Закон, право, политика: не только сестры Хачатурян
Почти год назад в Москве случилась трагедия: три сестры-подростка, Мария, Ангелина и Крестина, зарезали родного отца. Как выяснилось практически сразу после их задержания, сестры жили в ситуации непрекращающейся слежки и насилия (в том числе сексуального) с его стороны.
Сегодня сестер Хачатурян поддерживают правозащитники, журналисты и различные инфлюенсеры — от Юрия Дудя до фронтмена System of a Down. Общественное мнение по поводу этого дела разделилось: одни требуют освободить сестер и принять в России закон о профилактике домашнего насилия, другие настаивают на том, чтобы девушек посадили как убийц.
Позиция следствия пока повторяет идеи последних: даже выяснив, что сестры подвергались насилию и домогательствам и, по сути, находились в постоянной опасности, оно отказывается переквалифицировать статью на «необходимую самооборону» и настаивает на обвинении в «убийстве по предварительному сговору». Против обвинительного решения следствия выступают известные феминистские активистки: возле Главного управления Следственного комитета с 19 июня идут одиночные пикеты, 6 июля в Москве планировали «Марш сестер», и хотя его в результате пришлось отменить, в столице и других городах пройдут другие мероприятия в поддержку девушек. Мы попросили участницу российского фемдвижения Эллу Россман прокомментировать это дело. Представленный ниже текст написан при участии аспиранта Центрально-европейского университета, специалиста по публичной политике Кирилла Шамиева.
К написанию этого текста меня подтолкнул пост философа Михаила Немцева. В небольшом тексте, больше в формате твиттера, чем фейсбука, Немцев подмечает: в дискуссиях о деле сестер Хачатурян практически не используют слова «достоинство» и «права человека». В бурных дискуссиях в медиа и соцсетях дело описывают как «уголовку», игнорируя очевидные системные предпосылки и следствия этого разбирательства.
Специфика публичной дискуссии о трагедии трех сестер лично мне кажется весьма симптоматичной. Это не первая социальная трагедия, которую неравнодушные люди, обсуждая с искренним сочувствием к пострадавшим, пытаются при этом по максимуму отделить от политики. И в случае с делом Хачатурян мне кажется крайне важным проговорить, почему оно по сути своей является глубоко политическим и не может быть отделено от политики.
Для того чтобы прояснить этот момент, не нужно уходить в дебри феминистской теории или обращаться к формуле Кэрол Ханиш «личное — это политическое». Можно не пытаться привлекать Мишеля Фуко с его расширенным концептом «власти». Вполне достаточно понимать внутреннюю политику как работу органов власти. Она осуществляется на разных уровнях управления, что всё вместе составляет государство. К такой «политике» в самом узком смысле этого слова дело Хачатурян имеет непосредственное отношение.
В первую очередь, сестры Хачатурян почти 20 лет постоянно подвергались насилию в семье. Страх, отчаяние и последовавшее убийство имеют прямую связь с проблемой прав человека, а именно, вопросом защиты детей и женщин в России.
Каждый человек имеет такие базовые права, как право на свободу, право на безопасность, на личную неприкосновенность, на достоинство, право на жизнь. Эти права подробно прописаны во второй главе Конституции, а также в ратифицированных Госдумой Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и Международном пакте о гражданских и политических правах. Россия, как и большинство стран мира, обязана соблюдать эти права, это основные принципы функционирования современного государства. Такие документы — не просто формальность, это «ключ доступа» к современным международным отношениям, статусу современной страны с общечеловеческими ценностями и приоритетами. Европейская конвенция позволяет России участвовать в Совете Европы и бороться с санкциями, а Суд по правам человека является международным апелляционным органом, интегрированным в национальную судебную систему.
В деле сестер Хачатурян мы имеем ситуацию многолетнего нарушения не только общечеловеческих прав, но и прав ребенка — девушки вместе со старшим братом подвергались издевательствам с самого раннего детства. Насилие в их семье было многолетним. И несмотря на такое повторяющееся, очевидное нарушение прав целой группы близких родственников, ни один орган государственной власти не предотвратил и не остановил насилие. Полиция, по словам матери девочек, отдавала ее заявления на мужа прямо в его руки, опека серьезно не интересовалась, почему дети не ходят в школу.
Систематическое нарушение прав сестер и их близких, включая право на жизнь, привело к фатальной реакции. Когда человека избивают в углу, а полиции нет, единственное спасение — самооборона. И именно поэтому правозащитники и адвокаты видят в действиях Марии, Ангелины и Крестины именно самооборону: девушки защищали себя и друг друга от посягательств на их жизнь и достоинство в условиях многолетнего преступления, которое полиция и органы опеки как не предотвратили, так и не остановили.
Правительство России должно всегда следить за ситуацией с правами своих граждан, этот вопрос должен постоянно выноситься на повестку дня на самом высоком уровне, а обсуждение подкрепляться реальными инструментами по борьбе с нарушениями. Шагом в этом направлении стало принятие Национальной стратегии действий в интересах женщин на 2017–2022 годы. Однако российские представители в международных организациях зачастую не спешат ратифицировать международные соглашения о гендерном равенстве. Так, российская делегация воздержалась от голосования по Конвенции об искоренении насилия и домогательства в сфере труда, а подписание и ратификация Стамбульской конвенции в отношении прав женщин сталкивается с систематическим противодействием со стороны множества общественных деятелей и групп влияния. Однако принятие современного антидискриминационного законодательства, равно как и неукоснительное исполнение уже существующих законов являются для государства главным и единственным оружием борьбы с пытками, насилием и попранием человеческого достоинства своих граждан. До тех пор отчаянная самооборона останется последней «защитной инстанцией» — вместо легитимных правовых процедур.
