«Доктор, мне не ставят лайки»: интервью с врачом-психотерапевтом

Согласно исследованиям, каждый четвертый человек в мире сталкивался с тем или иным нарушением психической деятельности. Несмотря на то что уже 200 лет как никого не сажают на цепь, а к психиатру можно записаться в любой поликлинике, тема психических заболеваний по-прежнему остается отчасти табуированной. Многие из нас легко распознают приступ астмы, а приступ шизофрении — единицы. Тем не менее общая статистика заболеваемости очень высока. И если мрачному гению Эдварду Мунку мерещилось, что его окружают ангелы смерти, то больному XXI века кажется, что проклятие исходит от аватарки в соцсетях.

В клинике психиатрии им. Корсакова оказалось неожиданно уютно. За окном — маленький сквер. Старый памятник, клочки травы из треснувшего асфальта, вокруг которых тыкались парочка голубей. Очень тихо.

— Вы можете с ходу определить сумасшедшего?

— Не всегда, но возможно. Бывают так называемые диагнозы узнавания, которые видно с порога. Зашел человек — мы сразу смотрим на его походку, мимику, жесты. Есть некоторые симптомы, стигмы, которые касаются конституционального строения человека. Например, высокий, худощавый человек, имеющий изящное телосложение — это демонстративный тип. Он имеет склонность к неврозам, психосоматическим заболеваниям. Его телесные недуги являются прямым проявлением его психическим проблем.

Предположим, что к такому типу принадлежит замужняя женщина. Если она увидит, что ее муж ей изменяет и не захочет это принять, у нее может наступить истерическая слепота. Это преходящее расстройство зрения, выраженное либо в полной его утрате, либо в жалобах наподобие «вижу темноту, пелену перед глазами», «смотрю, но не вижу», «вижу, но не понимаю» и т. д. Из- за сильного эмоционального потрясения тормозится зрительная кора головного мозга. Лечится психотерапевтом, гипнозом, окулист тут не поможет, но может распознать.

Пухлые, склонные к полноте люди — это уже другой тип. У них есть склонность к биполярным расстройствам. Но это лишь часть мозаики, полноценный вывод по внешнему виду сделать, конечно, нельзя. Только если это ярко выраженные расстройства.

— Ярко выраженное расстройство?

— Ну, некая вычурность в движениях, в речи. Нескладное, хаотичное мышление. На вопросы отвечает не по факту, а мимо. В общем, на своей волне. Такие, общие вещи.

— А если я вообще жить не хочу и фенибут пью, то мне уже нужно ко врачу?

— Фенибут с какой целью?

— Прекратить невыносимость бытия.

— Такие мысли бывают у всех. Всё зависит от того, насколько часто появляются эти приступы. Если иногда или на фоне определенных событий, то это нормально. Но если это уже хроническая ситуация и человек уже не только думает, но и постоянно что-то такое представляет, то это уже может быть признаком расстройства, здесь нужен врач. Вообще, инстинкт самосохранения — базовый инстинкт. К нему нужно относиться внимательно.

— Какие пациенты были 15 лет назад и какие сейчас? Есть ли разница?

— Гораздо больше стало малой психиатрии, то есть тревожных расстройств. Люди стали больше бояться, больше тревожиться, стали хуже справляться со стрессом.

С другой стороны, посещать специалистов с приставкой «психо» стало социально одобряемо, сейчас это стало означать, что ты бережешь себя, бережешь социум, относишься к себе экологично. А раньше у нас полным цветом цвела стигматизация, навешивание ярлыков на психиатрию, на психических больных.

Это очень давняя проблема. Она существует в разных странах и сообществах, и единственный способ борьбы с этим — просвещение. Развеивание мифов вокруг психиатрии, вокруг психических болезней.

— Люди перестали стесняться обращаться к врачу?

— Да. Стало больше диагностики. Но темп жизни стал быстрее, особенно в мегаполисах, во много раз увеличилось количество потребляемой информации, не все люди могут к этому адаптироваться. Не могут спать, есть, у них постоянный тревожный фон.

— А чего люди боятся?

