Одна церковь, два борделя. Интервью с Шивон Хирн — исследовательницей коммерческого секса в Российской империи

— Шивон, не могли бы вы кратко рассказать о своем исследовании в целом?

— Моя книга посвящена исследованию тех социальных групп, которые были вовлечены или взаимодействовали с миром коммерческого секса в поздний период существования Российской империи. Каждая глава о разных группах: сначала я рассматриваю женщин, непосредственно оказывающих коммерческие секс-услуги; затем идут мужчины, которые платили за секс; люди, которые занимались менеджментом борделей; потом рядовые полицейские и медицинские работники, осуществлявшие надзор за заведениями и работавшими в них женщинами; и, наконец, пишу об обычных горожанах и горожанках, которые жили в непосредственной близости от борделей.

Я бы описала свой проект как социальную историю проституции в последние десятилетия империи, показанную прежде всего через анализ мнений, действий и взаимодействий обычных людей, вовлеченных в эту сферу, а не с точки зрения медицинских экспертов, интеллектуалов или высоких государственных чинов. Чтобы написать такую историю, я обращалась к документам, созданным именно обычными людьми: различного рода письма, прошения, жалобы и петиции, которые в тот период люди писали в большом количестве, адресуя их различным органам, и которые во множестве сохранились в архивах разных городов бывшей империи.

Читайте также отрывок из книги

Как хозяйки борделей Российской империи боролись с незарегистрированными секс-работницами и заставляли работать больных женщин

Подобное исследование оказалось возможно в силу того, что с 1840-х годов проституция была легализована в Российской империи и, соответственно, существовали специальные органы, которые занимались надзором и регуляцией этой сферы, в том числе они собирали и производили разного рода документы. Согласно регламенту, женщины, занимавшиеся проституцией, должны были зарегистрироваться в отделении полиции и соблюдать целый ряд предписаний и ограничений. Они также должны были проходить медицинское освидетельствование дважды в неделю. Регуляция и легальный статус проституции превращали ее во вполне признанный, хотя и вызывавший противоречивые реакции элемент городского ландшафта в тот исторический период.

— Почему вы решили сфокусироваться именно на последних десятилетиях Российской империи?

— Во-первых, потому, что это невероятно интересный период в истории России — период больших изменений. В империи начинается быстрая индустриализация, происходит взрывной рост городов и городского населения, одновременно развивается городская культура, становятся более видимыми и начинают интенсивно обсуждаться социальные проблемы. Проституция тоже оказывается одной из горячих тем для публичных дискуссий.

Может быть интересно

Жертвоприношения, оргии и пенсии: каким был ритуальный и коммерческий секс в древнейших обществах

И вторая причина — источники. Изначально я планировала это исследование как сравнительный анализ проституции в поздний имперский и раннесоветский периоды. Однако, когда я добралась до архивов царских времен, поняла, что это очень богатый источник, гораздо богаче и шире того, который можно найти по вопросам проституции в раннесоветский период. Поэтому я сконцентрировалась на последних десятилетиях Российской империи.

— Почему вообще система надзора над проституцией была учреждена в России? Как обосновывалось введение регуляции?

— Официальной целью введения надзора была борьба с распространением венерических заболеваний, то есть инфекций, передаваемых половым путем, таких как сифилис и гонорея. Российский надзор отчасти был вдохновлен примером Франции, в которой система регуляции проституции появилась еще в начале XIX века. И нужно отметить, что французская модель оказалась довольно популярной — в XIX веке подобные практики были введены во многих европейских странах и по всему миру, в некоторых местах они просуществовали до второй половины ХХ века. Французская модель основывалась на том, что проституция — это необходимое зло. То есть не очень хорошее, но неизбежное явление. И поскольку оно в любом случае будет существовать, задача государства — минимизировать его негативное влияние на здоровье населения, в том числе на здоровье моральное, ограничивая присутствие проституции, ее видимость, специально отведенными пространствами внутри городов.

— Шивон, в книге вы концептуализируете проституцию в качестве специфической формы труда женщин из низших классов. Почему вы выбрали именно такой подход и в чем заключается его релевантность?

— В первую очередь такое понимание проституции продиктовано самой исторической реальностью рассматриваемого периода. В поздней Российской империи, собственно так же, как и сейчас, проституция представляла собой форму работы, которой непривилегированные женщины занимаются, чтобы получить доступ к необходимым им ресурсам. К тому же в имперский период проституция официально признавалась в качестве работы и имела все соответствующие характеристики.

Хозяйки борделей платили налоги в казну, женщины в борделях получали заработную плату, существовали документы, регулирующие трудовые отношения и работу самих заведений, и т. д.

