочки с телом умершего человека, завернутого в погребальное одеяние, — эта аллегория символизировала будущее перерождение. У навахо есть сложная мифологическая система, в соответствии с которой первые люди, прежде чем поселиться в известном нам мире (уже четвертом по счету), жили в трех других мирах, низших по отношению к нашему. Но и нынешнее место не окончательно, ибо существуют два верхних мира, куда дух человека попадает после его физической смерти.

В христианстве стадии развития бабочки воспринимаются как аллегория души, идущей от греховности к духовному преображению. Гусеница соответствует фазе, когда человек влачит земное существование, куколка — это могила, а полноценная крылатая бабочка — новая жизнь в Царствии Небесном. Нидерландский богослов XVII века Ян Гедарт писал:

«Из мертвых гусениц выходят живые животные; так что одинаково верно и чудесно, что восстанут из могилы и наши мертвые и гнилые трупы».

Точно так же бабочка символизирует временную смерть и воскресение Христа. Бабочка служит символом человеческого духа не только в христианстве, но также в буддизме и индуизме.

В Индии есть поверье: если поймать бабочку, прошептать ей свое заветное желание, а потом выпустить на свободу, она донесет его до богов. Бабочка, принявшая свое взрослое обличье и беззаботно порхающая над миром, нередко воспринимается как символ счастья — но счастья неверного и непостоянного.

«Счастье капризно и непредсказуемо, как бабочка: когда ты пытаешься его поймать, оно ускользает от тебя, но стоит отвлечься — и оно само опустится прямо в твои ладони», — рассуждал американский писатель и натуралист XIX века Генри Дэвид Торо.

И это же существо может выступать примером эфемерности, недолговечности бытия.

«Бабочки — самые эфемерные и самые прекрасные существа на Земле. Откуда-то появляются, тихонько проживают свои крохотные жизни, не требуя почти ничего, а потом исчезают, наверное, в какой-то другой мир… Совсем не такой, как наш», — философствует Харуки Мураками на страницах романа 1Q84.

Наконец, чешуекрылые символизируют иллюзорность сущего. Существует знаменитая легенда о древнекитайском мыслителе Чжуан-цзы, жившем в IV веке до нашей эры. Однажды философ увидел сон, где он был бабочкой, беззаботно порхающей без привычных человеческих забот. Проснувшись, Чжуан-цзы глубоко задумался. Ему не давал покоя вопрос:

«Я Чжуан-цзы, которому во сне казалось, что он бабочка? Или, быть может, я бабочка, которой сейчас во сне видится, что она Чжуан-цзы?»

И спустя две с лишним тысячи лет люди продолжают задаваться вопросом, который впервые озвучил Чжуан-цзы. Недаром сейчас снова переживают расцвет солипсические концепции, в которых единственной и несомненной реальностью признается лишь собственное индивидуальное сознание.

Посредница между земным и потусторонним

Первое чувство, которое возникает у человека при взгляде на беззаботно порхающую бабочку, — ощущение нереальной легкости ее полета. Сама же бабочка кажется существом бесплотным, призрачным. Неудивительно, что это насекомое часто считается воплощением духа умершего человека. Сказания подобного рода можно обнаружить у племен, проживающих в разных частях света. Так, ацтеки верили, что души покойников, приняв облик красивых бабочек, время от времени навещают родственников, чтобы заверить, что у них всё хорошо. А ацтекская богиня судьбы Ицпапалотль изображалась в виде бабочки с крыльями, утыканными по краям обсидиановыми лезвиями, или как женщина с крыльями бабочки и когтями. У повелительницы судьбы имелся и конкретный «аватар» в мире бабочек — ее ассоциировали с Rothschildia orizaba из семейства павлиноглазок.