— Список фобий может быть бесконечным. Люди боятся микробов, загрязнений, СПИДа, рака. Некоторым кажется, что у них волосы выпадают, что они стали какие-то слабенькие. Говорят: «Проверьте меня, доктор, на СПИД». Анализы отрицательные. «А я читал в интернете, что при четвертой степени рака тоже бывают отрицательные анализы». И тогда уже врачи, которые с ними работали, начинают что-то подозревать и отправляют к нам.

— А с чем связан такой рост тревожности?

— Увеличился общий объем потребляемой информации. Это истощает психику. Раньше вот проснулся человек, сходил на работу и в целом его день прошел более-менее спокойно. А сейчас у него куча ниточек, за которые его постоянно дергают, в тех же соцсетях, например.

Волнуются о том, сколько им лайков поставили под фото, сколько комментариев. Говорят: «Доктор, у меня десять чатов, пять сообществ, я не успеваю отвечать на все комментарии».

Это не всегда явно проявлено, чаще идет неким раздражающим фоном. Они даже сами могут этого не замечать, для них каждый лайк — это дофамин в мозг, поощрение, работает центр удовольствия. А всё это, по сути, изматывает нервную систему. Кто-то к этому адаптируется, а кто-то нет, и тогда возникает невроз. Этот фактор, конечно, влияет на общее психическое состояние. Мы не имеем право к чему-либо принуждать пациента, но если человек обладает достаточной степенью осознанности (осознанность — это вообще ключ к решению всех проблем), то он начинает соблюдать психогигиену, начинает себя в чем-то ограничивать.

Ну и, конечно, количество занятости увеличилось, возникла тотальная гонка. Раньше такого не наблюдалось, всё же чаще встречалась большая психиатрия.

— Большая психиатрия?

— Это шизофрения, биполярное расстройство. Как говорил Довлатов: «Мозг со времен Аристотеля никак не изменился». К этим расстройствам это имеет прямое отношение, их содержание никак не поменялось. Встречаемость и заболеваемость остались на том же уровне, но вот клиническая картина всё же немного другая.

Например, сейчас совсем не встречается кататонической ярости. Это кататоническая форма шизофрении: импульсивная, хаотичная, это ни на кого не направленная ярость, тот случай, когда больного нужно буквально помещать в комнату с мягкими стенами. Сейчас такого почти не встречается. Не встречается и маниакальное буйство — одна из фаз биполярного расстройства.

Раньше в XVIII–XIX веках таких больных можно было встретить. В долекарственную эпоху их буквально сажали на цепь. Сейчас эти формы уже практически не встречаются, хотя болезнь всё та же, единый континуум, но до этого не доходит.

В 50-е годы впервые синтезировали нейролептики, потом стали это вcё развивать, смотреть на результаты. Это называется лекарственный метаморфоз, когда с многолетним применением лекарств меняется сама суть болезни.

— Если сегодняшних пациентов лишить нейролептиков, то они снова могут полезут на стены?

— Их состояние может обостриться, но уже не до такой степени. Будет иметь значение то, что они уже принимали лекарства, это не даст болезни так развиться. Но лучше так, конечно, не делать, это будет очень жестоко по отношению к ним.

Раньше психиатрии вообще не было как медицинской отрасли, она служила для изолирования. Были специальные дома в Лондоне, в Париже. Да и у нас тоже.

Был такой врач Сергей Сергеевич Корсаков (основатель клиники. — Прим. авт.), он мог буйных больных одним взглядом успокаивать. Выпустил их с цепей. Беседовал, гулял с ними и в итоге имел на пациентов очень сильное психотерапевтическое воздействие. Это было еще до появления лекарств. Именно с помощью гуманного обращения получалось до них достучаться.

— А как психические расстройства лечили много веков назад, например, в эпоху Ивана Грозного?

— Вообще, первые упоминания о психических расстройствах можно найти в Библии: царь Саул, например. В то время психические заболевания никак не лечили, если больной представлял угрозу, его просто изолировали, сажали в клетку или на цепь, обливали холодной водой. Могли и убить.

— Представим, что у моего родственника возник приступ, и раньше подобного не было. Как мне себя вести?

— Смотря приступ чего. Нужно обратиться к врачу. Если приступ острый, с возбуждением, агрессией или аутоагрессией, с потерей контакта с человеком — то это скорая психиатрическая помощь.

