Астрономки, инженерки и гинекологини с гор Эллады. Как фессалийские ведьмы сводили луну с неба

Образ фессалийской ведьмы, загадочной и зловещей жительницы отдаленных гор Северной Греции, волновал античных авторов начиная с классического периода. Общеизвестный слух времен Сократа и Аристофана с течением веков обрастал всё более яркими подробностями, именами и чертами. Астрономия в нем мешалась с технологическими фокусами, а те — со знахарством и древними способами прерывания беременности. Татьяна Бонч-Осмоловская продолжает освещать историю интеллектуалок Древнего мира, входит в лабиринт античных текстов и рассказывает о том, как на протяжении тысячелетия рождался и менялся миф о чуждых и опасных колдуньях — знающих женщинах древности.

Читайте предыдущие статьи цикла о женщинах и точном знании

Астрономки, поэтессы, жрицы. Женщины и точное знание в Древней Месопотамии

Равные, безымянные и богини: почему мы так мало знаем об интеллектуалках Древнего Египта

Безгласные домохозяйки, бесправные гетеры и ученицы Пифагора: интеллектуалки и мизогиния в Древней Греции

Ведовские секреты горного Севера

Хронологически первое известное упоминание фессалийских ведьм принадлежит Аристофану. В комедии «Облака» (434 год до н. э.) один из героев придумывает способ не платить долг:

Стрепсиад

Что, если я колдунью-фессалиянку

Найму, и месяц в час ночной с небес сведу,

И в круглом сундуке запрячу накрепко,

Как зеркало, и буду сторожить его?

Сократ

А польза в чем от этого?

Стрепсиад

А польза в чем?

Пока всходить не будет месяц на небо,

Лихвы, долгов, не стану я платить.

Сократ

Да ну?

Стрепсиад

Ну да. По месяцам растет лихва моя.

Перевод А. Пиотровского

Ритуал, который должна совершить колдунья, — свести луну с неба, получил название «фессалийский трюк». Он балансирует где-то между наукой и магией, астрономией и театральным представлением, психологией и физиологией. «Сведение месяца с небес», что бы это ни означало, не под силу обычному человеку, но афинский гражданин может обратиться к колдунье из дальней горной страны, чтобы она исполнила для него этот трюк. И, как остроумно предполагает герой Аристофана, раз луна сойдет с небес, значит, течение времени остановится, следующий месяц не наступит — и герою не придется выплачивать ежемесячную долю долга. Рациональный Сократ, представитель нового афинского общества, кажется, не знаком с колдовскими практиками. Однако старый фермер Стрепсиад наслышан об обычаях чужаков, и зрители прекрасно понимают, о чём он говорит.

Здесь можно наблюдать двустороннюю эволюцию: с одной стороны, Стрепсиад уведомляет Сократа об общеизвестном явлении, с другой — Сократ задает приемлемый в обществе тон, способствуя вымарыванию информации о фокусах ведьм из рационального сознания афинских граждан.

Аристофан точно указывает место происхождения ритуала — колдунья родом из Фессалии, области на северо-востоке Греции. Она была известна угрюмыми горами, скудными полями, но разнообразной горной растительностью, а также сильными лошадьми. Фессалийцы славились искусством верховой езды и умением врачевать. В классической литературе Фессалия представала страной суровой природы, населенной необыкновенными существами, божествами и чудовищами и полной странных и страшных обычаев, — абсолютная противоположность культуре греческих полисов.

За пределами греческих городов обитали различные мифические существа. Боги пиршествовали на Олимпе. На горе Ортис жили титаны. Гора Осса изобиловала лекарственными растениями и травами. Из умения фессалийцев управляться с лошадьми родилось представление о кентаврах, разумных, но вспыльчивых существах, одновременно и хтонических, и появившихся в результате противоестественных связей с дикими лошадьми. В «Илиаде» Гомера фессалийский кентавр называется зверочеловеком. Миф поместил кентавров на фессалийскую гору Пелион. В искусстве классической Греции была популярна сцена кентавромахии, где кентавры олицетворяли дикое, варварское начало, а герои — цивилизованное, образованное, организованное. Битва с кентаврами, в соответствии с мифом, произошла на свадьбе в Фессалии.

Среди диких полузверей был также мудрый кентавр Хирон, травник и врачеватель, ставший приемным отцом и наставником героев греческих мифов, включая Ахилла, Ясона и врачевателя Асклепия, всех родом из Фессалии. Позже в мифы Фессалии входит Медея из Колхиды, становясь переходной фигурой между целителем Хироном и фессалийской ведьмой, собирающей на горных склонах целебные травы, нужные и для омоложения, и для жестокого убийства. Подробнее всего история Медеи изложена в «Метаморфозах» Овидия, но отдельные источники и росписи ваз показывают, что миф был известен задолго до этой поэмы.

На юге Фессалии находилась Ламия. Этим же именем в архаические времена обозначали всех необычных женщин — колдуний, целительниц, травниц, «мудрых женщин». Позже название было вытеснено топонимом «Фессалия», а «мудрые женщины» — «ведьмами».

Географическим положением, общественным укладом и культурой Фессалия отличалась от Южной Греции архаического и раннеклассического периодов. Фессалия находилась на периферии классического греческого мира, между цивилизованными городами на юге и «агрессивными дикими народами» на севере. Но чужестранцы были не только дикарями. На востоке от Греции располагались Персия, Египет, Индия… Греки путешествовали в эти страны, а приезжие из них обосновывались на приграничных землях Греции. Более того, в 480 году до н. э., во время Второй персидской войны, оставленная без поддержки Фессалия сдалась персам и ненадолго попала под их протекторат.

По сообщению Геродота, еще в архаические времена фессалиец Меламп, побывав в Египте и изучив там церемонии и ритуалы, принес в Грецию культ Диониса. Меламп, по преданию, обладал магическими способностями, был провидцем и понимал язык животных. Фессалия становилась естественным проводником чужеродного знания.

Во времена, когда до формирования собственно греческой математики и философии было еще далеко, знания, распространенные в Персии, включая развитые математику и астрономию, воспринимались в Греции как сверхъестественные умения, магия. Впервые персидский жрец, или «маг», появляется в греческом тексте в конце VI века до н. э. Магов называли «звероподобными», как и кентавров, что могло способствовать совмещению образов и помещению их обоих в Фессалию. В классическую эпоху с чужеродным знанием происходили два диаметрально противоположных процесса: либо оно присваивалось, как в случае мудреца Фалеса, по греческому преданию, превзошедшего египетских строителей пирамид, либо маргинализировалось в отсталое и варварское, как в случае фессалийских ведьм.

