Маленькие гиганты большого кинематографа: 5 бесценных фильмов про карликов

Феномен карликовости (иногда его называют дварфизмом) известен давно: маленькие люди так или иначе представлены в мифах практически всех народов мира, у древних египтян карлик Бес был хранителем домашнего очага, в древнеисландских сагах рассказывается, как в теле Дурина, спящего бога, завелись черви — впоследствии они обрели разум и человеческий облик и стали карликами-цвергами, и т. д. Хватает свидетельств присутствия карликов в повседневной жизни прошлых веков — зачастую они были прислугой у монархов, аристократов, просто богачей. В наши дни некоторые творческие люди тоже любят держать при себе карликов: свой дварф был одно время у Оззи Осборна, а также ходят слухи, что невидимый маленький подручный есть у Дмитрия Быкова. Впрочем, если твой рост ниже 147 сантиметров (таков общепринятый критерий карликовости), то сегодня идти в шуты или слуги совершенно не обязательно — карлик, который живет в одном подъезде с автором этого текста, всю жизнь проработал в школе учителем биологии и, насколько известно, никому никогда не прислуживал и в цирке не выступал.

В этой статье мы рассмотрим феномен карликовости с точки зрения кинематографа. Речь в ней пойдет о пяти максимально разных фильмах, объединенных одним-единственным обстоятельством — главные роли в них исполняют карлики.

«И карлики начинали с малого» / Auch Zwerge haben klein angefangen

1970, реж. Вернер Херцог

Начнем с самого известного и очевидного: с одной из ранних картин великого и ужасного Вернера Херцога «И карлики начинали с малого».

Искать информацию об этом фильме на «Кинопоиске» или в «Википедии» бесполезно, узнать оттуда что-то об актерах или сюжете не представляется возможным. Актеры сплошь любители, Херцог собирал их вместе, по собственному признанию, чуть больше года. У большинства из них кинокарьера этим фильмом началась и сразу же закончилась, лишь единицам удалось мелькнуть в других картинах — снова у Херцога или у другой живой легенды немецкого кино, госпожи Оттингер. Кажется, что сюжет здесь как таковой отсутствует, будто это экранизация кошмарного сна, в котором всё нарочито контрастное, бешеное, откуда-то доносится истерический детский смех, кто-то куда-то бежит. Обычно карлики отображают некую инаковость, отличность от окружающего мира, от общества, но у Херцога ничего подобного нет, его героям не от чего отличаться: все персонажи — карлики, а значит речь не о ком-то конкретном, а обо всех людях сразу, и в первую очередь о нас самих.

Всё начинается со сцены допроса маленького человечка, он сидит на табуретке, ноги не достают до пола, в руках табличка с номером, она размером с него самого.

Он говорит, что ни в чем не признается и никому ничего не расскажет, далее следуют крики, ругань, возможно, удары. Что-то пошло не так, случился провал, за который теперь приходится расплачиваться. Этому провалу и посвящена большая часть картины. Учитывая год его выхода, нетрудно догадаться, что многие зрители того времени увидели в фильме аллюзию на события 1968 года и (об этом догадаться уже немного труднее, но зато приятнее) незамедлительно записали Вернера Херцога в фашисты.

Спустя некоторое время Херцог, конечно, рассказал, о чем он думал, когда снимал этот фильм, что хотел показать, и так далее, но поначалу он выбрал иной путь взаимодействия с критиками и на все претензии отвечал в духе: «Да, фашист, актеров бил, животных истязал, всё гораздо хуже, чем вы можете себе представить» (стоит ли говорить, что никто никого не истязал). Время показало, что фильм «И карлики начинали с малого» оказался самой достоверной картиной о событиях 1968 года из когда-либо снятых, а секрет был в том, чтобы не думать об этом ни на одном из этапов съемок.

Название картины звучит как парафраз выражения вроде «Москва не сразу строилась» или «Не боги горшки обжигают», как издевательски вывернутый наизнанку посыл пойти и заняться уже наконец делом, а не стоять и смотреть.