Если приступ депрессии, астении, невротических проявлений — то в плановом порядке тоже к врачу, можно выбрать, частно или в ПНД по месту жительства (это бесплатно).

— Какую болезнь можно назвать бичом нашего времени?

— Один из бичей нашего времени — это нервная анорексия. Чаще всего подросток перестает есть, говорит, что он очень толстый. Быстро теряет в весе и всё равно считает себя толстым — в этом и заключается расстройство, он неверно тестирует реальность. Его не убеждают даже цифры на весах. При таких обстоятельствах возможен и летальный исход.

Говорят, что от психических заболеваний не умирают, но от некоторых всё же случается, и это одно из них. Давление социума, стереотипы, влияние моды. В начале 90-х и вплоть до 2000-х была самая яркая вспышка анорексии, всё началось с моделей, они были очень истощены, это стало модным.

Героиновый шик ушел в массы, и в первую очередь это оказало влияние на подростков. Это очень тяжелое расстройство, его сложно лечить, но сейчас можно надеяться на улучшение общей ситуации, ведь появился бодипозитив и модели plus size.

Дальше интернет-аддикция, но она тоже бывает разной: кто-то больше сидит в соцсетях, расставляет лайки, а кто-то играет в игры: экшн, стратегии, интернет-казино. Когда я была учебе по психотерапии, к нам в Москву приезжал Хеллингер, он расстановки делает (Берт Хеллингер — немецкий психотерапевт, известный своим методом «семейных расстановок». — Прим. ред.). К нему мама привела своего мальчика и как раз с этой проблемой — сын залипает в компьютер.

И вот на протяжении всего времени, пока она его к нам выводила, сажала, он ни разу не отвернул голову от компьютера. Это было в 2005 году. А сейчас появились смартфоны, и если на улице вы обратите внимание на толпу, то многие уже мало чем от этого мальчика отличаются.

Главное — вовремя остановиться. Если человек поесть забывает, поспать забывает, сидит перед компьютером в памперсах, чтобы уже лишний раз не отрываться, — я вам всё реальные случаи рассказываю. Это, конечно, уже серьезный симптом. У нас в больнице пока до такого не доходило. К сожалению, очень немногие люди с этой зависимостью доходят до врача, обычно их уже приводят родственники.

Еще очень забавная ситуация наблюдается в последнее время с заболеваниями, связанными с бредовыми расстройствами. Бред — это нарушение мышления, при котором человек делает неправильные выводы, воспринимая реальность, потому что она у него своя. Интересно, что то, о чем люди бредят, всегда связано с тем, что в данный момент наиболее актуально в обществе, с его основными мейнстримами.

Существует такая психодинамическая теория, что фабула бреда отражает то самое коллективное бессознательное, то, что на самом деле происходит в массовом сознании.

Мозг этих больных что-то улавливает, можно сказать, что они связаны с ноосферой. Сейчас, например, не встретишь человека, который говорит, что он Наполеон. У нас правда была пациентка, которая говорила, что она Наташа Королева, но это было лет 8 тому назад.

В Средние века бредили ведьмами. Колдуют, порчу наводят. Человек кричал: «Ой, душа из меня выходит, это ведьмы все!» А это не ведьмы, а галлюцинаторно бредовые проявления.

В XIX–XX веках, когда началось научное просвещение, говорили о том, что их жгут электричеством, различными химикатами. Во время научно-технической революции говорили, что их облучают радарами, лазерами, рентгеновскими установками. В 2000-е появились экстрасенсы и гипнотизеры, которые на расстоянии на больных влияют.

С приходом интернета начали жаловаться, что к ним в голову приходит спам, что их в соцсетях взглядом с фотографии прожигают.

Но что самое интересное, сейчас опять какое-то Средневековье наступает, совершенно архаические вещи проявляются. Опять бесы. «Это всё не я, это они. Сквернословят, глазами моргают, устами моими говорят». Сколько лет этого не было — и вот опять. Новый всплеск в коллективном бессознательном. Возвращение к истокам, называется. Наряду с нанотехнологиями.

— А шизофрения?

— Нет. Шизофрения — это вообще очень загадочная болезнь. Вот представляете, во все времена, во всех нациях и слоях населения, в любом обществе всегда заболеваемость шизофренией будет одна и та же. Это 1 %. Даже в гитлеровской Германии, когда происходил геноцид психически больных людей и по всем расчетам этот 1 % должен был уменьшиться. Но спустя десять лет он снова оказался на своем месте.

