«Конспирология была распространена везде и всегда». Интервью с исследователем теорий заговора Евгением Кузьмишиным

— Когда возникла конспирология и с какими социальными процессами это было связано? Можно ли сказать про какого-то человека, что он был первым известным конспирологом?

— В моем мировоззрении конспирология изначально свойственна человеческому уму: это просто еще один способ познания и описания мира наряду с мифологией (с которой она тесно граничит), религией и наукой. Поэтому вряд ли можно говорить о «первом конспирологе». Первый человек, который подумал и сказал, что в бревнах скрывается частица огня, просыпающаяся от удара молнии и сжигающая бревно, был одновременно и первым ученым, и первым конспирологом.

Яркий пример — это теории «пятого элемента» XV–XVIII веков. Они же были чисто конспирологическими по своей сути: согласно им, весь мир пронизывает поток некого вещества, которое обеспечивает физическую жизнь всего сущего, в то время как церковники скрывают это и мешают его изучать. Для него предлагали разные названия (гравитация, теплород, флогистон, духообразный флюид) и по-разному объясняли его происхождение, а сегодня для нас вполне обычной вещью является электричество, то есть теория, над которой одно время громко смеялись, оказалась правдой.

В когнитивном плане конспирологию отделяет от прочих способов познания и описания мира изначально негативный, апофатический посыл — это строительство картины мира «от противного», в духе «альтернативной» истории, физики и т. п.

Ее главный вопрос: «А что, если?» Конспирология была распространена везде и всегда, во всех обществах и цивилизациях, и существовала наряду с прочими культурными и идеологическими явлениями.

— Каковы основные современные научные подходы к тому, что такое конспирология, и к ее изучению? Как ученые отделяют теории заговора от просто антинаучных теорий? Существует ли такое явление, как conspiracy studies?

— Изучение конспирологии как в России, так и во всем мире только в последнее десятилетие стало набирать обороты. Занятие это всё еще считается чем-то несолидным, и авторы научных работ на данную тему всё время пытаются в предисловиях фиглярствовать, извиняться и шутить, мол, простите уж, что об этом вообще заходит речь. И дело тут не только в отношении образованных людей к теориям заговора, но и в истории научного изучения этого феномена.

Сам факт такого восприятия конспирологии — наследие той эпохи, когда формировалась наука в современном ее понимании. В середине XVIII века ученые-просветители тратили огромное количество творческих сил на борьбу с угнетавшими их, как они полагали, «клерикалами», а также со сторонниками «мракобесия» или «бредней» (термин главы иллюминатов Адама Вейсгаупта), то есть «антинаук», уводящих нас в область недоказуемого, граничащую с религией. Подобные представления закрепились в культуре, поэтому наука до сих пор относится к изучению конспирологии с традиционным недоверием.

Получается что-то вроде иерархии «научности»: математики считают пустословием физику, физики — биологию, биологи — лингвистику, лингвисты — искусствоведение, искусствоведы — историю, историки — культурологию, культурологи — изучение теорий заговора.

Тем не менее в этой области есть три (или четыре) имени, определяющие три (или два) основных подхода к явлению в целом. Во-первых, Карл Поппер, который осмелился попробовать систематизировать то, что известно про эту «стыдную, смешную и неприличную» сферу, и пришел к выводу, что речь идет о неомифологии, основанной на достраивании реальности в отсутствие позитивных знаний о ней. Во-вторых, Ричард Хофстадтер, который на материале американской ультраправой прессы конца 1950-х охарактеризовал ее простыми словами как психиатрический феномен: так, мол, параноики-фашисты экстериоризируют свои страхи после убийства Кеннеди. Этот подход (в расширенной версии Ричарда Пайпса) до настоящего времени считается мейнстримным во всем мире, и в том числе у нас (Яблоков, Панченко, Архипова, Бардина).

Наконец, в-третьих, Мишель Фуко, который в конце 1960-х на материале французских творческих кругов от «Кафе де Флер» до баррикад Сорбонны обрисовал конспирологию как альтернативную реальность и соответствующий нарратив, то есть как чисто творческую, креативную сферу, лишая ее тем самым психических и политических черт, поскольку они просто-напросто неважны, ведь альтернативная реальность может быть и утопией, и антиутопией.