Вообще, в сказаниях самых разных индейских племен бабочки появляются достаточно часто. В некоторых индейских мифах утверждается, что можно нашептать бабочке свои желания, а та отнесет их прямо к Великому Духу. У североамериканских племен навахо и хопи существовал ритуал «танца бабочки». У хопи незамужние девушки носили прически в форме крыльев бабочки, ведь крылатое насекомое воплощало в себе чистоту и невинность. Индейцы придавали значение цвету крыльев первой бабочки, которую встретишь в новом году. Желтый цвет означал, что человек станет вождем, черный предрекал болезнь, белый — удачу, красный — важное событие.

Неравнодушны к бабочкам и в странах Азии. В Японии эти насекомые служили символом молодых женщин, а также могли олицетворять тщеславие, недолгую любовь и искусство гейш, украшавших свои кимоно изображением бабочек. Появление в японском доме цветной бабочки всегда вызывало радость, ибо служило предвестием счастья. У японских молодоженов есть обычай выпускать после свадьбы в небо пару живых цветных бабочек — это считается залогом семейного счастья. А вот белой бабочке японцы отнюдь не радуются — считается, что ее появление предрекает смерть кого-то из близких. Белая бабочка, производящая впечатление прозрачности и бесплотности, воспринималась как душа умершего, пришедшая позвать кого-то с собой.

В Китае бабочки символизировали долголетие, изобилие, влюбленность, страсть. Идиома «обезумевший от любви мотылек и дикая пчела» обозначала секс. А две бабочки рядом в полете служили аллегорией счастливой любви. В фэншуй рекомендуется держать в доме изображения бабочек — они гармонизируют пространство и повышают настроение. В одной из даосских притч рассказывается о юноше, который, гоняясь за прекрасной бабочкой, не заметил, как вступил на землю одного бывшего судьи. Там он увидел его дочь и был очарован ее красотой. Юноша решил завоевать девушку — и добился своего. Он упорно трудился, занял высокое положение в обществе и женился на избраннице.

У народа мяо (хмонги), проживающего на территории Южного Китая, Вьетнама, Лаоса, Таиланда и Мьянмы, бабочка олицетворяет те стороны жизни, что связаны с женственностью, размножением и колдовством, — и в этом качестве она является распространенным декоративным элементом, фигурирует в орнаментах, украшающих стены зданий и предметы одежды.

У народов Приамурья и Дальнего Востока бабочка, наряду с птицей, считалась символом жизни, душой еще не появившегося на свет ребенка. Нанайцы и ульчи изображали бабочек на спинах свадебных халатов — там крылатое насекомое выступало символом небесного, Верхнего мира. Они же вышивали бабочек на детской одежде и налобных повязках — в качестве оберега, способного защитить беспомощное дитя от злых сил.

В Европе основы почитания бабочек заложили эллины. Так, древнегреческую богиню души Психею изображали с крыльями бабочки. Когда возлюбленная Эрота Психея, рожденная смертной женщиной, по воле богов Олимпа освободилась от земной бренности, ей дали эти крылья, чтобы она могла свободно летать, не обремененная атрибутами смертности. По-древнегречески «бабочка» — ψυχή (psȳchē), что в первую очередь означает «душа» или «ум». Считалось, что Психею можно увидеть в образе мотылька, вылетающего из погребального костра.

Средневековые ирландцы полагали, что бабочки — это человеческие души, ожидающие прохождения через чистилище. Поэтому убийство бабочек не одобрялось, в особенности белых бабочек — они считались душами умерших детей. Такого же мнения придерживались англичане — и поэтому они верили, что человек, убивший первую бабочку, которую он увидит весной, столкнется с годом неудач. Кстати, английский и ирландский средневековый фольклор сближал бабочек с «маленьким народцем» («фейри»), живущим рядом с людьми, но в то же время в собственном потустороннем мире, — феями, гномами, эльфами.

С легкой руки Толкина и Питера Джексона мы привыкли воспринимать эльфов как бессмертных существ обычного роста, которые внешне отличались от людей лишь особой красотой да заостренными ушами. Но средневековые эльфы — нечто совсем другое. Это коварные, любящие жестоко подшутить над людьми малютки, которых зачастую представляли с роскошными крыльями бабочки за спиной.