Может быть интересно

Камни, которые хотели превратиться в живых существ: как люди узнали, что такое окаменелости

Неприятию чужеземцев и их знания были и военно-политические причины. В начале V века до н. э. персидское войско царя Ксеркса завоевало большую часть Греции и вторглось в Афины. Когда в 479 году до н. э. афиняне вернулись в город, то нашли его разрушенным, разграбленным и опустошенным. Афинские храмы были уничтожены, дома сожжены, сокровища похищены. При этом не все греческие государства сплотились в противостоянии Ксерксу. Геродот полагал, что Фессалия отказалась сражаться на стороне Афин, так что когда афиняне оставили их без поддержки, «покинутые эллинами фессалийцы откровенно и без колебания перешли на сторону персов и оказали царю на войне весьма ценные услуги» («История»). Тем не менее в 462 году до н. э. Афины снова заключили союз с Фессалией, но вскоре опять разочаровались в союзнике. В противостоянии со Спартой афиняне полагались на знаменитых фессалийских лошадей, но фессалийские наездники вышли из союза, открыто напав на афинский обоз с припасами. После этого афиняне, видимо, окончательно утвердились в неприятии фессалийцев.

Фессалийцы были чуждыми, странными и непонятными. А самыми чуждыми и непонятными из всех были их «мудрые женщины»  и как обитательницы чужой гористой местности, противоположной полису, и как женщины образованные и практикующие чуждое знание, целительство и астрологию, и просто как женщины, антагонистичные мужчине, свободному гражданину Афин.

Фессалийцы, и в особенности фессалийки, стали ассоциироваться с архаическим, варварским, сверхъестественным, ненадежным и навсегда посторонним афинскому полису, как в политическом, так и в социальном и культурном смыслах. Именование фессалийских «мудрых женщин» ведьмами повторялось на протяжении веков в текстах древнегреческих, затем латинских авторов, затем авторов Средневековья и так далее, вплоть до современных изданий: от академических (The Oxford Companion to Classical Civilisation. Oxford: Oxford University Press, 1998) до исследований оккультных практик (Summers Montague. The Geography of Witchcraft. London, 1927).

Содержание колдовских приемов могущественных фессалийских ведьм обычно не конкретизировалось. Ранние греческие источники повторяют фразу Аристофана о низвержении луны с небес. В диалоге Платона «Горгий» (380 год до н. э.) Сократ советует Калликлу не пытаться захватить власть способом, который может принести ему вред, иллюстрируя мысль упоминанием фессалийских ведьм:

«Только разочти, любезный, будет ли нам от этого прок, и тебе и мне, и не случится ли с нами того же, что бывает, как говорят, с фессалийскими ведьмами, когда они сводят луну с неба: захват этой власти в городе может стоить нам самого дорогого на свете».

Платон приводит фессалийскую ведьму как пример злоупотребления властью и искажения цивилизованного образа жизни. Ритуал фессалийских ведьм снова описывается как всем известный, «как говорят», и снова состоит в том, что ведьмы «сводят луну с небес». Как и у Аристофана, луна здесь низвергается чужими умелыми женщинами, ведьмами. Заметим, что Сократ напоминает Калликлу, что ведьмы платят за исполнение своего трюка «самым дорогим на свете», и предостерегает его от совершения ошибки. Этот аспект ритуала будет рассмотрен ниже.

По-видимому, незадолго до Платона фессалийские ведьмы были упомянуты в тексте, входящем в Корпус Гиппократа (430–330 годы до н. э.), приписываемый врачу и философу Гиппократу и его школе. В сочинении «О священной болезни» Гиппократ отрицает магические причины и способы лечения «священной болезни», то есть эпилепсии, и утверждает, что ее вызывают естественные проблемы в мозгу и венах больного. От критики мистических причин «священной болезни» автор переходит к порицанию всех магических лечебных ритуалов, не охваченных научным (греческим) знанием. Автор трактата повторяет, что ритуалы и магия не имеют теоретической базы, и подчеркивает противоположность науки (естественные причины) и магии (сверхъестественные причины). С помощью магии, утверждает автор, человек может как избавиться от болезни, так и «с таким же успехом вызвать ее». Возможно, развитое народное врачевание представляло угрозу зарождающейся медицинской школе Гиппократа и требовало конкретных действий для его дискредитации.

В трактате упоминаются маги, провозглашающие, что умеют «опустить луну и затемнить солнце, вызвать штормы и призвать хорошую погоду, вызвать дожди и засухи, лишить жизни море и землю…». Перечисленные способности магов велики и разнообразны. Низвержение луны с неба — только один из практикуемых ими ритуалов. Интересно, что Гиппократ использует разные глаголы для описания магических трюков в отношении солнца и луны: κατάκειμαι («спуститься», «лечь вниз») для луны и ἀφίημι («спрятать», «сделать невидимым») для солнца. Имена и пол магов, практикующих эти методы, Гиппократ не уточняет, как и механизмы магических практик.

Наконец, в следующем источнике, поэме Аполлония Родосского «Аргонавтика» (первая половина III века до н. э.), и в особенности в схолиях к ней, фессалийский трюк детализируется, обретает имя и впервые напрямую увязывается с астрономией. В третьей книге Аполлония один из аргонавтов, Арг, обращается к друзьям:

Там в чертогах Эита взрастает некая дева,

И научила богиня Геката ее в совершенстве

Зелья варить из всего, что земля производит и море:

Ими смягчить она может огня неустанного пламя,

Шумное вмиг задержать струенье рек и потоков

Или пути преградить и священной луне, и светилам.

Перевод Г. Ф. Церетели

Умеющая заваривать травы дева, меняющая пути луны и звезд по небу, — это Медея. Именно к ней Арг отправляется за помощью в разрешении загадки, заданной царем Эетом. Большая часть аргонавтов — родом из Фессалии, туда они и вернутся вместе с Медеей, там, на горных склонах, она отыщет волшебные вещества и травы, которыми омолодит Эзона, отца лидера аргонавтов Ясона, и умертвит его дядю Пелия, отобравшего власть у брата. Трюк Медеи позже повторит царь-девица Ершова, обманом заставив царя прыгнуть в кипящий котел. Как и царь-девица, Медея здесь посторонняя, чужая и чуждая. Она — олицетворение «другого».

В четвертой песне «Аргонавтики» лунная богиня Селена обращается к Медее, изнывающей от любви к Ясону:

Тут Титанида, богиня Луна, что в тот миг поднималась

С края земли, увидала беглянку и, радуясь в сердце

Радостью злой, про себя такое промолвила слово:

«Видно, не я лишь одна убегаю к пещере Латмийской

И не одна я томлюсь по прекрасному Эндимиону!

Правда, не раз повинуясь твоим заклинаньям коварным,

Я нисходила, воспомнив любовь, когда темною ночью

Зелья спокойно готовила ты, что тебе были милы.

