Ваша работа кажется вам бессмысленной? Так и есть!

Так ли компании ценны для экономики сегодня, что и раньше? Кажется, нет. Один из признаков, по крайней мере в США, — значительное падение количества свежезарегистрированных организаций за последние пару десятилетий. Экономисты Питер Орсзаг и Джейсон Фурман подтверждают, что инвестиции и инновации уходят на задний план по сравнению с прибылью от экономической ренты. Роль политических факторов растет: новые законы оказываются на руку уже закрепившимся на рынке игрокам, и это плохо сказывается на экономической эффективности.

Что же происходит с компаниями? Одно из самых убедительных предположений принадлежит антропологу, который может выйти за рамки узких экономических объяснений и заглянуть вглубь социальных и психологических факторов, влияющих на современную экономику.

Дэвид Грэбер (Лондонская школа экономики) в своей новой книге говорит об ослепляющей вере в эффективность капитализма, которая скрывает от нас политические игры за власть и статус — это они являются фундаментом экономической реальности. Экономика — это не про создание ценностей, как бы нам ни хотелось в это верить.

Идея о том, что бизнес может быть убыточным, не нова. 30 лет назад экономист Уильям Баумол говорил, что будущее капитализма — в малопродуктивных компаниях, использующих власть и влияние для получения прибыли, при этом не внося своей лепты в общественное благо. Его волновал рост количества «непроизводительных бизнесменов», занимающихся покупкой фирм-конкурентов, манипулирующих законами для снижения конкуренции, паразитирующих на производительных игроках. Современные экономисты Роберт Литан и Ян Хэтэуэй зарегистрировали положительную динамику такой тенденции за последние 30 лет.

Финансовый кризис подкосил наше понимание финансовых рынков как моделей экономической эффективности и создания добавочной стоимости. Цель бизнеса сегодня в другом: избежать рисков или сложить их на ничего не подозревающих инвесторов. В 2012 году правительство Великобритании исследовало финансовые рынки и обнаружило огромное количество экономической активности, которая просто уводит инвестиции из полезных сфер производства.

Если отойти от финансовых рынков в глобальном смысле и посмотреть на работу многих современных компаний, многие из них всё меньше нацелены на экономическую ценность и всё больше — на шанс ухватить кусок пирога потолще.

Экономист Массачусетского технологического института Ксавье Габэ продемонстрировал, что богатейшие манипулируют рынком и возможностями в свою пользу — например, доступом к информации, законодательными и налоговыми дырами. Луиджи Зингалес соглашается со своим коллегой, отмечая серьезные изменения в поведении бизнеса, превратившегося в большие корпорации.

Сегодня гиганты индустрии пользуются огромными преимуществами, получая политическое влияние и лоббируя свои интересы.

В своей книге Грэбер размышляет над этими и другими переменами, происходившими в человеческой истории ранее, и с антропологической точки зрения объясняет, почему нам не стоит им удивляться.

В своем эссе пятилетней давности Грэбер смело заявил, что примерно треть всех рабочих мест сегодня не приносит обществу ничего полезного. Заявление могло бы показаться излишне пафосным, но ведь в действительности многие люди вполне добровольно признают бесполезность собственной деятельности на работе.

Опрос, проведенный в 2015 году в Великобритании, показал, что 37 % респондентов чувствуют, что их работа «не вносит никакого значимого вклада»; похожий опрос в Нидерландах выявил 40 % респондентов с таким же отношением к своей работе.

Самое удивительное — это сферы, работники которых признаются в полной тщете своей деятельности. Учителя, уборщики, водители мусоровозов и пожарные не чувствуют себя бесполезными.

За пять лет после выхода своего эссе Грэбер получил отклики от сотен людей, которые жаловались ему на бессмысленную работу, исчезновения которой никто даже не заметил бы. Как правило, так отзывались о своей деятельности люди, занятые в области HR, PR, телемаркетинга, финансов, консалтинга, менеджмента, в банковской сфере…

Конечно, ни у Грэбера, ни кого-либо из нас нет права судить о степени полезности той или иной профессии; но представители именно этих сфер судят подобным образом о себе сами.

Грэбер приводит в пример историю Эрика. Эрик закончил исторический факультет и уже несколько лет осуществляет контроль над проектом по созданию программного обеспечения, цель которого — улучшить координацию между отделами в большой компании. После нескольких лет работы Эрик обнаружил, что проект был инициирован одним из партнеров компании, но другие партнеры оказались настроены негативно и все эти годы саботировали работу над проектом. Каково было Эрику, когда он узнал, что вся его работа (и всех его подчиненных) была лишь бессмысленной тратой времени на внедрение изменений, которые не нужны большей части компании?

Или вот история одного безымянного старшего управляющего крупной бухгалтерской фирмы. Фирма осуществляет мониторинг за издержками по непроданными страховкам банка-заказчика. По словам управляющего, компания намеренно вводила в заблуждение персонал и ставила перед ним невозможные для решения задачи, чтобы работа не выполнялась в нужный срок по уважительным причинам, а срок контракта продлевался. Процесс был построен таким образом, чтобы выкачать как можно больше денег из заказчика.

Это не уникальные случаи, а примеры вполне типичных рабочих ситуаций, по крайней мере, в тех сферах, что возникли на поле боя за влияние, статус и контроль над ресурсами.

Такой беспредел нельзя называть капитализмом; гораздо больше происходящее походит на средневековый феодализм. Современные корпорации не волнует производство нужных вещей или решение проблем.

Их волнуют политические процессы передела и умножения существующих ресурсов. Именно в результате этих процессов возникает огромное количество профессий, которые имеют крайне мало экономического смысла.

С этой точки зрения нам необходимо пересмотреть подход к современному бизнесу и не удивляться спаду производительности. Возможно, пора бы уже и задуматься: задача бизнеса — это решение проблем или максимизация прибыли?