В XIX и начале XX века у живописцев существовала мода на изображение таких существ — тут можно вспомнить и «Титанию» Джона Симмонса, и «Дух ночи» Джона Эткинсона Гримшоу, и «Груз, выброшенный за борт» Томаса Майбанка…

Славяне тоже придерживались верования, что бабочка — переродившаяся душа. На Руси и в Польше при виде бабочки или мотылька говорили: «Вот чья-то душка летает…» Болгары верили, что душа умершего на сороковой день после его ухода из мира живых временно возвращается в родной дом в обличье бабочки или мухи. В целом славяне опасались бабочек как предвестниц смерти. Правда, не всех — дикий страх, в частности, вызывал бражник мертвая голова (Acherontia atropos), пятна на спине которого образуют подобие человеческого черепа.

Опасались и порхающих по ночам мотыльков. В Белоруссии есть сказание о пожилой женщине, которой как-то поздним вечером сел на рукав ночной мотылек. «Смертушка ты моя», — сказала женщина и в ту же ночь умерла. Западные славяне отождествляли некоторых бабочек с демонической «морой», мучающей людей по ночам. «Увидишь первую бабочку белую — умрешь в предстоящем году, красную — будешь жить, но глаза заболят», — гласит поговорка, бытующая в Моравии.

У южных славян тоже есть страхи, связанные с бабочками, — они опасались, что некоторые из насекомых могли быть душами ведьм или вампирами-кровопийцами. В Сербии даже существовал обычай подпаливать мотылькам крылья, чтобы потом распознать по ожогам на руках ведьму, вернувшуюся в человеческий облик. Порою бабочкам говорили: «Приходи завтра, дам тебе соли». И если на следующий день действительно кто-либо заявлялся с такой просьбой, то просителя отождествляли с прилетавшей ночью злой душой. В Болгарии верили, что ведьмы способны напускать больших пестрых бабочек, которые служат им, на пасущихся в поле коров, а те лишают животных молока и истощают их.

В научной систематике, кино, живописи и литературе

Бабочки всегда интересовали человека и до сих пор являются одним из популярных предметов для коллекционирования. Неудивительно, что, когда пришло время дать этим созданиям «правильные» научные названия, ученые подошли к делу с любовью и выдумкой. В XVIII веке Карл Линней, создатель единой системы классификации животного и растительного мира, укрепил и без того прочную связь бабочки с мифологией — он назвал многие виды чешуекрылых в честь различных мифологических персонажей.

Вот лишь несколько примеров. Многоцветница павлиний глаз получила от Линнея в 1758 году латинское наименование Aglais io. Имя это было дано бабочке в честь красавицы Ио — дочери древнегреческого речного бога Инаха, возлюбленной Зевса. Павлиноглазка атлас (Attacus atlas) названа именем персонажа древнегреческой мифологии — титана Атласа (Атланта) держащего на плечах небесный свод. Парусник махаон (Papilio machaon) позаимствовал имя у искусного врача Махаона, сына Асклепия, лечившего участников Троянской войны. Ванесса адмирал (Vanessa atalanta) названа в честь девы-охотницы Аталанты, подстрелившей из лука знаменитого калидонского вепря. Перламутровка дия (Boloria dia) обязана именем Дие — жене Иксиона, вождя племени лапифов, враждовавшего с кентаврами. Подалирий (Iphiclides podalirius) был назван Линнеем в честь знаменитого древнегреческого врача-целителя Подалирия.

