«Земля нам отомстит»: почему стихийные бедствия скоро станут обычными погодными явлениями
Год назад в Исландии хоронили ледник Огйокудль — лед, копившийся в течение семи веков, растаял почти полностью. Глобальное потепление растопило Огйокудль всего лишь за 20 лет, и с каждым годом оно разогревает нашу планету все больше. Высокие температуры — не самое ужасное, что нас ждет, уверен журналист Дэвид Уоллес-Уэллс, бестселлер которого «Необитаемая земля», вышедший на русском языке в издательстве Individuum, уже называют самым страшным экохоррором. «Нож» публикует фрагмент о том, когда экстремальные погодные явления мы будем наблюдать почти каждый второй день и как целый остров гавайского архипелага ушел под воду навсегда всего за несколько суток.
Раньше люди наблюдали за погодой, чтобы предсказывать будущее; теперь мы увидим ее гневную месть за прошлое. В мире, потеплевшем на 4 °С, в экосистеме Земли будет происходить так много стихийных бедствий, что мы начнем называть их просто «погодой»: бесконтрольные тайфуны и торнадо, наводнения и засухи; планета окажется под постоянными ударами климатических событий, еще не так давно уничтожавших целые цивилизации.
Сильнейшие ураганы станут формироваться все регулярнее, и нам придется выделить их в новые категории; торнадо будут ударять чаще, а путь разрушений может стать шире и длиннее. Градины увеличатся вчетверо.
Первые натуралисты-естествоиспытатели часто говорили о «глубине времени» — осознании величия какой-нибудь долины или ледникового бассейна, показательной неспешности природы. Но перспективы меняются, когда история ускоряется.
Скорее всего, нас ждет то, что австралийские аборигены в разговорах с викторианскими антропологами называли «временем сновидений» или «всевременем»: полумистический опыт переживания в настоящем моменте безвременного прошлого, населенного далекими предками, героями и полубогами.
Далеко ходить не надо: просто посмотрите видео разрушения ледника — и почувствуйте, что вся история одномоментно разворачивается перед вашими глазами.
А так оно и есть. Летом 2017 года в северном полушарии наступила экстремальная погода: три крупных урагана, один за другим, сформировались в Атлантическом океане; эпический «пятисоттысячелетний» ураган «Харви» вылил на Хьюстон столько воды, что каждому жителю Техаса досталось бы почти по 4,5 миллиона литров; 9000 калифорнийских пожаров охватили более 400 тысяч гектаров земли, а пожары в ледяной Гренландии были в десять раз сильнее, чем в 2014 году; наводнения в Южной Азии лишили жилья 45 миллионов человек.
Но лето 2017-го показалось сказочным по сравнению с рекордным летом 2018-го. С ним пришла неслыханная глобальная жара: в Лос-Анджелесе температура достигала 42 °С, в Пакистане — 50 °С, в Алжире — 51 °С.
В Мировом океане на радарах одновременно появилось шесть ураганов, среди них был и «Мангхут», который сначала ударил по Филиппинам, а затем по Гонконгу, убив почти сто человек и принеся ущерб на миллиард долларов; и «Флоренс», который почти удвоил ежегодный уровень осадков в Северной Каролине, — больше 50 человек погибли, нанесенный ущерб оценили в 17 миллиардов долларов.
Затем были природные пожары в Швеции, доходившие до Полярного круга, и на столь большой площади запада США, что континент задыхался от дыма. В итоге пожары уничтожили 600 тысяч гектаров земли.
Национальный парк Йосемити пришлось частично закрыть, равно как и Национальный парк ледников в Монтане, где температура также поднялась под 40 °С. В 1850 году там было 150 ледников, сегодня осталось 26. Остальные растаяли.
К 2040 году лето 2018-го, скорее всего, покажется нормальным. Но экстремальная погода никогда не станет «нормальной»: она словно эхо постоянно ухудшающейся череды климатический событий.
Одно из самых страшных проявлений стремительного изменения климата состоит не в том, что из-за него в корне меняется наше привычное восприятие мира, а в том, что ранее немыслимые аномалии становятся все более привычными и в нашей реальности появляются новые категории катаклизмов.
С 1980 года частота ураганов уже удвоилась, по данным Консультативного совета Европейской академии наук; согласно последним оценкам, Нью-Йорк будет подвергаться «пятисотлетним» потопам каждые 25 лет. Но где-то уровень морей поднимется еще выше, а значит, ураганы распределятся неравномерно: в некоторых местах ураганы такого масштаба станут происходить еще чаще.
В результате у нас будет все больше случаев проявления экстремальной погоды — и тот объем бедствий, который когда-то вмещался в столетие, теперь будет происходить за 10–20 лет. В случае с Восточным островом Гавайев, который исчез под водой от одного-единственного урагана, это произошло за несколько дней.
Влияние климата на события с экстремальными осадками — ливни или «дождевые бомбы» — еще более очевидно, чем на ураганы, поскольку в этом случае зависимость совершенно прямая: теплый воздух удерживает больше влаги, чем холодный. Уже сейчас частота интенсивных дождей в США повысилась на 40% по сравнению с прошлым столетием.
На северо-востоке страны — до 71%. Самые интенсивные дожди сегодня в три раза интенсивнее, чем были в 1958 году, и они продолжают усиливаться.
