Мизинец фюрера: как немецкие интеллектуалы боролись против Гитлера в эмиграции

После прихода Гитлера к власти в Германии в январе 1933 года многие немецкие интеллектуалы и деятели культуры — прежде всего те из них, кто придерживался левых взглядов и/или имел еврейское происхождение — были вынуждены покинуть страну. Некоторые бежали в СССР, Чехословакию, Турцию, Англию, Швейцарию, Палестину, Данию, Мексику и южноамериканские страны, но большая часть направилась во Францию.

Париж оставался центром немецкоязычной диаспоры вплоть до июня 1940 года, когда эмигрантам пришлось спасаться от наступающих сил Вермахта, которые за несколько недель боев без особых трудностей разделались с франко-английскими армиями. К тому моменту Гитлер и его союзники контролировали практически всю Европу, а СССР из главного противника нацизма превратился в пускай и ненадежного, но друга Германии. Изгнанникам не оставалось ничего иного, кроме как обратить свой взор на Новый свет, и прежде всего — на США, где они надеялись найти безопасное убежище.

Жан-Мишель Пальмье в книге «Веймар в изгнании» отмечает, что до падения Парижа мало кто из немецкоязычных эмигрантов задумывался о переезде в США:

Недоверие было взаимным. США очень неохотно выдавали визы беженцам — вспомним историю Вальтера Беньямина, который слишком поздно получил разрешение на въезд в страну, не смог покинуть Европу и покончил с собой в городке Портбоу на франко-испанской границе, чтобы не попасть в руки нацистов. Согласно приведенным Пальмье данным, с 1933 по 1944 год американские власти выдали чуть более 30 тысяч въездных виз, из них примерно половина пришлась на эмигрантов из Германии и Австрии.

Несмотря на все трудности, многим изгнанникам всё же удалось добраться до США. Двумя основными центрами эмиграции стали Лос-Анджелес и Нью-Йорк. Дело было не только в географическом расположении городов (немцы прибывали в США по морю и зачастую предпочитали селиться на побережье), но и в их насыщенной культурной жизни. Голливуд привлекал режиссеров, актеров и сценаристов, а космополитичный Нью-Йорк — ученых, писателей и художников.

Герои этой статьи — четыре знаменитых эмигранта: Томас Манн, Бертольт Брехт, Зигфрид Кракауэр и Герберт Маркузе. В 1940-е годы они с разной степенью успешности пытались приспособиться к жизни в США, найти источники стабильного дохода и реализовать свои творческие планы. Они придерживались разных политических взглядов и не всегда находили общий язык друг с другом. Но было то, что объединяло их: ненависть к гитлеровскому режиму и готовность вести борьбу с ним, используя свое главное оружие — культуру и интеллект.

Томас Манн: от аполитичного писателя к обличителю нацизма

В 1940-е годы Томас Манн (1875–1955) был самым знаменитым представителем немецкоязычной диаспоры в США. Лауреат Нобелевской премии по литературе и автор «Волшебной горы» прибыл в Нью-Йорк в феврале 1938 года. В отличие от многих других эмигрантов, Манн не был евреем, коммунистом или социалистом, тем не менее решил порвать с нацистской Германией. В 1933 году он эмигрировал в Швейцарию, а три года спустя нацистское правительство после безуспешных попыток убедить писателя вернуться на родину, лишило его немецкого гражданства. Вместе с Томасом в изгнании оказался его брат Генрих, бежавший сначала в Чехословакию, а потом во Францию.

В период между двумя мировыми войнами политические взгляды Томаса Манна претерпели серьезные изменения. В годы Первой мировой войны он был монархистом и с консервативных позиций критиковал европейские демократии. В сборнике статей «Размышления аполитичного» (1918) Томас Манн противопоставлял Германию с ее развитой художественной культурой рациональному и упрощенному англосаксонскому миру, а также выступал за независимость искусства от политики. Но после поражения Германии в войне, крушения монархии и всплеска праворадикального насилия, которым были отмечены первые годы существования Веймарской республики, Манн постепенно перешел на демократические позиции. В 1930-е годы под влиянием нацистской угрозы он начал симпатизировать левым и даже сблизился с Советским Союзом, воздерживаясь, впрочем, от вступления в коммунистическую партию.