Мимо бабочек не прошли и многие художники, писатели и поэты со всего мира. Если говорить о живописи, то в первую очередь вспоминаются «Охотник за бабочками» Карла Шпицвега (1840), «Бабочки» Вильгельма фон Каульбаха (ок. 1860), «Бабочки» Василия Поленова (1877). Бабочки и мотыльки упоминаются в стихах Василия Жуковского, Афанасия Фета, Константина Бальмонта, Ивана Бунина и других поэтов — как правило, они символизируют свободу, надежду, любовь. Этим насекомым посвящены такие литературные произведения, как «Охота за бабочкой» и «Разноцветная бабочка» Андрея Платонова. Бабочка с прозрачными крыльями вида Hetaera esmeralda стала одним из центральных символов романа Томаса Манна «Доктор Фаустус». Главный герой, композитор Адриан Леверкюн, отождествляет эту бабочку с любимой женщиной, роман с которой оказался пагубным для его жизни, зато послужил вдохновением для творчества.

Совершенно влюблен был в бабочек Владимир Набоков — не только великий писатель, но и неплохой лепидоптеролог. В произведениях Набокова бабочки упоминаются 570 раз. Он мог бесконечно говорить о них, посвящал им стихи, рисовал их, часами носился с сачком.

Это было не просто увлечение: Набоков открывал новые виды, создавал коллекции, изобрел даже специальный коктейль для ловли.

«Вот рецепт: бутылка выдохшегося пива, два фунта сахара, немного рома. Перед самыми сумерками чистой кисточкой надо смазать стволы деревьев. И бабочки прилипнут — вы их увидите волшебно красивыми в свете фонаря. В Америке он научился искусно лишать их жизни, сдавливать грудку между большим и указательным пальцами. Ни в коем случае не брюшко, иначе вылезут кишки. В общем, бабочки были главными существами в жизни Набокова. И вся любовь, весь интим исключительно в свободное от бабочек время. Говорят, он их даже пробовал на вкус», — пишет культуролог Петр Воронков.

Другой известный любитель и коллекционер бабочек — современный консервативный писатель Александр Проханов. Герои многих его произведений так или иначе имеют отношение к бабочкам, увлекаются их коллекционированием. Проханов называет бабочку своим «тотемным зверем». Писатель рассуждает о том, что человек, взрослея, проходит путь бабочки.

«Первая стадия — это гусеница. Она все время ползает по листьям, она все время их сжирает, она набирает массу тела, она ненасытна. После нее остаются только обглоданные листья или цветы. Это период в жизни человека, который наполнен страстями, желанием как можно больше пережить, увидеть, насладиться. Это алчность молодого плотского существа. Потом эта плотскость настолько завладевает человеком, что человек в своей греховности как бы умирает, его душа умирает. И тогда гусеница превращается в куколку. Она засыпает. Она сходит во гроб. Она уходит в кокон, в этот саркофаг и там живет. Но потом через таинственные процедуры превращения, воскрешения, покаяния человеческая душа встает из гроба. Она опять обращается, но уже не к земле, а к небесам. Возникает духовное существо», — полагает Проханов.

Доисторическая бабочка фигурирует в рассказе Рэя Брэдбери «И грянул гром», герой которого отправился в мезозой, чтобы поохотиться на тираннозавра, но случайно наступил там на насекомое — чем вызвал колоссальные изменения в собственной эпохе. С тех пор появилось выражение «эффект бабочки», обозначающее свойство хаотичных систем: даже самое незначительное влияние на систему может иметь серьезные и непредсказуемые последствия, в том числе в совершенно другом месте. Позже шутник Терри Пратчетт высмеял это явление в книге «Интересные времена»: там описана волшебная разновидность бабочек с фрактальной формой крыльев, один взмах которыми может воздействовать на погоду.

Современная поп-культура тоже периодически обращается к чешуекрылым. Живейший пример — феи в мультиках, как правило, изображаются с крылышками бабочек. С бабочками связано действие и некоторых художественных фильмов. В «Коллекционере» (1965), снятом режиссером Уильямом Уайлером по знаменитому одноименному роману Джона Фаулза, рассказывается про банковского клерка Фредерика Клегга, собирающего бабочек, но не способного строить отношения с девушками, что толкает его на преступный путь.