Карлики в фильме занимаются как раз прямо противоположным: это всего лишь один день из жизни в выдуманной колонии, на отрезанном от остальных людей клочке земли. Наместник (считай Бог) их оставил, и герои проживают эти 24 часа как могут. Со многими вещами они, конечно, обращаются по принципу «один сломал, другой потерял», но зато им хорошо и весело, уголки маленьких ртов почти не опускаются, сплошь улыбки и смех, не случайно в начале так похожий на детский. В первые минуты это и правда похоже на кошмар, на это страшно смотреть, но наверняка в таком же ужасе и на нас самих сверху мог бы посмотреть какой-нибудь Наместник. Однажды он вернется, и веселье закончится, всем будет очень больно и плохо, но пока есть время и достигнуто узнавание, пора освободить своего «внутреннего карлика» и начать радоваться за других, как бы ни выглядели их развлечения, и самим получать удовольствие от жизни.

«Станционный смотритель» / The Station Agent

2003, реж. Том Маккарти

Продолжим главным фильмом в карьере самого известного карлика современного кинематографа — Питера Динклейджа. Многие знают его по «Игре престолов» (даже те, кто якобы не смотрел ни единой серии), но взялся он там не из ниоткуда: до этого проекта у него была довольно успешная актерская карьера, поворотным моментом в которой стал фильм Тома Маккарти «Станционный смотритель» (не имеющий, увы, ни малейшей связи с повестью Пушкина). Первая по-настоящему главная роль, громкий фестивальный и зрительский успех и самый что ни на есть прорыв.

Завязка проста. Главный герой Фин одномоментно лишается дела всей своей жизни и получает в наследство дом где-то в глубинке — делать нечего, приходится ехать. Там Фин знакомится с соседями разной степени эксцентричности, переосмысляет свою жизнь, одним словом, шагает по проторенным дорожкам американского инди-кинематографа.

Примечателен «Станционный смотритель» тем, что карлик здесь в кои-то веки представляет не злобную мифическую сущность, как в «Лепреконе», не абсурдную странность, как в «Твин Пиксе», не что-то комическое, как в «Остине Пауэрсе» или «Плохом Санте». Он вообще ничего не представляет — он просто человек, как и все мы. В 2003 году в кинематографический шаблон «женщина/чернокожий/гомосексуал тоже человек» наконец-то вставили карлика. Все, кто окружает Фина, люди обычного роста, гораздо более странные и комичные персонажи, чем он сам, и пусть открыто над ним почти никто не издевается, всё равно от предубеждений и от безмолвного гула толпы бедняге никуда не деться. Даже в обществе друзей он чувствует себя не в своей тарелке — что уж говорить о тех моментах, когда они оставляют его наедине с прочими людьми.

Взрыв неизбежен. Карлик бунтует как против общества, так и против самой своей природы, но что в результате? Рост героя по-прежнему 135 см, люди в большинстве своем по-прежнему идиоты, и стоит ли из-за этого расшибаться в лепешку? «Станционный смотритель» дает самый мудрый и простой ответ из всех возможных: фильм, который поначалу так и хочется презрительно обозвать «сандэнсовской индюшатиной», оказывается гораздо более умным и менее манипулятивным, чем может показаться на первый взгляд. «Дуб — дерево. Роза — цветок. Воробей — птица» и далее по тексту; казалось бы, прописные истины, но сыгранные чисто и без фальши, они дают невероятный катарсический эффект, а рассказывать отдельно о том, как импозантен Питер Динклейдж, надеемся, нет нужды.

«Дистанция» / La distancia

2013, реж. Серхио Кабальеро

Разумеется, в нашем списке должен быть хотя бы один русский (ну или русскоязычный) фильм, и он нашелся: это «Дистанция» испанца Серхио Кабальеро.

Сюжет прост. Есть австрийский современный художник (судя по всему, пародия на Йозефа Бойса) и есть три карлика-телепата, у которых «Йозеф» заказывает нечто под названием «дистанция» — ее требуется украсть у человека, которого именуют не иначе как «Красноярское зло». Всех вместе их собрал олигарх Василий, которому принадлежит ТЭЦ с окрестностями, где и происходит всё действие.

Вопрос «что же такое эта „дистанция“?» даже не стоит задавать, возможных ответов слишком много. Не исключено, что речь идет о дистанции между местоположением главных героев и остальным миром. Возможно, между их отмороженностью и общепринятой нормальностью. Или между Россией на экране и Россией в реальности. Или между автором и зрителем — чему-то такому, кстати, и была посвящена самая известная акция Йозефа Бойса «Как объяснить картины мертвому зайцу», так что логика подсказывает склониться именно к этой версии, хотя и остальные сбрасывать со счетов не стоит.