Правда, в таком случае под определение конспирологии подпадает практически любая альтернативная реальность, и это проблема.

В России подход Фуко пока абсолютно не представлен, зато имеется собственная, но очень однобокая модель конспирологии, порожденная великим Савелием Дудаковым: ее сторонники (Виктор Шнирельман, Илья Юзефович) рассматривают конспирологический нарратив в целом как изощренный заговор против Народа Божия.

В современном мире именно сейчас, после всех событий первой четверти XXI века, ряда международных кризисов и того, что принято называть «пандемией», интерес к обобщению данных о теориях заговора значительно вырос. Ряд университетов в Европе и США открыли исследовательские программы по этой теме, резко возросло число публикуемых книг и статей, однако основная продукция всё равно пока относится скорее к научпопу, поскольку методология изучения конспирологии и точные определения связанных с ней понятий так до конца и не выработаны.

— Помимо собственно конспирологии, к числу ваших основных исследовательских интересов относится история масонства и тайных обществ. Расскажите, пожалуйста, почему именно масоны стали одной из самых удобных «жертв» для теоретиков заговора?

— В истории антимасонства есть два совершенно разных этапа. Когда складывалось это братство, когда мелкопоместное английское и шотландское дворянство, представители творческих профессий и интеллигенция по ряду причин стали вступать в ремесленные гильдии каменщиков и собираться под их «брендом» для философских бесед, то есть в первой половине XVII века, это был лишь один из десятков разновидностей английских клубов, обществ, братств и союзов, маленьких и локальных.

Соответственно, и обвинения в адрес масонов выдвигались тогда обществом стандартные: бездельники, пьяницы, транжиры, тратят полезное время впустую.

Но только масонству удалось стать международным обществом — в первую очередь, за счет бурных политических процессов (смена династий Стюарты — Оранские — Стюарты — Ганноверцы), когда потоки высокородных образованных эмигрантов из Англии и Шотландии наводнили Францию, немецкие земли, Испанию, Нидерланды и даже Швецию и Россию. Сперва созданные в континентальной Европе масонские ложи считали английскими резидентурами, а уж когда век спустя, в 1789 году, разразилась Великая Французская революция, белоэмигранты (так их называли из-за роялистских белых кокард на шляпах, в противовес республиканскому триколору) впервые выстроили целостную и стройную теорию о масонских ложах как очагах революции (конечно, экспортированной во Францию из Англии по образцу Английской революции 1640-х годов) наряду с «кружками чтения» и «свободными библейскими школами».

— Одна из наиболее популярных конспирологических теорий, вошедших в массовую культуру — это существование тайного ордена иллюминатов, который исполняет роль мирового правительства и направляет прогресс в нужное им русло. Кем на самом деле были иллюминаты и за что они «удостоились чести» называться вершителями человеческой истории?

— Подлинная история баварских иллюминатов скорее похожа на несмешной исторический анекдот. Адам Вейсгаупт был преподавателем канонического права в провинциальном Ингольштадте — в университете, полностью забитом преподавателями-иезуитами. В детстве он окончил иезуитский колледж и тот же самый подчиненный иезуитам университет, поэтому ничто на свете не ненавидел так, как иезуитов. Тем более что они тогда вели политику активного проникновения в структуры власти немецких земель, дабы «вернуть их в лоно Римской церкви»: «тайному влиянию иезуитов» на европейские дворы и системы образования в разных странах были посвящены десятки конспирологических теорий.

И Вейсгаупт решил непримиримо бороться с «клерикализмом» в системе образования, для чего и создал в 1776 году из десятка своих студентов «Общество перфектибилистов», то есть «стремящихся к совершенству». Все его тексты того времени проникнуты жуткой ненавистью к церковникам, на грани с полным отрицанием религии. И, конечно, он противопоставляет религии науку и идеалы Просвещения, которые пользовались тогда невероятной популярностью в соседних Австрии и Франции. Однако организация совсем не развивалась и никакой деятельности вести не могла по причине отсутствия у ее членов связей и денег.

