Легализовать или запретить? Почему ни одна страна мира не может законодательно решить проблему проституции

История показывает, что к процветанию проституции всегда вели кризисы и рост неравенства: долговое и военное рабство, голод, безработица, нелегальная миграция, но главное — война. Мировые войны стали для человечества сутенерами мирового масштаба!

Впрочем, у воевавших наций почти что не было сил на рефлексию по этому поводу. Среди ярких попыток хоть как-то разобраться в проблеме можно назвать тянущиеся по сей день споры Китая и Кореи с Японией из-за «станций утешения» (военных борделей на оккупированных Японией территориях) или переоценку своего поведения: сначала европейцев по отношению к соотечественницам-коллаборационисткам (они обслуживали немецких военных на оккупированных территориях), а затем и освободителей по отношению к европейкам. Скажем, с точки зрения американских солдат, Франция была одним гигантским борделем, что вылилось в попытки организовать бордель буквально, а также в приблизительно 3500 изнасилований.

В середине XX века общая реакция просвещенного человечества, как раз недавно создавшего Организацию объединенных наций, на проблему проституции оказалась простой: запретить эксплуатацию человека человеком к чертовой бабушке. Так что в 1949 году ООН приняла Конвенцию о борьбе с торговлей людьми и c эксплуатацией проституции третьими лицами, направленную против траффикинга и сутенерства.

Что же касается самих проституированных людей, то тут сложилось примерно следующее мнение: проституция как институт — это общественное зло, а также проблема государственного здравоохранения. Ну а люди, которые ею занимаются, чем-то отличаются от других (тут возможны разные версии: они особенно аморальны или они вынуждены обстоятельствами и т. д.).

На таком шатком основании отдельные страны стали разбираться в своих внутренних делах совершенно по-разному, порой диаметрально противоположными способами.

От наказания до поощрения

В целом выделяют четыре подхода к регулированию проституции. Два можно назвать старыми: это криминализация и легализация. Два — относительно свежими: это декриминализация и Шведская модель. Но ни одна из них пока что не оказалась идеальной.

Криминализация: полный запрет

Криминализация, то есть запрет проституции, бывает самой разнообразной. Например, в Иране за занятие проституцией женщине грозит порка, заключение, а в некоторых случаях и смертная казнь путем побивания камнями. Клиенту также светит порка, содержателям борделей — заключение до 10 лет.

В Египте проституированную женщину ожидает заключение до 3 лет и штраф, а клиенту ничего не будет — более того, как правило, он выступает свидетелем в суде.

Исламское право традиционно становится особенно сурово, когда речь идет о супружеской измене, и в подобной ситуации в Саудовской Аравии, например, также может дойти до побивания камнями.

В Российской Федерации речь идет об административном наказании — штрафе — за занятие проституцией, и уголовном наказании за вовлечение, принуждение, организацию и содержание притонов. А клиенту ничего не грозит.

У нас комментарии к закону напирают на «очевидную аморальность» занятия проституцией, нравственную деформацию личности и опасность распространения заболеваний, передающихся половым путем (как будто клиенту что-то мешает предохраниться).

А, например, в Испании и вовсе нет уголовного запрета заниматься проституцией. Но и профессией она не признана. Вопрос решается по-разному в рамках одной страны. Скажем, Каталония выдает лицензии на организацию помещений, где могут собираться женщины, занимающиеся проституцией, а в муниципалитете Гава ввели штрафы за уличную проституцию, причем для всех участников.

Особо остроумная идея: клиентам сообщение о штрафе высылается на домашний адрес, чтобы знала вся семья, даже если он готов заплатить его на месте.

Главная проблема криминализации понятна: если считать ее целью ликвидацию проституции, то она не работает (правда, одна из ведущих теорий в криминологии гласит, что преступность и невозможно победить, ее можно лишь держать в рамках).

