Дьявол, галлюцинация или доппельгангер: кем был Мориарти для Шерлока Холмса?

А был ли профессор?

Вообще-то никакого Мориарти не существует. Еще в 1970-е годы Николас Мейер, автор романа «Семипроцентный раствор», показал, что эта фигура — проекция страхов и глубинных комплексов самого Холмса, плод его больного воображения, одурманенного наркотиками.

Наши источники — интерпретаторы, сценаристы, зрители и писатели фанфикшена — остро чувствуют это отсутствие, ставя на место главного злодея самые разные вещи, от злого рока до самых фантастических и невероятных персонажей. Эту пустоту заложил конечно же сам автор канона, максимально скрыв его от глаз хроникера Холмса, Джона Уотсона.

Нам вместе с Уотсоном приходится верить Холмсу — по словам Моффата и Гейтисса, величайшему обманщику.

Мориарти в «Последнем деле Холмса» — тень, зловещий силуэт, неведомая сила, стоящая за покушениями на жизнь Холмса; бегущий за поездом «высокий человек» — единственная характеристика, которую дает Уотсон его внешности.

Что само по себе странно — все лица, попадающиеся на глаза хроникеру, очень тщательно и достоверно описаны. Этот темный двойник, эта смерть, следующая по пятам за героем, лишь отчасти выступает из мрака.

Даже если мы поверим в существование реального профессора Мориарти, рассказ Холмса о его гибели вызывает сомнения по сей день. В самом деле, он ли лежит на дне Рейхенбахского водопада? Ведь и Холмс смог убедить всех в своей гибели и вернулся живым-здоровым на Бейкер-стрит. Чтобы окончательно нас запутать, Уотсон, начиная свой рассказ о «Последнем деле», предваряет его словами:

Однако недавно опубликованные письма полковника Джеймса Мориарти, в которых он защищает память своего покойного брата, вынуждают меня взяться за перо, и теперь я считаю своим долгом открыть людям глаза на то, что произошло. Ведь одному мне известна вся правда, и я рад, что настало время, когда уже нет причин ее скрывать.

Ряд статей, вышедших в журнале «Baker Street Journal», построены именно на этой оговорке, ибо в других рассказах «Джеймсом Мориарти» назван сам профессор. По версии одной из статей, человек, погибший у водопада, был тем самым полковником Мориарти, в то время как человек на скале, пытавшийся потом убить Холмса камнями, был самим Мориарти.

По мнению другого эссеиста, братьев Мориарти было не двое, а трое, причем все они были названы Джеймсами (родители предвидели, кем станут их сыновья).

В любом случае, все эти версии утверждают одно — профессор Мориарти жив и готов к новым преступлениям. Что и возвращает нас к первоначальной мысли о том, что человек, с которым сражался и которого победил Холмс, не профессор, а подставное лицо. Настоящий Мориарти остается в тени, неузнанным и неопознанным.

Говоря о нестыковках в описаниях Мориарти и его возможной гибели, мы ведем речь и о самом Холмсе. Эти персонажи во многом отражают друг друга как в сюжетном, так и в личностном плане.

Сам Холмс настаивает на полном равенстве интеллектов, на похожей логике и даже сердится на Уотсона, когда тот позволяет себе усомниться в изворотливости и догадливости Мориарти: «Неужели вы думаете, что, если бы на месте преследователя был я, такое ничтожное происшествие могло бы меня остановить? Ну, а если нет, то почему же вы так плохо думаете о нем?»

Подобное равенство — одно из обязательных условий игры, без которых Мориарти не может появиться. В каноне Холмс хоть и сажает всю банду своего противника за решетку, но упускает самого Мориарти, таким образом отчасти проиграв ему.

Благодаря этому сюжетному ходу, в сериальных интерпретациях канона Мориарти не просто равен Холмсу, но и зачастую его превосходит (так, например, происходит и в «Элементарно», и в «Докторе Кто»). Подобное равенство будет обыграно и в «Шерлоке», где два главных врага откровенно друг другом восхищаются и не без удовольствия участвуют в поединке:

Джим: Ты подошел ближе всего и теперь стоишь у меня на пути.

Шерлок: Спасибо.

Джим: Вообще-то это не комплимент.

Шерлок: Конечно комплимент.

Джим (пожимая плечами): Ну да, это так.