Проституция приносила заработок занятым в ней женщинам, хозяйкам домов, контролирующим органам, в том числе в форме взяток, и государству в виде налогов. По всем формальным критериям это действительно была работа, и именно так она понималась задействованными в ней сторонами, от чиновников до самих проституток.

К тому же нужно отметить, что наиболее доступные в это время формы труда для женщин были крайне нестабильными в плане занятости и плохо оплачивались. Например, женщины, занятые в швейных мастерских или на текстильном производстве, могли очень долго оставаться без работы и жалованья. Домашние работницы — пожалуй, самая многочисленная категория работающих женщин — зачастую вынуждены были трудиться по много часов в день, не имели никаких гарантий, были беззащитны перед произволом нанимательниц и нанимателей и получали невероятно мало.

Такой контекст позволяет нам уйти от осуждающих и морализаторских представлений о проституции и начать понимать ее как форму труда, к которой женщины обращались в определенной экономической ситуации. Конечно, коммерческий секс не стоит романтизировать. Это была коррумпированная сфера, во многом построенная на эксплуатации. Тем не менее, рассматривая проституцию как форму труда, мы можем поместить ее в более широкий контекст профессиональных возможностей, доступных для женщин из непривилегированных классов в рассматриваемый период, и, таким образом, предложить более адекватное и лишенное стереотипов понимание этого феномена.

Собственно, еще одна причина, почему я рассматриваю проституцию как форму труда, — это мнение самих женщин, занимавшихся коммерческим сексом. Например, составляя какие-то обращения к чиновникам, они называли себя работницами и, когда это было уместно, апеллировали к своим трудовым правам. Многие называли себя проститутками, указывая именно на форму занятости и на профессиональную идентичность. Конечно, здесь невозможны универсальные обобщения. И мы не можем сказать, что все женщины, занятые в коммерческом сексе, видели себя так и осмысляли свой опыт в одинаковых категориях.

Тем не менее число женщин, которые считали самих себя именно работницами, весьма значительно, и мы не можем игнорировать их голоса.

И, наконец, понимание положения и борьбы секс-работниц за свои права сто лет назад представляет собой важный контекст для осмысления современной ситуации, в которой находятся секс-работницы. К сожалению, то, как сейчас проституция обсуждается в разных национальных контекстах, что в Великобритании, что в России, что в других странах, очень похоже на те дебаты, которые разворачивались в начале прошлого века. Как и тогда, сейчас голоса самих секс-работниц исключены из общественной дискуссии о коммерческом сексе. Именно поэтому возвращение этих голосов в исторический нарратив представляется политически значимым актом.

— Если говорить о борьбе секс-работниц в России начала ХХ века, то какие формы она принимала? К каким стратегиям прибегали женщины, чтобы отстоять свои права?

— Здесь я могу привести несколько примеров.

В феврале 1905 года официально зарегистрированные проститутки, которые работали в борделях Вильнюса, вышли на стачку. Они протестовали против того, что хозяйки борделей удерживают слишком большую часть их зарплат.

Нужно отметить, что, согласно законодательству, хозяйки могли удерживать до 75% заработанных женщинами денег. То есть эксплуатация действительно была огромной. К сожалению, об этой стачке известно не так много, мне удалось найти лишь небольшую заметку о том событии. Но известно, что такая же стачка в том же году проходила в Ярославле. Там проститутки тоже пытались добиться более справедливой оплаты труда. Благодаря Емельяну Ярославскому, революционному марксисту и одному из идеологов антирелигиозной политики в СССР, известно, что местная ячейка РСДРП отказалась поддерживать стачку секс-работниц. К сожалению, и об этом событии сохранилось немного информации.

Конечно, описанные стачки стоит рассматривать в контексте общего рабочего движения и протестной активности в 1905 году. И можно говорить о том, что именно признание проституции в качестве работы и производство соответствующей профессиональной идентичности способствовали тому, что проститутки чувствовали принадлежность к растущему рабочему движению и видели себя его частью.

Кроме стачек, женщины также подписывали петиции и прошения. То есть они специально объединялись, чтобы составить или подписать такое коллективное прошение, и таким образом боролись за свои права. Например, в 1908 году в Бресте шестнадцать проституток, работавших индивидуально — не все женщины работали в борделях или иных заведениях, существовало также право на самостоятельное оказание коммерческих услуг, — объединились, чтобы подать петицию с протестом против недавно принятого брестской администрацией закона, который обязал индивидуалок работать в борделях. Женщины указывали, что это постановление незаконно, так как противоречит уже существующему имперскому законодательству. То есть они рассматривали существующие законы не только как ограничения, но и как гарантию своих прав. Более того, они умело использовали стереотипы о проститутках, манипулируя ими ради своей пользы. Например, их письмо содержало скрытую угрозу, что если данный закон не будет отменен, они начнут распространять сифилис по городу, что приведет к серьезному ущербу для его населения.