Весной-летом 1938 года Томас Манн в рамках лекционного турне посетил четырнадцать городов США от Восточного побережья до Калифорнии. Он выступал с докладом «О грядущей победе демократии», в котором призывал американцев обратить внимание на угрозу, которую несет нацизм. В частности, он говорил о преследовании евреев в Германии:

В американском обществе в 1930-е годы были сильны симпатии к нацизму. Вплоть до 1941 года, когда США вступили во Вторую мировую войну, в стране действовал нацистский Германо-американский союз, который вел пропагандистскую деятельность, организовывая лекции и публичные выступления. Как пишет Тобиас Боес, Томас Манн и нацистские активисты нередко выступали в одних и тех же городах, то есть в буквальном смысле слова вели «риторическую войну за душу Америки».

Манн предостерегал западные демократии от «гуманистической иллюзии», будто бы с нацизмом «возможен разговор, что лояльными уступками ему ради мира и коллективного строительства можно привлечь его на свою сторону, победить его мягкостью». Но голос писателя не был услышан. 30 сентября 1938 года Гитлер, Чемберлен, Даладье и Муссолини подписали Мюнхенское соглашение, по которому Великобритания и Франция фактически передавали нацистам Судетскую область, принадлежавшую Чехословакии. Весной 1939 года Германия присоединила Чехию и литовский Мемель, а 1 сентября 1939 года напала на Польшу, развязав Вторую мировую войну.

Для Томаса Манна, равно как и для других эмигрантов-антифашистов, настоящим ударом в спину стало известие о подписании «договора о дружбе и ненападении» между Германией и СССР. Еще больше разочарований писателю принес 1940 год, когда вермахт молниеносными ударами захватил Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды и Францию. С этого момента поток немецких беженцев в США значительно увеличился. Манн помогал многим из них в получении визы, используя свое влияние и личное знакомство с президентом Рузвельтом.

Нападение Германии на Советский Союз стало неожиданность для Манна и дало ему надежду на освобождение Европы от нацизма. Алексей Баскаков приводит цитату из дневника писателя: «Вечерняя сенсация, Гитлер объявил войну России. Ошеломительный, с непредсказуемыми последствиями, но в основном, пожалуй, отрадный поворот». Не пройдет и полугода, как в войну со странами «оси» вступят США. Начиная с этого момента Томас Манн и другие немецкоязычные эмигранты будут играть в антифашистской пропаганде союзников важнейшую роль.

Томас Манн регулярно выступал на британском радио с немецкоязычными обращениями, транслировавшимися на Германию. Он одним из первых заговорил о зверских убийствах евреев, совершенных нацистами.

В годы войны дом Томаса Манна, обосновавшегося в Калифорнии, стал важной точкой притяжения для немецкоязычной диаспоры. К нему в гости заглядывали Альфред Дёблин, Лион Фейхтвангер, Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер, Арнольд Шёнберг, Ханс Эйслер, Фриц Ланг и многие другие именитые изгнанники. Одной из основных тем, обсуждавшихся на формальных и неформальных собраниях эмигрантов, было послевоенное будущее Германии и связанный с этим вопрос об ответственности немецкого народа за преступления нацистского режима. Выступая в 1945 году в Библиотеке Конгресса с докладом «Германия и немцы», Томас Манн заявил, что «нет двух Германий, доброй и злой, есть одна-единственная Германия, лучшие свойства которой под влиянием дьявольской хитрости превратились в олицетворение зла». Многие эмигранты разделяли такую точку зрения, но находились и те, кто не соглашался с ней. Наиболее непримиримым оппонентом писателя стал драматург Бертольт Брехт, в 1940-е годы также проживавший в Калифорнии.

Бертольт Брехт: как сделать антифашистский фильм в Голливуде

Бертольт Брехт (1898–1956) покинул Германию 28 февраля 1933 года, на следующий день после поджога Рейхстага, в котором нацисты обвинили коммунистов. Он провел следующие несколько лет, перемещаясь между Францией, Данией, СССР и Швецией, но ни одна страна не стала для него надежным пристанищем. С 1940 года Брехт жил в Финляндии, ожидая американской визы, которую он получил только в мае следующего года. Финские порты к тому времени уже контролировались немецкими войсками, и Брехту пришлось предпринять долгое путешествие по советской территории, чтобы добраться до Владивостока и отправиться оттуда в Лос-Анджелес. 21 июля 1941 года — в день, когда вермахт совершил первую бомбардировку Москвы и атаковал Киев — Брехт сошел на калифорнийский берег.