Здесь работают популяционные процессы. Можно сказать, что природа всё равно всегда возьмет свое, но причины этому нет. Точнее, они неизвестны. Тот, кто их установит, получит Нобелевскую премию.

Существует много разных теорий: наследственность, образ жизни, есть даже инфекционная теория. Шизофрения всегда остается в центре внимания психиатрии, потому что эта болезнь до конца так и не изучена.

— А как это проявляется?

— Был, к примеру, хороший ребенок, ходил в школу, прекрасно учился. Тихий, послушный, даже, можно сказать, вундеркинд. Бабушкина радость, короче говоря. И вдруг он становится главным шутом в классе. И вдруг такие кульбиты начинает выделывать, которые у людей кроме чувства финского стыда ничего не вызывают.

Выходит к доске — штаны снимает. В цветочные горшки мочится, в полотенца сморкается. Несет всякую околесицу с самым веселым видом, заговаривается. Вот так выглядит гебефренная шизофрения, очень тяжелая болезнь, злокачественная форма.

Многие будут говорить, что это переходный возраст, сложности полового созревания, но на самом деле если эти выходки начинают выходить за все допустимые рамки, то это уже серьезный повод обратиться к врачу.

Психика идет вразрез с волей, желаниями и в этом-то суть шизофрении и состоит — схизис. Все психические акты человека перестают ему принадлежать: «Это не я вас, доктор, ударил, это моя рука вас ударила».

Это ощущение некого овладения, чужого присутствия внутри себя. Чья-то злая, чужая воля вмешивается в психику и несет ей угрозу.

Шизофрения она тем и опасна, что она деиндивидуализирует человека, уничтожает его личность. Вроде с виду он тот же самый, но ощущения от него, как от чужого. Это очень трагическая ситуация. Галлюцинации, бред — всё это можно купировать лекарствами, а вот личность может остаться потерянной навсегда.

— Сейчас много говорят про психические расстройства, так много, что порой кажется, что и у тебя они есть. Можно ли по каким-то симптомам проследить, начинается ли у тебя развитие какой-то болезни или нет?

— Если что-то стойко мешает повседневной жизни, работе, то уже, видимо, не кажется. Нужно обращать внимание на сон, аппетит, общий тонус, настроение. Повышенную раздражительность, утомляемость, какие-либо навязчивые мысли, резкие смены настроения, снижение стрессоустойчивости. В общем, если что-то начинает ощутимо мешать привычному ходу событий, обращать внимание и идти к врачу.

— А какие слои населения более всего подвержены заболеваниям?

— Среди обеспеченных слоев населения это чаще всего наркотические, пищевые аддикции. Не каждый же человек может позволить себе кокаин. А когда у человека нет никаких ограничителей, он может пристраститься даже к обжорству.

У бедных слоев населения свои аддикции и проблемы: алкоголь, поведенческие нарушения, травмы, влекущие за собой органические изменения. Выпивал, упал, ударился головой. Всё это для мозга, естественно, бесследно не проходит.

От образованности человека многое зависит. Человек с образованием совершенно по-другому относится к себе, более осознан, способен соблюдать психогигиену, отслеживать собственные обострения.

— Самый запоминающийся случай из практики?

— У нас есть понятие врачебной тайны.

— А если без имен?

— Женщина, есть муж, двое детей, пять лет из дома не выходила. Вообще никуда. Такие панические атаки были. В обмороки падала, скорую вызывала, но из дома — никуда. А ей то из школы позвонят, на собрание позовут, то из садика. Приходилось мужа вместо себя посылать. Обращалась много раз к врачам, к ней на дом приезжали, брали анализы — всё чисто, а человек пять лет в заточении.

В конце концов кто-то ей психиатра посоветовал, и нам пришлось ехать к ней домой, а жила она неблизко. Мы с ней встретились, назначили лечение, она начала лекарства принимать. Каждый день по скайпу и вотсапу общались, я для нее настоящим домашним доктором стала.

И где-то спустя месяц она мне пишет: «Я в магазин у дома спустилась». Вот это было да!