Кабальеро не стесняется демонстрировать свое специфическое чувство юмора, в общем похожее на то, что мы привыкли видеть в фильмах Дэвида Линча или Квентина Дюпье — в фильме есть жестяные бочки, изъясняющиеся на японском и исключительно с помощью хокку, метровые карлики, убивающие чуть ли не каждого, кто встает у них на пути, люди, из-за радиационных катастроф выпадающие из пространства, и т. д. и т. п.

На вопрос, почему у вас в фильме карлики, Серхио отвечает: «Просто они мне нравятся, в них есть что-то магическое, что-то фантастическое». На следующий очевидный вопрос о том, почему в фильме все говорят на русском языке, Серхио отвечает аналогично: «Русского я не знаю и не понимаю, но его звучание делает всё происходящее немного сказочным». И с тем, и с другим сложно не согласиться: карлики и русский язык — два больших подарка человечеству от Вселенной, и здорово, что есть творческие люди, способные оценить эти дары по достоинству.

В «Дистанции» карлики явлены зрителю в своем первозданном, мистическом виде: не как люди (впрочем, людей в традиционном смысле в фильме и нет), а как часть древнего мифа о краже «дистанции», о похищении расстояния между автором и зрителем, и ближе к финалу становится очевидным, что уж где-где, а здесь второго дна точно нет. «Моя любимая книга — „Моби Дик“, никакого девчачьего символизма, просто хорошая простая история о человеке, ненавидящем животное», — говорил без капли иронии Рон Свонсон и был абсолютно прав, как был прав Серхио Кабальеро, когда решил снять эту простую историю об ограблении без излишних метафор и символизма.

«Крохи» / Crumbs

2015, реж. Мигель Льянсо

Крохи — это, конечно, не то, о чем вы подумали, а то, что осталось от привычной нам цивилизации. В неопределенном будущем по неясным причинам Европа, как, впрочем, и большая часть мира, перестала существовать, осталась только Эфиопия. Там поклоняются иконам с поп-звездами прошлого и профессиональными спортсменами и носят детские игрушки в качестве амулетов. Оставшиеся в живых обитают на руинах былого величия развлекательной индустрии — в кинотеатрах и залах для боулинга.

Мигель Льянсо — испанский режиссер, снимающий кино в Эфиопии. Так как киноиндустрия в этой стране мертва, деньги он собирает через разные платформы вроде «Кикстартера» и по европейским продюсерам, поэтому «Крохи» — фильм не только испанский и эфиопский, но и финский. Главную роль в нем исполняет Даниэль Тадессе Гагано, человек с ограниченными возможностями и главная достопримечательность театров Аддис-Абебы; увидеть его мы можем, к сожалению, только в двух картинах Льянсо — в этом и в следующем, «Иисус показывает тебе путь к шоссе» (2019).

При всей кажущейся маргинальности такого подхода к съемкам (на краю света, с инвалидом в главной роли, с игрой в жанровость и с микробюджетом) даже первый фильм Льянсо всё равно выглядит гораздо профессиональнее большинства инди-дебютов. Всё потому, что режиссер не пытается делать что-то наперекор обстоятельствам, он изначально хотел, чтобы всё именно так и было. Ярый синефил, Льянсо безо всякой пародийности обыгрывает в уникальных африканских декорациях и с актерами, в жизни не выезжавшими за пределы родной страны, уже тысячу раз виденные в европейском кино положения — но в тысяча первый, «эфиопский» раз наконец-то получается что-то новое. Кроме того, там, где у европейца будет обычная бытовая драма, у Льянсо чернокожий карлик-инвалид скачет через пустыню и через джунгли, встречается с Санта-Клаусом и грозится полететь в космос. В такое смелое и честное кино невозможно не влюбиться, тем более что создатели всё про себя понимают, не пытаются прыгнуть выше головы и на исходе первого часа оперативно сворачивают всё это великолепие, дабы оно не успело утомить зрителя.

Карлик в «Крохах» — жертва техногенной катастрофы, вывернутой наизнанку реальности, но никто не воспринимает его как инвалида; он всего лишь еще один вывих слетевшей с катушек Вселенной. Такой же, как любой из нас: он не мистическое существо, не изгой, не символ и не метафора, да и не жертва даже, просто обитатель больного мира в поисках ответов и в ожидании чуда. Поэтому «Крохи», несмотря на весь свой невероятный антураж, — о том же самом, об ответах и о чуде.

