«Охотиться, мыться, играть, смеяться составляет жизнь». Как развлекались и от чего страдали древние римляне
Кембриджский профессор-антиковед Мэри Бирд пишет увлекательные книги о жизни древних — их любят даже те, кто засыпал на школьных уроках истории. «Альпина Нон-фикшн» переиздает книгу Бирд «История Древнего Рима», а мы публикуем фрагмент из нее о том, как веселились в Античности бедняки и почему аристократы порицали их «аморальный» досуг, хотя сами были не прочь точно так же развлечься.
Римская элита презирала досуг нижних слоев и вместе с тем немало по этому поводу беспокоилась. Известна приверженность черни зрелищам, но еще большим злом казались тогдашние бары, дешевые забегаловки и ресторации, где собирался простой народ. В литературе можно найти яркие и зловещие образы типов, с которыми вам грозит встреча в подобных местах.
Ювенал, к примеру, описывает питейное заведение в порту Остии, где завсегдатаи сплошь головорезы и матросы, воры и беглые рабы, палачи, гробовщики, и к этому сброду спешит жрец-евнух, отслужив обряд в святилище Матери Богов.
Позднее, в IV в., римский историк сетовал: мол, «низший» род людей проводит в барах ночи напролет, и в особенности отвратительно сопение игроков в кости, когда они, таращась на доску, втягивают в себя сопливыми носами воздух.
Немало сообщений и о том, как вновь и вновь власти пытались ввести эти заведения в рамки закона и обложить налогами. Тиберий, к примеру, запрещал им продажу выпечки; Клавдий, кажется, вовсе закрыл «таверны», а прочим заведениям запретил подавать вареное мясо и горячую воду (вроде бы по римскому обычаю горячую воду смешивали с вином, но не проще ли было запретить вино?), а Веспасиан постановил, что бары и пабы не могут торговать никакой едой, кроме бобов и гороха. Если эти запреты не были плодом фантазии античных биографов и историков, то они оставались бесплодной жестикуляцией, символическим законотворчеством, для проведения которого в жизнь не хватило бы всех ресурсов Рима.
Элиты всегда переживают по поводу того, в каких темных закоулках собираются низы, хотя на самом деле обычный бар, где, разумеется, слышна брань и бывают грубые стычки, все же гораздо пристойнее, чем его репутация. И римские бары были не просто притонами, но существенной частью повседневной жизни для тех, кто в своем тесном жилье не располагал возможностью приготовить пищу.
Доходные дома строились таким образом, что римская повседневность являет собой полную противоположность нашей: богатые, располагавшие собственной кухней и столовыми помещениями, ели дома, а бедные, если не довольствовались бутербродами, вынуждены были где-то обедать за плату.
Города империи были полны дешевых баров и рестораций, и там основное население проводило большую часть свободного от работы времени. Опять-таки наглядные примеры мы находим в Помпеях. С поправкой на те части города, которые пока не раскопаны, и подавляя желание (с этим не все археологи справляются) считать любое здание, где обнаружится прилавок, баром, мы вправе предположить, что при населении примерно 12 000, не считая проезжавших через город путешественников, здесь насчитывалось значительно больше 100 подобных заведений.
Они строились по стандартному плану: обращенный к тротуару прилавок с едой навынос; внутреннее помещение со столами и стульями для тех, кто хочет посидеть, обслуживалось официантами; а еще выставлялась витрина со всем набором блюд и напитков, и, конечно, требовалась печь или жаровня, чтобы готовить горячее и разогревать напитки. В некоторых барах Помпеев, точно так же как в валяльной мастерской, настенная роспись представляет фантастические или близкие к реальности сцены жизни такого же бара. И мы не видим здесь свидетельств столь ужасного морального падения, какого опасались римские писатели. Вот запас вина доставляется в огромной бочке, вот посетители перекусывают, а над головой у них болтаются подвешенные к потолку сосиски и прочие вкусности.