Перевод Г. Ф. Церетели

Богиня вспоминает своего возлюбленного Эндимиона, смертного пастуха, такого прекрасного, что она влюбилась в него и попросила Зевса дать ему вечную молодость. Зевс исполнил просьбу по-своему: он погрузил Эндимиона в вечный сон в тайной пещере. После страданий и мучений богиня, спустившись с небес, нашла возлюбленного и счастливо соединилась с ним. В других вариантах мифа Эндимиона называют охотником или царем Элиды, или сыном Зевса, а богиню, полюбившую его, — другим именем лунной богини, Дианой.

В «Аргонавтике» богиня Луны злорадствует, наблюдая, как страдающая от любви Медея спешит к Ясону.

Оказывается, что низвержение Луны с неба было насильственным актом, вызванным колдовским ритуалом, и Селена страдала по воле колдуньи, вынужденная слушаться ее заклинаний и «нисходить» с небес. Здесь впервые проясняется колдовская технология — Медея варит зелье из трав и «всего, что производит море».

Каким образом было использовано зелье, не сообщается. Возможно, его выпивали, как и полагается зелью. Но не исключено и интрадермальное употребление, как у Эзона и Пелея, или вдыхание паров, как поступали пифии.

В посвященной Эндимиону заметке академического Словаря собственных имен Античности (1788 год), составленного Джоном Лемприером, утверждается, что представление о связи Эндимиона с Луной возникло из астрономии, как следствие наблюдений за движением небесных объектов, хотя и не проясняется, каким образом.

Содержание этих строк Аполлония раскрывается в схолиях, составленных в неизвестное время неизвестными авторами, среди которых, возможно, были Лукилл Таррский, Софокл и Теон:

«a. Миф гласит, что ведьмы своими песнями сбивают с неба луну. Считается, что это делают фессалонки, хотя они [всегда] обманывают их ожидания [трюка]. Соответственно, Аглаоника, дочь Гегемона, разбирающаяся в астрономии и знающая о лунных затмениях, всякий раз, когда она [луна] включалась в них [затмения], провозглашала, что она низводит богиню, и немедленно попадала в беду, теряя одного из своих домочадцев. Это из истории ее жизни происходит пословица: „На … [она] низводит вниз луну“.

b. [вспоминая] [любовь] Эндимиона из-за твоих песен: в безлунной [тьме] так как я находилась со своим возлюбленным. Некоторые предполагают, что затмение луны вызвано тем, что она была стянута вниз ведьмами, а древние называли затмения катайресисами (kathairesis)».

Даже комментарий, призванный рационально объяснить темный текст, остается темным и нуждается в дальнейшей интерпретации. Второй комментарий объясняет, что любовь Эндимиона была вызвана чарующими песнями влюбленной Медеи («из-за твоих песен»). Темной ночью (без луны) влюбленные предаются страсти, так как яркий свет луны мог бы им помешать. Поэтому они всякий раз вызывают или ожидают наступления темноты, не останавливаясь перед сотворением лунного затмения.

Схолия открывает интересные детали: волшебница впервые названа по имени — Аглаоника (Ἀγλαονίκη), дочь фессалийского царя Гегемона. Схолиаст указывает также на несчастье, на которое намекал еще Платон, — для осуществления трюка ведьма должна потерять члена своей семьи. Наконец, впервые трюк соотносится не просто с мифическим и загадочным «низвержением луны с небес», но также с лунным затмением.

И Плутарх в Conjugalia Praecepta объясняет ритуал астрономическим знанием:

«…читал в книгах об Аглаонике, дочери Гегетора Фессалийского, и о том, как она, будучи знакомой с временами полнолуний, когда луне предстоит затмение, и заранее зная время, когда луна должна была быть захвачена земной тенью, она взывала к женщинам и заставила их всех поверить, что она стаскивает луну вниз».

Плутарх также называет фессалийскую принцессу по имени, с небольшой модификацией имени ее отца, тирана Фессалии.

Аналогично в «Моралиях» Плутарх пишет:

«…или же они [демоны] сбивают нас с толку и смешивают всё вместе, божественную природу с человеческими страстями, втягивая в свои нужды, как, говорят, женщины Фессалии забирают луну с небес. Этот их хитрый обман, однако, получил признание среди некоторых женщин, когда дочь Гегетора, Аглаоника, искусная в астрономии, заставляла простых людей поверить в то, что всякий раз, когда луна затмевается, она с помощью каких-то чар она спускает ее с небес».

В первом фрагменте Плутарх утверждает, что Аглаоника обманывала неразумных женщин, во втором — людей вообще. Плутарх является сторонним по отношению к женскому ритуалу, выполняемому Аглаоникой, точное содержание и интенции участников ему не могут быть известны. Его утверждение разбивается на два: Аглаоника могла предсказывать лунные затмения; она обманывала простых женщин или людей вообще, внушая им, что это она вызывает затмения.

Лунные затмения в древней астрономии

Зададимся вопросом: насколько сложно предсказать лунное затмение? Могла ли Аглаоника и прочие «дикие женщины с гор» заставить «луну спуститься», в смысле, разумеется, не вызвать, но предсказать лунное затмение?

В действительности всё, что нужно для их предсказаний, — долгие астрономические наблюдения. Лунные затмения повторяются с периодичностью, описываемой так называемым циклом Сароса, состоящим примерно из 6 585,3 дня (18 лет 11 дней 8 часов). Затмения не похожи одно на другое: они бывают полутеневые, частичные или полные, в зависимости от степени выравнивания по оси Солнце — Луна — Земля и особенностей лунной орбиты. Временной интервал между двумя последовательными лунными затмениями может составлять от одного до шести лунных (синодических) месяцев. Однако каждые два затмения, разделенные циклом Сароса, похожи друг на друга: они происходят в одном и том же лунном секторе, на почти одинаковом расстоянии от Земли и в одно и то же время года. Так как период Сароса не укладывается в целое число дней, два таких затмения видны из разных районов Земли. Смещение на треть суток означает, что Земля должна повернуться дополнительно примерно на 8 часов, или на 120 градусов, с каждым циклом. Таким образом, период Сароса повторяется в одном и том же регионе Земли каждые три периода Сароса (около 54 лет и 34 дней).

Исторически термин «Сарос» происходит от вавилонского слова «сар» и появился в европейской астрономии намного позже описываемых здесь событий. В качестве цикла, определяющего периоды затмений, его начал использовать английский астроном Эдмунд Галлей в конце XVII века. По-видимому, Галлей почерпнул его из византийского собрания «Суды» (XI век), в которые он попал из «Естественной истории» (77 год) Плиния. А сами наблюдения за фазами Луны намного старше византийских «Суд» и «Естественной истории». Ученые (жрецы и маги) Древнего Вавилона практиковали астрономические наблюдения с древнейших времен.

