Кант, Гаман и Сведенборг: путешествия «я» между телом и галлюцинацией

Кант и Гаман

Кант — философ. Гаман — писатель. Кант призывал рискнуть и положиться на свой разум. Гаман боролся с галломанией берлинских просветителей (Николаи и Мендельсон) и их презрительным отношением к немецкой культуре. Кант не Гаман. Он стоял в центре эпохи Просвещения, полагая, что для всего есть причины. Гаман был идеологом объединения «Буря и натиск». Он романтик. Для него всё было случайно. Гете считал Гамана «самой светлой головой своего времени».

Гаман поступил в университет в 16 лет. Канту было уже 46 лет, и он уходил из университета. Они стали друзьями-антагонистами. Гаману не нравился кантовский априоризм. Для Гамана природа — это книга. Мы знаем ее буквы. Мы знаем даже ее язык. Но что, если природа — это древнееврейский текст, написанный одними согласными. Сможем ли мы в нем поставить нужные точки?

Кант не разделял взгляды Гамана на непосредственное знание, на продуктивность чувств. Гаман видел единство двух стволов познания (рассудка и чувственности) в языке, Кант — в воображении. У Канта разум стремился за пределы опыта, Гаман не понимал, чем рассудок отличается от чувства. В конце концов, Гаман объявил Канта мистиком.

Гаман говорил:

«Я немного озадачил его тем, что одобрил его „Критику“, однако отверг содержащуюся в ней мистику. Он совершенно не знал, каким образом он пришел к мистике».

Кант — мистик, ибо он полагал, что познание предмета возможно до встречи с предметом, а разум, познавая то, что он вложил в предмет, заверяет у него свою независимость от опыта.

«Но хотя всякое наше познание, — пишет Кант, — начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно происходит из опыта».

Если не всё, то, значит, что-то происходит до опыта. Но до опыта означает не из опыта. Но что это? Что возникает не из опыта? Кант не знал, что на этот вопрос ответить. Сегодня на него можно ответить так: это непосредственное тождество бытия и чувства бытия, то есть галлюцинация.

Только вера, говорит Гаман, может убедить нас в реальности существования вещей вне нас. Существование основывается на непосредственном знании, а не на умозаключениях. Можно доказать какое-нибудь положение и не верить в него. Вера, рассуждает Гаман, не нуждается в доказательстве. Никто не требует доказательств для очевидного. Вкус и зрение не требуют для своего существования умозаключений. Если и есть источник заблуждений, то это разум.

Кант призывал Гамана обратить внимание на внешний мир, Гаман призывал Канта обратить внимание на внутренний мир.

Кант и Сведенборг

Канту 42 года. Он ученый. Он хочет бороться с лженаукой. При этом Кант понимает, что грубый ум прикован к внешним чувствам. Его нельзя приучить к восприятию материи внутреннего мира. Трансцендентализм станет попыткой Канта приучить ум к восприятию внутреннего мира.

Некая дама по имени Шарлотта Кноблох попросила Канта разъяснить, как нужно относиться к рассказам о мистике Сведенборга. В 1763 году Кант публикует ответ на просьбу. А в 1766 году он анонимно издает «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики». Почему анонимно? Потому что он, видимо, полагал предмет этих размышлений предназначенным не для серьезной науки.

В «Грезах» он рассказывает, что от одного из своих бывших студентов узнал о существовании человека, который знается с духами. Звали его Сведенборг. Он жил в Стокгольме и был христианским мистиком. Кант написал письмо Сведенборгу. Тот не ответил. Тогда Кант попросил своего знакомого, когда он будет в Стокгольме, зайти к Сведенборгу и спросить, как он общается с духами. Тот зашел и узнал, что Сведенборг видит духов и общается с ними. Кант насторожился, стал собирать сведения, выписал из Лондона восемь томов Сведенборга, прочитал.

«Тайны неба»

Что Кант узнал о Сведенборге? Он узнал, что это ученый, член Петербургской академии наук, специалист по минералогии, горному делу, а также он изучает гипофиз и кору головного мозга. Член палаты лордов.

Однажды у него случился духовный кризис. Сведенборг пережил его и объявил, что стал духовидцем, то есть научился непосредственно видеть мир духов. Написал сочинение «Тайны неба», в котором прокомментировал книги Бытие и Исход из Ветхого Завета. Что он, помимо комментариев, рассказывает в этом сочинении?

Что на небе живут ангелы. Кто такие ангелы? Ангелы изначально были людьми. Когда люди умирают, они попадают на небо. Там, на небе они живут городами, как и мы здесь. У них есть дома и одежды, они общаются, разговаривают, едят, пьют и курят. На новом месте они по-прежнему испытывают жажду, голод, тоску, любовь. Никто не лишает их свободы. Они могут как грешить, так и не грешить. Бытие состоит из ада, рая и промежуточного мира, «чистилища». У каждого человека свое направление: кто-то идет к раю, кто-то к аду. Вечно быть в промежуточном мире нельзя.

