Взлет и закрытие шампанских ярмарок: с чего начался расцвет торговли в средневековой Европе
В середине XII столетия Шампань еще не была знаменита винами — главной фишкой графства были ярмарки, каждые несколько недель занимавшие одно из поселений. А какое влияние они оказали на развитие европейской торговли и чем закончилась их история? Рассказывает автор канала «история экономики» Александр Иванов.
Темные века в европейской истории оттого и темные, что люди из разных мест чаще дрались или воевали друг с другом, чем встречались по каким-то мирным делам. Человеческая жизнь была не ценнее жизни курицы, любая дорога означала крайнюю степень риска, и заставить пуститься в путь в земли близкие и уж тем более дальние могли разве что совершенно незаурядные обстоятельства.
Торговля — двигатель коммуникаций — то слегка оживала, и появлялись какие-то проблески вроде фризской торговли, то исчезала в кровавой буче вроде той охоты на людей, которую устроили викинги. Торговать было делом сложным: по всему континенту выращивали примерно одно и то же, ткали одно и то же, делали одни и те же инструменты и посуду. При этом разница между севером и югом была, вот только чтобы на этой разнице заработать, надо было ехать довольно далеко и надеяться на то, что там, куда ты приедешь, тебя не только не обидят, не ограбят и не убьют, но, может быть, даже защитят.
Робкие контакты с Востоком в то время уже начались: купцы из итальянских торговых республик могли привозить красивые ткани, ремесленные изделия, пряности — о всех этих богатствах уже знали в Европе благодаря крестоносцам. Кроме того, ценилось южное вино, испанское и итальянское, франкские металлы, фламандское сукно, германский скот, рыба из Северного и Балтийского морей (еще не соленая, а сушеная), скандинавский лес, кожи, меха, воск и мед.
Словом, постепенно товары для обмена нашлись у всех, причем благодаря росту городов вырос спрос на ремесленные товары, города же стали главными торговыми площадками. А раз есть чем обмениваться, есть на чем зарабатывать, то и риски путешествий кажутся не такими уж высокими. И купцы двинулись в путь.
Правда, купеческие ватаги тех лет (они собирались большими компаниями, так безопаснее) мало отличались от вооруженных банд, но всё-таки бандами грабителей они уже, в отличие от викингов, время которых заканчивалось, не были — они везли товар и искали надежный и постоянный сбыт.
Постепенно стали возникать торговые площадки, рынки, в основном, конечно, на землях городов, которые обеспечивали «крышу» торгующим. Но процесс образования таких торговых площадок шел очень медленно — времена были неспешными, и «привыкание к торговле» растянулось на века. Вот в эти благословенные времена Генриху I Щедрому, графу Шампани и Бри, получившему этот титул в 1152 году, и досталась малая толика наследства от его предприимчивого отца — Тибо Великого, одно перечисление титулов которого занимало несколько строк. Блуа, Шартр, Мо, Шатоден и Сансер, Труа и еще огромное количество земель, посреди которых затерялось королевское Иль-де-Франс, были переданы Тибо Великим младшим братьям Генриха (хорошо еще, что двое из них избрали духовную стезю и не претендовали на земли).
Тем не менее кое-что осталось и наследнику: Генрих стал сюзереном 2000 вассалов, доставшиеся ему земли были щедры и обильны. Но главное аристократическое развлечение того времени — Крестовые походы, большим охотником до которых выказал себя Генрих, — требовало весьма значительных средств, возможно, больших, чем был способен обеспечить графу его огромный феод.
Генрих участвовал во Втором крестовом походе еще до вступления в наследство и всю жизнь мечтал снова отправиться свершать подвиги, правда, на реализацию этой мечты ему предстояло заработать. Вопрос только — как.
Шампанские вина тогда еще не были известны — их «заметят» только в XVI–XVII веках, а основу местного сельского хозяйства составляло овцеводство, причем даже при полном господстве натурального хозяйства овечью шерсть уже доставляли аж в соседнюю Фландрию. Но даже этот удивительный в те годы факт экспорта не давал Генриху выдающихся финансовых выгод. Надо было придумывать что-то еще.
Мы не знаем сейчас, был ли настолько умен, прозорлив и расчетлив сам Генрих, или идею обустройства ярмарок подсказали его советники (что весьма вероятно — его двор в Труа охотно принимал самых образованных людей своего времени, а его канцлером был известный ученый Стивен Алинерр), но именно благодаря его умным указам расцвели знаменитые шампанские ярмарки.
Сами по себе ярмарки были известны давно — в той же Франции ярмарка в парижском пригороде Сен-Дени была вполне популярным местом. Были известны ярмарки в Дижоне, ярмарки в Шампани, как считают многие ученые, появились как минимум в V веке.
Да и в Германии ярмарки не были новостью (само слово «ярмарка» немецкого происхождения: от Jahr — год и Markt — рынок).