Неэффективность, как бы то ни было, особенно хорошо видна по странам с самыми жестокими наказаниями. Там всё равно сохраняется проституция!

Можно отметить, что статистика проституции в странах мира скорее усложняет ответ на вопрос, почему проституция существует и растет — или сокращается. Например, в сводной таблице на «Википедии» Россия оказывается на третьем месте в мире по доле проституированных людей на 10 тысяч. Но эти данные получены из неофициального источника (от руководительницы движения за права секс-работников «Серебряная роза», Ирины Масловой). В той же таблице знаменитая самым либеральным отношением к проституции Новая Зеландия оказалась ниже 90-го места, между Панамой (где можно) и Мьянмой (где нельзя).

Более того, при криминализации всегда существует риск стимулировать организованную преступность: потребители обращаются за «товаром» к преступникам, доходы черного рынка растут, преступники получают возможность платить полиции за то, чтобы та закрывала глаза, коррупция проникает всё выше и т. д.

Типичным примером подобного процесса стала, например, «война с наркотиками» в США.

Отсюда вытекает вторая проблема: криминализация вкупе с организованной преступностью делают выход из проституции более сложным, а само занятие более опасным — ведь обратиться за защитой к полиции проституированные люди по понятным причинам боятся, и это развязывает руки преступникам (и самим полицейским).

Наконец, в наши дни сложно не задаться вопросом, а за что вообще наказывать проституированных людей — да еще и так жестоко?

Проституция — преступление без жертвы?

Криминологи нередко относят проституцию к так называемым преступлениям без жертвы. Обычно так называют деяния, в которых есть только один участник: скажем, употребление наркотиков, хранение оружия, бродяжничество — или два участника, из которых никто не планирует обращаться в полицию и не считает себя жертвой (например, азартные игры или сексуальные акты между согласными дееспособными людьми — инцест, супружеская измена).

Списки таких преступлений и отношение к ним везде различаются, потому что очень сложно разобраться и доказать, причиняют ли они кому-либо вред и каким образом.

Очевидно, что женщине причиняется вред, если ее вовлекают в проституцию обманом или насилием, если в ее отношении клиенты или сутенеры совершают противоправные поступки. Но всё становится сложнее, если женщина утверждает, что выбрала эту сферу добровольно и обладает контролем над своей жизнью.

Понятно, что круг действий, о которых могут договориться люди (или на которые они могут не жаловаться), и круг действий, которые могут причинять им вред, — это совпадающие лишь отчасти круги.

Представления о том и о другом могут меняться исторически. Например, кабальное рабство запрещено так успешно, что сейчас мало кто помнит, как оно когда-то было распространено. Хотя, возможно, и сегодня многие согласились бы взять кредит на улучшенных условиях, пусть даже в случае невыплаты должнику пришлось бы отдать свою жену и детей в рабство кредитору или самому сидеть в долговой яме и просить прохожих о еде.

При попытке объективно обосновать необходимость (или ее отсутствие) вмешательства государства в договоры людей о покупке секса, начинается война статистики.

Противники проституции демонстрируют данные, которые показывают, что лица, занимающиеся проституцией, в большинстве своем пришли в нее не добровольно, подвергаются насилию, страдают от ПТСР. Сторонники ссылаются на опросы и интервью секс-работниц, где те заявляют, что приняли это решение осознанно и добровольно и контролируют происходящее.

Но криминология рассматривает не только непосредственных жертв. Вред может причиняться и третьим лицам, и общественным интересам. Например, мало кто учитывает, как покупка секса влияет на семьи и партнерства покупателей (не особо хорошо) или на детей проституированных женщин (еще хуже).

Зато о вреде общественным интересам легко могут рассказать жители подъезда, в котором открылся бордель, и кому теперь ежедневно приходится сталкиваться с клиентами проституток.

Известно также, что появление в районе уличной проституции снижает цены на недвижимость и делает улицы более опасными. Там, где появляется проституция, появляется и мелкий и крупный криминал, правда, сложно сказать, где тут причина, а где следствие.