Затем в общество вступили двое влиятельных прусско-баварских масонов: Ксавьер Цвак и Адольф Книгге, которые помогли Вейсгаупту завладеть властью в одной из обычных масонских лож и наполнить ее своими сторонниками, а также распропагандировали «новый орден» в масонской среде. Они же предложили ему переименовать организацию в духе времени — в «носителей Просвещения», то есть «иллюминатов». Другое дело, что власть в системе образования Пруссии и Баварии принадлежала отнюдь не иезуитам, но руководителям другого масонского ордена — Злато-розового креста — Кристофу Вёльнеру и Рудольфу Бишоффсвердеру, которых Вейсгаупт на каждом углу обвинял в «бреднях» и «мракобесии».

Потом в историю вмешалась случайность, когда в 1785 году убило молнией пастора Якоба Ланга, перевозившего часть корреспонденции иллюминатов, где говорилось об их планах проникновения в правительство и организации реформ по «просветительскому» образцу.

Всё это попало в прессу, разразился огромных масштабов скандал, были проведены обыски в домах ряда иллюминатов, после чего вся церковная и государственная власть обрушилась на орден и запретила его.

Но иллюминаты уже успели нашуметь в масонской и гражданской прессе, газеты по всей Европе раздули, как и положено газетам, историю о «заговоре иллюминатов в Баварии», и, конечно, пять лет спустя эта история логично встроилась в свежесозданные теории заговора французских белоэмигрантов (в первую очередь, аббата Огюстена Баррюэля в его фундаментальном труде «Записки по истории якобинства»).

Немалую роль в распространении этой теории сыграло и то, что немецких иллюминатов еще в 1785 году стали беспочвенно, но плотно связывать с невероятно популярной, хотя и обладавшей дурной славой фигурой «чудотворца» Калиостро. Следы этой истории сохранил для нас Дюма-отец в романе «Записки врача», где Калиостро выступает в роли главы всемирного иллюминатского заговора.

— Нетрудно заметить, что современные конспирологические построения зачастую воспроизводят гораздо более древние верования. Например, когда американские конспирологи говорят, что мировые элиты используют для омоложения гормон адренохром, полученный посредством мучения детей, они фактически пересказывают древний миф об употреблении евреями в ритуальных целях крови христианских младенцев. Можно ли выделить какие-то устойчивые группы теорий заговора, которые воспроизводятся на протяжении человеческой истории?

— Конечно, ничего принципиально нового в конспирологии не возникает. Все теории заговора обусловлены человеческой психологией и отражают наши первичные глубинные страхи. Нами руководит наше сознание, поэтому у нас есть страх утраты контроля над самими собой — отсюда теории о том, что «враги» завладевают нашим разумом и организмом через демонов, гипноз, микрочипы и пр. Все мы вместе и по отдельности — это наш опыт и наша история. Отсюда возникают тысячи теорий о том, что вся история — и мировая, и персональная — есть ложь, что нас пытаются ее лишить, то есть лишить нас личности и «самости», а власть принадлежит тем, кто переписал историю в свою пользу.

Нам необходимы порядок и план, чтобы чувствовать себя в безопасности. Отсюда теории о наличии плана в управлении всем миром (из того же истока происходит религиозная космология). Мы одержимы неминуемостью смерти, и ряд ученых выводят из этого появление мифологий и религий. Отсюда теории о бессмертии и вечной молодости «врагов», которых они достигают за наш счет.

Мы с доисторических времен отличаем «своих» млекопитающих от «чужих» рептилий с помощью некого внутреннего датчика. Отсюда отождествление «врагов» с рептилиями: змеи, драконы, рептилоиды и пр.

Также мы наделены биологическим чутьем для распознавания антропоморфных сущностей, которые маскируются под «своих», ими не являясь (недавно это начали называть «эффектом зловещей долины»). Отсюда теории о похищении тел и реалистичных силиконовых масках мировых лидеров, а развитие современных технологий только подливает масла в огонь.