Но Шампань была замечательна удобным расположением и находилась на пересечении торговых путей (реки Сена, Маас, Мозель, Сона), по которым издавна двигались купцы из Англии, Италии, Германии, Швейцарии и Фландрии. Устраивать ярмарки в Шампани стали давно, и уже Тибо Великий гарантировал купцам не только личную безопасность, но и возмещение ущерба, если ущерб будет понесен на его территории, за исключением потерь вследствие войн и стихийных бедствий. Но всё-таки именно Генрих сделал шампанские ярмарки настоящим коммерческим предприятием.
Итогом первого же его указа стало то, что ярмарки теперь работали в режиме непрерывного цикла — с января по декабрь. Купцы быстро оценят эту выгоду: не надо перемещать нераспроданные товары, можно будет (этим станут активно пользоваться) пополнять запасы.
Открывала год ярмарка в Ланьи-сюр-Мар, затем эстафету перехватывал Бар-сюр-Убе, потом — Сезанн. Дальше шли две «горячие ярмарки», в мае и июне-июле, сначала в Провене, потом в Труа. Осенью была еще одна ярмарка в Провене, и заканчивался сезон «холодной ярмаркой» в том же Труа.
Каждая ярмарка была обязана обеспечить 8 дней бесплатного входа, не менее 10 дней торгов и гарантировать оплату по заключенным сделкам в течение 15 дней.
Графским указом 1170 года была назначена администрация ярмарок, которую возглавляли два мастера и канцлер, а под их началом работало великое множество лейтенантов, сержантов и нотариусов, обеспечивающих порядок, удобства и соблюдение прав торгующих.
Были обустроены специальные домики для судей, в обязательном порядке освещавшиеся днем и ночью, — для совершения сделок. Был издан специальный указ о защите и равенстве прав со всеми прочими еврейских торговцев и менял.
Графы Шампани чеканили собственную монету — denier provinois, и именно шампанское денье стало основной расчетной валютой.
Был устроен специальный порядок продаж, предусматривающий, что в первые дни торгуют тканями, потом — весовым товаром (куда входило множество всего — от меда или перца до железа или зерна), после — ремесленными изделиями и затем только — скотом. То есть сначала в дело шел «нежный» товар, а заканчивалась ярмарка товаром «грубым», который неизбежно оставлял за собой грязь — но было время привести всё в идеальный порядок к началу следующих торгов. Так поддерживалась чистота рыночных площадок, исключающая порчу товара.
Закрывались торги кличем глашатая «Hare!» — ну, мы поймем и без перевода. Купцам было дано право урегулировать свои разногласия самостоятельно, и на всех ярмарках действовал специальный суд, а если его решения не удовлетворяли стороны, то они могли обратиться к сеньору ярмарки — графу.
Напрямую к графу могли обращаться и специальные консулы — свободно выбираемые внутри каждого сообщества представители купеческих землячеств из отдельных стран (которых тогда было сильно больше, чем сейчас, — так, одних только итальянских консулов было 23, по количеству участвующих в торгах территорий).
Во всех ярмарочных городах были устроены специальные склады и гостиницы, некоторые функционировали постоянно (часто купцы оставляли непроданный товар до следующего года или до ближайшей ярмарки), некоторые — исключительно сезонно.
Результат не замедлил проявиться: если во времена Тибо Великого ярмарки посещало около 8000 человек в год, то к концу правления Генриха насчитывалось уже до 60 000 участвующих.
Впрочем, из этих расчетов не совсем ясно, идет ли речь конкретно о торгующих или о зеваках тоже, так как ярмарки были еще и крупнейшим культурным событием — многочисленные увеселения, с аттракционами и жонглерами, балаганами и кукольными спектаклями, путешествовали вместе с ярмарками. Именно эти события сформировали зачатки европейского театра, а Труа еще в эпоху Генриха I даже обзавелся специальным помещением для представлений.
Что касается самого Генриха Щедрого, то его мечта о Крестовом походе сбылась — в 1179 году он вновь отправился на Восток. И, судя по всему, прекрасно там побезумствовал. Правда, на обратном пути его захватил в плен сельджукский султан Рума, и в тюрьме герцог провел два года, пока, наконец, византийский император Комнин, знакомый Генриху еще по предыдущему походу, не заплатил за него выкуп. Тюрьма не пошла герцогу на пользу — вскоре он умирает, так и не добравшись до родины, но, как говориться, дело его (не деструктивные Крестовые походы, а дело созидательное — шампанские ярмарки) живет и процветает. В общем, не все сбывшиеся мечты оправдывают наши ожидания. Его потомки еще заняты ерундой (сын Генриха I Щедрого, Генрих II, дослужится до короля Иерусалима, а дочь выйдет замуж за императора Латинской империи, даже его внук Тибо еще «поураганит» в Египте), но инерция здравого смысла и продуманного дела, заложенная их предшественниками, уже настолько сильна, что ярмарки прекрасно растут и развиваются без вмешательства сюзеренов. А может быть (как знать?), то, что графы Шампани постоянно отвлекаются на всякие несуразицы, ярмаркам идет только на пользу: принцип «сделай, отойди и не вмешивайся», очевидно разумный, когда речь идет о государственном инфраструктурном проекте, в Шампани срабатывает.