Величина освещенной части лунного диска записывалась каждый день от новолуния до полнолуния сотни лет измерений. Ранние древневавилонские звездные каталоги, датируемые примерно 1200 годом до н. э., содержат списки созвездий, отдельных звезд и планет. В табличках времен Нововавилонского царства (около 625–539 годов до н. э.) записаны астрономические сведения о фазах Венеры. Таблички, созданные жрецами Ану-Белшуну в городе Урук времен династии Селевкидов (312–363 годы до н. э., несколько ранее написания поэмы «Аргонавтика»), включают множество астрономических данных о Юпитере, Венере и Луне вместе с предсказаниями зловещих небесных явлений, таких как затмений, и описания правильных ритуалов в ответ на эти пугающие явления.

В Древнем Вавилоне лунное затмение считалось одним из зловещих небесных событий, к которым нужно подготовиться заранее и которые нужно должным образом встретить и проводить. Во время затмений божества покидали храмы и всегда существовала опасность, что мировой порядок расстроился навсегда и они не вернутся: «Хозяин больше не живет там — в ярости он уехал в преисподнюю, хозяйка больше не живет там — в ярости она отправилась с ним в преисподнюю». Поэтому нужно было проводить церемонии оплакивания, призывая богов и уверяя их, что их помнят и нуждаются в их доме: «…когда случится затмение и луна окрасится красным, здесь будет множество людей» (из клинописной предсказательной таблички EAE 17). И необходимо было знать, когда случится затмение, чтобы вовремя подготовиться к церемонии. Предсказания лунных затмений можно найти в самых ранних текстах древневавилонского периода. К эпохе Селевкидов наблюдения за лунными затмениями проводились уже достаточно долго, чтобы безошибочно их предсказывать.

Со временем древние греки переняли астрономическое знание вавилонян и египтян. Геродот писал, что мудрец Фалес предсказал солнечное затмение в 585 году до н. э. Такое возможно только при длительных наблюдениях за небом, поэтому Фалес должен был знать данные вавилонской (или египетской) астрономии. Ко II веку до н. э. предсказание затмений образованными людьми уже не удивляет историка. В сочинении Плутарха «Жизнь Эмилия Павла» сообщается, что накануне битвы при Пидне, в июне 168 года до н. э., где римский консул Луций Эмилий Павел сражался с македонским царем Персеем, произошло затмение: луна потемнела и исчезла. Однако астроном римской армии сумел его предсказать, предупредив панику войска. Также Цицерон в трактате «О дивинации» (религиозных предсказаниях) пишет о способности астрономов вычислять момент, когда Луна находится напротив Солнца и в тени Земли, что делает ее невидимой. Таким образом, умение предсказывать затмения греческими и римскими мудрецами не подвергается сомнению.

Читайте также

Пирог из альбатроса, патриотическая татуировка и опиум. Чем заняться в кругосветном плавании?

Мудрецы Фессалии, расположенной на континентальном пути между вавилонским/персидским царством и Южной Грецией, могли перенимать знания об астрономических наблюдениях раньше афинян.

Можно представить ритуалы оплакивания луны в храмах Фессалии, на границе древнегреческой ойкумены. Время проведения ритуала жрецы и жрицы Фессалии могли определить при помощи персидской астрономии. К III веку до н. э. обученная астрономии и астрологии, знакомая со звездными каталогами Аглаоника без труда могла определить время лунного затмения. Таким знанием обладали и другие жрицы Фессалии, как бы греческая культура ни представляла их «дикими женщинами с гор». Разумеется, не все женщины были знакомы с астрономическими таблицами, многие должны были участвовать в службах в качестве паствы, не вдаваясь в механизмы осуществления ритуала, как и в других храмах при проведении других церемоний. Воспроизводство жрецами и жрицами астрономических явлений было обычным для храмовых служб древности.

Однако полные затмения, во время которых луна пропадает совсем, происходят достаточно редко. Чаще случаются затмения частичные, когда тень Земли проходит по периферии Луны. Во время частичных затмений луна выглядит багровой или темной, но не исчезает с неба целиком. Вслед за ассирийской греческая и римская культуры также понимали лунные затмения, даже неполные, как дурные и зловещие знаки, ассоциируемые с кровью. Багровая луна, кровавая луна, «и луна обратилась в кровь…» — повсеместное описание ужасного события. Так, согласно римскому автору Квинту Руфу, 20 сентября 331 года до н. э. «сначала поблек ее свет, потом все окрасилось кровавым оттенком» накануне битвы при Гавгамелах, где Александр Македонский победил персидского царя Дария. И в другой культуре, у ветхозаветного пророка можно найти:

«Солнце превратится во тьму и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и страшный» (Книга пророка Иоиля).

Для пророка естественно все происшествия связывать с пришествием Господа, но метафору автор выбирает схожую с той, какую используют в Древнем Вавилоне и в Древней Греции: солнце погаснет, а луна — покраснеет.

Но какими бы ужасными ни были картины багровой луны, афинские заказчики фессалийского трюка, вероятно, не были бы удовлетворены частичным затемнением. Стрепсиаду у Аристофана была необходима качественная, а не количественная трансформация, чтобы утверждать, что время остановилось и новый месяц не наступил. Что же, затемняя и умалчивая, подразумевали хорошо информированные граждане под «кровавой луной» и «низвержением с небес», если, конечно, это было одно и тоже событие, и было ли оно лунным затмением? По прошествии более двух тысяч лет опираться можно только на старые тексты, а они предоставляют разнородную информацию. Так, Аполлоний Родосский пишет: «или пути преградить и священной луне, и светилам», — однако затмение происходит с луной, но не со звездами. Рассмотрим характерные особенности ритуала, приписываемого фессалийским ведьмам.

В трагедии «Мелеагр» Сосифана Сиракузского, написанной между 336 и 300 годами до н. э., объявляется, что «каждая фессалийская дева волшебными песнями обманно снимает луну с неба». Ритуал снова, как и у Аполлония, выполняется девой, девственницей. Самое подробное описание ритуала можно найти в схолии к «Эпистоме» софиста Зенобиуса (II век):

«Асклепиад говорит, что фессалийские женщины выучили движения луны и объявили, что собираются забрать ее с неба; и сделали они не без того, чтобы принести страдание себе самим. Действительно, они либо принесли в жертву одного из своих детей, либо потеряли по одному из своих глаз. Значит, пословица говорится о тех, кто навлекает зло на себя. Но Дорис утверждает, что астроному, предсказывающему лунные затмения, грозят неприятности».

Итак, ритуал проводит дева, «изучив движения луны». В результате проведения ритуала луна краснеет и обманом низвергается с небес. Оплата за проведение ритуала и кара лунной богини — потеря близкого родственника или части собственного тела. Затмение здесь упоминается только в конце фрагмента.