Поэтому все конспирологические сюжеты обычно одинаковы и только пополняются новыми реалиями и персонажами. Упомянутый вами легендарный пласт «кровавого навета», например, коренится в еще более древнем, «вампирском» мифологическом пласте.

— Насколько я понял, один из основных ваших тезисов как исследователя заключается в том, что конспирология — это современная разновидность религии. Можете развернуть его для наших читателей? Всё же в отличие от религии конспирология интересуется не трансцендентным порядком, а материальным миром и действиями вполне конкретных социальных групп, которых она пытается назначить ответственными за происходящие в этом мире бесчинства.

— Я уподобляю конспирологию религии в античном смысле слова, исходя из ее форм. Более поздние ближневосточные религии Откровения пытались вывести мир на трансцендентальный уровень, но не преуспели. Состояние религиозного сознания людей осталось во многом языческим, политеистическим, а в наше время, после столетий бурной истории авраамических религий, мы видим, что человечество разделилось на две группы — постепенно атеизирующуюся и постепенно тотемизирующуюся.

Поскольку к концу ХХ века авраамические религии доказали свое бессилие в деле предоставления ответов на запросы людей, те обратились внутрь себя и во внешний мир, ища ответы в психологии и естественных науках.

А те группы и народы, которые сохранили религиозные догматы как руководство к жизни, стремительно впадают в архаику, с которой неизменно сопряжено и скатывание в более примитивную религиозность — к домовым, джиннам и культу предков.

Образно говоря, человечество в основной своей массе уже после мировых войн утратило «внешнюю точку сборки» и потребность в наличии трансцендентного «центра управления миром». Но стремление к упорядоченности никуда не делось, просто теперь этот «центр» в сознании людей «спустился» на землю и воплотился в злобных «правителях мира».

Античная же религия была многоукладной. Она могла быть народной, обрядовой, происходящей из культа предков и не требующей личной веры в конкретного Аполлона или Осириса. Достаточно было изъявлять богам этой земли или этого дома почтение и приносить им жертвы, потому что так поддерживался мировой порядок. А была религия мистериальная — не для всех, но лишь для тех, кто хотел слиться с богом, стать богом или его «чадом». В ходе мистерий желающие проходили испытания, иногда весьма жестокие, чтобы наконец оказаться непосредственно перед своим богом, получить от него некое откровение, вступить с ним в супружеские либо в детско-родительские отношения, ритуально «умереть» и «восстать» в образе этого бога — короче говоря, соединиться с ним, стать им.

Вот и в наше время в цивилизованном мире есть общая социальная религия — религия достигательства, успеха, вечной молодости и красоты. По сути, это религия супергероев, которые сливаются в своей образности с античными персонажами мифов. Эту религию проповедуют на тренингах материального и духовного роста, в рекламе.

Но есть и «мистериальная» современная социальная религия, адепты которой стремятся проникнуть в тайны вполне земных или инопланетных правителей мира, якобы чтобы «раскрыть всем правду», но в действительности — чтобы приобщиться к их кругу, почувствовать себя «тоже в чем-то иллюминатом», а если повезет, то, подобно персонажам многих народных сказок, самим получить часть этой власти.

— Можно ли сказать, что в современной реальности благодаря распространению интернета конспирология стала значительно более популярной, чем в те времена, когда люди обменивались ксерокопированными антисемитскими брошюрами? Или это не так и на самом деле человечество постепенно развивает критическое мышление?

— К сожалению, философы-просветители ошибались. Они полагали, что всеобщее образование приведет к развитию ума и критического мышления, а мир станет раем на земле. Но всё пошло ровно в обратную сторону. Всеобщая доступность любой информации и всеобщий доступ к публичному изложению своих мыслей полностью обесценили знание, ученых и окончательно отделили информацию от ее носителей. Интернет уравнял академика с кухонным конспирологом, прозаика-лауреата — со школьником из тиктока и т. д. Всё инфопространство заполнено белым шумом, где варятся в своем соку разрозненные группки специалистов, сохраняющие какие-то критерии достоверности и научной ценности только внутри своих сообществ, в то время как никому больше нет до них дела. В этой среде конспирология процветает и бесконечно тиражируется. Правда, у нее нет серьезных врагов и конкурентов, поэтому и она в такой среде постепенно деградирует.