Ярмарки работают как отлично налаженный завод по производству сделок и денег. Не будет слишком уж большим преувеличением сказать, что это лучшее коммерческое предприятие своего времени.
Сложнейшая многоуровневая регламентация, тонкая настройка весьма сложного механизма в сочетании с низкими ценами, которыми графы Шампани начинали привлекать торговцев и которыми они удерживали их почти полтора столетия, удачная география, удачные решения и находки были перечеркнуты в начале XIV века, когда умер последний местный граф, Генрих III Толстый.
Наследников по мужской линии он не оставил, а его дочь Жанна Наваррская стала женой короля Франции Филиппа IV Красивого. Шампань была присоединена к королевскому домену в рамках личной унии, а после смерти Жанны — весьма загадочной, но и ее смерть, и смерть ее детей, последовательно занимавших королевский трон, и начало Столетней войны — несколько другая история, — так вот, после смерти Жанны громадные изменения ждали Шампань.
Филипп Красивый, к любому иностранцу относившийся с подозрением, королевским указом перенес шампанские ярмарки в Париж, наказав отныне собираться торговцам там. Наверное, ему казалось, что такой перенос сделает Париж центром общефранцузской торговли, и нам сейчас, с высоты веков, легко объяснить, насколько наивны и неграмотны были эти фантазии. Попутно было упразднено шампанское денье.
Перенеся ярмарки, король не догадался перенести туда же управленческие институты, сложившиеся в Шампани, и парижские ярмарки как-то не задались. Де-факто ярмарки в Шампани продолжались еще почти полтораста лет, но уже больше по инерции — Столетняя война сильно изменила экономическую карту Европы, сама Шампань стала ареной постоянных военных действий (кстати, Жанна д’Арк родилась именно в этой провинции), и купцы нашли и новые пути, и другие ярмарки.
В мире всё связано — после того как ярмарки перестали из-за войны посещать фламандцы и англичане, пропал интерес к их посещению и у итальянцев и швейцарцев: нужного товара нет, а сбыть свой некому. По более поздним подсчетам, доход с пяти ярмарок (без Ланьи) в 1294 году составлял 8380 ливров, тогда как в 1341 году — только 1152 ливра.
Шампани, расшевелившей европейскую торговлю после темных веков, не суждено было стать торговым центром континента, и она навсегда уступает первенство городам Италии и Фландрии.
Расцветает ярмарка в Женеве — она притягивает и немецких купцов, и итальянских. Говорят, городской совет этого швейцарского города приглашает для устройства ярмарок знающих людей из Шампани. Впрочем, доподлинно неизвестно, насколько повлияли на расцвет Женевы профессионалы ярмарочного дела, а вот то, что дороги того времени из Южной Германии и Северной Италии сходились там, — факт.
Правда, с разгаром религиозных войн в Европе кальвинистская Женева становится местом неспокойным и уступает пальму первенства соседнему Лиону, который, хоть и ненадолго, станет центром сухопутной торговли того времени.
Но настоящим торговым центром Европы и ее торговой столицей становится Брюгге, город, где благодаря его расположению сходятся маршруты средиземноморской торговли и северной, ганзейской. Флот генуэзцев появляется там регулярно с конца XIII века, но именно Ганза играет в Брюгге ведущую роль. Сам город — один из четырех официальных центров Ганзы и даже «запасная столица» этого торгового союза, место, где делаются самые большие обороты.
Именно Брюгге, а не Париж, становится настоящим преемником ярмарок в Шампани, так как к местным оборотистым людям, местному товару и скрещению торговых путей добавляется еще и то, чем пренебрег (или не смог понять и оценить) Филипп Красивый, — Брюгге копирует всю инфраструктуру, некогда с такой тщательностью разработанную сеньорами Шампани.
С одним только отличием — в Брюгге не шесть сезонных ярмарок, а одна, круглогодичная и даже вечная, в режиме нон-стоп. Соображения гигиенического характера, разделявшие «чистые» и «грязные» товары, здесь воплощены иначе: для отдельных видов товаров появляются собственные площадки.
А всё остальное — судьи, менялы, лейтенанты, консулы и прочее — соблюдено до деталей, и точно так же торги заканчиваются французским «Hare!».
Пройдет какое-то время, и Брюгге уступит лидирующие позиции Антверпену, впрочем, это будет уже совсем другое время, расцвет океанской торговли, в условиях которой маленький порт неизбежно проиграет большому порту.
Что до Шампани, то она останется в истории примером того, как централизация убивает инициативу, и заживет тихой провинциальной жизнью, ничем не отличимой от жизни других французский провинций. Правда, через несколько столетий монах Периньон, который всю жизнь боролся с браком в своей продукции — пузырьками в вине, — махнет рукой на этот недостаток и начнет продавать вино таким, каким оно у него получалось. Шампань снова станет знаменитой — но это уже совсем другая история.