Мы с тобой одной крови

Мориарти — это и есть Холмс, лишенный того морального компонента, который удерживает его на «стороне добра». В «Шерлоке» эта двойственность особенно хорошо видна из-за системы двойничества, обозначенной в сериале гораздо отчетливее, чем в каноническом варианте; здесь по обе стороны Шерлока стоят Майкрофт и Мориарти, несомненно, демонстрирующие нам, каким мог бы быть герой.

В отличие от канона, в «Шерлоке» Майкрофт и Мориарти — это две ипостаси одной личности. Не случайно при первом появлении Майкрофта на экране зрителя сознательно сбивают с толку, подавая все поводы к тому, чтобы его приняли за Мориарти, вплоть до записной книжки, которую Майкрофт достает из кармана.

Они и вправду очень похожи, действуют сходными методами и в некотором смысле борются друг с другом за власть над Лондоном.

Оба они воплощают собой «темную сторону» Шерлока — интеллект, полностью выхолощенный и лишенный какой-либо морали. В отсутствии морального барометра, в виде Уотсона и еще пары человек, Шерлок Холмс легко может превратиться в Джима Мориарти (или в Майкрофта), эта вероятность постоянно присутствует в сериале, но все же не реализуется.

<…>

Многоликий дьявол

Но, как бы ни были близки отношения между Холмсом и Мориарти, их встреча не сулит ничего хорошего, а, наоборот, предрекает скорую гибель, так что до «рейхенбаха» уже рукой подать (вспомним, например, «Элементарно», где первое появление Ирен-Мориарти вызывает «падение» Шерлока, то есть его наркотическую зависимость). Что неудивительно, так как в каноне визит Мориарти к Холмсу — это самое настоящее явление Ангела Смерти.

Запавшие, как у черепа, глаза, сутулость (неуловимо напоминающая о дьявольском горбе) и змеиная голова — все эти признаки указывают на потустороннюю природу этого существа. Сюда же можно добавить его сверхъестественную догадливость, позволяющую выследить Холмса с Уотсоном, несмотря на все предосторожности. Это предсмертное видение, предзнаменование гибели Холмса.

У меня крепкие нервы, Уотсон, но, признаюсь, я не мог не вздрогнуть, увидев, что человек, занимавший все мои мысли, стоит на пороге моей комнаты. Его наружность была хорошо знакома мне и прежде. Он очень тощ и высок. Лоб у него большой, выпуклый и белый. Глубоко запавшие глаза. Лицо гладко выбритое, бледное, аскетическое, — что-то еще осталось в нем от профессора Мориарти. Плечи сутулые — должно быть, от постоянного сидения за письменным столом, а голова выдается вперед и медленно, по-змеиному, раскачивается из стороны в сторону. Его колючие глаза так и впились в меня.

О дьявольских чертах канонического Мориарти писали не раз. Помимо внешних признаков, отмечается тот факт, что «в то время как все остальные злодеи руководствуются такими понятными причинами, как жадность, садизм или месть, Мориарти в описании Холмса предстает невидимым и почти сверхъестественным сатанинским Князем тьмы».

Дойль, впрочем, называет его не Сатаной, а «Наполеоном преступного мира», и этот выбор совершенно не случаен. Разбирая причины, по которым писатель сравнивает величайшего преступника со знаменитым завоевателем, Брэдуэй отмечает, что «для сознания XIX века приравнивание Наполеона к Сатане было характерно не только в Англии, но и по всей Европе».

И далее он напоминает о самых разных источниках такого образа, от карикатур военного времени, где Наполеон изображен в образе Зверя Апокалипсиса, до произведений Кольриджа, сопоставляющих Наполеона с образом Сатаны из «Потерянного рая» Мильтона.

Фигура Наполеона, владевшая сознанием романтиков, тут, конечно, не случайна — для Холмса, олицетворяющего Добро, в конечном счете необходим поединок с посланником Тьмы, как и для героев мифов, а также для героев последующей фантастической традиции <…>. Это момент, к которому Холмс, подобно сказочным героям, движется всю жизнь.

Мне приятно думать, что я могу избавить общество от дальнейших неудобств, связанных с его существованием, но боюсь, что это будет достигнуто ценой, которая огорчит моих друзей, и особенно Вас, дорогой Уотсон. Впрочем, я уже говорил Вам, что мой жизненный путь дошел до своей высшей точки, и я не мог бы желать для себя лучшего конца.

Принимая на себя миссию избавителя Англии (читай — мира) от величайшего преступника, Холмс становится героем-змееборцем, одолевающим дьявола. Позже этот образ будет обыгран Моффатом и Гейтиссом в «Его последнем обете», когда в разговоре братьев Холмсов промелькнет фраза об «убийце драконов».