Сохранилось много писем от женщин, которые жалуются, например, на закрытие борделя, где они работали и, соответственно, на утрату источника доходов, а также крова — ведь многие женщины жили в борделях. В таких письмах зачастую встречались упоминания венерических заболеваний и угрозы их распространить в случае, если жалоба не будет удовлетворена.

— Как выглядел стандартный карьерный путь женщин, занимавшихся коммерческим сексом?

— Сложно обобщать, но можно сказать, что большинство женщин, официально зарегистрированных в проституции, это девушки двадцати с чем-то лет. Можно предположить, что многие из них приехали из деревни. До регистрации они, возможно, трудились в каких-то других областях или работали проститутками нелегально. Зарегистрированные женщины оставались в полицейских списках в среднем от трех до пяти лет. То есть для большинства проституция была временным занятием, так или иначе вписанным в их общий трудовой/профессиональный путь. Проституцию можно рассматривать как стратегию выживания мигранток, которые недавно приехали в город, или потеряли работу, или не смогли ее найти. Но также ее можно рассматривать как способ получить дополнительный заработок или улучшить свое финансовое состояние — не стоит забывать, что в среднем проститутки зарабатывали больше, чем женщины во многих других сферах. Возможно, какая-то их часть после занятия проституцией становилась хозяйками борделей. Но здесь нет статистики. В любом случае для основной части женщин это была все-таки временная работа.

— Шивон, а что можно сказать о клиентах проституток в тот период? Что вообще о них известно? Как они воспринимали проституцию и занятых в ней женщин? Как видели самих себя в этом взаимодействии?

— Клиент — это, на самом деле, достаточно неприметная фигура. Имперские институты не особо обращали на него внимание. Система надзора была основана на допущении, что именно женщины, занимающиеся коммерческим сексом, несут ответственность за распространение венерических заболеваний. Соответственно, контролю подвергались прежде всего женские тела. Большинство клиентов оставались вне фокуса надзирающих инстанций. Хотя бывали и исключения. Например, служащие портов и гарнизонов тоже подвергались регулярным медицинским проверкам на венерические заболевания.

Тем не менее, исходя из анализа разных источников, можно утверждать, что многие клиенты относились примерно к тому же социальному слою, что и проститутки.

Это были мужчины от двадцати до тридцати с чем-то лет, приехавшие из деревни в город в поисках работы. Города в начале ХХ века были преимущественно мужским пространством. Хотя мигрировали и мужчины, и женщины, мужчины всё же чаще покидали родные места. К тому же они чаще уезжали на заработки одни, без родственников или супруги. И даже если супруг и супруга мигрировали вместе, то в силу географии гендеризированного труда внутри городского пространства они, скорее всего, жили раздельно.

Читайте также

Не только «Чики»: ЛГБТК±секс-работни_цы в современном документальном кино

При этом мужчины-рабочие могли себе позволить посещение борделя. Впрочем, для них это было не самое дешевое удовольствие — наравне с посещением синематеки или закрытых садов.

Как правило, о клиентах мы узнаем только в тех случаях, когда они сами решают стать видимыми. То есть когда пишут какие-нибудь жалобы или прошения. В логике системы надзора проституция понималась как предоставление определенных услуг. И голоса потребителей этих услуг слышны тогда, когда что-то идет не так и они недовольны. Например, их обсчитали, они не получили желаемую услугу, чем-то заразились и т. д. В таком случае клиенты писали жалобы в надзорные органы.

Некоторые мужчины также сообщали о женщинах, занимающихся коммерческим сексом без соответствующей регистрации. Таким образом, они позиционировали себя как добропорядочные граждане, пекущиеся о соблюдении законов и в целом поддерживающие патриархальный контроль за женскими телами. При этом сами клиенты не боялись открыто говорить о том, что у них был секс с незарегистрированными проститутками — это никого не беспокоило.

Конечно, на основании подобных источников сложно сказать, что клиенты чувствовали или как видели самих себя. Судя по всему, они не чувствовали стыда, не считали, что совершают нечто предосудительное. По-видимому, так они относились и к проституции — без какого-то порицания. То есть, скорее всего, воспринимали проституцию как нормальную часть городской жизни.

— Шивон, в книге есть глава, посвященная обычным горожанам и тому, как они воспринимали бордели и реагировали на них. Что вы можете рассказать об этом?

