Мы левые, с нами Бог: кто и зачем соединяет социализм и анархизм с христианством
Быть левым и верить в Бога — это не всегда оксюморон. Напротив, образ Христа издавна вдохновлял левых активистов и интеллектуалов, а истоки анархических практик можно обнаружить у позднеантичных египетских отшельников. Федор Журавлев — о том, как христианство и стремление к социальной справедливости объединяются в общей борьбе.
Христианский социализм
Христианские общины как социалистический идеал
Социализм утверждает равенство всех людей в обществе независимо от расы, национальности и общественного положения, а также братство, взаимопомощь и труд как всеобщую обязанность. Идеологи христианского социализма считали, что Библия, особенно Новый Завет, написаны о том же самом. Иисуса же иногда называют первым социалистом, даже Михаил Горбачев.
Говоря о противодействии тирании капитала, социалисты подчеркивали значимость кооперации трудящихся. Американский политик первой половины XIX столетия, вице-президент США в 1853 году, Уильям Кинг замечал, что идея кооперации близка христианским догматам о любви к ближнему и помощи бедным. В своем журнале «Кооператор» Кинг писал:
«В Ветхом Завете бедные только охраняются от тирании богатых, а в Новом Завете они — избранные, предназначенные к тому, чтобы изучать и направлять богатых».
Лучшим примером кооперации нищих слоев Кинг называет первоначальные христианские общины, где существовала общность блага и труда и не было обездоленных. При кооперации общинный труд должен быть дополнен образованием и просвещением на основе христианства. Труд в таком случае становится не целью или обязанностью, а способом служения ближним.
Ранним общинам социалисты часто противопоставляли дальнейшую историю христианства как институциональной религии. Она породнилась с государством, впитала в себя римское право.
Социалистам близка мысль Ницше, согласно которой христианство и учение Христа — это разные вещи, поскольку церковь взяла за основу взгляды апостола Павла. По мнению философа, Павел хотел власти больше, чем Царства Божия на земле. Из его Послания к римлянам и пришло «нет власти не от Бога».
Еще до Ницше подобные мысли высказывал социалист Герцен. Он писал, что после принятия православия русские цари научились византийскому деспотизму. Народ же перенял слепое повиновение, как бы сильно его ни эксплуатировали.
Просвещение вместо революции
Историк Михаил Шейнман в труде «Католицизм в меняющемся мире» отмечает, что христианские социалисты часто не выступали за социальную революцию, особенно высшие церковные саны. Вместо классовой борьбы они предлагали классовое примирение, выдвигали моральные предложения по улучшению капиталистической системы.
Когда папа Павел VI в 1968 году выступал на собрании крестьян, то заявил: исправить угнетенное положение можно через любовь к ближнему, взаимопомощь и сострадание, в первую очередь призывая к ним правительства и господствующий класс. А российский евангелист Иван Проханов поддерживал социальные и политические изменения в России начала ХХ века и утверждал, что Бог поощряет мирную борьбу за свободу.
Чарльз Кингсли, один из теоретиков учения, в 1848 году расклеил по Лондону афишу со своим основным тезисом:
Социализм про этику, а не про экономику
Христианские социалисты в равной степени критиковали и либерализм, и классический социализм. Для них это две стороны одной медали, суть у которых одна — трактование общества через мещанские, экономические интересы.
Русский философ Владимир Соловьев писал, что в историческом развитии становление экономики и этики — единый процесс.
Продолжатель его идей Сергей Булгаков считал, что экономика воплощает высший замысел о мире. Отчуждение человека от труда невозможно преодолеть только изменениями в процессе производства.
Технологии — это богоугодно
Христианский социализм отрицает активную роль государства. Всё во благо личности, которая должна развиваться по принципам соборности, то есть во взаимном согласии с другими членами общества. Николай Бердяев, анализируя антигуманный опыт русской революции, связанный с насилием над достоинством человека, приходит к выводу: «отождествление общества и государства порождает тиранию, ведет <…> к отрицанию всех неотъемлемых и священных прав человека».
Следовательно, контроль со стороны гражданского общества над деятельностью властных структур является необходимым условием построения нравственного государства.
Некоторые из христиан-социалистов, как и социалисты классические, разделяли оптимизм по отношению к техническому прогрессу. Иван Проханов, лидер евангельских христиан в первые годы существования СССР, в сочинении «Новая, или Евангельская жизнь» создал проект утопического города будущего. Помимо пассажей про трезвость, неполживость и духовное образование там встречаются и такие идеи:
В 1927 году Проханову удалось добиться выделения земли в Республике Алтай и он даже осуществил символическую посадку деревьев на месте предполагаемого города. Однако в 1928-м, после вмешательства Сталина, проект был заморожен.
Христианский анархизм
Анархисты в египетских пустынях
Христианские анархисты обычно не стремились к революции, а пытались оградиться от общества. Они создавали свое пространство, независимое от государства. Американский борец с рабством Уильям Гаррисон сформулировал принципы гражданского неповиновения: отказать в поддержке неправедной власти значило не голосовать, не занимать государственных должностей, не обращаться в суд, не выполнять воинской повинности.
Как и социалисты, христианские анархисты в качестве ролевой модели брали первые христианские общины. Американский поэт и богослов Томас Мертон описывает общины анахоретов — отшельников, которые в IV веке селились в пустынях Египта.