Брехт, в отличие от Томаса Манна, не пользовался особой популярностью среди американской публики. Драматургу приходилось зарабатывать на жизнь написанием сценариев для голливудских фильмов, многие из которых так и не были сняты. Брехт находился в подавленном эмоциональном состоянии, что было связано не только с финансовыми трудностями, но и с тем фактом, что США сохраняли нейтралитет, безучастно взирая на покорение Европы нацистами. Кроме того, большим потрясением для него стала смерть Вальтера Беньямина, о которой драматург узнал вскоре после прибытия в Калифорнию. Он посвятил судьбе друга четыре стихотворения. Одно из них, так и оставшееся незаконченным, я приведу целиком:

«…заводские постройки, мимо которых проезжает лирический герой, названы не случайно, — пишет Эрдмут Вицисла в книге „Беньямин и Брехт — история дружбы“. — Они показывают, что для отпора террора, жертвами которого стали Беньямин, Варшавер и Штеффин, нужны бомбы».

Неудивительно, что Брехт с энтузиазмом воспринял новость о вступлении США в войну. Спустя два дня после атаки японцев на Перл-Харбор он сообщил американскому поэту Арчибальду Маклишу о своем желании «внести вклад в борьбу с нацизмом, этим мировым бедствием». В 1942 году Брехт написал стихотворение «Немецким солдатам на Восточном фронте», которое транслировалось по советскому радио. Его слова звучали страшным предостережением соотечественникам: «На карте, в атласе школьном, / Дорога к Смоленску короче, / Мизинца фюрера. Здесь же, / В снежных просторах, она так длинна, / Очень длинна, слишком длинна…» Как отмечает Стивен Паркер, на тот момент Брехт еще не знал, что его сын Франк Банхольцер тоже воюет на территории СССР в составе вермахта — он будет убит в ноябре 1943 года неподалеку от Пскова.

В годы войны Брехт создает антифашистские пьесы «Швейк во Второй мировой войне» и «Сны Анны Машар» — ни одну из них не удалось поставить в США. Над последней пьесой, рассказывающей о разгроме Франции в июне 1940 года, Брехт работал вместе с Лионом Фейхтвангером, который своими глазами наблюдал коллапс французского государства и еле спасся от нацистов. По сюжету пьесы, девушка Симона читает книгу о Жанне д`Арк, которая вдохновляет ее на сопротивление захватчикам. В своих произведениях Брехт неоднократно использовал образ Орлеанской девы — в пьесах «Святая Иоанна скотобоен» (1931) и «Суд над Жанной д`Арк Провенской, 1431 г.» (1952), но в данном случае это решение имело особое символические значение. Обратившись к героическому эпизоду из прошлого Франции, двое немецких авторов тем самым подчеркивали интернациональный характер антифашистской борьбы.

Пожалуй, главным проектом Брехта военных лет стал сценарий к фильму «Палачи тоже умирают!» (1943), над котором он работал совместно Фрицем Лангом, режиссером знаменитого «Метрополиса». В основу сценария легло реальное событие: убийство высокопоставленного нациста Рейнхарда Гейдриха бойцами чехословацкого Сопротивления в мае 1942 года. В процессе работы между между Брехтом и Лангом произошел конфликт. Режиссер хотел сделать фильм более «голливудским», в то время как Брехт выступал против коммерциализации антифашистского сопротивления. Картина всё же вышла в прокат, но имя Брехта не было указано в титрах. «Если для Ланга этот фильм стал самым политическим из всех, что он снял в Америке, то Брехт (…) с горечью и иронией описывал медленное превращение антифашистского фильма в конвенциональный триллер», — пишет Жан-Мишель Пальмье. Как бы то ни было, лента пользовалась успехом у критиков и зрителей и оказала большое влияние на американский кинематограф. Стоит также отметить, что музыку к фильму написал Ганс Эйслер — давний друг Брехта, тоже бежавший в США от нацистов.

Политические высказывания Брехта не ограничивались стихотворениями и сценариями. По его инициативе 1 августа 1943 года группа видных эмигрантов (в том числе Томас и Генрих Манны, Лион Фейхтвангер и Людвиг Маркузе) подписали декларацию в поддержку Национального комитета «Свободная Германия», незадолго до этого созданного немецкими эмигрантами в СССР. На следующий день Томас Манн отозвал свою подпись, сославшись на то, что подобная «патриотическая декларация» может быть воспринята союзниками как «удар в спину». Это решение дополнительно обострило и без того натянутые отношения между Брехтом и автором «Волшебной горы» — Алекс Росс даже называл их «двумя противоположными полюсами» немецкой эмиграции.