Магия, менструация, контрацепция

Древние греки рассматривали всякое женское истечение крови (καταμήνια) как болезнь. Ей были подвержены незамужние девушки, а лекарством от нее было замужество. Тогда низвержение багровой луны — мощная метафора и легко читаемый эвфемизм для менструаций как таковых и для вызова менструаций у взрослой женщины, то есть прерывания беременности.

В такой трактовке «кровавая свергнутая луна» действительно означала качественное изменение и обновление времени, а декларированная потеря близкого родственника совпадает с утратой части собственного тела. Заметим, что эта трактовка не отменяет ритуалов оплакивания луны во время затмения, для которых требовалось знание астрономических таблиц. Вопросы женской физиологии находились вне культурного поля греческой цивилизации, потому информация о женских ритуалах и практиках доходила в упрощенном и недостоверном виде, так что различные физиологические явления, ассоциировавшиеся с «кровавой луной», осознавались как единые — низкие, постыдные и недостойные. И самыми замалчиваемыми и недостойными были женщины, осуществлявшие контроль рождаемости.

Римляне унаследовали от греков мифическую Фессалию, ее бурные реки, море и горы, населенные странными существами, мифами и стихами. Для римлян она оказалась еще более дальней, пограничной и странной, чем для греков. И одной из самых ярких обитательниц этой чужой страны стала фессалийская ведьма. Благодаря латинским текстам Фессалия навсегда превратилась в центр колдовства, а фессалийская ведьма стала образцом для ведьм Средневековья. На латыни рассматриваемый ритуал описывался глаголами deducere, deripere, descendere, предполагающими перемещение объекта вниз, или термином Luna laborae, малые роды. В некоторых текстах фессалийская ведьма носит конкретное имя. Овидий дает ее подробный и яркий портрет, Лукан — еще более подробный и отвратительный и уже никаким образом не связанный с астрономическим знанием.

Первое латинское упоминание фессалийского ритуала можно найти у Вергилия. В «Буколиках» (около 40 года до н. э.) поэт провозглашает:

С неба на землю луну низвести заклятия могут;

Ими Цирцея в свиней обратила друзей Одиссея,

Змей холодных волшба разрывает надвое в поле.

Перевод С. В. Шервинского

Здесь исполнительницей ритуала, вместе с другим известным фокусом — обращением мужчин в свиней, оказывается Цирцея, еще одна колдунья древнегреческого мифа. Читатель также узнает о еще одной возможности фессалийского колдовства: оно убивает змей, животных магических и ассоциировавшихся с мудростью и целительством, однако не выдерживающих противостояния с магическими заклинаниями.

Гораций прямо называет фессалийских ведьм в «Эподах» (30 год до н. э.):

Мужскою страстью одержима Фолия

Была тут Ариминская;

с весь Неаполь праздный, и соседние

с ним города уверены,

что фессалийским сводит заклинанием

она луну со звездами.

Перевод Ф. А. Петровского

Любопытно, что здесь, так же как и у Аполлония Родосского, заклинание действует не только на луну, но и на звезды. Колдунья, умеющая сводить луну с небес, снова названа по имени — теперь ее зовут Фолия. Вместе с другими ведьмами она творит злое дело, готовясь приготовить любовное зелье из прелестного невинного мальчика для старой ведьмы Канидии. Умение «сводить луну со звездами» — одно из характерных умений ведьмы, слух о нем разошелся по всему «праздному Неаполю». Фолия единожды появляется в «Эподах», но этого достаточно, чтобы показать, насколько она чудовищна.

Ведьма Канидия тоже, как окажется, знакома с искусством «совлекать месяц с неба», как и с прочими злокозненными колдовскими практиками:

Иль мне, что может — как ты, любопытствуя,

узнал — из воска куклам дать движения,

и месяц с неба совлекать заклятьями,

и мертвецов сожженных расшевеливать,

варить искусно зелья приворотные.

Перевод Н. С. Гинцбурга

Ни о каком астрономическом знании речь уже не идет, только о противоестественном колдовстве.

Сходным образом, в «Любовных элегиях» Проперция колдуньи исполняют тайные обряды, совлекающие луну с неба: «А вы, обманщицы, говорящие, что можете свести луну с небосклона, принося очистительную жертву на волшебном очаге» (перевод. А. И. Любжина) — и в следующем фрагменте:

Падает от усталости волшебный волчок, крутившийся под звук

заклинаний, сожженный лист лавра лежит на потухшей жаровне,

луна отказывается сходить с небес уже в который раз,

и недоброе предвещает крик черной птицы.

Перевод А. И. Любжина

Список магических средств и формул еще уточняется, это и волчки, и специальные травы, и сопровождающие действие черные птицы — низкая, дикая магия. Впрочем, никакое недоброе волшебство не помогает умирающей колдунье.

Таким образом, уже в I веке до н. э. в латинской поэзии образ фессалийской колдуньи окончательно сместился от «мудрой женщины» схолиаста Аполлония Родосского к зловредной знахарке, занимающейся недостойным женским целительством.

Именно в такой интерпретации представляет фессалиек Овидий, неоднократно обращавшийся к этой теме. Кратко о низвержении луны Овидий вспоминает в Книге XII «Метаморфоз»:

Орион

Той был Микалой рожден, молва о которой ходила,

Что заклинаньем луну низводить она может на землю.

Перевод Ф. А. Петровского

В «Героидах» Овидий также говорит о фессалийском трюке. Неудачливая соперница Медеи Ипсипила пишет Ясону, обвиняя колдунью в применении колдовских чар для внушения любви:

Не красотою ее, не заслугами был покорен ты —

Силой заклятий и трав, срезанных медным серпом.

Сводит насильно она луну с пути кругового,

Может и солнца коней тьмой непроглядною скрыть,

Воды извилистых рек и потоки легко остановит,

С места заставит шагнуть дикие камни и лес.

Перевод С. А. Ошерова

Самое подробное к тому времени изложение колдовства Медеи приведено в Книге VII «Метаморфоз». Перед полнолунием Медея выходит босая и с распущенными волосами ночью в лес и, обращаясь к лунной богине Гекате, напоминает о своем могуществе:

…заклинаньями я усмиряю

Бурного моря волну и волную безбурное море;

Ветры зову и гоню, облака навожу и свожу я;

Лопаться зевы у змей заставляю я словом заклятья;

Дикие камни, дубы, что исторгнуты с корнем из почвы,

Двигаю я и леса; велю — содрогаются горы,

И завывает земля, и выходят могильные тени.

Силой влеку и тебя, луна, хоть медью темесской

Твой сокращаю ущерб. От заклятий моих колесница

Деда бледнее; мой яд бледнеть заставляет Аврору.