Самое «ужасное» — откровенные сцены секса, которые теперь трудно разобрать, потому что современные моралисты постарались их изуродовать, и граффити на тему «Я трахнул хозяйку» (реальный факт? Похвальба? Вызов хозяину? Неизвестно) и несколько картин, на которых клиенты (сопя при этом носами или нет) играют в кости, вероятно, на деньги.
На стенах одного бара мы видим нечто вроде комиксов: надписаны слова участников каждой сцены, чтобы зритель в точности понимал происходящее. Действительно, игра переросла в ссору, и раздались не самые утонченные выражения.
Когда игроки заспорили («Ты выбросил два очка, а не три»), хозяину пришлось вмешаться. «Хотите драться, ступайте на улицу», — велит он пререкающейся парочке («Сволочь, я выбросил три, я выиграл», «Нет, засранец, выиграл я»).
Отношение к азартным играм — типичный для римской элиты случай двойных стандартов. Среди высокомерных аристократов было немало завзятых игроков. По свидетельству Светония, император Клавдий был настолько увлечен игрой в кости, что написал о ней книгу и распорядился сделать у своей кареты мягкий ход, чтобы играть и в дороге. Первый Август тоже любил играть, но при этом берег кошельки своих друзей, а потому перед началом игры раздавал гостям большие суммы, чтобы они использовали их как ставки (но Светоний все равно относится к этой привычке неодобрительно, указывая, что император ни в чем не желал себе отказывать, и сравнивает это его пристрастие с другим приписываемым Августу хобби — дефлорировать девственниц). Кстати говоря, в настольных играх проводили досуг не только мужчины. Плиний упоминает старуху Уммидию Квадратиллу, которая тоже находила в них отдохновение (он не уточняет, играла ли она на деньги). Но, как говорит Ювенал, справедливо обличая римское лицемерие, когда таким же формам досуга предавались простые люди, элита приходила в негодование и возмущалась «падением нравов».
Один из главных доводов моралистов сводился к тому, что азартные игры открывают путь преступлениям. Ссора, изображенная в баре Помпей, — невелика беда, но заметное присутствие «бросателей костей» (aleatores) среди приверженцев Катилины, как виделось, указывало на связь между азартными играми и заговорами, изменой.
Кроме того, богатые и могущественные люди видели в такого рода азарте фактор, подрывающий установленный порядок. В мире, где иерархия богатства напрямую связана с политической властью и социальным статусом, страшила даже отдаленная возможность внезапного случайного обогащения, способного перевернуть установленный порядок. Разбогатевший выскочка Трималхион уже представлял угрозу, но гораздо больше пугала мысль, что состояние можно приобрести одним броском костей.
Итак, предпринимались попытки ограничить азартные игры простых людей конкретным временем или определенными ситуациями, а также свести к минимуму юридическую ответственность за уплату проигрыша. Такого рода законодательство возымело не больший эффект, чем законы о питейных заведениях. Доски для игр обнаруживаются во всех уголках Римской империи. Сохранились те, что были сделаны из прочного камня и остались лежать в гробнице, в баре или в казарме, а еще их вырезали прямо на тротуаре или на ступеньках общественных зданий, вероятно, для развлечения тех, кто ждал в очереди или не знал, куда девать время.
Существовало множество различных игр со своими правилами, и даже доски для них требовались разные. Никто пока так и не реконструировал во всех подробностях правила хотя бы одной игры (попробовали бы мы реконструировать «Монополию», располагая только фигурками и доской, без буклета с инструкциями и без карточек). Но все же один распространенный тип досок дает возможность проникнуть в атмосферу игры и настроения игроков.
Эти доски рассчитаны на игру, требующую перемещения фишек по 36 клеткам, по трем рядам из 12 клеток, причем каждый ряд разделен на две половины. Вместо клеток, как это принято на современных досках, проставлены буквы, игроки перемещали фишки с буквы на букву.
