Как охотятся альбатросы

За первые четыре путешествия с того момента, как вылупился ее птенец, Амелия преодолела расстояния в 814, 320, 1476 и 3843 километра соответственно.

Она еще только разминается.

Похоже, Амелия — настоящий трудоголик. Едва вернувшись домой, преодолев больше 3200 километров за восемь дней, она, похоже, считает, что есть занятия и получше, чем попусту сидеть в гнезде. После короткой передышки — всего несколько минут — она медленно идет к взлетнопосадочной полосе, поворачивается навстречу дующему с юга ветерку и поднимается в воздух. Набрав высоту, совершает разворот и оказывается спиной к ветру. Отличное начало, тем более что на этот раз полет затянется надолго.

За последние две недели Амелия потратила много времени на поиски пищи в скудных тропических водах. Ее самоотверженность оправдывает себя: птенец растет крепким и здоровым. Но пока она с избытком отдает энергию малышу, ее собственный вес неуклонно снижается все то время, что она прочесывает тысячи километров, скользя над поверхностью океана.

Несмотря на то что она голодна, поскольку птенец еще мал, Амелия начинает этот полет с того же, с чего и прошлый: ищет пищу поблизости, стараясь не слишком отдаляться от острова Терн, исследуя прозрачные воды тропиков.

Мерцающее в закатном солнце море простирается во все стороны, будто расшитая золотой нитью скатерть. В какой-то момент голод толкает ее сменить направление и лететь в сторону хорошо знакомых ей северных территорий, богатых пищей. Она берет курс на север, но затем отклоняется на восток и следует в эту сторону всю ночь до зари. Оставив позади 580 километров, Амелия вновь оказывается в концертном зале и высматривает добычу среди гор Музыкантов. Ничуть не сбавляя скорости, она проносится над горой Шопен, совершает вираж над Гайдном и, огибая Генделя, уходит на север. Такт за тактом, метр за метром кружит она в вальсе. Хотя со всех сторон плещется бескрайнее море и на сотни километров вокруг нет ни берегов, ни видимых ориентиров, она путешествует по окрестностям подводных гор так, будто способна волшебным образом угадывать скрытый под водой рельеф морского дна. Она огибает Чайковского, огибает пятидесятикилометровую дугу, словно балерина, танцующая «Лебединое озеро» на мировой сцене, и устремляется обратно к Дебюсси.

Ее изящество и грация потрясают, но она точьв-точь повторяет свой последний лишь отчасти удачный полет. Тогда у нее получилось добыть еды для птенца. Но справиться с этим так же хорошо, как в тот раз, теперь уже не получится. С тех пор прошла неделя, еще одна неделя вынужденного голодания, потери веса и ослабления организма. Ее самоотверженность уже не безгранична. Химия крови подает мозгу сигнал. Долгий процесс эволюции вмешивается в ход событий и будто бы нашептывает: «Я жутко хочу есть. Какая птенцу польза от того, что его мать умрет от голода?» Стрелка между материнством и голодом качнулась и остановилась на голоде.

Амелия решилась: она летит за едой. Настоящей едой. Большим количеством еды. Она не станет обращать внимание на случайных летучих рыб, на едва слышные подсказки теплого тропического моря, намекающие на скромное угощение, или на попадающуюся то тут, то там икру. Она больше не выискивает корм. Теперь она действительно путешествует. И она отлично знает, куда направляется. Она летит на север. Ровно на север. Точно на север. Прямо, как стрела, — на север.

Олуши, фрегаты и крачки останутся далеко позади. Она направляется к границе холодных вод. Жар-птицей промелькивает над подводной горой Стравинский, в спешке минует Шуберта, будто впереди ее ждут незавершенные дела. Впервые за многие месяцы Амелия раскроет свои возможности во всей полноте. Как олимпийский атлет, ступивший на беговую дорожку, она проявит истинную природу альбатроса — бороздить моря от края до края. Не существует таких океанов, которые не смог бы пересечь альбатрос. Этим птицам каким-то чудом удается преодолеть законы физики, в их волшебном королевстве пространство сворачивается, и однаединственная птица становится властелином всего океанского бассейна, а движение времени делается цикличным, потому что птицы одержимы странствиями и возвращениями.