Так что сказать, что проституция — это совершенно частное дело двоих, которое не может никого затронуть, нельзя. Но существуют формы ее регулирования, сторонники которых говорят, что этот вред вполне можно свести до самого минимума, или просто игнорируют его.

Легализация: границы контроля

Либеральный подход гласит, что двух взрослых, дееспособных людей, которые договорились о чем-то между собой, наказывать за это и правда нельзя — это патернализм и недопустимое нарушение прав человека. На этой базе основывается современная идея легализации.

Легализация, правда, не нова. Исторически она была довольно циничной: ведь в древности государства разрешали проституцию лишь постольку, поскольку она была выгодна, но к проституткам относились с подозрением и в целом старались отправить всех их куда-нибудь, где они не будут мозолить глаза порядочным людям.

В этом плане мало что изменилось. Легализация — это система особого контроля, она исходит также и из идеи, что чем-то всё-таки проституированные люди отличаются от прочих.

Вариантов подходов при легализации также масса. Для начала легализация возможна де юре и де факто.

При легализации де факто проституция остается незаконной, но одновременно контролируется государством. Скажем, в Германии до реформы 2002 года бордели запрещались, что не мешало муниципалитетам их строить и получать от этого выгоду. Как правило, пока заведение не беспокоило публику по соседству и не становилось известно о нарушении иных законов, полиция закрывала на него глаза.

Легализация де юре, как правило, включает в себя декриминализацию и издание специальных законов, которые будут описывать ведение некоего реестра, определенную территорию работы, обязательные медосмотры, получение разрешений на работу и т. д.

Получается замысловатое сочетание: с одной стороны, проституция легализуется, потому что ее больше не считают аморальной, с другой, ее пытаются концентрировать в специальных местах, словно в ней всё-таки есть что-то неприличное.

Пример той же Германии показал, что и этот формат не работает. Когда в 2002 году был принят Закон о проституции, предполагалось, что секс-работницы получат равные права, станут заключать трудовые контракты и таким образом превратятся в работниц с точки зрения закона — а значит, они смогут судиться за лучшие условия труда и достойную его оплату, а заодно получать государственные пенсии.

Но только 1% всех работниц сегодня трудится по договору. И большинство немецких государственных страховых и пенсионных компаний не причислили проституцию к профессиональной деятельности.

Предполагалось, что сами рыночные силы удалят с игрового поля жестоких клиентов, сутенеров-преступников и работорговцев, снимут стигму, привлекут желающих заниматься проституцией добровольно и пристойных клиентов. Но существует гипотеза, почему эти силы работают несколько иначе при попытке легализовать черный рынок.

Соломон Хсиянг из Калифорнийского университета, анализируя неудачу в легализации рынка слоновой кости в 2008 году, пишет следующее:

во-первых, если преступники могут замаскироваться под легальных поставщиков, они так и сделают и получат экономическое преимущество перед теми, кто соблюдает закон;

во-вторых, если легализация сокращает стигму, связанную с потреблением запрещенной услуги, то спрос может увеличиться настолько, что пусто место свято не будет — его заполнят нелегальные поставки.

Похоже, что именно это и происходит. В этом году, например, Юргена Рудлоффа, владельца одной из крупнейших сетей легальных борделей в Германии, приговорили к пяти годам заключения — оказалось, что его бизнес-модель была построена на соучастии в торговле людьми. В Нидерландах исследование легальных борделей и их владельцев показало, что, несмотря на лицензирование, они действуют настолько непрозрачно, что для юридической системы отслеживать траффикинг в легальном секторе оказалось еще сложнее, чем в нелегальном. А, скажем, в Греции, из 600 борделей только 20 работают легально.

Голландия когда-то считалась образцом успешной легализации проституции в Европе. Тем не менее правительству так и не удалось разорвать связь между секс-работой и проституированием людей против их воли: бывший мэр Амстердама в 2008 году жаловался, что ситуация с траффикингом выходит из-под контроля.