— Существует карикатурное представление о конспирологе как человеке, который не имеет личной жизни, плохо следит за собой и целыми днями читает какие-нибудь «Славяно-арийские веды» либо обновляет анонимные имиджборды — однако, наверное, как и все стереотипы, этот тоже не вполне соответствует истине. Какие люди и почему чаще всего увлекаются конспирологией? Справедливо ли связывать интерес к конспирологии с праворадикальными политическими взглядами?

— В этих стереотипах отражена история изучения конспирологии, о которой я уже говорил. Действительно, Хофстедтер начинал исследовать ее в среде американских правых радикалов и именно с психиатрической точки зрения. Отсюда и наложение стереотипных клинических проявлений параноидальной шизофрении на образ типичного конспиролога, и стратификация его в правом углу политического спектра. Но реальность сложнее этого образа.

Конспирология — это не идеология, а мировоззрение, в которое можно «засунуть» любую идеологию.

Взгляните хотя бы на советскую фантастику золотого периода, то есть 1950–1960-х годов, произрастающую из идей русских философов-космистов начала ХХ века, где подспудно излагаются вполне евгенические теории о «новом человечестве», которое с давних пор тайно проектировалось в лабораториях алхимиков под постоянной угрозой уничтожения помешанными на деньгах правителями.

— Очевидно, что некоторые произведения массовой культуры (например, сериал «Секретные материалы» или фильм «Теория заговора» с Мэлом Гибсоном, а также книги Дэна Брауна) популяризировали и романтизировали конспирологическую деятельность. С чем была связана эта мода на конспирологию в конце ХХ века?

— Не думаю, что эта «мода» возникла в 1990-е. Конспирология пронизывает всю американскую культуру с первых дней существования независимой страны США — больше, чем любую другую, и об этом также пишут исследователи начиная с Хофстедтера. Кроме того, конспирология всегда жанрово переплеталась с научной фантастикой и фэнтези. В США уже в конце XIX века подобные сюжеты бытовали в комиксах, и теории заговора соседствовали там с нарождающимися супергероями. Потом появились журналы вроде «Удивительных историй», а в 1959 году вышел сериал «Сумеречная зона», заложивший основу всех последующих художественных фильмов, реконструкторских мокьюментари и фильмов-расследований о загадках земли, истории, психологии, вселенной и т. д.

— Можно ли сказать, что популярность конспирологии в современном мире мерами возгорается и мерами угасает?

— Скорее нет, чем да. Публицисты время от времени пытаются наложить свои идеи на историю общества и пишут про какие-то особенные «взлеты» интереса к оккультизму, мистике, конспирологии, религии в переломные эпохи: то это «оккультный ренессанс» 1880–1910-х годов в Европе, то «оккультный бум» в России в 1914–1917-х и 1985–1998 годов.

Но в основном всё это чушь, потому что интерес к таким темам на протяжении многих веков у определенного круга людей всегда был более-менее постоянным — просто у них есть своя аудитория, верная и небольшая.

В наше время ситуацию изменил интернет, и все стали видеть тексты, которые раньше распространялись, скажем, в пяти перепечатанных копиях среди пяти фанатов. Теперь все их видят, многие читают, но верить в них продолжают те же пять человек.

— Как правило, всевозможные конспирологические трактаты отличает очень низкий художественный уровень исполнения, но, может быть, среди них встречаются и своеобразные жемчужины? Знаете ли вы какие-нибудь произведения, которые могут вызвать интерес у непредвзятого читателя благодаря пускай не самому здоровому, но весьма развитому воображению их авторов?