«Уродцы» / Freaks

1932, реж. Тод Браунинг

Ну а закончить будет уместно тем, с чего всё начиналось: «Уродцами» Тода Браунинга, легендарным фильмом, который не только обессмертил имя своего создателя, но и лишил его будущего в профессии. Хотя Браунинг и сумел поставить в 1930-е еще несколько фильмов, его самооценка была подорвана, режиссер постоянно извинялся и чуть ли не стыдился своей работы. Не факт, что именно поэтому, но уж точно в связи с этим, последние двадцать лет жизни Браунинг провел в затворничестве (он скончался в 1962 году).

Что же до самого фильма, то это, с одной стороны, классический американский фильм 1930-х, каких было выпущено в ту пору великое множество, а с другой — это история о бродячем цирке, и увидеть там можно не только карликов, но еще и безруких, безногих, полумужчин-полуженщин, в общем, людей со всевозможными отклонениями и увечьями, как врожденными, так и приобретенными (все эти персонажи могут всплыть в голове, когда заходит речь о «цирке уродов»).

Браунинг знал эту среду как никто другой, он сбежал из дома, когда ему было шестнадцать, и несколько лет путешествовал по стране как раз в составе такой труппы. Своим фильмом, пусть не документальным по сути, но с элементами документалистики, режиссер нарушил сразу несколько табу: и без того усеченных студией с девяноста до шестидесяти четырех минут «Уродцев» признали не подлежащими дальнейшим цензурным сокращениям, и в результате фильм был запрещен в Великобритании, Австралии, многих американских штатах (в некоторых из них запрет до сих пор формально не снят). Погубленный излишним морализмом предвоенных лет, в 2020 году этот фильм выглядит как образец инклюзивности: инвалидов играют инвалиды, индуса индус, никто не ущемлен, все на своих местах, но тогда подобная прямота была еще, мягко говоря, не в моде.

Между тем это вполне традиционная история о деньгах, любви и мести. Есть богатый карлик Ганс, есть циничная красавица-гимнастка Клеопатра (ее роль исполнила белоэмигрантка Ольга Бакланова), он любит ее, она любит его деньги, события развиваются с роковой неизбежностью. Если бы не фон, в фильме не было бы ничего примечательного, но когда между делом человек без нижней части туловища танцует на руках на столе, где-то в ножках этого же стола извивается «человек-гусеница», а рядом ходят сиамские близняшки, каждая со своим мужем, любая история получает специфический привкус. Именно благодаря ему фильм продолжает удивлять зрителей даже спустя почти 90 лет после создания.

История Ганса и Клеопатры безусловно хороша, но что по-настоящему отпечатывается в памяти, так это то, как в одной из последних сцен много-много карликов темной-темной ночью ползут по мокрой-мокрой грязи с острыми-острыми ножами в зубах. Они обязательно доползут и возьмут свое, ну а всем остальным остается только завороженно наблюдать и стараться не навлечь на себя их гнев. Именно в последние несколько минут начинает чувствоваться мятежное сердце этого фильма, пульс, который не смогло заглушить ни время, ни цензура, ни режиссерские извинения. Ради этого жуткого сердцебиения «Уродцев» стоит посмотреть и сегодня.

Кинематограф дает нам возможность увидеть самых разных карликов в самых разных положениях — даже в наших пяти фильмах встречаются карлики из прошлого и карлики из будущего, карлики-изгои и карлики, неотличимые от обычных людей, карлики метафорические и карлики повседневные, карлики популярные и карлики позабытые, карлики любого цвета кожи, пола и возраста. И это при том, что мы не уделили должного внимания фильмам «Твин Пикс», «Плохой Санта», «Остин Пауэрс», «Шалун», «Лепрекон», «Звездные войны», «Бандиты во времени», «Джеймс Бонд» и многочисленным пародиям на него. Мир «карликового» кинематографа широк и богат, хотя на первый взгляд так может и не показаться. Автор этой статьи постарался выбрать пять непохожих один на другой примеров, чтобы показать, сколь разнообразно присутствие в кино маленьких людей — тех, на кого слишком много таращатся и в то же время не обращают ни малейшего внимания.