Перевод С. В. Шервинского

Медея здесь может совлечь луну с неба, и она же «медью темесской» сокращает ущерб. Луна сокращается и в еженощном движении от полнолуния к новолунию, и во время лунного затмения, «малых родов». Во втором случае колдунья находит способ облегчить страдания бедняги, стуча в медные тарелки. Заметим также, что удары в медь практиковали не только во время «малых родов», но и во время настоящих родов у женщины. Здесь можно увидеть отсылку к вавилонскому ритуалу оплакивания луны и призывов к ней вернуться на небосклон. Однако сложная структура фразы Овидия и двойственная роль колдуньи приводит к неоднозначному пониманию текста.

В Книге IV «Метаморфоз» Овидий кратко упоминает ту же процедуру:

Так слоновая кость, пропитана краской, алеет,

Так розовеет луна при тщетных меди призывах.

Перевод С. В. Шервинского

Конструкция фразы здесь тоже сложная: медные звуки слышны, но тщетны — луна всё равно розовеет, несмотря на усилия остановить неизбежное.

Противоборство размышлений — и магии, разума — и страстей выходит на первый план в «Лекарстве от любви». Поэт перечисляет всё те же колдовские умения, противопоставляя им силу убеждения:

Я не заставлю тебя изводить из могилы усопших,

Не разомкнется земля, слыша заклятья старух,

Не побледнеет лицо скользящего по небу солнца,

С нивы на ниву от чар не перейдет урожай,

Будет по-прежнему Тибр катиться к морскому простору,

Взъедут по-прежнему в ночь белые кони Луны.

Перевод М. Л. Гаспарова

А в «Любовных элегиях» Овидий сопоставляет могущество поэзии с самыми искусными заклинаниями:

Взял я оружье свое: элегии легкие, шутки;

Тронули строгую дверь нежные речи мои.

Могут стихи низвести луну кровавую с неба,

Солнца белых коней могут назад повернуть.

Змеи под властью стихов ядовитое жало теряют,

Воды по воле стихов снова к истокам текут.

Перевод С. В. Шервинского

Высказывание снова сложное и неоднозначное: поэт либо уничтожает магию, либо уверяет читателя в могуществе своего искусства, сопоставимом с могуществом самой магии. В любом случае при интерпретации действий колдуний не остается места астрономии. Ни одна из упомянутых персонажей, ни рассказывающий о них поэт не привлекают научные категории к объяснениям низвержения с неба или краснеющий луны.

К середине I века фессалийский трюк уже прочно поселился в Риме. Петроний утверждает в «Сатириконе»: «Это может случиться со всяким, особенно в нашем городе, где женщины способны и луну с неба свести…» (перевод В. А. Амфитеатрова-Кадашева). Плиний в Книге ХХХ «Естественной истории» говорит о «фессалийских матронах, чья имя давно стало пословицей в нашей части света, хотя магия и была отвратительным для фессалийцев ремеслом».

Страстно рассказывает о ритуале Сенека в трагедиях «Медея», «Федра» и «Геркулес на Эте». В последней поэт описывается ритуал так: «…пусть заклинания луну на землю сводят от небесных звезд». Он называет одну из фессалийских колдуний по имени. У Сенеки это — первая и единственная колдунья, жившая во времена кентавра Хирона и героя Геракла. Когда умирающий от раны кентавр делится своей кровью с женой Геракла Деянирой, кентавр советует ей:

Удержать любовь

Яд этот может, — говорят колдуньи так.

Узнали это жены фессалийские

Со слов Микалы, — ей же изо всех одной

Луна была покорна.

Перевод С. А. Ошерова

В трагедии «Медея» волшебница собирает травы на склонах Афона, Пинды и Пангея. Она взывает к лунной богине, называя ее разными именами, Геката-Тривия-Диана-Диктинна:

Вижу Тривии здесь проворных коней,

Не тех, что она, кругла и ясна,

Догоняет всю ночь, но тех, на каких,

Опечалив лик, натянув повода,

На мучительный зов фессалийских чар

Приближалась к земле. Пусть же тьму озарит

Печальным лучом тусклый светоч твой.

Новый ужас пролей в сердца людей,

Пусть в помощь тебе, Диктинна, звучит

Драгоценная медь — коринфский сплав.

Перевод С. А. Ошерова

Коринфский сплав здесь помогает богине, страдающей от злых фессалийских чар. Громкие звуки ударов по медным сосудам облегчают мучения Луны, увлекаемой к земле заклятиями. Две составляющие ритуала рисуются как пара противоположностей, исполняемых разные силами: темное фессалийское колдовство увлекает Луну вниз, а громкие звуки меди призваны пробудить ее от заклятия.

Читайте также

Мифы и факты. Объясняем рационально древнегреческие мифы

В трагедии «Федра» Сенека также выступает на стороне Луны:

Твой ярче лик, пусть тучу разорвут рога,

И пусть коней твоих с пути эфирного

Не совлекут заклятья фессалийские

Перевод С. А. Ошерова

Далее он, как и Аполлоний Родосский, вспоминает миф о Селене и Эндимионе:

Иль со звездных небес взор обратит к тебе

То светило, кого старше аркадян род, —

И с упряжкой коней белых не справится.

Прошлой ночью у ней лик зарумянился,

Хоть его ни одна тучка не застила;

Мы, богини испуг видя, встревожились

И, решив, что виной власть фессалийских чар,

Стали медью греметь.

Перевод С. А. Ошерова

Герои трагедии точно знают, как помочь ночному светилу, когда она покраснела без туч, околдованная любовным заклинанием, и спешат ей на помощь, громко ударяя в медные тарелки, чтобы снять чары.

Наконец, Лукан посвящает фессалийской ведьме бóльшую часть VI книги «Фарсалии, или Поэмы о гражданской войне». Действие этого эпического повествования о войне между Помпеем и Цезарем, происходит накануне битвы при Фарсале в 48 году до н. э. Ключевой персонаж книги — фессалийская ведьма Эрикто, к которой сын Помпея обращается за пророчеством. Эрикто мерзка и отвратительна, описания ее магических ритуалов чудовищны. Прообразом ей, возможно, послужила жрица Эрита храма богини Потнии. Эрикто ужасно выглядит, живет в нечеловеческих условиях вне человеческих поселений. Она использует жуткие зелья и заклинания, чтобы воскресить труп, который откроет ей будущее. Заметим, что битва при Фарсале произошла в 48 году до н. э., когда не было полного лунного затмения. Но только не в поэме:

…побледнела ясная Феба,

Яда заклятий испив, землистым пламенем тусклым

Так загорелась она, как будто Земля ей затмила

Брата сияющий лик, небесный огонь заслоняя

Черною тенью своей; угнетенная шопотом вещим,

Терпит страданья она, покуда, к Земле приближаясь,

Не напитает своей ядовитою пеною травы

Перевод Л. Е. Остроумова

Здесь колдунья ядовитыми заклинаниями отравляет Луну, воспламеняет ее красным светом и утаскивает с неба, чтобы та, в свою очередь, отравила травы, необходимые для совершения обряда. При этом нисхождение Луны к Земле сравнивается с затмением, «будто Земля ей затмила брата сияющий лик», то есть в сознании поэта низвержение Луны по воле ведьмы было явлением иным, хотя и в чем-то напоминающим затмение. Ведьма не знает времен затмений, не может их предсказывать и использовать, даже для обмана простаков. Все умения ведьмы — знание смертоносных трав, зелий и заклинаний.