— Короткий ответ: это очень сложная тема. Реакции были совершенно разными, менялись от города к городу, от улицы к улице, зависели от ситуаций и т. д. В Риге, Таллине и Вильнюсе, которые я разбираю в книге, некоторые лендлорды были заинтересованы в том, чтобы сдавать помещения проституткам, особенно на тех улицах, где официально проституция была запрещена. И они также были заинтересованы в том, чтобы сдавать помещения под официальные бордели. Потому что проституция и бордели означали гарантированные доходы.

Однако другие рантье отказывались сдавать свои помещения борделям, потому что были озабочены влиянием подобных заведений на репутацию улицы, на физическое и моральное здоровье проживающих рядом, а также влиянием проституции на цены на рынке жилья. То есть можно сказать, что некоторым не было дела до проституции, некоторые даже радовались открытию борделя, а другие были недовольны. Но документы, найденные мной в архивах, — это прежде всего жалобы. Поэтому именно голоса недовольных людей лучше всего представлены в сохранившихся источниках.

— А на что жаловались люди? Понятно, что наверняка на шум, несоблюдение установленного режима работы борделей или на опасность венерических заболеваний. Но были ли какие-то специфические, особенно интересные жалобы?

— Да. У меня есть одна любимая. Из Вильнюса. Группа старейшин одной из местных синагог написала коллективную жалобу в полицию. Они были недовольны тем, что во время молитвы в синагоге видят, как зарегистрированные проститутки проходят гинекологическое обследование. В другом городе горожане возмутились тем, что постоянно видели голых проституток в окнах борделя. И они очень красочно и детально описывали открывающиеся им картины.

— Шивон, вы анализируете поздний имперский период, то есть, по сути, время правления Николая II. Наверное, вы знаете, что не так давно он был канонизирован Русской православной церковью. И сейчас в России многие воспринимают его как последнего православного царя, хранителя веры и всяких традиционных скреп. Можете ли вы что-нибудь сказать о том, как Николай II относился к системе легальной проституции? И предпринимал ли попытки что-то в ней поменять?

— Да, я слышала о канонизации Николая II. Для меня, как для человека из страны, которая просто одержима монархией и королевской семьей, крайне интересно наблюдать, как в России выстраиваются свои мифы вокруг последней царской семьи. Захватывающее зрелище! Особенно учитывая коммунистическое прошлое страны… Очень странно.

Очевидно, Николай II пытался дистанцироваться от какой-либо связи с проституцией или системой надзора. Для главы официально православного, христианского государства такая ассоциация была довольно компрометирующей. Настолько, что в борделях даже было запрещено иметь изображения царя и царской семьи. А подписанием законов и управлением этой сферой занимались исключительно министры.

Может быть интересно

Патриархат по-феминистски. Как борьба с коммерческим сексом ухудшает положение женщин

Одновременно именно во время его правления произошел экспоненциальный рост числа борделей и занятых в этой сфере женщин. Сначала их количество удваивается, потом утраивается, потом становится еще больше. Увеличение было непрерывным и очень быстрым. Этому способствовали рост городов и городского населения, индустриализация, такие события, как строительство Транссибирской магистрали. Империя трансформировалась, активно урбанизировалась, связь между регионами становилась доступнее — и система регуляции расширялась соответственно.

— То есть мы могли бы сказать, что во время правления Николая II империя всё больше погружалась в грех?

— Да, конечно! Испорченная империя! Мы можем так сказать, хотя это, наверное, не понравится консерваторам.

— А какую позицию занимала православная церковь в вопросе государственной регуляции проституции?

— Это крайне интересный вопрос, но ответить на него довольно сложно. Кажется, что представители церкви предпочитали вообще не высказываться по этому вопросу публично. Они не делали никаких заявлений и ни к чему открыто не призывали. В то же время существуют сведения, что на местном уровне отдельные приходы и церковные иерархи зачастую поддерживали, в том числе финансово, инициативы, выступающие против проституции и против системы регуляции. Но есть и свидетельства, что некоторые священники посещали госпитали, в которых лечились проститутки. Их целью было удовлетворить духовные запросы этих женщин.

Одновременно в системе надзора за проституцией существовали специальные пункты, направленные на регуляцию отношений с церковью. Можно даже сказать, направленные на то, чтобы не скомпрометировать религиозные институты. Например, борделям было запрещено работать в дни церковных праздников. По воскресеньям они могли открываться не раньше, чем закончится церковная служба. Также дома терпимости не могли располагаться ближе чем в трехстах метрах от религиозных учреждений, причем не только православных, но и вообще всех конфессий.