Сегодня в Голландии обсуждают запрет работы в проституции людям до 21 года, обязательное получение разрешений всем работницам (и криминализацию и продажи, и покупки секса без этого разрешения), а также перенос квартала Красных фонарей в Амстердаме в более тихое место, где толпы туристов не будут добавлять проблем на территории, которую полиция и так называла «квадратным километром горя».

Постепенно закрываются Tippelzone — участки, специально созданные для уличной проституции и наркозависимых секс-работниц, где те могли ждать клиентов в более безопасных условиях (присмотр полиции, выдача презервативов и чистых шприцов).

Противники этих зон говорят, что если изначально в них работали женщины, которым были нужны деньги на героин, то теперь там чаще оказываются женщины, не страдающие зависимостью, но приобретающие ее на месте из-за доступности наркотиков.

Что же касается профсоюза секс-работниц, который, по идее, должен был защищать их от злоупотребления со стороны работодателей, то старейшая организация Red Thread не смогла набрать членство и обанкротилась в 2012 году. А у существующей PROUD последний новостной бюллетень датирован 2017 годом.

Статистика по Европе в целом намекает на корреляцию между легализацией и траффикингом (хотя, конечно, подсчитать его объемы очень сложно). Перспективная, на первый взгляд, идея легализации оказалась такой проблемной, что возникла потребность в других подходах.

Полная декриминализация: снижение количества насилия

Декриминализация отличается от легализации тем, что при ней отменяются запреты и наказания, но не вводится какого-то особого контроля. Тут тоже возможны варианты.

Например, декриминализация де факто — закон есть, но он совершенно не применяется. Частичная — например, уголовная ответственность заменяется административной.

И, наконец, возможна полная декриминализация, на которую возлагают надежды люди, которые считают, что идея легализации была верной, вот только реализовали ее плохо. Пока что примеров немного: Род-Айленд (США), Новая Зеландия и Новый Уэльс (Австралия), ставший моделью для Зеландии.

В 1988 году в Австралии решили разрешить секс-работу и бордели с небольшими ограничениями. Так, понятно, нельзя вовлекать в проституцию, сохранены международные запреты детской проституции и т. п., также нельзя маскировать бордели под другие заведения (скажем, под сауну или массажный салон) и рекламировать проституцию (а сами бордели можно). И даже в таком либеральном месте учли соображения морали, поэтому также нельзя заниматься секс-работой на виду у жилых домов, школ, церквей и больниц.

Контроль из рук полиции перешел в руки муниципальных властей и застройщиков. К 2010 году в Сиднее был 271 легальный бордель и примерно в четыре раза больше нелегальных — и основать их мог кто угодно.

Примерно с тех же пор власти и полиция Нового Уэльса пытаются как-то сократить и приструнить это богатство и ввести обязательное лицензирование и проверки борделей. С другой стороны, в Южном Уэльсе активно борются за аналогичную декриминализацию, и необходимый закон этим летом прошел верхнюю палату парламента.

Ни на что не похожим получился опыт Род-Айленда, где декриминализацию провели в 1980 году, а в 2009 году запретили проституцию снова.

Американцы провели декриминализацию едва ли не по ошибке. Законодатели теперь говорят, что в том году рассматривали 500 законопроектов, и если бы поняли, что подписывают, — ни за что бы не согласились.

Дело в том, что активисты организации COYOTE, защищающей права секс-работниц, сорок лет назад судились со штатом по поводу старого закона, доказывая, что дома пара сознательных взрослых людей вправе заниматься чем угодно. Почему-то вместо того, чтобы дождаться окончания разбирательства, депутаты подписали новую версию закона о проституции, откуда был убрал раздел о запрете (остался только запрет уличного варианта).