Благодаря попутному ветру Амелия за 30 часов преодолевает почти 1000 километров. Большую часть времени она летит в полусонном состоянии. В стихотворении, написанном в 1926 году, южноафриканский поэт Рой Кэмпбелл представляет себя альбатросом:

Вытянув белые крылья в спокойствии рьяном,
Кутая их в вороха серебристые снов,
Я уносился туда, где нет больше смутьянов,
И горизонт далекий пронзить был готов.
…Крошечным зернышком с шелковым парусом
Я плыл от соцветия солнца дремотного.

Температура воды начинает постепенно снижаться. Наконец Амелия достигает южного края широкой фронтальной зоны, где теплые водные массы встречаются с более холодными. В полутора тысячах километров от острова Терн у этой черты Амелия сбавляет скорость. Она исследует широкую линию фронта, которая проходит через всю северную часть Тихого океана неспешным, но очень динамичным потоком, извиваясь из стороны в сторону, как оставленный без присмотра пожарный шланг. Этот источник перемен отделяет гостеприимные просторы центральной части океана от холодной Субарктики. Все, что связано с понятием «тропический», осталось теперь у нее за спиной.

Немного поколебавшись, Амелия отклоняется от маршрута и летит на северо-восток вдоль 150-километрового меандра. Этот фронт обозначает северную границу Северо-Тихоокеанского течения, ширина которого достигает почти 1000 километров. Северный и южный края течения, которые находятся на большом расстоянии друг от друга и петляют в районе 30° и 40° с. ш., известны как субтропическая и субарктическая фронтальные зоны соответственно.

Широкое Северо-Тихоокеанское течение и его фронтальные границы отделяют чрезмерно соленые тропические воды южных широт от прохладных и свежих субарктических вод севера; они изолируют друг от друга две огромные области в северной части Тихого океана, две непохожие экосистемы, населенные совершенно разными обитателями. Со стороны тропиков простирается малонаселенное солнечное царство фрегатов, летучих рыб и тунца. Холодный край, рядом с которым теперь Амелия, — богатое полярное королевство глупышей, сельди и лосося. Два мира.

Северо-Тихоокеанское течение берет начало в западной части океана, зарождаясь там, где теплое течение Куросио (что по-японски означает «темно-синее течение»), идущее вдоль побережья Японии, сталкивается с холодным Курильским течением (по-японски Оясио — «материнское течение»), которое приходит со стороны Берингова моря. После этого перемешанные массы обогащенной воды направляются на восток уже как Северо-Тихоокеанское течение.

Там, где оно разбивается о Северо-Американский континент, одна его часть поворачивает в северном направлении, становясь Аляскинским течением, которое поднимается до берегов Британской Колумбии, а оттуда устремляется на запад вдоль побережья залива Аляска и Алеутских островов. Вторая часть идет на юг и становится Калифорнийским течением — извивающимся потоком воды с водоворотами и прохладными струями. Это благодаря ему прибрежные воды остаются прохладными вплоть до Сан-Франциско. Ближе к экватору водные массы поворачивают на запад и еще раз пересекают Тихий океан. А когда они достигают берегов Азии, та часть, что свернула на север, опять становится Куросио. Все это путешествие занимает около пяти лет.

За шесть дней в открытом море Амелия проделала путь от 23-й до 40-й параллели северной широты. Это все равно что совершить поездку от Нижней Калифорнии в Мексике до границы штата Орегон или от Багам до центральной части Нью-Джерси.

Теперь в поисках добычи она движется вдоль границы субарктической фронтальной зоны. Амелия сосредоточена на охоте и внимательно всматривается в здешние зеленые воды. Почуяв запах косяка рыб, она пролетает около полутора километров, пока он не рассеивается, затем возвращается туда, где он сильнее, и проносится мимо, вновь теряя его след. Тут она снова поворачивает и движется в обратном направлении, очерчивая таким образом периметр интенсивного запаха и определяя, в какую сторону движется рыба. Теперь она усердно ведет поиски в зоне устойчивого запаха, в течение следующей пары часов курсируя из стороны в сторону и выжидая наступления сумерек, когда рыба поднимется к поверхности.