— У меня очень трепетное отношение к чрезвычайно многочисленным сочинениям великого французского конспиролога Лео Таксиля, который за двенадцать лет в конце XIX века сумел создать целую «вселенную масонского заговора», из которой черпали образы и идеи все последующие авторы. Таксиль был очень талантлив, обладал прекрасным чувством юмора и цепкой хваткой криминального журналиста, поэтому его книги читаются как захватывающие авантюрные романы.

Детально проработаны и интеллектуально насыщены, даже перенасыщены «вселенные» тамплиерского и антисемитского заговора у Умберто Эко в «Маятнике Фуко» и «Пражском кладбище».

Поражает воображение масштаб развернутой авторами «Новой хронологии» кампании по популяризации своего «учения», которое, по сути, есть одна большая теория всемирного заговора. Прекрасно выстраивают логику своих теорий о «богах с неба» Захария Ситчин и Эрих фон Дэникен. Отличная теория, которую я упоминал ранее, принадлежит Александру Дюма. Правда, всё это либо откровенно художественные сочинения, либо произведения авторов, не считающих себя конспирологами. А собственно конспирологические сочинения с литературной точки зрения действительно, как правило, гораздо беднее и скучнее.

— Вероятно, самая дикая и нелепая теория заговора, существующая сегодня, — это утверждение, что Земля на самом деле плоская, а власти всего мира скрывают это. Как вы думаете, почему некоторым людям так хочется убедить себя и окружающих в том, что наша многострадальная планета на самом деле имеет форму блина, а не эллипсоида?

— Она также одна из самых тупых — не в том смысле, что она глупа по содержанию, но в том, что узколоба и глупа ее цель: дело ведь не в том, чтобы выстроить целостную картину мира, но в том, чтобы просто бегать и кричать, как все вокруг неправы, и только ее сторонники — носители истины. Там совершенно не проработана система доказательств, она сугубо подростковая по своему психологическому типу, поскольку состоит почти исключительно из посылов «вы все врете» и «нет, плоская» с постоянно возрастающим градусом эмоциональной агрессии. Нет никакого смысла рассуждать о самом предмете, то есть о форме земли, потому что вся суть этой теории — в самопозиционировании ее сторонников.

— Еще одна совершенно безумная конспирологическая теория, с которой доводилось сталкиваться едва ли не всем пользователям интернета — это гипотеза о правящих миром рептилоидах. Почему она стала настолько популярной? Ее автор, Дэвид Айк, сам придумал этих рептилоидов или опирался на какие-то уже существующие построения?

— Айк, конечно, приложил много сил для популяризации этой концепции, и даже отчасти стал ее «собирателем». Но ее элементы сочиняли другие люди на протяжении более ста лет. Обычно я рассказываю об этом в полуторачасовой лекции, трудно уложить всё в пару абзацев, но суть, если коротко, в том, что уже упоминавшиеся мной врожденные инстинкты homo sapiens заставляют нас испытывать отторжение при виде рептилий, которые испокон веку считались нашими врагами во всех религиях и мифологиях — равно как и похожие на человека, но не являющиеся людьми существа.

Слово «рептилоид» было введено в русский обиход вполне конкретным человеком — писателем-фантастом и журналистом праворадикального толка Юрием Петуховым, автором и издателем выходившей в 1990-е газеты «Голос Вселенной», а также человеком с серьезными психическими отклонениями. Оттуда это слово перешло в популярные романы Василия Головачева и Сергея Лукьяненко, а затем распространилось повсеместно.

В западной литературе и у самого Айка эти сущности называются «рептилианами».

В них к концу ХХ века сошлось множество более ранних образов: «человек будущего» с картинки Герберта Уэллса, нарисованной для газеты «Таймс»; рисунок супругов Хилл из Портсмута, изображающий похитившего их «пришельца-грея» со звезды Дзета Сетки (представленное на обоих этих рисунках напоминает гуманоида с сильными ожоговыми шрамами, одновременно похожего и не похожего на человека); образ Змея, Дракона или Ящера из народных мифологий; рассказы Елены Блаватской о цивилизации нагов — полулюдей-полузмей; теории Ситчина и Дэникена о змееобразных пришельцах с других планет, ставших для земных людей богами; полученные путем ченнелинга откровения Нэнси Лидер, основательницы радио- и интернет-канала «Дзета-ток».