«Бабочка» (2002) режиссера Филиппа Мюиля повествует о том, как ворчливый пожилой коллекционер отправляется вместе с маленькой дочерью своей соседки на поиски уникального экземпляра — бабочки Graellsia isabellae, не имеющей себе равных по красоте и редкости. Схожий сюжет у «Голубой бабочки» (2004) Леа Пул, где умирающий от рака ребенок просит энтомолога поехать с ним в джунгли Южной Америки, где водятся бабочки морфо. Они, если верить легендам, обладают волшебными целительными свойствами.

Образ бабочек эксплуатируется и в популярной музыке. В конце 1960-х взошла звезда рок-группы «Железная бабочка» (Iron Butterfly), чья композиция In-A-Gadda-Da-Vida получила международную известность. Многие музыкальные исполнители так или иначе упоминали бабочек в своих произведениях. Вспоминаются, например, песни групп Scorpions — Yellow Butterfly, Crazy Town — Butterfly, Butterflies Майкла Джексона, HIM — Wings Of A Butterfly, Diary Of Dreams — Butterfly Dance и др. Особенно хочется выделить прочувствованную композицию Moths, написанную великим английским рок-бардом Иэном Андерсоном. Эта великолепная песня стала смысловым центром и кульминацией альбома возглавляемой Андерсоном группы Jethro Tull под названием Heavy Horses (1978). Под духоподъемную гитару и флейту Андерсон со светлой грустью в голосе поет о скоротечности бытия и о том, что люди — не более чем зыбкие тени, скользящие в свете волшебного фонаря…

Очень страшные дела

Как уже неоднократно говорилось, образ бабочки амбивалентен. Вы никогда не пытались присмотреться к этому насекомому, внимательно разглядеть его тельце и «лицо»? Вас может передернуть от ужаса. Красота бабочки всецело связана с ее крыльями, а вот всё остальное выглядит, с точки зрения обычного человека, весьма отталкивающе. Великий Эдгар По не красками, но словами нарисовал в рассказе «Сфинкс» ужасающий образ.

Герой, изначально пребывающий в мрачном и болезненном настроении, видит в окно гигантское жуткое существо.

«Рот у него помещался на конце хобота длиною в шестьдесят-семьдесят футов, а толщиною примерно с туловище слона. У основания хобота чернели клочья густой шерсти — больше чем на шкурах дюжины бизонов; оттуда торчали книзу и вбок два блестящих клыка вроде кабаньих, только несравненно больше. По обе стороны хобота тянулось по гигантскому рогу футов в тридцать-сорок, призматическому и казавшемуся хрустальным — в них ослепительно отражались лучи заходящего солнца. Туловище было клинообразным и острием направлено вниз. От него шли две пары крыльев, каждая длиною почти в сто ярдов; они располагались одна над другой и были сплошь покрыты металлической чешуей, где каждая чешуйка имела в диаметре от десяти до двенадцати футов. Я заметил, что верхняя пара соединялась с нижней толстой цепью. Но главной особенностью этого страшного существа было изображение черепа, занимавшее почти всю его грудь и ярко белевшее на его темном теле, словно тщательно выписанное художником», — взволнованно описывает персонаж По этого монстра.

Существо испускает «громкий и горестный вопль», звучащий «зловещим предвестием», и герой падает без чувств от страха — а потом оказывается, что это всего лишь бабочка, ползущая по паутине на окне.

Мариам Петросян в романе «Дом, в котором…» пишет, что «бабочки, красивые при свете, в полумраке одинаково черны и похожи на крылатых тараканов». Этот дуализм восприятия чешуекрылых перекочевал и в современную поп-культуру. В большинстве случаев в детских мультфильмах бабочки — беззаботные прекрасные дружелюбные создания. А вот во взрослой кинокартине режиссера Джонатана Демми «Молчание ягнят» (1995), снятой по мотивам одноименного романа Томаса Харриса, бабочка играет зловещую роль. В этом фильме маньяк-убийца кладет в рот своим жертвам куколку уже упомянутого бражника мертвая голова.

