Почему те, кто учит нас распознавать ложь, на самом деле нам лгут

Семнадцатилетний Мартин Тэнклефф сообщил в полицию, что обнаружил дома тела своих родителей: мать — зарезанной, а отца — избитым до смерти. Правоохранители решили, что он был при этом слишком невозмутим. Тэнклефф заявлял, что он невиновен, но ему не поверили. Сироте пришлось отсидеть за двойное убийство 17 лет.

В другом случае полиция посчитала, что шестнадцатилетний Джеффри Дескович демонстрировал чрезмерное желание помочь следствию найти того, кто изнасиловал и задушил его одноклассницу. Ему также не поверили и приговорили к 16 годам тюремного заключения.

Первый подозреваемый был недостаточно расстроен. Второй был расстроен чрезмерно. Как получилось, что эти противоположные эмоциональные реакции были восприняты судом как доказательство вины?

По словам Марии Хартвиг, специалиста по психологии лжи из Колледжа уголовного правосудия имени Джона Джея при Городском университете Нью-Йорка, Тэнклефф и Дескович (оба позже оправданные) пострадали от распространенного заблуждения, что ложь можно распознать по поведению человека. Многие люди убеждены, будто отведение глаз, суетливость и заикание свидетельствуют о том, что человек неискренен.

На деле же за несколько десятилетий исследований ученым не удалось найти этому подтверждение. «Каждый верит, что знает о лжи всё», — говорит Хартвиг, ставшая соавтором работы о невербальных признаках лжи, опубликованной в журнале Annual Review of Psychology. Этот предрассудок не раз приводил к несправедливым приговорам. «Неправильная интерпретация поведения людей дорого обходится, так что ставки очень высоки», — добавляет исследовательница.

Психологи знают, насколько трудно распознать ложь. В 2003 году Белла Депауло, в настоящее время сотрудник Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, провела вместе со своими коллегами обзор литературы и нашла 116 исследований, в ходе которых сопоставлялось поведение людей, когда они лгут и говорят правду. В них оценивалось более ста предполагаемых невербальных признаков лжи, в том числе отведение глаз, моргание, повышение голоса, пожимание плечами, изменения в осанке, движения головы, рук и ног.

Было установлено, что ни один из вышеперечисленных видов поведения не может служить надежным показателем лжи, хотя некоторые из них — например, увеличенными зрачками и крошечным, неуловимым для человеческого уха повышением тона голоса — коррелировали друг с другом.

Три года спустя Депауло и Чарльз Бонд, психолог из Техасского христианского университета, провели обзор 206 исследований с участием 24 483 ученых, наблюдавших за 6651 поведенческими реакциями 4435 людей. Оказалось, что ни представители правоохранительных органов, ни студенты-добровольцы не могли отличить правду от лжи более чем в 54% случаев. Показатели точности в проанализированных экспериментах варьировались от 31 до 73%. «В исследованиях с маленьким количеством участников результат по большей части произволен», — отмечает Бонд.

Зависимость точности от количества участников указывает на то, что более высокий процент верных ответов в масштабных экспериментах — это тоже лишь дело случая, подытоживает психолог и аналитик данных из Гетеборгского университета Тимоти Люк.

Полицейские эксперты же утверждают, что сама по себе ситуация эксперимента недостаточно реалистична. По их словам, добровольцы — в основном студенты, — лгущие в лабораториях, не ожидают последствий, которые грозят настоящим подозреваемым в комнате для допросов или на суде. «„Виновные“ в экспериментах ничем не рискуют», — говорит Джозеф Бакли, президент компании «Джон Э. Рид и партнеры», которая ежегодно обучает тысячи сотрудников правоохранительных органов распознавать ложь.

Когда 20 лет назад Саманта Манн, психолог из Портсмутского университета в Британии, впервые заинтересовалась исследованием лжи, она была в этом вопросе на стороне полиции. Вместе со своим коллегой Альдертом Вреем Манн изучила многочасовые видеозаписи допросов осужденного убийцы и выделила три случая, когда тот лгал, и три случая, когда говорил правду.

