Адонис и Афродита: гетеры и религия Эллады

18+

Нужно отметить, что греческая религия, как и другие языческие религии, в общем не испытывала такой идиосинкразии к сексуальности и телу, как, скажем, традиционные авраамические религии, поэтому кооптация субъективности гетеры в религиозный дискурс полиса не представляла какой-то проблемы. Традиционные религии также могут принять в свое лоно любого человека, в том числе проститутку, но, чтобы войти в них и приобщиться благодати в полной мере, она, покаявшись, должна оставить свое ремесло, как это случилось со святой Марией Египетской, ибо такое ремесло разумеется как богопротивное.

Не так в Античности: гетера могла быть участницей религиозного таинства именно как гетера, то есть, если угодно, эти таинства и праздники были для нее в некоторой степени и предназначены, как в случае с праздником Адонии (Detienne 1994).

Так, в отличие от, скажем, Фесмофорий, где могли участвовать только замужние добропорядочные женщины с безупречной репутацией (мужчины категорически не допускались), во время Халои и Адоний гетеры и прочие торговки телом были желанными гостями и участвовали в тайных ритуалах. Эта традиционная точка зрения была поставлена под сомнение, и некоторые авторы полагают, что в Фесмофориях участвовали и другие категории женщин, в том числе гетеры (Brumfield (Stallsmith) 1999).

Культ Адониса — воскресающего и умирающего божества, возлюбленного Афродиты и Диониса — в Афины пришел в середине V века до н. э. и, будучи импортированным с Ближнего Востока, не получил государственного статуса. То, что культ не был признан государством, нисколько не мешало обезумевшим от горя женщинам в определенные дни года — либо весной, либо в середине лета — забираться по лестнице на крыши домов и сначала радостно петь и плясать, а потом, на другой день, рвать на себе волосы, посыпать голову пеплом и, ударяя себя в грудь, с воплем и в исступлении оплакивать желанного и прекрасного бога.

Лестница и крыша, которые часто присутствуют на изображениях Адоний в античной керамике, являются весьма показательными трансгрессивными символами праздника.

Крыша, не имея отношения ни к женской, ни к мужской половине дома, является как бы не-местом, то есть местом вседозволенности, которое не кодируется пространственной бинарной логикой греческого ойкоса (ср. Burnett 2012: 187).

Лестница тоже отчасти связана с беззаконием, ибо по ней любовники влезают в дома замужних жен, стало быть образ женщины, забирающейся по лестнице на крышу, сразу вызывает в сознании диссоциацию всех поведенческих кодов, свойственных гендерной концепции пространства греческого города, разработанной Джеймсом Дэвидсоном с опорой на постструктуралистскую методологию (Davidson 2011).

Символизацией воскресения и смерти божества были так называемые садики Адониса — корзинки или куски терракоты (битые горшки), куда сажались быстро увядающие растения или цветы и которые выставлялись на крыше. Затем женщины — замужние, незамужние, но в первую очередь проститутки и гетеры — брали свои «сады», спускались с крыш и организовывались в огромную траурную процессию, которая, скорбя и завывая, спускалась к морю для «погребения» Адониса.

Читайте предыдущие материалы серии

Порнэ-Афины: как была организована публичная секс-работа в Древней Греции

Жить на коринфский манер. Как в Древней Греции появились гетеры и кем были их клиенты

Соблазнение как профессия. Как жили античные гетеры и кто написал для них учебник по соблазнению

Показательными здесь являются строки великой Сапфо, которая, судя по всему, уже гораздо раньше знала культ Адониса:

Киферея, как быть? Умер — увы! — нежный Адонис!
Бейте, девушки, в грудь, платья свои рвите на части!
Бедный Адонис!

Часто бывало, что именно в этот праздник юноши впервые вступали в сексуальную связь с продажной женщиной, что было большим семейным событием и отчасти даже торжеством. В таких случаях отец или старший брат могли сами сопровождать молодого человека в бордель или к гетере на квартиру и оплачивать ее услуги. Таким образом, как отмечает Энн Бернетт, «афинские Адонии были фестивалем смешанного веселья и траура, на котором гинекей и бордель объединялись для того, чтобы отпраздновать знакомство мальчика со взрослой сексуальностью» (Burnett 2012: 184).

Другим характерным праздником, связанным с плодородием и молотьбой и также отличающимся непристойностями, где наряду с почтенными женщинами участвовали и гетеры, была Халоя, прославляющая Деметру, Персефону и Диониса. Этот государственный и исключительно женский праздник справлялся в середине зимы в течение одной ночи.