Иными словами, Сведенборг говорит, что на небе то же, что и на земле. Правда, он ничего не сказал о том, где находится Христос. В последние годы жизни Сведенборга критиковали протестантские епископы за то, что в мире ангелов у него не оказалось Христа.

Видения Сведенборга

О каких видениях Сведенборга узнал Кант? Первое: случай с голландцем. Умер какой-то голландский посланник, у него осталась жена. К жене через некоторое время приходят кредиторы и говорят, что посланник купил серебряный сервиз и не заплатил за него деньги. А если заплатил, то покажите квитанцию. Она говорит, что показать квитанцию не может, ибо муж умер, а она не знает, куда он ее положил. Кредиторы стоят на своем: нет квитанции — значит, вы не заплатили. Вдова идет к Сведенборгу и просит его помочь. Сведенборг связался с живущим на небесах голландским посланником. Тот ему разъяснил, где лежит эта квитанция. Жена нашла ее и показала кредиторам. Вопрос был закрыт.

Кант насторожился. Как такое возможно? Следующий эпизод был еще более убедительным. Рассказывают, что однажды Сведенборг был в каком-то городе недалеко от столицы. Гуляя по городу вместе со своими знакомыми, он вдруг говорит: «Слушайте, сейчас в Стокгольме пожар. А вы что, не видите?» Через два дня выходит пресса с описанием этого пожара. Спрашивается: откуда он видел то, что не было видно никому? Что это такое? Нам говорят, это видения Сведенборга, его грезы. Но какова причина реальности объектов этих грез?

Грезы

Что такое видения? Давайте послушаем Канта, который, ссылаясь на Аристотеля, говорит:

«Когда мы бодрствуем, мы имеем общий для всех мир, а когда мы грезим, каждый имеет свой собственный мир».

Уместен вопрос: а когда мы бодрствуем, мы разве не грезим? Но что тогда значит «общий мир»? Разве это не согласованная греза многих людей?

Иметь внутренний мир — обременительное свойство любого человека. Но это свойство связано с нашей способностью к грезам. Слово «общее» предполагает воображение. Что такое «общий мир»? Мир на (для) всех, как общее поле, как общая кухня. Или общие законы, общие ценности. У Канта общий мир — это внешний мир, то есть вывернутый наизнанку внутренний мир человека. Остается ответить на вопрос: не исчезает ли в этом внешнем — внутреннее, то есть человеческое?

Сведенборг, напротив, не видит никакого различия между социальным и антропологическим, духовным.

«Я» как проблема Канта

Кант, критикуя духовидца Сведенборга, вновь заставляет нас задать вопрос: чем нас не устраивает наш внутренний мир? Что мы хотим найти в общем мире для всех?

Может быть, «я»? Чем оно отличается от тела? Тем, что мы свое тело чувствуем. А «я» мы не чувствуем. Это не тело. Свое «я» мы осознаем. Если бы мы его не осознавали, а ощущали, как тело, то тогда у нас возникли бы проблемы поиска места «я» (души) в теле. Всё это Кант имеет в виду, когда говорит, что никаких духовных существ нет, ибо у них нет локализации в пространстве.

Есть то, что мы чувствуем, а еще есть то, что мы осознаем. Без этого различия мы не смогли бы провести границу между «я» и всей окружающей средой. Мы не смогли бы сказать: «мое», «мое тело». А поскольку условием выделения моего тела является сознание, постольку мы не можем искать сознание или «я» в составе нашего тела. Его там нет. «Я» находится там, где человек отделяет себя от природы. «Я» — это не природа. Природа, которую я чувствую, становится моим телом. Природу, которую я не чувствую, я познаю. Кант ошибается, когда пишет: «Я есть так же непосредственно в кончике пальца, как и в голове». Если бы Кант был прав, то не слепой видел бы тростью, а сама трость видела бы предмет. Что такое трость? Расширение руки, ее продолжение. Кто управляет тростью? Тот, кто управляет рукой. То есть слепой. Но техническое — это такое расширение органики, которое от нее уже не зависит. От чего же оно зависит? От искусственного (коллективного) интеллекта.

Кант в «Грезах духовидца» не знает ответа на вопрос, что такое «я» на самом деле. Он, например, говорит, что «я» извлечено случаем из хаоса для одушевления животного мира. Кант держится обычного опыта, когда полагает, что «я есть там, где я ощущаю». Но это положение неверно. Я там, где я осознаю себя, где я есть я, а не там, где я ощущаю. То, что в пространстве, мы, как и всё живое, чувствуем. То, что во времени, мы, как и все люди, осознаем. А где же есть я? Ответ на вопрос подсказывает вновь Кант, который пишет: «Болит ли у меня пятка или сердце у меня усиленно бьется — это я сам».