Рептилоиды закономерно «утвердились» на «вершине» «пирамиды заговора» Айка, потому что конспирология на нынешнем этапе своего развития зашла в тупик. Современный человек был бы рад «разместить» своих богов на земле, коль скоро он разуверился в богах с неба, но глобализация и информатизация заставляют его всё время смотреть на мировых лидеров, которые, что уж греха таить, никак не походят на богоподобные фигуры — они точно такие же люди со своими недостатками, уязвимостями и страстями.

Поэтому в конспирологии как религии возрастает запрос на внеземное происхождение «мировой верхушки» — и появляются рептилоиды.

Если же какие-то земные люди производят впечатление носителей высшей власти — значит это рептилоиды в масках и костюмах людей, что подтверждают многочисленные конспирологические видеоролики. В старину людям было проще: до середины прошлого века в конце иерархической лестницы заговорщиков всегда стоял Сатана, а современным авторам приходится напрягать извилины.

— Не возникает ли у вас ощущения, что в современном мире некоторые конспирологические фобии на глазах становятся реальностью? Так, можно сколько угодно иронизировать над людьми, которые верят в чипирование и перспективу «всемирного цифрового концлагеря», однако та форма государственного управления, которую реализует, например, современный Китай, с ее социальными рейтингами и повсеместной цифровой слежкой за гражданами, действительно напоминает тоталитарные дистопии, описанные фантастами ХХ века.

— Я стараюсь максимально дистанцироваться от самого понятия «теория сбылась». Ведь это один из главных «доводов» самих конспирологов: «Евреи правят миром! Сами посмотрите, как всё вокруг устроено». Здесь есть огромное число нюансов, ловушек восприятия и логических ловушек. Мы просто никогда не получим всей полноты сведений о чипировании, цифровизации и планах правительств отдельных стран. Нам, в отличие от конспирологов, следует воздерживаться от попыток самостоятельно выстраивать логические цепочки там, где не хватает данных.

Заниматься нужно чем-то в сфере своей компетенции.

Я историк, филолог, и я изучаю конспирологию как культурный и социологический феномен, но не рассматриваю достоверность или недостоверность отдельных теорий заговора.

Изучив достаточно материала, я сам могу составить пару отличных теорий заговора, и пандемия, например, предоставила мне для этого обширное поле. Но я не стану их предавать огласке, хотя они, вероятно, более логичные и красивые, чем те, что встречаются в сети.

Кстати, очень удобно следить за конспирологической повесткой по романам Виктора Пелевина, который скоро вот уже тридцать лет как чутко улавливает основные российские и мировые тенденции.

— Кто сегодня, помимо вас, занимается в России академическим изучением теорий заговора? Каково состояние академического конспирологоведения в нашей стране?

— Не уверен, что в современной России вообще существует академическое изучение конспирологии. Всё происходит на уровне научно-популярных лекций и книг, с издевками и извинениями. Никому пока не хватает смелости признать, что этот культурный феномен нужно изучать серьезно, поскольку он всегда составлял и продолжает составлять существенный пласт нашей жизни. Ну и, конечно же, повальная одержимость американским «психиатрическим» подходом к конспирологии ни к чему хорошему привести не может.

— Существуют ли какие-то конспирологические теории, характерные исключительно для РФ и постсоветского пространства, или же все теории заговора, с которыми здесь сталкиваемся — от «чисел Зверя» в паспортах до психотронного ГУЛАГа, — всего лишь перепевка страхов западных конспирологов?

— Российская конспирология примерно на три четверти заимствованная. Вся русская антимасонская литература, что отмечал еще философ Владимир Сергеевич Соловьев, — это перепевы католической пропаганды из Франции и Австрии, а вся антисемитская конспирология основывается на германо-австрийских текстах, попадавших еще в Российскую империю через Польшу усилиями окружавших Фаддея Булгарина польских журналистов. Современные сетевые российские конспирологи-мейнстримщики до неразличимости сливаются с носителями правой, ультраправой, националистической или имперской антилиберальной идеологии, постоянно транслируя в русскоязычное пространство написанное американскими, французскими и немецкими альтрайтами и ультраконсерваторами, а в редких случаях — авторами из исламского мира той же направленности.