Самое потрясающее, что до начала двухтысячных этот факт оставался почти незаметным. Только когда адвокаты стали раз за разом выигрывать дела женщин, задержанных полицией за занятие проституцией в помещении, новость разлетелась по штатам. В 2003 году местная рекламная индустрия взорвалась от счастья, размещая объявления, а секс-работницы и клиенты из других штатов стали стекаться в Род-Айленд.

Многие заведения заполняли работницы из Азии, полиция подозревала траффикинг и похищения, но сделать ничего не могла. Спор из-за дыры в законодательстве разделил общественность пополам. В итоге, когда выяснилось, что еще и девушки старше 16 лет могут законно работать в стрип-клубах, если возвращаются домой за уроки не позже 23:30, губернатор решительно запретил проституцию опять (и покупку, и продажу), а вдобавок был принят и закон о борьбе с траффикингом.

В некотором смысле опыт Род-Айленда стал образцом для сегодняшней борьбы за декриминализацию, тем более что существует исследование, которое заявляет о корреляции между временной декриминализацией и снижением числа изнасилований и заражений гонореей.

Это очень важный результат — если исследование точно: ведь согласно статистике ФБР по Неваде, например (там введена легализация), доля изнасилований в этом штате существенно выше, чем в среднем по США.

Современные технологии на стороне декриминализации

Один из козырей сторонников декриминализации сегодня — современные технологии.

Проституция будущего в экономике шеринга уйдет от атрибутов прошлого в виде выставленных в витринах, словно манекены, женщин, безвкусных «саун», мрачных сутенеров в блестящих пиджаках. Секс-работница будет в комфорте и безопасности рекламировать себя и искать клиентов с помощью специальных сайтов и приложений, зачастую работать через веб-камеру, вообще не сталкиваясь с клиентом физически. Деньги будут приходить на ее личный счет, разве что с минимальной оплатой работы приложения. И так же, как это делается в Uber или AirBnB, у нее будет возможность изучить рейтинг заказчика заранее и оставить критический отзыв на негодяя.

Сразу же возникает вопрос, как это будет сочетаться с борьбой с траффикингом, которая привела к появлению в США в этом году закона SESTA Fosta. Согласно этому закону, запрещается умышленное пособничество и поддержка секс-траффикинга, а онлайн-сервисы, пользователи которых в этом уличены, могут быть подвергнуты гражданско-правовой ответственности.

Опасаясь риска судебных разбирательств и штрафов — ведь всех пользователей не проконтролируешь. Craiglist, например, вообще закрыл раздел личных объявлений, а Tumblr ввел запрет на изображения ню и вычистил все имевшиеся. В итоге прокатившейся по интернету волны удаления любого сексуального контента неожиданно пострадала масса секс-работниц, которые использовали сайты для поиска работы в индивидуальном порядке.

Да и сама аналогия с Uber и экономикой шеринга в наши дни кажется не слишком удачной, когда уже становится ясно, что платформенные системы поиска работы не так безопасны и не так выгодны, как все надеялись.

Декриминализация потеснила легализацию с пьедестала наиболее гуманного и просвещенного способа регулирования проституции. По словам ее сторонников, этот подход поддерживают Международная амнистия и ВОЗ.

Вот только в этом утверждении есть маленькое упущение. Да, уважаемые организации, разумеется, всецело выступают за то, чтобы проституированных людей не наказывали. Вот только они вообще ничего не говорят о том, чтобы наказания избегали сутенеры и клиенты.

Шведская модель: наказание за покупку человека

Формально Шведская (она же скандинавская или северная) модель регулирования, принятая в 1999 году, — это частичная криминализация. Но совершенно нетипичная.

В основе лежит не идея аморальности каких-то форм секса, а идея недопустимости покупки тела другого человека. То есть занятие проституцией тут не рассматривается как секс в принципе. И так как покупка человеческого тела антиконституционна, а сам человек вправе делать с собой, что захочет, то наказывается только покупатель.