Мориарти Моффата и Гейтисса не только демоничен, он еще и протеичен. Он может быть совершенно бесплотным (имя, которое Шерлок силой получает от умирающего преступника; чат, возникающий на экране компьютера, прежде чем исполнителя убивают); Мориарти может быть кукловодом, пользующимся чужими голосами, как в «Большой игре».

— На это ушло время, но в конце концов меня свели с нужными людьми. С его людьми. Но прямого контакта никогда не было. Просто послания, шепот.

— А у этого шепота было имя?

— Мориарти.

(«Шерлок», 1:3 — «Большая игра»)

Подобно самому Холмсу, мастеру перевоплощений, Мориарти также является ему в разных обличиях — то приятеля Молли, то под видом бедного актера, то возникая перед Шерлоком в такси в роли злого сказочника, одновременно сидя за рулем той же машины.

Подталкивая Шерлока к «рейхенбахскому падению», Мориарти сознательно принимает на себя роль Ангела смерти, предвестника гибели героя. И если в каноне его демонические признаки включают в себя змееподобие, то в сериале Мориарти, подобно змею-искусителю, преподносит Шерлоку яблоко с надписью «я тебе должен» (в смысле — падение), символ, заключающий в себе библейское падение Адама и Евы.

Сериальный Мориарти внедряется куда глубже в сюжет, чем его канонический предшественник, — он становится частью сознания Шерлока, возникая перед ним в видениях и галлюцинациях.

В серии «Собаки Баскервилей» герой под влиянием наркотических паров видит лицо своего главного врага. Когда умирающий Шерлок мечется по комнатам и коридорам, символизирующим его воспоминания, желания и страхи, в самом низу, в страшной замкнутой каморке, сидит Мориарти, воплощенная смерть.

Он уже по ту сторону, он демон, поджидающий в преисподней своего главного противника. Именно в момент, когда у Шерлока не остается сил на то, чтобы бороться с раной, Мориарти как классический (змей) искуситель нашептывает ему: «Смерть — это так хорошо… Тебе понравится, Шерлок… Давай умирай уже». <…>

Так был ли…?

В предисловии к роману «Семипроцентный раствор» Уотсон, пролистывая свои записки о Холмсе («Последнее дело Холмса» и «Пустой дом»), поражается, насколько ему, Уотсону, «не хватило тогда тонкости в повествовании. Внимательный читатель не может не обратить внимание на мои подчеркнутые — и голословные — старания убедить его, что все рассказанное „чистая правда“. А что сказать о театральной приподнятости прозы, в чем сказываются скорее вкусы Холмса, чем мои?»

Эту реплику можно вложить в уста не только героям этого романа, но и большинству интерпретаторов канона, стремящихся объяснить все странности и нестыковки «рейхенбаха». Если вся история противостояния Холмса и Мориарти — это вымысел Уотсона, то кем тогда был Мориарти?

И тут Мейер, автор «Семипроцентного раствора», очень точно обозначает, откуда появился этот персонаж — из сознания самого Холмса, как проекция детской травмы, во много раз усиленная наркотиками.

Я слушал сбивчивое повествование с растущим чувством тревоги, хотя прилагал все усилия, дабы оно не стало заметно. Я никогда еще не видел Холмса в такой растерянности, и с первого взгляда было видно, что он отнюдь не разыгрывает меня. Он говорил с ужасающей серьезностью, хотя владевший им страх порой лишал повествование связности. Ни одно человеческое существо не могло бы взять на себя такое количество злых деяний, которые Холмс приписывал профессору. Невольно на ум мне пришло воспоминание о заклятых врагах, с которыми боролся Дон Кихот.

Благодаря тому что в сюжет вводится доктор Фрейд, читатели получают возможность увидеть, каким именно образом Мориарти, свидетель и вестник семейной трагедии Холмсов, становится преступным гением в глазах героя. Так же, как в «Дон Кихоте», мы видим происходящее то глазами безумца, то глазами его слуги, враги, с которыми он сражается, превращаются в мешки с мукой и ветряные мельницы, а прекрасная дама — в деревенскую девушку.

Вместо преступного гения Холмс борется со своим бывшим учителем математики, абсолютно тихим и ничтожным человеком. Канонические слова Холмса о Мориарти, искусно вмонтированные в текст Мейера, открываются читателю сквозь призму душевной болезни; и железная логика Холмса дает трещину.