Брехта особенно возмущали слова Томаса Манна о том, что он поймет, если союзники решат «жестоко наказать» Германию. Драматург был против отождествления немецкого народа с нацистским режимом и до самого конца войны надеялся на то, что немецкие рабочие поднимут восстание против Гитлера. Размышляя о послевоенной Германии, Брехт говорил о необходимости преодоления национализма:

Зигфрид Кракауэр: экспрессионизм, нацизм и «коллективная душа» Германии

Среди тех, кто оплакивал гибель Беньямина, был и его старый друг Зигфрид Кракауэр (1889–1966), прибывший в США в апреле 1941 года. Кракауэра знали тогда прежде всего благодаря его статьям по социологии культуры и исследованию «Служащие. Из жизни современной Германии» (1930). Он был близок к Франкфуртской школе и связанному с ней Институтом социальных исследований, а также дружил с Теодором Адорно (предположительно, между ними была даже романтическая связь). Правда, во второй половине 1930-х отношения испортились — отчасти это было связано с критикой Адорно в адрес книги Кракауэра о композиторе Жаке Оффенбахе (1937).

В отличие от многих эмигрантов, Кракауэр не испытывал предубеждения против американской культуры и неплохо знал английский, что позволило ему сравнительно легко приспособиться к жизни на новом месте. Он обосновался в Нью-Йорке, где устроился на работу в Музей современного искусства. Первым американским проектом Кракауэра стало исследование, посвященное нацистской кинопропаганде, на которое он получил грант от Фонда Рокфеллера. Кракауэр уже обращался к этой теме в середине 1930-х, когда сотрудничал с Институтом социальных исследований. В 1942 году он опубликовал статью «Пропаганда и нацистское военное кино», где проанализировал немецкую кинохронику и художественные фильмы о военных кампаниях вермахта в Польше и Франции («Крещение огнем» и «Победа на Западе»). Кракауэр отмечал, что «все немецкие фильмы [начиная с 1939 года] с необходимостью были пропагандистскими — даже чисто развлекательные картины, на первый взгляд далекие от политики». Отличительной чертой немецкой кинопропаганды он называл апелляцию к эмоциям, а не к разуму.

После того как Германия объявила войну США, исследования Кракауэра приобрели дополнительную актуальность — ведь чтобы победить неприятеля, необходимо сначала изучить его. По словам самого Кракауэра, его статья о кинопропаганде «изначально служил[а] целям ведения психологической войны» против нацизма и даже распространялась среди сотрудников Государственного департамента США под грифом «секретно».

У Кракауэра, конечно, были личные счеты с гитлеровским режимом. Ему самому удалось в 1933 году сбежать от нацистов, но в Германии остались его мама и тетя, Розет и Хедвиг. Кракауэр пытался организовать их отъезд из страны и даже добыл визы на Кубу, но было уже слишком поздно. В августе 1942 года он узнал, что нацисты отправили Розет, Хедвиг и еще тысячу проживавших во Франкфурте-на-Майне евреев в концентрационный лагерь Терезиенштадт. Что произошло дальше с его близкими, неизвестно, но по всей вероятности, они были вывезены в один из лагерей смерти (Аушвиц или Треблинку) и погибли там.

Каким бы тяжелым ни было эмоционально состояние Кракауэра, он не прекращал свои исследования. В 1943 году Кракауэр получил новый грант, в этот раз от Фонда Гуггенхайма, и начал работу над книгой, которая получила название «От Калигари до Гитлера. Психологическая история немецкого кино» и увидела свет в 1947 году.

Фокус Кракауэра сместился с кинопропаганды Третьего рейха на кинематограф Веймарской Германии. Он считал, что изучение фильмов, снятых в 1918–1933 году, поможет выявить изменения в «коллективной душе» немцев, подготовившие триумф нацизма. Исследователь проанализировал десятки картин, относящихся к этому периоду, а наибольшее внимание в книге уделено фильму Роберта Вине «Кабинет доктора Калигари», шедевру киноэкспрессионизма.