Аутентичные российские теории заговора чаще носят характер альтернативной истории и науки, но не «альтернативной политики».

Например, существует сообщество «граждан СССР», отрицающих факт исчезновения советского государства, в чьей риторике превалирует юридическая сторона, а сторонники «Новой хронологии» позиционируют ее как науку. Также самобытные теории заговора возникают на границе с духовными учениями, как в случае с неоязычеством «православных инглингов», совокупностью учений Александра Асова, идеями сторонников подлинности «Велесовой книги» и т. д. В основе всего этого лежат теории заговора и четкие иерархии «врагов». Существуют образцы ориентированного на конспирологию городского и детского фольклора. Есть несколько легенд с локальным колоритом: о «царском золоте в основе Федеральной резервной системы», о «золоте Колчака», о «золоте партии», о «павловских миллиардах» — но все они находятся в русле общемировых легенд о заколдованных кладах, «украденной истории» и т. д. И здесь как раз можно было бы вспомнить об аргументе «ведь сбылось же», поскольку действительно из России регулярно исчезали титанические денежные суммы, составлявшие достояние миллионов людей.

— Доводилось ли вам в последнее время сталкиваться с занимательными новыми конспирологическими сюжетами? Не кажется ли вам, что конспирология сегодня выдыхается и обречена на самоповторы — или все-таки возможно появление в будущем чего-нибудь принципиально нового?

— Я довольно пессимистично оцениваю перспективы развития медиасферы в обозримом будущем, о чем говорил выше. Современная культура хотя бы огромным количеством римейков подтверждает тот тезис, что новые идеи не находят отклика у аудитории, поэтому выгодны только старые проверенные модели. Коммерческий мейнстрим с давних пор сосуществует с альтернативными новаторскими проектами, но в наше время в силу переполненности медиасферы новаторам требуется прикладывать в сотни раз больше сил, чтобы пробиться хотя бы какой-нибудь публике сквозь тонны шлака и мусора.

А в ситуации полной девальвации авторитета специалистов и образования это становится практически невозможным.

Последние лет двадцать я наблюдаю только перепевы старых конспирологических сюжетных моделей, сближение теорий заговора с различными областями городского фольклора и древней мифологии, а также катастрофическое скатывание конспирологии в область сиюминутной политики. Поэтому сейчас для меня будущее этого жанра туманно: он разделяется на две сферы и в обеих уходит к экстремумам — в сказки и в правую политико-культурологическую аналитику.

— Стоит ли нам опасаться того, что в ближайшем будущем конспирология станет еще более популярной и будет оказывать еще больше влияния на политику и на жизнь простых людей, чем в случае с QAnon, борьбой с вышками 5G или антиваксерством?

— Я думаю, что это уже случилось и дальше развиваться особенно некуда. Не следует ожидать какого-то взрыва, бури или смены вех. Всё уже произошло плавно и постепенно: конспирология стала неотъемлемой частью нашей общественной и культурной жизни — точно так же, как «смерть автора», дип-фейки, искусственный интеллект в текстах и изображениях, дополненная реальность, деньги из воздуха в тиктоке и на марафонах личностного роста и т. д.

Действительно, сегодня мы наблюдаем процесс радикального изменения материальных и нематериальных основ всего нашего мира.

В этой новой реальности теряют смысл и ценность «старые» критерии «правда—ложь», «реальное—мнимое», «настоящее—поддельное», и сегодняшний день скорее побуждает нас сделать паузу и внимательно осмотреться, чем пытаться сделать какие-то выводы. Мы сейчас, для ориентировки, снова оказались примерно в Х веке: нам только предстоит поднять проблему универсалий и попытаться решить ее, а уже потом можно будет строить новые концепции на основе новых понятий.