Но на практике все эти нормы регулярно нарушались. В частности, хозяйки борделей предпочитали открывать свои заведения в праздники — ведь такие дни сулили хорошую прибыль. Нарушалось и положение о том, что бордели должны быть удалены от религиозных учреждений. Можно найти, например, письма от горожан, которые жалуются, что возле церкви расположено сразу два дома терпимости, и т. д. То есть законодательная теория и практика регуляции довольно сильно расходились.

— Существовала ли какая-то публичная критика системы надзора в Российской империи?

— Конечно, в поздний имперский период это была одна из наиболее обсуждаемых тем. И критика звучала с совершенно разных политических позиций. Система критиковалась за неспособность остановить рост венерических заболеваний; за то, что санкционировала сексуальные отношения вне брака и семьи; за введение двойного стандарта в сфере сексуальных отношений, то есть за то, что ответственность за безопасность коммерческих сексуальных отношений, как и за их существование в принципе, возлагалась исключительно на женщин. И вопрос о проституции был также на повестке дня в период революции.

— Конец XIX — начало ХХ века — это период глобальных кампаний против так называемого белого рабства, под которым понималась как система регуляции, так и использование подневольного труда в коммерческом сексе и вообще всякая проституция, даже в ее контрактных, добровольных формах. То есть по сути это были кампании, направленные против коммерческого секса, основанием которых становились моральные и религиозные убеждения. И в этих кампаниях весьма активную роль играли феминистки. Зачастую именно они инициировали их. Существовали ли кампании против белого рабства в России? И какую роль в них играли феминистки?

— Да, белое рабство и проституция были горячими темами в общественных дебатах в России в начале ХХ века. И феминистки принимали в них самое деятельное участие. Активистки из России посещали мировые конгрессы в Лондоне и Париже, посвященные проблеме белого рабства. В апреле 1910 года в России состоялась конференция, посвященная проблеме торговли женщинами и рассмотрению причин этого общественного порока. На этом собрании присутствовали представительницы почти всех основных феминистских организаций и инициатив. И все они выступали против системы надзора. По разным причинам: из-за того, что система регуляции способствует торговле женщинами; из-за того, что она воспроизводит двойные гендерные стандарты в сфере сексуальности; из-за того, что она санкционирует секс вне брака; из-за того, что эта система делает женщин уязвимыми перед лицом полиции.

В 1909 году в Российской империи даже была принята серия законов, направленных против белого рабства. Например, запретили вывозить женщин за границу в целях занятия проституцией; работать в борделях женщинам, не достигшим 21 года. Также были криминализированы некоторые виды сводничества. И когда эти законы приняли, крупнейшая феминистская организация России — Российское общество защиты женщин (РОЗЖ), — которая практически полностью состояла из аристократок и представительниц высших классов и возглавлялась принцессой Ольденбургской, восприняла это событие как свое значительнейшее достижение.

Одновременно социалистические феминистки продолжали говорить о том, что проституция порождается прежде всего материальными обстоятельствами, капитализмом и что, следовательно, одни законы не помогут в борьбе с этим явлением. То есть существовали разные феминистские позиции по вопросу проституции.

— Но при этом все феминистские организации объединяло негативное отношение к системе регуляции, да и к проституции вообще? Или нет?

— Все феминистские организации выступали против системы регуляции, это действительно так. Когда я думаю об этом сейчас, мне кажется, что их объединяли две вещи.

Во-первых, для всех феминисток была характерна морализаторская позиция по отношению к проституции и проституткам. Даже в тех случаях, когда речь шла об экономическом подходе к проституции, такой подход всё равно дополнялся морализаторской риторикой о судьбе женщин, нравственном падении и т. д. Во-вторых, ни одна из феминистских групп не была заинтересована в том, чтобы узнать мнение самих проституток.

То есть общественная дискуссия была по большей части спекуляцией о причинах, последствиях и потенциальных решениях, а то, как на самом деле обстоит дело и что думают сами женщины, никого не интересовало.

— Когда система надзора была отменена?

— Она была отменена после Февральской революции. В июле 1917 года временное правительство приняло соответствующие указы под давлением РОЗЖ, а также других феминистских организаций и медицинских экспертов. Но нужно сказать, что сразу после Февральской революции полиция была распущена, полицейские — разоружены, многие даже арестованы. Так что, скорее всего, система надзора перестала существовать вместе с роспуском полиции. Официальная же отмена в июле стала, видимо, символическим жестом и попыткой удовлетворить запрос общества, которое давно было недовольно существованием этой системы, в том числе тяжелым положением женщин и коррумпированностью вовлеченных чиновников и полицейских.