Иллюзия близости. Как погоня за лайками поставила под угрозу наше самоуважение

Я проснулся и разблокировал свой телефон. Экран был заполнен уведомлениями от моего университетского друга Абида: он страдает после расставания и постоянно публикует пассивно-агрессивные стихи. К изнурительному общению с ним в мессенджерах наш узкий круг друзей уже привык. Раньше, я помню, он выкладывал в инстаграм идеально отфильтрованные фотографии с Амной, теперь же во всех соцсетях театрально разыгрывался их разрыв. Долго думаю, не поставить ли лайк под его постом, но решаю, что на этот раз обойдусь без реакций.

Драма Абида в очередной раз заставила меня вспомнить о моем двойственном отношении к социальным сетям. Что происходит с элементарным человеческим достоинством, когда наши офлайн- и онлайн-миры сливаются воедино? В своей книге «В толпе: перспективы цифрового пространства» (2017) философ Бён-Чхоль Хан пишет, что «традиционно» уважительные отношения между людьми предполагали вдумчивость и поддержание дистанции — не агрессивного и чрезмерного воздействия, а сдержанности, устанавливавшей границы даже в близких связях. Сдержанность в общении сегодня — невиданная редкость, люди бесконечно транслируют интимные подробности о себе в отчаянной попытке заполучить внимание аудитории.

Моим младшим братьям родители запретили заводить профили в фейсбуке даже после их совершеннолетия. Они видят достоинство в том, чтобы удерживаться от постоянной саморепрезентации. Сравните это с нынешней нормой, предписывающей разглашать как можно более личную информацию. Публичный кризис в отношениях Абида заставил меня задуматься: неужели наши представления о сдержанности изменились настолько, что о достоинстве в интернете не может быть и речи?

Еще совсем недавно идея транслировать всю свою жизнь малоизвестным знакомым или вовсе незнакомым людям казалась абсурдной. Помните, как раньше мы принимали запросы на добавление в друзья только от тех людей, которых знали в реальной жизни?

В раннем подростковом возрасте я проводил время в чатах и на форумах. В отличие от нынешних социальных сетей с их упором на лайки и комментарии, эти онлайн-пространства не предполагали мгновенного реагирования. Они давали нечто более ценное — пространство непредвзятого взаимодействия, где я подростком исследовал себя и формировал свою личность. Это было место, где любопытство и самопознание были важнее погони за лайками и страха осуждения. Когда-то частный и интимный процесс исследования собственной идентичности стал переплетаться с публичной сферой, из-за этого сложно найти что-то действительно ценное для себя в потоке онлайн-взаимодействий.

Конечно, у прежнего интернета были и недостатки. Например, анонимность позволяла людям, которые ведут себя непристойно, оставаться анонимными. Но сравните это с нынешней установкой, что личная жизнь по умолчанию подлежит обнародованию. Может теперь ли подлинная связь развиваться в автономном режиме, не будучи проданной как контент? Напряжение между конфиденциальностью и секретностью, как и между достоинством и притворством, приобрело новое цифровое измерение.

Абид публикует еще одно тревожное стихотворение, а я продолжаю сочувствовать ему, потому что был свидетелем этих отношений от начала до конца, но я не уверен, что сочувствие можно выразить лайком или реакцией. Исследования подтверждают, что лайки активируют нейронные цепи вознаграждения, связанные с удовольствием. Не получается ли так, что лайки на депрессивные посты служать культивированию демонстративной уязвимости? Может ли искренняя близость существовать в отсутствие четко определенных границ? Неужели мы непреднамеренно жертвуем глубиной близости ради поверхностной симуляции поддержки? Получается, что все хитросплетения мира наших эмоций и отношений с другими рушатся под тяжестью социальных сетей?

Всего несколько недель назад на фотографиях в социальных сетях Абид и Амна были очень счастливы. Но когда я вживую встретил Амну после их скандального разрыва, она поделилась со мной, что стала получать анонимные угрозы и оскорбления от фейковых аккаунтов, потому что какие-то люди считают, что она виновата в расставании.