Действие картины происходит в неназванном немецком городе. Молодой человек по имени Франц пытается вывести на чистую воду доктора Калигари, который демонстрирует местной публике сомнамбулу Чезаре, просыпающегося только по его приказу. Франц подозревает, что именно Калигари и Чезаре стоят за таинственными убийствами, происходящими в городе. Кракауэр подмечает, что в процессе работы над фильмом в сценарий, написанный Гансом Яновицем и Карлом Майером, были внесены существенные изменения. В первоначальной версии фильм заканчивался разоблачением Калигари, а в итоговом же варианте вся история оказывалась бредом сумасшедшего Франца, помещенного в психиатрическую клинику. Кракауэр пишет, что это изменение «искажало, если не ставило с ног на голову» изначальный замысел картины:

По мнению Кракауэра, подобную трансформацию пережило и немецкое общество в межвоенный период: отказавшись от революционного переустройства жизни, оно погрузилось «в непостижимый мир души» и потому оказалось восприимчиво к нацистской пропаганде:

Работа «От Калигари до Гитлера» вызвала неоднозначную реакцию у коллег Кракауэра. Одни критиковали его за использование такого понятия, как «коллективная душа», другие считали, что функции кинематографа некорректно сводить к простому отражению настроений общества. Впрочем, биограф Кракауэра Георг Шпетер пишет, что это не просто киноведческое исследование, но политическое высказывание в рамках дискуссии о послевоенном устройстве Германии:

Герберт Маркузе: марксист на службе у американского правительства

Основания национализм-социализма в капитализме искали теоретики Франкфуртской школы неомарксизма, возникшей в 1920-е годы на базе Института социальных исследований при Университете Франкфурта-на-Майне. После прихода нацистов к власти институт, директором которого в те годы был Макс Хоркхаймер, переехал сначала в Женеву, а затем в Нью-Йорк, куда постепенно перебрались Теодор Адорно, Фридрих Поллок, Эрих Фромм, Лео Левенталь и другие сотрудники. 4 июля 1934 года, в День независимости США, в Нью-Йорк прибыл Герберт Маркузе (1898–1975).

До того, как устроиться работать в Институт социальных исследований, Маркузе занимался изучением философии Гегеля под руководством Эдмунда Гуссерля и Мартина Хайдеггера. В 1932 году он защитил хабилитационную диссертацию по теме «Онтология Гегеля и теория историчности». Маркузе также интересовался идеями Маркса и Фрейда, что во многом предопределило его сближение с Франкфуртской школой, изучавшей вопрос о взаимосвязи «экономической жизни общества, психологического развития индивидов и изменений в отдельных областях культуры».

В 1930-е годы основными направлениями деятельности Франкфуртской школы стало изучение причин триумфа нацизма и природы тоталитарных режимов. В 1934 году у Маркузе вышла работа «Борьба против либерализма в тоталитарном понимании государства», где он, комбинируя марксисткую и фрейдистскую методологию, рассматривал сторонников нацизма как садомазохистов, «попавших под очарование образа авторитарного отца». Маркузе также доказывал, что фашизм тесно связан с либерализмом, так как в основе обеих идеологий лежит представление о том, что частная собственность священна. Стюарт Джеффрис отмечает, что такой «взгляд доминировал внутри Франкфуртской школы: фашизм — это не упразднение капитализма, а способ продлить его существование. Хоркхаймер как-то написал: „Тот, кто не желает говорить о капитализме, пусть молчит и о фашизме“».

Во второй половине 1930-х годов Маркузе готовил для журнала Института социальных исследований регулярные обзоры на философские сочинения, публиковавшиеся в Европе. Многие из рецензируемых им книг были написаны немецкими философами, оставшимися в Германии после 1933 года и принявшими нацистский режим. «Наиболее бескомпромиссного осуждения [от Маркузе] удостаивались те немецкие мыслители, которые, по его мнению, предали само звание интеллектуалов, попытавшись „поставить философию на службу текущей идеологии немецкого фашизма“», — пишет Барри Катц в книге «Герберт Маркузе и искусство освобождения». К слову, одним из таких мыслителей был научный руководитель Маркузе Мартин Хайдеггер, вступивший в 1933 году в Национал-социалистическую партию.