В Элевсине, священном пригороде Афин, посвященном Деметре, архонты снабжали участниц вином, едой и печеньем в форме мужских гениталий, после чего женщины заходили на территорию святилища, тогда как мужчины оставались за его пределами (Burton 1998: 151).

Поскольку это было таинство, то у нас нет точных данных, что конкретно женщины там делали, однако до нас дошел один комментарий к Лукиану, где мы находим очень интересные подробности этого праздника. Итак, анонимный комментатор говорит, что на этом празднике «на видном месте представлены постыдные изображения мужских гениталий», «жрицы обычно подкрадываются к женщинам и шепчут им на ухо — как будто это секрет — рекомендации для совершения супружеской измены. Все женщины говорят друг другу постыдные и хамские вещи. Они носят непристойные изображения мужских и женских гениталий (αἰδοῖα). Вино подается в изобилии, а столы ломятся от всяческих земных и морских яств, за исключением тех, которые запрещены» (цитируется по: Winkler 1990: 195). Здесь мы обнаруживаем ряд интересных элементов, среди которых словесные поношения (λοιδορία) и непристойные речи (αἰσχρολογία). Интересно отметить, что подобные речевые девиации были также неотъемлемой частью вроде как благочестивых Фесмофорий, в которых участвовали только уважаемые и почтенные женщины (Brumfield 1999: 2), которые, стало быть, во время своих таинств матерились подобно бабам базарным.

Если мы теперь соединим вместе изобилие вина, которым упивались участницы Халои, печенье в форме фаллосов, которое они поедали, развратные речи, адресованные друг другу, и снующих между ними жриц, подстрекающих к адюльтеру, то у нас получится вполне себе нормальная трансгрессивная женская религиозная оргия, в которой женщина могла на короткое время отменить все правила и стать тем, кем ей быть категорически запрещалось.

С психологической точки зрения подобный «выпуск пара», свойственный вообще языческой ритуалистике, является важным фактором, сохраняющим психическое здоровье: всё вытесненное ввиду своей запретности и мучающее современного субъекта через неврозы, психозы и прочие психические аномалии, повергающие человека в бесконечное страдание, в те стародавние и богоспасаемые времена благодаря религии находило свой естественный выход и освобождало античного человека от мук нереализованного, подавленного либидо. Во время этих праздников женщина, часто падкая на адюльтер, могла, не утратив при этом свою честь, то есть в рамках традиционной полисной религии, законным образом стать на время тем, кем ей быть нельзя, но порою очень бы хотелось, — гетерой или проституткой.

Говоря о связи религии с проституцией, нельзя не упомянуть богатый город Коринф, где, по словам Страбона, существовал знаменитый храм Афродиты, при котором прислуживала тысяча гетер. Эти женщины были храмовыми рабынями (ἱεροδούλαι), которых, видимо, по обету посвящали богине как мужчины, так и женщины.

Так, великий Пиндар сочинил похвальную песнь, энкомий, в честь победы коринфянина Ксенофонта на Олимпийских играх, из которого мы узнаем о клятве, которую тот дал: если он победит в состязании, то посвятит Афродите в храм сто молодых девушек (κόραι) («Пир софистов», XIII, 574 a-b). Затем Пиндар сопроводил этот энкомий специальной песней (сколием), которую должны были петь сами девушки вместе с чемпионом при совершении жертвоприношения богине. Лесли Кёрк предлагает такое толкование всей этой церемонии: сначала Ксенофонт совершает жертвоприношение с этими девушками в роли храмовых прислужниц, а затем вместе со всеми гостями, коих, разумеется, очень много, отправляется на симпосий, где эти же самые юные девы выступают уже в качестве гетер, причем не исключено, что вышеупомянутую песню во время пира Пиндар исполнял сам (Kurke 1996: 50). Если учесть, что в песне Пиндар обращается к этим девушкам со следующими словами:

Девицы о многих гостях,
Служительницы Пейто богини
В изобильном Коринфе,
Воскуряющие на алтаре
Бледные слезы желтого ладана,
Мыслью уносясь
К небесной Афродите, матери Любви,
И она вам дарует, юные,
Нежный плод ваших лет
Обирать без упрека с любвеобильного ложа:
Где вершит Неизбежность, там всё — хорошо (fr. 122 Snell)

(Перевод Н.Т. Голинкевича. Фрагмент сохранен Афинеем.),

то мы вполне можем заключить, что перед нами самый что ни на есть гимн, или славословие, в честь гетер, сочиненный величайшим лириком древности.