Несмотря на развернутое, подробное и яркое описание внешнего вида и действий ведьмы, направленное на внушение читателю ужаса и отвращения, из поэмы можно извлечь новую информацию. Впервые за историю описаний ритуала поэт прямо указывает, откуда произошли чужеродные боги, которым поклоняются ведьмы, — это Вавилон и Египет:

Их только голос один долетает к эфирным чертогам,

Он, против воли богов, приносит столь властные звуки,

Что ни вращенье небес, ни забота о небе не могут

Их отразить. И когда к светилам летит их ужасный

Шопот, тогда Вавилон персидский и чары Мемфиса

Тщетно пустили бы в ход все таинства древние магов:

Прочь от чужих алтарей фессалийка уводит всевышних.

Перевод Л. Е. Остроумова

Поэтическая речь не дает основания заподозрить самого автора в знакомстве с астрономией. Однако прямое упоминание в связи с Фессалией и ее женщинами чужеродного вавилонского и египетского пантеона наводит именно на эту мысль: женщины древнегреческой окраины были более образованы в астрономии, чем презирающие их эллины и латиняне.

Таким образом, уже к I веку изображение фессалийской ведьмы в латинских текстах утратило связь с астрономическим знанием, но кристаллизовалось в отвратительный образ знахарки и колдуньи, практикующей любовную и некромантическую магию. И тем не менее в оговорках поэтов отыскиваются указания на возможную астрономическую интерпретацию явления.

Гонги против ведьм

В следующие века образ злобной колдуньи, живущей на границе или за пределами цивилизованного мира и практикующей мерзкую ложь и грязную, хоть иной раз и привлекательную, магию, будет обрастать некоторыми подробностями, оставаясь в границах очерченного феномена. Суть колдовства будет пониматься так же — опасное и недостойное, однако сама растущая и развивающаяся цивилизация выработает новый взгляд на нее — иронию Марциала, любопытство Апулея.

В «Эпиграммах» Марциал жалуется на обычай, практикуемый на улицах Рима и беспокоящий сон благонамеренных римских граждан:

Чтоб перечислить, что мешает спать сладко,

Скажи-ка, сколько рук по меди бьют в Риме,

Когда колхидской ведьмой затемнен месяц?

Перевод Ф. А. Петровского

Ведьма здесь названа не фессалийской, но колхидской, по родине Медеи. Точно назван инструмент, с помощью которого она действует — Luna vapulat rhombo.

Лунный ритуал полностью поляризовался: противодействуя сведению ведьмой луны с неба, по ночному Риму ходит оркестр цимбал — отпугивая колдуний, совершающих свои дела в темноте, или отпугивая саму темноту, заслоняющую луну. Светлая (и очень громкая) гвардия не спит и противостоит темным силам. А римский поэт дистанцируется от тех и от других и планирует уехать из города, только бы не слышать этот надоедливый звон. Всепонимающая ирония приходит на смену презрению Горация, негодованию Сенеки и клокочущему омерзению Лукана.

В эпиграмме, посвященной Филениде, Марциал снова вспоминает ритуал, теперь названный фессалийским: «Кто ж теперь спустит луну колдовством фессалийским на землю, / Сводничать кто же теперь сможет так ловко, как ты?» (перевод Ф. А. Петровского). Поэт недвусмысленно обвиняет Филениду в сводничестве, или попросту в заведовании домом увеселений. Одно из профессиональных умений названо прямо — «спускать луну на землю». Похоже, как и у афинских мужчин шесть веков назад, у римлян есть представление о фессалийском трюке, но упрекать практикующую его знахарку поэт решается только в острой посмертной эпиграмме.

Более того, молодой праздный Луций, герой романа Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел», настолько теряет моральные ориентиры, что специально едет в Фессалию обучиться магическим практикам у колдуний. Подобно Лукану, Апулей перечисляет разнообразные сверхъестественные способности ведьм: «небо спустить, землю подвесить, ручьи затвердить, горы расплавить, покойников вывести, богов низвести, звезды загасить, ад кромешный осветить» (перевод М. Кузмина). Встреченные героем колдуньи Мероэ и Памфила используют заклинания, призывают духов мертвых, превращают людей в животных и практикуют эротическую магию. Любопытство дорого обходится Луцию — его самого обращают в осла, и ему приходится претерпеть злоключения и услышать прекрасные истории, прежде чем он заново обретет человеческий образ и, пройдя посвящение в тайны Исиды, станет вести благопристойную жизнь. Для Луция его приключения счастливо завершаются, а фессалийские колдуньи остаются со своими трюками среди бедных, развратных и необразованных людей дальней провинции.

Наконец, в сочинении святого Ипполита Римского, христианского богослова II–III веков, впервые в классических источниках представлено описание храмового ритуала «низвержения луны». Стилистика описания напоминает «сеанс разоблачения черной магии» или знакомую по позднесоветским временам «критику западных философий», из которой вдумчивый читатель черпал сведения о самих критикуемых теориях. Так, из 37 главы IV книги «Опровержения ересей» можно узнать, в чем заключались ритуалы «низвержения луны». Ипполит представляет их как фокусы, проводимые с помощью механических и оптических приспособлений: маги создавали иллюзорное изображение луны на потолке с помощью свечей, зеркал, тарелки с водой или барабана, а также веревок и блоков, а затем теми же приспособлениями смещали это изображение вниз. Представление проводилось не только в помещении, но и снаружи, в лесу. В этом случае обманщики использовали кувшин и зажженную лампу.

Может быть интересно

Античное детоубийство: как часто древнегреческие родители оставляли новорожденных умирать и были ли популярны жертвоприношения младенцев

Вероятно, Ипполит описывает реальный ритуал, проводимый в частном доме или храме, посвященном богине Луны, во время лунного затмения. Стремясь опровергнуть чужеродное верование, Ипполит разоблачает механические и оптические методы создания иллюзии. Однако само по себе это не может служить опровержением ритуала. Демонстрации с помощью механики и гидравлики проводил Герон Александрийский: автоматически распахивающиеся и закрывающиеся ворота храма, самовоспламеняющийся огонь, превращение воды в вино и вина в воду, однако Герон известен как ученый, а не как фокусник и обманщик.