В общинах отсутствовали управленческие структуры. Единственный вид власти — отношения духовного наставника и ученика. Причем разрешалось и менять учителя, и жить вовсе без него. Монахами могли быть и женщины.
Пустынники не были радикалами, которые ненавидели другие формы духовной жизни. Это касалось даже официальной церкви.
Анахореты не отрицали священников, считая их носителями особого знания, а не «чиновниками от религии».
Поэтому отшельников не преследовали, а некоторые анахореты даже становились епископами и отцами церкви. Многие из них принимали Святое Причастие. Святая Мария Египетская на десятилетия ушла в глубины палестинской пустыни, но перед смертью Бог послал к ней святого Зосиму для причащения.
Работа над собой состояла из трех частей: очищение сердца от мирских дел, постоянный труд (в том числе пост, ночные бдения, сон на земле) и как результат — союз с Триединым Богом.
Важной частью жизни общины был совместный труд, в том числе духовный. Отшельники жили в группах рядом стоящих хижин. Близость жилищ была утешением в одиночестве пустыни и защитой от искушений, особенно от самого большого искушения из всех: иллюзии достижения одиночной святости. Учителя оценивали абсолютную изоляцию как зло, поэтому в биографиях анахоретов можно найти множество диалогов.
Бог — это любовь, а не власть
Одним из главных объектов критики для христианских анархистов был союз церкви и государства. Из-за него государь мыслился носителем такого же абсолютного могущества, как и Бог. Даже в XX веке христиане продолжали называть Бога повелителем (King), хотя реальных королей в мире осталось не так уж много. Как заявлял Наполеон, духовенство управляет людьми, епископы — духовенством, а он — епископами.
Философ Жак Эллюль пытался опровергнуть право государства на такую власть, критикуя саму основу — идею об абсолютно всемогущем Боге. Да, были случаи, когда Бог в гневе проявлял свою абсолютную и разрушительную власть: Великий Потоп, разрушение Содома и Гоморры. Несмотря на это, по мнению Эллюля, Бог сам ограничивает собственное могущество, а значит, по сути, он есть любовь.
Идея, что Бог — это в первую очередь любовь, была одной из самых важных для христианских анархистов. Из этого вытекало признание прав самых разных социальных слоев. Гаррисон в своей «Декларации чувств» провозглашал равенство вне зависимости от пола и расы. Возможно, ярче всего эта идея проявилась в учении Льва Толстого. В основе его идей лежали непротивление злу насилием, прощение, всеобщая любовь и нравственное самоусовершенствование личности.
Конечно, главным помощником в развитии Толстой видел Бога. Но для него Бог — это «дух в человеке», «его совесть», «познание жизни». Толстой отрицал Бога-Творца и связанные с этой идеей догматы. А раз Бог принадлежит каждому, то никакая власть не может навязать свои понятия о «правильной» вере.
Приоритет этики делал невозможным принятие государства.
Еще в студенческие годы Толстой писал: не существовало ни одного государства, которое ставило бы свои интересы выше общественных.
Толстовство на практике
Пока Толстой продолжал жить в Ясной Поляне, его последователи пытались в реальности применить его учение, да так, чтобы еще и с государством не пересекаться. В конце XIX века толстовцы создали коммуны в Тверской, Симбирской, Харьковской губерниях и в Закавказье. В 1890–1900-х годах толстовские колонии создавались даже в Англии и Южной Африке. А поскольку первые годы советской власти отличались относительной демократичностью, то коммуны сумели просуществовать до конца 1920-х.
Важное отличие толстовцев от социалистов — отношение к труду. Если для социалистов труд должен стать обязательной нормой, то для толстовцев он был плодом просвещения: образование должно привести к сознательному отношению к общественно полезной работе.
Толстовцы были эскапистами, которые пытались не взаимодействовать с государственными инстанциями. Они отказывались выдвигать кандидатов в члены сельсовета и не ставили юношей на учет в военкомат.
Последнее было обусловлено еще и пацифизмом: толстовцы отрицали любое убийство, а войну видели средством угнетения со стороны государств.
Также и законы должны быть волей не господствующего класса.
Экономическую основу своего существования толстовцы видели не в плановой экономике, а в кооперации. Часть собранного урожая предполагалось оставлять в коммуне на семена и потребление, а все остальное передавать на нужды общества.
Толстовцы не жили закрытой группой и вели активную образовательную деятельность. Каждого человека они принимали таким, какой он есть, поэтому не существовало строго контроля за поведением членов коммуны или ограничений на «радости мирской жизни». Уровень морального саморазвития на основе христианства должен был достигнуть таких высот, чтобы со своими проблемами члены коммуны могли разобраться сами. Вместе же они занимались в первую очередь трудом и землей, а не копанием друг у друга в мозгах.
Образы раннехристианских общин нередко вдохновляли искателей социального равенства и общинного братства, а свободу каждое из религиозных и политических движений толкует по-разному. Да и религиозная жажда Царства Божия на земле не так уж далеко отстоит от веры в коммунизм. Так что единственный существенный разрыв между христианскими духовными поисками и левыми идеалами заключается в том, что социалисты и анархисты пытаются построить Царство Божие своими руками, а уж удастся ли им в этом преуспеть — история рассудит.