Затем она попросила 65 офицеров полиции посмотреть запись и оценить, какие из утверждений правдивы. Так как допросы проводились на нидерландском, полицейские могли делать выводы только на основании невербальных признаков. Они оказались правы в 64% случаев. Самую низкую точность показали офицеры, полагавшиеся на стереотипы вроде «лжецы отводят глаза» и «лжецы ерзают на стуле». Убийца же лгал, постоянно поддерживая зрительный контакт и не суетясь.

В следующем исследовании лишь половина из 55 нидерландских полицейских смогли верно оценить правдивость слов людей, убивших членов своих семей и пламенно отрицавших свою причастность в ходе транслируемых пресс-конференций.

Офицеры, показавшие наихудшие результаты, считали эмоции проявлением искренности. «Но муж, убивший жену, может испытывать разные эмоции, например чувство вины или страх быть пойманным, — говорит Манн. — Невербальное поведение легко может ввести в заблуждение».

Несколькими годами позже Хартвиг и Бонд подтвердили этот факт, проведя обзор литературы, оценивающей способность людей идентифицировать ложь как в ходе экспериментов, так и в ситуациях с реальным риском. Они не нашли доказательств в пользу того, что кто-либо распознает ложь со стороны настоящих подозреваемых успешнее, чем со стороны добровольцев в лаборатории.

Во всех этих случаях речь шла о произнесенной лжи. Но в исследовании, опубликованном в 2019 году, Манн изучила невербальную ложь — например, в ситуациях, когда террористы и контрабандисты пытаются скрыть свои противозаконные действия. Она пригласила 52 добровольца из числа студентов и попросила половину из них перевезти на пароме ноутбук с деликатной информацией. Манн предупредила испытуемых, что они должны слиться с толпой и не вызывать подозрений, потому что их будут искать. Другая половина должна была перевезти обычный телефон, не делая из этого секрета.

Когда Манн показала видеозапись с парома 104 другим добровольцам и попросила их опознать «контрабандистов», они сделали это успешно лишь в половине случаев. В ходе последующих бесед «контрабандисты» признались, что нервничали, но старались выглядеть естественно, слушая музыку или уткнувшись в телефон.

Затем исследовательница повысила ставки. Половина новой группы добровольцев из 60 человек получила конверты с российской, египетской и корейской валютой, тогда как вторая половина отправилась на паром без наличных денег. Манн также заслала туда двух коллег, которые должны были пристально рассматривать пассажиров парома и делать вид, что сравнивают их лица с фотографиями в телефоне.

На этот раз 120 приглашенных наблюдателей смогли опознать «контрабандистов» на видеозаписи лишь в 39,2% случаев. Причина, по словам Манн, в том, что «контрабандисты» сознательно пытались вести себя как ни в чем не бывало, тогда как естественность «законопослушных» добровольцев из контрольной группы была непринужденной. Их удивление неожиданным вниманием к себе могло считываться как признак вины.

Вывод о том, что лжецы могут сознательно скрывать свою нервозность, — это тот самый недостающий кусок мозаики, заключает психолог Рональд Фишер из Флоридского международного университета, где готовят агентов ФБР. «Есть несколько исследований, сопоставляющих эмоции и их внешние проявления, — говорит он. — Лжецы действительно больше нервничают, но это чувство, а не заметное окружающим поведение».

Подобные выводы заставили ученых отказаться от попыток найти невербальные признаки лжи. Но есть ли другие способы распознать ее? Сегодня психологи, изучающие ложь, концентрируются на различиях между тем, что именно говорят лжецы и что — честные люди.

Например, лица, проводящие допрос, скрывают от подозреваемого имеющиеся у них доказательства, стараясь разговорить его и поймать на несоответствиях. В ходе одного из экспериментов Хартвиг обучила этому приему 41 полицейского, которые затем правильно идентифицировали ложь в 85% случаев (те, кто не прошел курс подготовки, выявляли неправду в 56% случаев).

Еще один метод ведения допроса состоит в том, чтобы попросить подозреваемых и свидетелей нарисовать сцену преступления или то, чем они занимались в момент его совершения. Люди, которые говорят правду, воспроизводят больше деталей. В исследовании, имитирующем шпионскую миссию, которое Манн и ее коллеги опубликовали в прошлом году, 122 участника встречались с «агентом» в кафетерии, сообщали ему пароль, а затем получали пакет.