На глаза показывается стайка сайры (Cololabis saira). Амелия садится на воду, и эти рыбы с изысканно-вытянутым телом длиной от 15 до 20 сантиметров бросаются врассыпную. Птица вновь поднимается в воздух и продолжает описывать широкие эллипсы. Она находит умирающую сайру, а потом мертвого осьминога. Проблески рыб в ранних сумерках привлекают кальмаров, и они поднимаются к поверхности под прикрытием сгущающейся тьмы. Амелия, которая видит в темноте почти так же хорошо, как сова, начинает замечать кальмаров повсюду. Тем временем закат над океаном тает, уступая место сиянию звезд.

Но ей по-прежнему приходится добывать корм тяжким трудом и преодолевать по многу километров для того, чтобы чуть подкрепиться. Так до конца и не насытившись, Амелия прекращает поиски. Она вновь поворачивает на север и мчится над высокими волнами, бегущими внизу, как темные гряды холмов, и над белыми шапками пены, взбитыми молодыми ревущими ветрами, которые пришли сюда помериться силами с течением. Амелия удаляется от острова Терн еще на 290 километров. Теперь, больше чем в 1600 километрах от своего птенца, она оказывается у северного края широкой субарктической фронтальной зоны, граничащей с холодными водами.

Альбатрос исследует эту область вдоль и поперек. Погода стоит неважная, но холодный воздух бодрит птицу и заряжает ее энергией. Теперь внизу под ней плещется по-настоящему студеная вода, температура которой не превышает 12 °C. Планктонные одноклеточные водоросли, которые занимают нижнюю ступень в иерархии морских обитателей, любят холод, и благодаря их присутствию вода здесь более зеленая и мутная. Она утратила тропическую прозрачность. Вместе с теплом и чистотой в тропиках остался и тунец, а значит, здесь больше не встретишь морских птиц, чей рацион зависит от этой рыбы: олуш, фрегатов и некоторых видов крачек. Им гораздо успешнее, чем Амелии, удается добывать пропитание среди чудищ тропических морей, но прокормить себя в этих широтах они не смогут. Главное преимущество альбатросов в том, что они довольствуются скромной добычей, но летают за ней по всему океану. Темноспинные альбатросы чувствуют себя как дома в любой точке своего просторного королевства, поэтому-то их так много.

В начале марта погода в Субарктике совсем не похожа на то солнечное тепло, которое покинула Амелия, улетев из гнезда. Здесь дует порывистый ветер, идет мокрый снег, здесь холодно, темно и страшно. Среди морских обитателей лишь немногие могут одинаково переносить и жаркую, и промозглую погоду. Однако альбатросам такое по силам. Как они справляются с резкой сменой климата? Изучив полученные со спутников данные о перемещениях Амелии, Дэйв Андерсон признается:

— Я не знаю. У меня нет ни малейшего представления, как альбатросам это удается. Большинству животных такого пути не одолеть. За несколько дней эта птица перелетела из тропического климата в арктический. Я не представляю, как они справляются с такой резкой переменой. Никогда не забуду, как впервые увидел, на что они способны.

Альбатросам по вкусу холодные воды, близость фронтов и перепады температур, студеный воздух и ледяные ветра. Здесь Амелия чувствует себя спокойно как дома впервые с тех пор, как много месяцев назад прилетела на остров Терн к началу брачного сезона.

В течение четырех дней она обследует эту зону, иногда двигаясь вдоль линии фронта, потом отдаляясь от нее, чтобы затем вернуться. Амелия ищет места, где концентрируются запахи, где вода резко меняет цвет или присутствуют другие признаки сосредоточения жизни. Она движется на запад вместе с течением и пролетает около 360 километров в первый день и около 400 километров во второй.

Наконец она обнаруживает жизнь, которую искала. И смерть, которая сопутствует жизни.