В своих восхвалениях коринфских гетер Пиндар не одинок. Когда персы напали на Элладу, то коринфские гетеры всем сонмищем стали молиться в храме Афродите о спасении греков. Когда же персы отступили, коринфские граждане написали на памятной доске имена всех гетер, участвовавших в молебствии, а прославить гетер попросили еще одного легендарного поэта — Симонида, который сочинил такие строки, дошедшие до нас благодаря Афинею:

Женщины эти за греков и с ними сражавшихся рядом
Граждан своих вознесли к светлой Киприде мольбы;
Слава богине за то, что она не хотела акрополь,
Греков твердыню, отдать в руки мидийских стрелков.

Нужно сказать, что традиция храмовой проституции не является исконно греческой и, вероятно, пришла из Месопотамии, в частности из Вавилона, будучи связана с богиней Астартой — восточным прототипом и коллегой греческой Афродиты. Коринф как город, находящийся между двух морей, издавна соединяющий Восток и Запад, принимал в себя вместе с приезжающими купцами и их культурные традиции, что могло оказать влияние и на становление института храмовых рабынь в святилище Афродиты. Именно поэтому остальная часть Греции всегда рассматривала Коринф как утопающего в роскоши ориентализированного Другого, существующего на исконно греческой почве (Beard, Henderson 1997: 481; Gilhuly 2018:11–30).

***

Византийский историк Прокопий Кесарийский рассказывает, как императрица Феодора, канонизированная позже вместе со своим мужем императором Юстинианом, начинала в качестве гетеры, обучаясь сначала у своей матери, а потом у старшей сестры. В своей «Тайной истории» (9), писанной в середине VI века н. э., Прокопий говорит, что Феодора, будучи девочкой, вместе с сестрами, коих было две, поначалу выступала в цирке с мимами. Затем она начала прислуживать своей старшей сестре Комито, которая уже была гетерой, сопровождая ее на свидания с клиентами. Будучи совсем молодой и не желая потерять девственность в столь юном возрасте, Феодора поначалу без разбора практиковала анальный секс со всяким сбродом, в частности с рабами, которые, сопровождая своих хозяев в цирк, улучали минутку, чтобы вступить с ней в постыдную связь. Когда же она подросла, то стала полноценной гетерой низшего пошиба, которых прозывали «пехотой» по аналогии с низшим разрядом войск.

Всё, что делает Феодора, в корне противоположно кодексу классической гетеры, но подобает лишь развратной порнэ: при совершении распутства она изрекала похабные выражения и шутки, всячески выставляла на показ свои интимные места и предавалась различным извращениям. Сношалась она со всеми подряд, но особенно любила «безусых мальчиков», как сообщает Прокопий. Похоть ее была столь безмерна, что, придя на обед, устроенный десятью здоровенными мужчинами, она сначала доводила до изнеможения их самих, а когда те окончательно выдыхались, набрасывалась на прислугу, которая порою насчитывала до 30 человек, — и даже тогда она не могла насытиться:

«Пользуясь в своем ремесле тремя отверстиями, она упрекала природу, досадуя, что на грудях не было более широкого отверстия, позволившего бы ей придумать и иной способ сношений».

Понятное дело, что при такой жизни нежелательной беременности было не избежать, поэтому она постоянно вызывала у себя выкидыши. Такой вот была бурная молодость будущей святой императрицы Феодоры.

Как уже упоминалось выше, именно мужу Феодоры — императору Юстиниану мы обязаны тем, что все гетеры были поставлены вне закона. Его же мы должны благодарить за закрытие Платоновской академии в Афинах в 529 году. Едва ли будет большой ошибкой предположение, что антипатия к гетерам у императора носила сугубо личный характер — ведь он прекрасно знал, кем в прошлом была его супруга, знал, вероятно, это и народ. Таким вот образом свободный греческий эрос и логос были изгнаны на черный рынок на задворках истории. Великие поэты более уже не воспевали гетер, а свободное философское мышление было втиснуто в жесткое прокрустово ложе теологии, превратившись в служанку (ancilla) последней, вместе с чем, собственно, и закончилась Античность. Пришлось ждать тысячу лет, пока эпоха Возрождения не начала потихоньку высвобождать и орошать те слабые ростки античной культуры, которые еще как-то теплились под гнетущим и иссушающим песком реакционной догмы.

В следующем материале мы расскажем о том, как в Афинах была организована мужская проституция.