Из всех героев этой статьи Маркузе принял наиболее непосредственное участие в борьбе с нацизмом. После того, как Германия объявила войну США, американскому правительству потребовались эксперты, обладающие глубокими познаниями о враге. В годы Второй мировой войны на государственную службу рекрутировали целый ряд сотрудников Института социальных исследований. Среди них был и Маркузе — в 1942 году его привлекли к работе в Управлении военной информации, которое отвечало за антинацистскую пропаганду. Год спустя Маркузе перешел в исследовательско-аналитический отдел Управления стратегических служб — разведывательного агентства, созданного Рузвельтом в годы войны и ставшего предшественником ЦРУ.

В Управлении стратегических служб к тому моменту уже работали коллеги Маркузе по институту — Франц Нойман и Отто Кирхеймер. Маркузе анализировал данные разведки, интервью с военнопленными и беженцами, немецкие газеты, радиопередачи, а также речи нацистских вождей, в первую очередь Гитлера и Геббельса. Целью исследовательской группы, в которую он входил, было изучение политической ситуации в Германии — необходимо было определить, какие группы населения безоговорочно поддерживают нацизм, а какие восприимчивы к пропаганде союзников. Аналитики доказывали, что немецкому народу необходимо предложить «позитивную программу», которая «развеет страх и побудит немецких солдат и гражданских лиц выступить против нацистских лидеров и положить конец войне».

В 1944 году англо-американские войска начали освобождение Западной Европы, а Красная армия успешно развивала наступление на восточном фронте. Скорый крах гитлеровского режима казался неизбежным. В это время исследовательская группа Маркузе начала работу над планом будущей денацификации Германии, собирая информацию о нацистских преступниках и тех немцах, на которых союзники смогут опереться в послевоенном восстановлении страны. При этом Маркузе, Нойман и Кирхеймер считали, что денацификация не должна сводиться к устранению отдельных нацистов, и выступали за коренное переустройство немецкой политической и общественной жизни, призванное «искоренить агрессивные тенденции, нашедшие свое выражение в нацистском движении». Сейчас любой желающий может ознакомиться с их докладами — в 2013 году они были опубликованы.

Однако не стоит переоценивать то влияние, которое горстка левых интеллектуалов могла оказать на американское правительство. В разговоре с Юргеном Хабермасом, состоявшемся спустя много лет после окончания войны, Маркузе заметил, что большинство предложенных ими мер не были реализованы:

Впоследствии Маркузе неоднократно упрекали за работу на американское правительство — прежде всего коммунисты, которым такое сотрудничество казалось недопустимым. Но сам философ был уверен, что ему не за что оправдываться:

Эпилог

Нацистский режим пал в 1945 году под ударами войск антигитлеровской коалиции. Насколько существенную роль в этом сыграли интеллектуалы-эмигранты и антинацистская пропаганда, которую они вели? Жан-Мишель Пальмье считает, что их вклад был довольно скромным:

Эмигранты оказались в двусмысленном положении проигравших в стане победителей. Страна, за будущее которой они сражались, лежала в руинах, а ее население, по всей видимости, не особо сожалело о совершенном. Друг Брехта Эрнст Буш писал по этому поводу в 1947 году:

Возможно, именно по этой причине значительная часть эмигрантов после войны предпочли остаться на чужбине. Из наших героев в Германию вернулся только Брехт, перебравшийся в 1949 году в Восточный Берлин. Он надеялся принять участие в строительстве новой социалистической культуры, но так и не стал полной мере своим в стремительно сталинизирующейся ГДР.

Томас Манн покинул США в 1952 году — одной из причин была печально известная кампания против коммунистов и «антиамерикански настроенных граждан», инициированная сенатором Джозефом Маккарти. Но писатель не вернулся в разделенную Германию, он поселился в Швейцарии.

Маркузе после окончания войны остался в США, где написал работы «Эрос и цивилизация» (1955) и «Одномерный человек» (1964), сделавшие его суперзвездой академического мира и вдохновившие студенческие протесты 1968-го. Такое же решение принял и Кракауэр, проживший в Нью-Йорке до самой своей смерти в 1966 году. Он продолжил исследования в области кинематографа и опубликовал книгу «Природа фильма. Реабилитация физической реальности» (1960), по сей день остающуюся классикой в области теории кино.

Можно ли на этом основании сказать, что немецкая антифашистская эмиграция не преуспела? Даже если и так, но упорная борьба этих интеллектуалов, веривших, что культура в состоянии победить варварство, может служить вдохновляющим примером во все времена.