Здесь четко очерчена граница фронта и резко выражен температурный перепад. Отдельные участки вдоль этой линии буквально кишат кальмарами. Это часть той территории, где в 1980–1990-е годы тайваньские, японские и корейские промысловые суда каждую ночь спускали в воду десятки тысяч километров сетей. Едва тихоокеанские альбатросы, которые сильно пострадали от устроенной на них в начале XX века охоты ради перьев и от присутствия военных в местах их гнездовий в годы Второй мировой и холодной войны, начали восстанавливаться, как дрифтерные сети заполонили районы, куда они прилетали кормиться. Когда по ночам десятки тысяч километров нейлоновой паутины погружались в синие воды океана, голодные альбатросы в достатке находили запутавшуюся в ней мертвую рыбу и кальмаров. Но такой ужин грозил опасностью. До того как в начале 1990-х годов Организация Объединенных Наций окончательно запретила использование дрифтерных сетей (изначально она же продвигала их использование), приблизительно 22 000 гавайских альбатросов получили увечья и утонули в попытках достать оттуда лакомый кусочек. Их численность вновь пошла на убыль. Случалось, экипажи промысловых судов делали серьги из связок лапок альбатросов. В тех же сетях погибало огромное количество других морских птиц. По приблизительным оценкам, в них находило свою смерть по полмиллиона серых буревестников (Ardenna grisea) в год, и так десять лет подряд. Из-за них тонули десятки тысяч дельфинов, китов и тюленей, а десятки миллионов погибших в сетях рыб за ненадобностью выбрасывали за борт. Но эти цифры не включают миллионы миллионов тунцов, марлинов, меч-рыб, лососей и кальмаров Бартрама (Ommastrephes bartramii), которых тащили из океана сетями.

Теперь Амелия вкушает плоды запоздалой мудрости ООН и запрета на присутствие рыболовецких судов. И дело не только в том, что огромное количество альбатросов регулярно становилось жертвами сетей, — сейчас здешние воды рассекает гораздо больше кальмаров на благо Амелии и всего изголодавшегося пернатого племени, чьи кулинарные традиции сформировались задолго до того, как миллионы кораблей принялись бороздить моря.

Охота, которую затевают стаи дельфинов, тоже на пользу Амелии. Время от времени они устраивают хорошо скоординированные атаки на кальмаров, стремительно подплывая под них плотными рядами и тем самым заставляя их выпрыгивать из воды. Повсюду, тут и там, из воды выстреливают стайки кальмаров, появляясь и исчезая, одновременно везде и нигде. Раззадоренная происходящим, знающая, что оно сулит, и оттого предельно сосредоточенная, Амелия кружит над проворными млекопитающими и юркими флотилиями ускользающих кальмаров. Птица то садится на воду, то снова взлетает, стараясь не отставать от стремительных дельфинов. Она с плеском опускается посреди тянущихся за ними пузырящихся дорожек, глубокого бурления и скачущих во все стороны кальмаров, возбужденно и немного неуклюже плавая среди всего этого, стараясь воспользоваться возможностями, которые на миг возникают вокруг нее. В основном ее клюв щелкает впустую, издавая громкий гулкий звук. Но вот наконец Амелия с удовлетворением чувствует, как острый кончик ее клюва вонзается в извивающуюся плоть. Сопротивляясь, кальмар обхватывает ее клюв щупальцами, а она мотает головой из стороны в сторону, пока головоногое не обмякнет. Амелия хладнокровно глотает жертву, и какое-то время та еще тихонько шевелится, нагреваясь. Птице нравится ощущать пищу внутри себя.

Но для Амелии главное в том, что кальмары приплывают сюда нереститься, после чего они умирают. Погибнув, многие из них всплывают на поверхность. И эти прекрасные, свежие, качающиеся на волнах кальмары оправдывают усилия, которых требует путешествие на север. Птица устраивает себе настоящий пир из превосходных ледяных кальмаров. Ей наконец удается немного набрать вес и запастись едой.

В этих богатых холодных краях у Амелии нет недостатка в компании: здесь множество темноспинных альбатросов, попадаются черноногие альбатросы (большая часть которых отправилась на восток, ближе к побережью континента) и порой встречаются редкие белоспинные альбатросы из Японии. Амелия не обращает на них особого внимания, за исключением тех случаев, когда они вместе приближаются к одному и тому же источнику пищи.

«Быстрейший из гонцов, как грузно он ступает!» Как альбатросы преодолевают сотни километров в поисках пищи

Читайте также