Еще пара слов непосредственно о дискриминации по гендерному признаку. Сегодня это одна из политических проблем в России, которая существует на всех уровнях власти и во всех сферах общества, от законодательного до уровня языка. Согласно оценкам Мирового банка, Россия занимает 121-е место из 189 по уровню гендерного равенства. Существующих механизмов недостаточно для защиты женщин от насилия. По официальной статистике МВД за 2015 год, дела против насильников возбуждают лишь в 40 % случаев: 3931 дело из 9402 сообщений. На рынке труда наблюдается дискриминация как женщин (список запрещенных профессий, хоть и сокращается, но продолжает действовать, «стеклянный потолок» руководящих должностей, неравенство в зарплате), так и мужчин (допуск только мужчин во вредные для здоровья профессии, пятилетний разрыв в возрасте выхода на пенсию).
Упомянутый индекс не учитывает различные субъективные, «неформальные» социальные нормы, например, требования от женщин «быть послушной девочкой», «слушать мужчину», идеи в духе «бьет — значит любит». Таким образом, российские женщины чрезвычайно уязвимее мужчин в семье и за ее пределами, и на практике, скорее всего, даже в большей степени, чем это зафиксировано статистически. Тем не менее органы власти различных уровней не склонны рассматривать борьбу с гендерным неравенством как одну из важнейших задач, а в медийном поле эта проблема существует лишь в качестве набора отдельных громких дел, таких как дело сестер Хачатурян.
Исправить ситуацию можно только на политическом уровне. Во-первых, в руководстве страны должны появиться женщины (вроде Оксаны Пушкиной), которые будут работать над законом о профилактике домашнего насилия и прислушиваться к его жертвам и специалистам по гендерным вопросам. Введение гендерных квот в органах власти (к слову, недавно введенных в Кыргызстане) кажется сейчас чем-то из области фантастики, однако и в России некоторые ведомства уже начали вовлекать социальных активистов в экспертно-правозащитную работу, поэтому блокирование для них феминистской повестки представляется крайне недальновидным решением, которое уже влечет за собой негативные последствия.
Дело сестер Хачатурян касается еще и проблем современного российского правоприменения. В этом случае мы снова имеем дело с халатностью правоохранителей и бездействием органов опеки. Именно они должны были остановить общественную угрозу, исходящую от убитого Михаила Хачатуряна, который неоднократно публично угрожал оружием семье и соседям. В случае сестер Хачатурян чрезвычайно важно требовать не только справедливого разбирательства, но и тщательного расследования, кто и почему конкретно своим бездействием довел сестер и всю их семью до беды.
Несмотря на очевидную ответственность контролирующих органов в деле Хачатурян, оправдание сестер без общественного давления сегодня практически невозможно. Данные Верховного суда за 2018 год показывают, что доля оправдательных приговоров среди всех судебных решений составила 0,23 %, и это число в последние годы только сокращалось (данные 2018 года представляют собой исторический минимум в истории современной России).
Это значит, что в 99,77 % случаев обвиняемых признают виновными, если их дело дошло до суда. Если же говорить о деле сестер, то другие похожие случаи показывают: ждать оправдания в таких ситуациях крайне наивно и статистически маловероятно.
Без того загубленные жизни и уязвимое положение Марии, Ангелины и Крестины будут многократно усилены тюрьмой. Это еще одна общественная проблема: заключенным в России очень сложно реабилитироваться, особенно женщинам. Общество навсегда стигматизирует их как опасных преступниц, работодатели не берут на работу. Девушки окончательно застрянут в криминогенной обстановке. Мы с коллегой Сашей Граф когда-то писали отдельный материал про то, как это работает.
В деле Хачатурян все упомянутые проблемы проявили себя одновременно. Мы получили жуткую, кровавую трагедию, в которой три жертвы (уже сурово измученные домашним насильником) рискуют сесть на 20 лет. Это дело многие называют исключительно «бытовухой», хотя на самом деле это очевидный провал государственной защиты граждан.
Такой же провал случился в Британии 30 лет назад. Киранджит Алувалиа убила своего мужа, который ее мучил и прижигал утюгом. Женщину сначала осудили, но через 3 года отпустили после международной реакции и кампании радикальной феминистской организации Southall Black Sisters. Про дело сняли фильм «Спровоцированная». У России есть выбор: повторять похожие ошибки снова и снова, либо начать наконец-то серьезно бороться с домашним насилием и улучшать гендерное равенство.
В одночасье невозможно решить все эти проблемы, и я вполне понимаю тех, кто пытается абстрагироваться от разговоров о политике, законодательстве, международных соглашениях и правах человека, вместо этого концентрируясь на конкретных пострадавших. У каждого есть право выбирать стратегию «малых дел»: сначала живые девушки, а потом и все остальные разговоры. Но в борьбе за эту вполне конкретную справедливость нельзя забывать о том, что по самой оптимистичной статистике сегодня умрет 8 женщин из-за насилия в семье. Существует глобальное измерение, которое не изменить малыми делами. А это значит, что постепенно нам придется выйти на дискуссию о том, что делать с этой политикой, законами и правоприменением, как нам их изменить. Без этой дискуссии история сестер будет повторяться — не менее 8 раз за день.
В 2019 году Россия заявила о готовности взаимодействовать «с международным сообществом в решении вопросов по расширению прав и возможностей женщин и девочек и обеспечению гендерного равенства». С 9 по 20 марта 2020 года состоится очередная сессия Комиссии ООН по положению женщин, на которой будет выступать представитель России. Упомянет ли госпожа председательница комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Тамара Плетнёва сестер Хачатурян на этой встрече?