Здесь Мориарти олицетворяет самые темные, самые страшные минуты в его жизни, он — призрак, который маячит где-то на периферии, в слепом пятне. Он неотделим от Шерлока Холмса, это — его темная сторона, его проклятие, и одновременно тот импульс, который изначально побудил его стать частным сыщиком (чтобы бороться с несправедливостью).

Итак, Мориарти как элемент «холмсианской» структуры личности — это некая пугающая пустота, заполняемая реальными — а чаще призрачными — персонажами, оттеняющими и подчеркивающими тот темный потенциал, который несет в себе Шерлок Холмс.

Это предостережение о зыбкости, эфемерности той черты, за которой можно превратиться в своего архиврага. Для этого нашему герою нужен противовес, фигура, глубоко укорененная в жизни, и это будет Джон Уотсон.

P.S. Декорации XIX века, викторианский туман, зловещие призраки. Обманчивое сходство с классической гранадской экранизацией, местами канонический текст цитируется дословно. Холмс (а вовсе не Шерлок) продвигается все ближе к разгадке тайны «мертвой невесты», таинственным образом вернувшейся к жизни. Когда остается протянуть руку и отдернуть покрывало, чтобы увидеть лицо убийцы, перед ним предстает страшная маска его главного врага — Мориарти.

В очередной раз Моффат и Гейтисс подстроили зрителю ловушку, обманку, превратив «классического Холмса» в видение, плод воображения Шерлока, сидящего на борту самолета в XXI веке. В «Безобразной невесте» (The Abominable Bride, спецсерии, вышедшей в начале 2016 г.) искусно переплетаются отсылки к канону, к классическим экранизациям шерлокианы и, конечно, к более ранним сериям самого «Шерлока».

Вся «Безобразная невеста» пронизана присутствием Мориарти — он проглядывает сквозь безрассудство и жестокость Невесты, которая несет в себе его черты.

Картинность ее преступлений (публичность, свадебное платье) перекликается с дерзким проникновением Джима в Тауэр в серии «Рейхенбахское падение» («Шерлок», 2:3). Так же как и Мориарти, она совершает неожиданное самоубийство и потом возвращается. Неожиданное появление самого Мориарти вместо одной из «невест»-убийц также проводит параллели между ними.

Так же <…> Мориарти расщепляется на несколько фигур. Сам «Мориарти» — это диалог Холмса с главным врагом: с его собственным страхом, внутренним демоном, стремлением к смерти. Есть и гротескно тучный Майкрофт <…> — это и указание на то, что все происходящее в серии нереально и одновременно — преграда между героем и возможностью вернуться в жизнь.

Чтобы проснуться, нужно, чтобы эта туша исчезла, — вероятно, так и стоит трактовать разговоры о том, как бы укормить его до смерти. В то же время необходимо сбросить самого Мориарти со скалы и таким образом развеять морок.

Поэтому, следуя логике конандойлевского мифа, противники обнаруживают себя внутри классической иллюстрации к «Последнему делу Шерлока Холмса», на выступе скалы у водопада. Однако, вопреки классическим декорациям, Мориарти одолевает Холмса:

Я твоя слабость! Я не даю тебе подняться! Когда ты спотыкаешься, когда терпишь неудачу, когда ты слаб — я всегда здесь! Даже не пытайся — признай, что ты продул! Полетим вниз вместе? Нам уже нельзя разлучаться! В конце мы должны быть вдвоем, ты и я!

В «Его последнем обете» Шерлока спасает имя Джона — вспомнив о нем, он начинает выбираться из подвала своих «чертогов разума», в котором заключен Мориарти, а на практике возвращаться к жизни.

Так же и тут, в этом внутреннем «рейхенбахе», Уотсон является в тот момент, когда Холмс уже почти побежден. Он же и сталкивает Мориарти в пропасть — что характерно, тот даже не сопротивляется. После этого Шерлоку можно стряхнуть с себя морок и проснуться.

Р. Р. S. Наша книга писалась параллельно с выходом в свет новых серий и сезонов — такова уж природа сериала. Как известно, после спецсерии «Безобразная невеста» вышел еще четвертый сезон «Шерлока», в котором фигура Мориарти оказывается дымовой завесой, за которой скрывается застарелый, вытесненный кошмар Шерлока — его страшная сестра Эвр.

Все нити сводятся к ней — это она стоит за спиной реального Мориарти, наведя его на след Шерлока; это ее жуткие черты проступают за мертвым ликом Невесты в снах героя. <…>