Амна рассказала, что часто плачет во сне, чувствуя себя оклеветанной из-за того, что в публичном поле ее прошлое и характер предстают в искаженном свете. Этот театр близости оставил более серьезные последствия, чем я ожидал.

Я углубился в изучение социальных контрактов в интернете и стал обращать внимание именно на злоупотребления. Помимо понижения планки конфиденциальности, анонимность часто действует дегуманизирующе. Хан убедительно показывает, что пренебрежение к другим представляет собой резкий отказ от традиционных представлений об уважении. Сегодня значительная часть онлайн-общения сводится к конфликтам. Похоже, анонимность снимает запрет на неэтичное поведение в сети — возможно, так становится легче забыть, что за экранами находятся живые люди.

Онлайн-анонимность напрямую способствует угнетению маргинализированных групп. В ходе исследования, проведенного в 2022 году, 72% процента людей заявили, что подвергались эмоциональному насилию в интернете со стороны анонимных или фейковых аккаунтов. Исследователи подчеркивают, что дегуманизирующая риторика, обращенная к кому-то персонально, часто оборачивается глубокой травмой и вызывает чувство бессилия. Действительно, разжигание ненависти в интернете наносит все более серьезные психологические раны. Жертвы анонимного онлайн-насилия сообщают о кошмарах, тревоге, депрессии и симптомах, напоминающих посттравматическое стрессовое расстройство. Неконтролируемая жестокость, которую транслируют с анонимных и фейковых аккаунтов, причиняет огромные страдания.

Достоинством обладает каждый человек по праву рождения. Но оно теряется, когда люди общаются без разумной дистанции, позволяющей постепенно укреплять взаимопонимание.

В таком большом количестве коммуникаций эмпатия становится ненужной, ведь она отнимает слишком много времени. Хан предупреждает: «Общение без уважения и дистанции — путь к формированию общества скандалов». Токсичное онлайн-поведение усиливает поляризацию в обществе и способно превратить недопонимание в неразрешимый конфликт.

В книге «Понимание медиа» (1964) Маршалл Маклюэн описывал новые технологии как расширение наших способностей, требующее моральной бдительности в отношении непредвиденных последствий. Я часто думаю над этой идеей. Несмотря на мои опасения по поводу пересмотра социальных контрактов в соцсетях и потери конфиденциальности, меня очаровывает глобальность интернет-общения и новые способы кооперации, которые оно сделало возможными. Я видел, как коллективный разум интернете разоблачал несправедливость и добивался перемен с беспрецедентной скоростью. Конечно, социальные сети расширяют человеческий потенциал. Тем не менее, Маклюэн предупреждал, что даже полезные технологии способны разрушить наши гуманистические установки, если мы не научимся управлять ими, поскольку мы создаем инструменты, которые меняют нас.

Не пожертвовал ли я трезвой самооценкой ради жажды валидации со стороны, когда делился своими достижениями в интернете? Демонстрирую ли я уважение к людям на платформах, предназначенных для монетизации общественного внимания и личной информации?

Маклюэн утверждал, что понимание того, как медиа действуют на нас, позволит нам контролировать их воздействие. Мне кажется, что если добавить к этому идею Хана об уважении и сохранении дистанции, можно привести новые технологии в соответствие с непреходящими общечеловеческими ценностями.

Я возвращаюсь к драме Абида. Помимо сочувствия к его горю, я сожалею о том, что наблюдаю недостойное поведение с его стороны. Контуры внутреннего мира моих друзей растворяются в одномерных картинках, которые могут нравиться посторонним людям, но мало что значат на самом деле.

Тем не менее, я не выбираю откровенно технофобную позицию, поскольку сам был свидетелем того, как социальные сети позволяют говорить тем, чьи голоса прежде заглушались, и укрепляют связи между людьми.