В мире Годзиллы одним из монстров-кайдзю является Мотра — колоссальная бабочка, отличающаяся крайне непредсказуемым нравом. Имя Мотры составляет комбинация английского слова moth («моль, бабочка») и японского суффикса -ра от слова «кит» (яп. 鯨[クジラ] кудзира), что также употребляется для описания больших размеров («большой как кит»). Примечательно, что Мотра зачастую выступает в качестве положительного персонажа, защищающего людей от других кайдзю. В частности, Мотре приходится сойтись в битве с Баттрой, другой исполинской бабочкой. Баттра считает человечество опасной инфекционной болезнью, губящей Мать-Землю, и стремится уничтожить всех людишек…

Можно вспомнить и Убийцу-Мотылька (Killer Moth) — суперзлодея из комиксной вселенной DC. Этот злодей, чье настоящее имя Друри Уокер, считается злым отражением Бэтмена. Как и Брюс Уэйн, Уокер не обладает сверхспособностями и полагается на свое оснащение, включая мотомобиль и многочисленные технологические устройства. Сходство же с гигантским мотыльком ему придают соответствующе подобранный костюм и устрашающая маска. Впрочем, однажды Уокер продает свою душу повелителю демонов Нерону и тот превращает его в плотоядного монстра, похожего на мотылька. Новоявленный монстр, взявший себе имя Хараксес, поедает людей и плетет коконы, в которых хранит свою добычу…

В заключение нельзя не упомянуть одну чрезвычайно живучую городскую легенду. Уже почти шестьдесят лет в США ходят слухи о человеке-мотыльке. Это жуткое существо трех-четырехметрового роста, которое, как утверждали «очевидцы», обладает красными глазами, черным пушистым телом и огромными крыльями. Оно способно летать и обладает агрессивным нравом — нападает на людей, пугая их до полусмерти. Первое заявление о встрече с человеком-мотыльком поступило в 1966 году — и произошло это в окрестностях городка Пойнт-Плезант, штат Западная Виргиния. В последующие годы зафиксировано еще несколько десятков свидетельств такого рода. Некоторые даже обвиняли это создание в том, что оно якобы причастно к обрушению 15 декабря 1967 года моста в окрестностях Пойнт-Плезант, в результате чего погибло 46 человек.

Человеку-мотыльку приписывают мистическую способность появляться там, где вскоре произойдет какая-либо трагедия. Любители конспирологии выдвигают самые разные версии относительно природы человека-мотылька: одни считают его инопланетянином, другие — сверхъестественным существом, демоном, третьи — вырвавшимся на волю результатом генетических экспериментов, проводившихся в секретной государственной лаборатории. Есть люди, которые предполагают, что речь идет о криптиде, то есть животном, до сих пор неизвестном науке. Скептики, в свою очередь, говорят, что у страха глаза велики и что за сверхъестественное создание могли принять прозаичную сову или цаплю.

Есть и те, кто считает, что первые свидетели человека-мотылька пали жертвой розыгрыша, устроенного неизвестными шутниками, — а потом возникшая легенда зажила собственной жизнью.

А вот кто безусловно выиграл от появления легенды о человеке-мотыльке, так это газетчики, сценаристы и писатели. И поэтому она будет жить еще долго, независимо от того, есть в ней хоть какое-то рациональное зерно или нет. Например, в 2002 году вышел мистический триллер «Человек-мотылек» с Ричардом Гиром в главной роли — герой фильма оказывается в Пойнт-Плезант и сталкивается со зловещим существом лицом к лицу…

Так или иначе, тема символизма бабочек поистине неисчерпаема. Прекрасные посланцы небес и жуткие представители темных сил, прожорливые гусеницы и беззаботные летуны, обладатели роскошных крыльев и крайне неприглядного «лика», они всегда будут привлекать взор и волновать воображение. И поэтому символический ряд и связанная с бабочками мифология растут и пополняются…