Ипполит противостоит варварским верованиям, он вскрывает механизмы, стоящие за «чудом», приводившим зрителей в ужас и восторг. Если не требовать от храмовой сцены совпадения с планетарными событиями, как этого не требуется ни от одного храмового ритуала, из его опровержения Ипполитом можно понять, что в ритуале «низвержения луны» была задействована не только астрономия, по Плутарху и схолиям к «Аргонавтике», но также оптика и механика. Так древний ритуал, описываемый короткой словесной формулой, вбирает в себя самые различные элементы — механический и оптический, научный и магический, астрономический и репродуктивный.

Последнее краткое упоминание фессалийских ведьм в античных текстах принадлежит Клавдию Клавдиану. В поэме Bello Gothico («О готской войне») Клавдиан рассказывает о странных астрономических событиях, происходивших во время похода:

«Постоянные лунные затмения тревожили нас, и ночь за ночью в городах Италии раздавались крики и удары медных гонгов, чтобы отпугнуть тень от замутившегося лица луны. Люди не могли поверить, что луну заслонял ее брат солнце, и она была отлучена от возможности светить из-за вмешательства земли; они думали, что фессалийские ведьмы, сопровождающие армии варваров, затемняют ее лучи своими магическими заклинаниями».

Клавдиан здесь выступает на стороне науки. Он понимает, чем вызваны лунные затмения — Земля находится между Луной и Солнцем. Остается неясно, что Клавдиан называет «постоянными затмениями», так как затмения не могли происходить каждую ночь, и тем не менее, по описанию, происходили и пугали солдат. Возможно, Клавдиан имеет в виду, что луна была закрыта постоянными тучами от извержения или от лесных пожаров, которые устраивали местные жители, стремясь противостоять римской армии? А ассоциация с фессалийскими ведьмами родилась, потому что всё, связанное с луной и вредящее человеку, производилось именно ими. Как бы то ни было, сражаясь с ужасающим явлением, цивилизованная и организованная римская армия использовала проверенное средство — удары в медные гонги. Эффективность его Клавдиан не указывает. Очевидно, фессалийский трюк понимался Клавдианом буквально — в еще одном его сочинении, «Против Руфина», колдун убеждает юного Руфина подчиниться ему, перечисляя множество своих умений, в том числе: «Я выучил заклинания, которыми фессалийские ведьмы опускают яркую луну с неба». Хотя остается неизвестным, что происходило в небе во время готской войны, ясно, что эти явления произвели на Клавдиана сильное впечатление.

Всё же: астрономия или зельеварение?

Образ фессалийской ведьмы возник в классический период в качестве «знающего чужого» — обитателя чужой страны, обладателя непонятного знания. Информация о проводимом женщинами ритуале замалчивалась либо искажалась в классической греческой культуре и впоследствии восстанавливалась с погрешностями по недостоверным источникам. В случае фессалийского трюка записи о нем эволюционируют от намека на общеизвестный слух к детализации с конкретными именами и характерными чертами и снова к искажению и размыванию информации.

В основе фессалийского ритуала лежало знание астрономии и механики. На его происхождение из культов вавилонских и египетских богов указывает Лукан, в одной строке из сотен, посвященных злым деяниям ведьм. В сочинениях Плутарха, схолиям к Аполлонию и Зенобиусу ритуал увязывается с астрономией. В «Опровержении ересей» Ипполита Римского он описывается как проекция образа луны на потолок храма, что требует владения не только астрономией, но и механикой и оптикой. И если система знаний, которой обучали «знающих женщин» в Фессалии, примерно совпадала со знаниями āšiptu города Урука V веке до н. э., то в эту систему входили основы математики наряду с лекарственными формулами, рецептами, гимнами, заклинаниями и процедурами ритуалов.

В латинских текстах сведения об астрономической составляющей ритуала были вытеснены представлениями о недостойных знахарских практиках. Поэтический гений Лукана, Сенеки и Овидия привел к созданию образа зловещей колдуньи. И уже в изложении Марциала по улицам Рима ходили как сводницы, практикующие «низвержение луны с неба» для своих клиенток, так и «пролайф»-колонны, оглушительными ударами в медные тарелки прогоняющие зло обратно во тьму. Ассоциации луны в затмении с кровью, болью, падением и страданием вышли на первый план. Стоит отметить, что эвфемизм «кровавая луна» обозначает «менструальный цикл» в ряде народных лексиконов, вплоть до псевдоказахского в недавней комедии Саши Барона Коэна. Вероятно, контроль рождаемости в самом деле входил в практики «знающих женщин». Без этой составляющей содержание ритуала «низвержения луны с неба» оказывается загадочным для исследователей, ищущих исключительно астрономические интерпретации. Однако также невозможно описать фессалийский ритуал только как практики порочных сводниц.

Из многочисленных, но кратких упоминаний ритуала в классических текстах уже невозможно определить, какая из наук была важнейшей для практикующих его женщин — занимались они, в современной терминологии, скорее астрономией или скорее гинекологией и была ли гинекологическая помощь такой противоестественной, какой считали ее греческие и римские авторы.

Образ ведьмы, варящей ядовитое зелье во вред людям, из латинских изображений перекочевал в средневековые манускрипты, расцвел в эпоху романтизма и сохранился в массовом сознании до настоящего времени. А в основании этого многозначного явления, уже практически неразличимые, стоят образованные женщины Ламии и Фессалии, определяющие даты лунных затмений и с помощью механических и оптических приспособлений проводящие ритуал оплакивания исчезнувшей луны.


Что почитать по теме:

  • Об археологических находках на земле Древней Фессалии можно прочитать в книге А. Вейса и М. Томпсона «Доисторическая Фессалия» (A. J. B. Wace and M. S. Thompson. Prehistoric Thessaly. Being Some Account of Recent Excavations and Explorations in North-Eastern Greece From Lake Kopais to the Borders of Macedonia, 1912).
  • В статье Manipulating the gods: Lamenting in context (2011) А. Лохнерт рассказывает о традиции и практиках культовых оплакиваний на Древнем Востоке, направленных на восстановление баланса в мире и благосклонности божеств к людям, в том числе в случае затмений.
  • Б. Кларк в статье The Witches of Thessaly показывает, что легенда о фессалийской ведьме зародилась в V веке до н. э. вследствие изоляции и маргинализации Фессалии, когда Афины стремились представить всё негреческое как варварство.
  • П. Бикнелл в статье The Witch Aglaonice and Dark Lunar Eclipses in the Second and First Centuries BC (1983) приводит описание полных лунных затмений от 331 года до н. э. до первого столетия нашей эры, соотнося их со заметными историческими событиями.
  • В статье The Thessalian Trick (1973) Д. Е. Хилл изучает классические источники, в которых упоминается фессалийский трюк, стараясь разобраться, мог ли он означать лунное затмение.
  • С датами, описаниями и расчетами лунных затмений можно познакомиться в книге Р. ван Гента A Catalogue of Eclipse Cycles. Solar- and Lunar-Eclipse Predictions from Antiquity to the Present.