Я — не пятка. Я — не сердце. Я — сам. Но «я сам» означает, что я не тело, я не в пространстве. Я — во времени, то есть в нем я сам. В пространстве я не сам, в нем у меня есть дрессированное тело. Изменения тела — это изменения тела, а не меня.

Поэтому и здесь Кант ошибается, когда говорит, что место тела «также мое место». Если меня оставило сознание, то я где? Меня нет. Если жизнь оставила тело, то жизнь где? Жизни нет, есть труп.

Мое «я» не имеет места. Если я сознаю себя как «мы», то мое тело — это тела множественного «мы». И я их, как говорит Кастанеда, ощущаю, а не сознаю. Тело, которое я не ощущаю, это не мое тело. Ошибка Сведенборга состоит в том, что он перепутал осознание «я» с ощущением тела.

Почему проблема воздействия души на тело является ложной

Душа — это мое сознание и моя жизнь. Я сам, если я — это, как говорит Фихте, я. И ничего больше. Если у меня болит пятка, то я лечу не себя, а пятку, тело. Кант пишет:

«Не в каком-нибудь мозговом нерве, а в пальце ноги я чувствую боль, когда у меня ноет мозоль».

И он прав.

«Мое неделимое „я“ нельзя, — говорит Кант, — поместить в маленьком уголке мозга, дабы оно оттуда приводило в движение рычаг моей телесной машины или само получало там раздражения».

Эта мысль Канта проста и гениальна. Никакого воздействия души на тело нет, и его не было. И искать его бессмысленно. «Я» на тело не действует. На тело действует тело или то, что может быть воспринято как тело. Например, галлюцинация. Наш мозг, видимо, устроен так, что он не отличает фигуру тела от тела, образ вещи от вещи, прошлое от будущего, призрак от реальности.

«Признаюсь, — писал Кант, — я очень склонен настаивать на существовании нематериальных сущностей в мире и отнести к их разряду свою душу».

Сведенборг настаивал на существовании духовных организмов. Оставим их Сведенборгу. Кант говорит о нематериальных сущностях. Что это за сущности? Ангелы? Может быть. Но прежде всего это то, что доступно каждому: видения, грезы.

Душа как галлюцинация: ее нет, но она нам дана в наших самоощущениях. И значит, она дана в наших действиях.

В этом случае нет никакой таинственности в столкновении нематериального и материального, нет воздействия духа на тело. Есть воздействие иллюзивной материи на материю. В галлюцинации предел бытия природы, разрыв в ее существовании, в котором учреждается нематериальное существование ценностей.

Что сказал Гораций, которого процитировал Кант в эпиграфе к «Грезам»? Нами, людьми, «измышляются обманчивые видения, подобные грезам больного». Кого обманывают эти видения? Природу, наш мозг, то есть тело, которое отвечает за навигацию человека среди протяженных предметов. Почему только человек болен грезами, обманчивыми видениями? Потому что только человек живет во времени, в двоящемся мире образов, ценностей и смыслов. И мозг ему в этой двойной его жизни не заменит сознание. Люди изобретают сознание как способ существования во времени. В нем человек осознает свою принадлежность к «мы», которое всегда отличает нас от них. А также осознает свое «я», которое только он может положить в основание новой цепочки причин и действий.

В «Грезах духовидца» Кант как будто бы встает на точку зрения Сведенборга, когда пишет: «По-видимому, духовное начало внутренне присуще материи…». Если дух внутренне присущ материи, то тогда любые внутренние движения человека определяет взаимодействие всех субстанций вселенной. И тогда вновь мы возвращаемся к идее воздействия духа на тело, а также к вопросам, которые далеко превосходят, по словам Канта, наше разумение.

Практический разум

Канту близок Сведенборг. Но философия Сведенборга, населяющего мир духовными организмами, конечно, примитивна. И Кант издевается над ней, ибо знает, что если люди имеют свой внутренний мир, то только потому, что они грезят. Чтобы изучать грезящее тело, не нужно обращаться к небесным телам. Для этого также не нужно исследовать бытие вообще. Нужно обратиться к человеку, к практическому разуму, к здешнему миру, чтобы можно было понять и поиски квитанции голландского посланника, и наблюдение за пожарами в другом городе.

Кант предложил духовидцев лечить в больнице. Правда, он не сказал, что нужно делать с адептами онтологического разума, которые не могут найти грезы среди того, что есть, и ищут их в мозге. Метафизика, говорит Кант, является наукой о границах человеческого разума.