В ходе последующего «допроса» те из участников, кто получил задание говорить правду, предоставляли на 76% больше деталей, чем те, кому поручили лгать. «Рисуя, вы заново переживаете событие, а это способствует вспоминанию», — так интерпретирует этот факт соавтор исследования, психолог из Портсмутского университета Ханин Дип.

Эксперимент был проведен при участии британской полиции, которая использует метод набросков в рамках перехода к новому формату допросов.

В США подобные реформы, основанные на научных данных, пока не проводятся. Например, Администрация транспортной безопасности, входящая в состав Министерства внутренней безопасности, по-прежнему ориентируется на невербальные признаки лжи при проверке пассажиров в аэропортах.

Секретная служебная инструкция предписывает сотрудникам обращать внимание на такие приметы, как отведение глаз (считающееся в некоторых странах проявлением уважения), пристальный взгляд, частое моргание или зевание, свист, прикрывание рта при разговоре и чрезмерная суетливость. Предположение о связи этих действий с намерением что-либо скрыть было не раз опровергнуто исследователями. С учетом таких неоднозначных инструкций неудивительно, что с 2015 по 2018 год пассажиры подали 2251 жалобу на действия агентства.

Расследование деятельности Администрации транспортной безопасности в Конгрессе пришло к выводу о недостаточной научной обоснованности ее методов. Как следствие, АТБ перестала требовать от своих сотрудников анализировать поведение пассажиров и сократила список рекомендаций с 94 до 36, однако мнимые признаки лжи вроде обильного потовыделения там всё еще фигурируют.

В 2019 году в ответ на новое расследование Конгресса Администрация транспортной безопасности пообещала усилить надзор за сотрудниками, чтобы избежать профилирования (метод идентификации преступников. — Прим. ред.). Но она по-прежнему считает нужным анализировать поведение пассажиров. Как сказал конгрессменам сотрудник Министерства внутренней безопасности, «разумные» поведенческие индикаторы стоит включить в программу безопасности, даже если они не согласуются с научными доказательствами. PR-менеджер этого агентства Р. Картер Ленгстон заявил, что «по мнению АТБ, анализ поведения обеспечивает транспортной системе страны необходимую и эффективную защиту». АТБ приводит в пример два случая, имевшие место за последние 11 лет, когда пассажирам со взрывными устройствами помешали взойти на борт самолета.

Но, по словам Манн, без информации о том, сколько террористов проскользнули незамеченными, эффективность программы оценить невозможно. Более того, в 2015 году исполняющий обязанности руководителя АТБ был уволен после того, как работающие под прикрытием агенты Министерства внутренней безопасности в 95% случаев смогли пронести через охрану аэропорта поддельную взрывчатку и настоящее оружие.

В 2019-м Манн и Хартвиг вместе с десятками других исследователей опубликовали обзор методов поведенческого анализа и пришли к выводу, что сотрудники правоохранительных органов должны отказаться от этой ложной псевдонаучной практики, которая несет угрозу «свободе и жизни людей».

Хартвиг заручилась поддержкой эксперта по национальной безопасности Марка Фэллона, бывшего спецагента Службы криминальных расследований ВМС США и заместителя директора Министерства внутренней безопасности. По словам Фэллона, перемены происходят очень медленно. Но он надеется, что реформы помогут избежать несправедливых приговоров, как в случае с Мартином Тэнклеффом и Джеффри Десковичем.

Тэнклеффу стереотипы о лжецах осложняли жизнь и после реабилитации. Этому замкнутому по природе человеку, много лет пытавшемуся восстановить свое доброе имя и начать адвокатскую практику, пришлось научиться демонстрировать свои чувства, чтобы по-новому рассказать о своем несправедливом приговоре, отмечает обучавший его кризисный менеджер Лонни Саури. Попытки увенчались успехом, и в 2020 году Тэнклефф наконец получил разрешение практиковать в суде. Почему для этого было так важно научиться проявлять эмоции? «Дело в том, — говорит Саури, — что у людей много предрассудков».