Помимо Швеции эту систему ввели такие разные страны, как Исландия, Норвегия, Северная Ирландия, Израиль, Южная Корея, Франция, с определенными ограничениями Канада и Финляндия. После некоторого затишья, когда соседние европейские страны, казалось, нервно посмеивались над идеей шведов, концепция постепенно стала набирать популярность.

Шведы, судя по всему, своей идеей довольны. Опросы населения в конце двухтысячных показали, что они поддерживают идею недопустимости покупки секса с солидным перевесом (71% за и 18% против),

Но результаты пока остаются спорными. Скандинавы определенно заметили сокращение уличной проституции. Понятно, что она в какой-то степени могла переместиться в дома, а поиски клиентов — онлайн. Но в какой степени и насколько это вызвано не запретом, а просто развитием технологий, определить не получается. Еще среди позитивных трендов называют спад интереса мужчин к покупке секса — и тоже сразу очевидно возражение, ведь мужчины в опросе могли и солгать.

Недостатком этой системы называют уход секс-работниц в подполье, где проституцию сложно изучать или контролировать, что повышает риски для женщин.

Также сообщают, что в странах, принявших эту модель, значительно повышается стоимость услуг проституток, но вряд ли это минус для самих практикующих.

Некоторые проблемы предсказать было сложнее. Например, в Швеции арендодатели не хотят сдавать проституткам жилье, ведь если они примут от них деньги за аренду, то формально окажутся содержателями борделей. А органы опеки могут сомневаться в способностях секс-работницы «принимать здоровые решения» по поводу воспитания детей. Известен случай, когда это привело к трагедии: у одной девушки забрали двух детей и отдали бывшему сожителю, отличившемуся семейным насилием. В итоге когда мать приехала навестить детей, мужчина ее убил.

Правда, страны, которые переходят к криминализации клиента, имеют шанс учесть опыт Швеции в этом отношении.

Понятно, что система не работает, во-первых, без активной помощи социальных служб и предложения возможностей выхода из проституции, а во-вторых, без интенсивной работы с полицией, которая за столетия истории проституции еще должна отучиться воспринимать проституток как свою «законную добычу».

Если этого не сделать, может получиться, как в Северной Ирландии, где за первый год после запрета полиция никого не арестовала, а спрос даже вырос (судя по объемам онлайн-рекламы), вероятно, потому что проституицю стали более активно обсуждать в прессе.

В Швеции полиция и суды тоже сперва не понимали, как подойти к преследованию клиентов. Но постепенно число осужденных стало расти: в 1999 году в Стокгольме было зафиксировано 46 таких преступлений, а в 2010 году — 392.

Невидимые фигуры: исследовать клиентов, а не проституток

Во всех спорах и всех моделях регулирования проституции есть элемент, который традиционно упускается из виду. Он настолько неуловим, что даже появление Шведской модели (за которую уже выступают даже в Европейском парламенте) пролило мало света на вопрос — а кто такие, собственно, клиенты проституток? Исследования проституции с огромным перевесом продолжают изучать проституированных людей, преимущественно женщин.

Исследование, проведенное для Европейского парламента, в 2014 году, показало следующее. Возраст первой покупки — от 14 до 49 лет, большинство покупало секс впервые до 21 года. Большинство предполагает, что женщины попали в проституцию не добровольно, в курсе уязвимого положения проституток, но это не отпугивает их от покупки секса.

В целом выявлять признаки принуждения к проституции, клиенты либо мало способны, либо не очень хотят. Часть из них оправдывает свой выбор убеждением, что мужчина — это сексуальный хищник, который не может контролировать свои сексуальные порывы.

Наконец — и это тревожная информация — около 40% изученных мужчин оправдывают проституцию тем, что, по их мнению, покупка секса сокращает вероятность изнасилования, и если проституции не будет существовать, число изнасилований увеличится. 60%, правда, сообщили, что после покупки им… стыдно.