Гавайский остров Кауаи, одно из самых влажных мест на Земле, в последние десятилетия был вынужден противостоять как цунами, так и ураганам; когда в апреле 2018-го на остров обрушился ливень, вызванный изменением климата, он вывел из строя все дождемеры, и Национальная служба погоды вместо точных данных смогла представить лишь догадки: за сутки выпало около 1,27 метра осадков.
Что касается экстремальной погоды, то беспрецедентные времена уже наступили. В Америке ущерб от обычных ежедневных ураганов — к которым мы привыкли — увеличился в семь раз с 1980-х годов.
Частота отключений электроэнергии, вызванных штормами, удвоилась с 2003 года. Когда ураган «Ирма» только сформировался, его интенсивность была столь высокой, что некоторые метеорологи предложили создать для него новую, шестую категорию.
Затем настал черед «Марии»: пройдясь по Карибам, ураган принес разрушение на архипелаг второй раз за одну неделю — островитяне не ожидали штормов такого масштаба чаще, чем раз в поколение, а возможно, и реже. В Пуэрто-Рико ураган «Мария» на несколько месяцев оставил значительную часть острова без электричества и водоснабжения, а также основательно затопил сельхозземли — один фермер предсказал, что на следующий год урожая не будет вовсе.
<…>
В будущем то, что раньше было беспрецедентным, быстро станет обыденным. Помните ураган «Сэнди»? К 2100 году потопы такого масштаба будут случаться в штате Нью-Йорк в 17 раз чаще. Ураганы уровня «Катрины», как ожидается, будут приходить вдвое чаще.
Глобально исследователи отмечают рост числа ураганов четвертой и пятой категорий на 25–30% при всего одном градусе глобального потепления. Только между 2006 и 2013 годами Филиппины пострадали от 75 стихийных бедствий; в Азии за последние 40 лет интенсивность тайфунов увеличилась на 12–15%, а доля ураганов четвертой и пятой категорий удвоилась, в некоторых районах — утроилась.
К 2070 году азиатские мегаполисы из-за ураганов могут потерпеть материальный ущерб на сумму до 35 триллионов долларов — против трех триллионов в 2005 году.
Сейчас мы не просто далеки от того, чтобы инвестировать в адекватную защиту от этих ураганов, — мы продолжаем строиться на пути их следования. Как будто мы поселенцы, каждое лето захватывающие новые земельные участки, расчищенные торнадо; мы слепо держимся за эту землю поколениями, страдая от стихийных бедствий.
Более того, мы собственноручно ухудшаем ситуацию, поскольку асфальтирование вдоль уязвимых побережий, как в Хьюстоне и Новом Орлеане, блокирует естественные дренажные механизмы бетоном, который продлевает наводнения.
Мы говорим себе, что «осваиваем» землю, устраивая населенные пункты посреди болот. Но на самом деле мы возводим мосты к нашим страданиям, поскольку уязвимы не только новые поселения, построенные прямо в зонах затопления, но и все поселения за ними, построенные из расчета, что их защитит старая болотистая береговая линия. Стоит задуматься, что мы подразумеваем под словами «стихийное бедствие» в наш век антропоцена.
Погодные условия «всевремени» не остановятся на побережьях, они коснутся жизней каждого человека на планете, вне зависимости от удаленности от моря. Чем теплее станет Арктика, тем интенсивнее будут вьюги в северных широтах, которые принесли на северо-восток Америки «Снегапокалипсис» 2010-го, «Снегмагеддон» 2014-го и «Снегзиллу» 2016-го.
Внутриматериковые эффекты изменения климата ощущаются и в теплые времена года. В апреле 2011 года — всего за один месяц — по американским равнинам прошлось 758 торнадо. Предыдущим рекордом за апрель было 267, а исторический максимум за месяц — 542.
На следующий месяц пришла новая волна, в том числе один торнадо, убивший 138 человек в городе Джоплин, штат Миссури. Так называемая американская Аллея торнадо сместилась на 800 километров всего за 30 лет.
Хотя формально ученые не уверены, что изменение климата повышает частоту их формирования, пути разрушений, оставляемые торнадо, становятся длиннее и шире; они появляются от гроз, которые учащаются — количество дней с благоприятными для гроз условиями вырастет на 40% к 2100 году, по одной оценке.
Геологическое бюро США — не самое склонное к алармизму учреждение даже по меркам традиционно консервативной американской бюрократии — недавно отработало сценарий экстремальной погоды, названный ARkStorm: в Калифорнии проходят сильные снегопады, из-за чего в Центральной долине возникает наводнение длиной 500 километров и шириной — 30, и еще более разрушительные наводнения происходят в Лос-Анджелесе, округе Ориндж и в районе Залива Сан-Франциско, что в совокупности приводит к срочной эвакуации более миллиона калифорнийцев.
В некоторых районах штата ветры достигают скорости 200 километров в час, в большинстве остальных районов — 100 километров в час; оползни идут каскадами с гор Сьерра-Невада; общий ущерб достигает 725 миллиардов долларов, что почти втрое выше оценок от «самого большого» землетрясения в масштабе штата, чего все так боятся.
В прошлом, даже в совсем недавнем, подобные события воспринимались как наказания свыше, не укладывающиеся в рамки морали и логики. Мы видели их приближение, на радаре или со спутника, но не могли их интерпретировать — найти между ними какие-то внятные связи.