Зачастую буквы составлены в таком порядке, что можно прочитать слова, шесть слов из шести букв каждое, девизы барной культуры или самих игроков.
Среди этих девизов встречаются занудно моралистические, напоминающие о недостатках той самой игры, ради которой придуманы эти доски: «Злые кости велят умному верить судьбе» INVIDA PUNCTA IUBENT FELICE LUDERE DOCTUM или «Доска цирк. Уходи, проигравший, не умеешь играть» TABULA CIRCUS BICTUS RECEDE LUDERE NESCIS. Но чаще встречается типично римская похвальба, в том числе давнишними триумфами: «Парфян порезали, британца победили, играйте, римляне» PARTHI OCCISI BRITTO VICTUS LUDITE ROMANI, — призывает доска, вероятно, III в.
Другие доски свидетельствуют о народном, земном гедонизме, например сообщая о скачках в Большом Цирке: «Цирк битком, люди орут, веселится народ» CIRCUS PLENUS CLAMOR POPULI GAUDIA CIVIUM и о самых простых житейских радостях.
На ступенях форума Тимгада такая доска подводит итоги: «Охотиться, мыться, играть, смеяться составляет жизнь» VENARI LAVARE LUDERE RIDERE OCCEST VIVERE.
Эти надписи словно издеваются над суровым приговором римской элиты, они передают живую болтовню и шутки в баре, удовольствия, которые получали простые люди именно от принадлежности к Риму с его зрелищами и его славой, реальное представление о не такой уж плохой жизни, умении довольствовать малым. Под таким девизом какой-нибудь рабочий из валяльни города Помпеи устраивался вечером в местном кабаке, выпивал стаканчик-другой вина, смешанного с горячей водой, болтал с другом, играл в кости и мечтал о крупном выигрыше и перемене судьбы. <…>
Некоторые современные ученые предполагают даже, что популярность азартных игр среди рядовых римлян как-то связана с общей структурой их жизни: для большинства римлян жизнь была азартной игрой и заработок немногим отличался от лотереи.
Если сегодня ты живешь более-менее в достатке, это не гарантирует благополучия на завтрашний день. Те, кто нынче имеет скромный доход, завтра могут лишиться его из-за болезни, которая помешает работать, из-за наводнений, которые случались часто, из-за пожара.
При виде грандиозных руин античного Рима (и при виде установленных в XIX в. дамб, которые с тех пор спасают город от разорительных затоплений) можно позабыть о том, что стихийные бедствия обрушивались на город регулярно, причем богатые и бедные, хоть и жили бок о бок, страдали в разной степени.
Богатый особняк, стоявший на несколько метров выше по склону горы, был защищен от высокой воды гораздо надежнее, чем комфортные нижние этажи в доходном доме у подножия холма. Всеобщим бедствием был огонь; в страшном пожаре 192 г. Гален лишился всего, что хранил на складе возле Форума, в том числе рукописей, медицинских инструментов, лекарств и другого ценного имущества (об этом мы узнаем из его сочинения, которое обнаружилось только в 2005 г.). Но и огонь чаще грозил обитателям многоэтажных домов, тем более если жильцы пытались обогреться или приготовить пищу на жаровнях, ставя их прямо на неровный пол.
Мелкие и не такие уж мелкие преступления также в любой момент могли отнять у этих людей сбережения, самые ценные вещи, одежду и инструменты. В ту пору, как и сейчас, богатые, имевшие сторожевых псов и своего рода систему сигнализации (в виде рабов), громче бедняков жаловались на уличные ограбления и воров, проникающих в дом, хотя главными жертвами были бедняки. Некоторые истории такого рода сохранились в папирусных рукописях, откопанных в римской провинции Египет. Эти тексты, зачастую более непосредственные и неофициальные, чем высеченные в камне публичные объявления, передают личные впечатления от повседневного столкновения с преступностью, насилием, бандитизмом. Так, один мужчина жалуется, что в его дом ворвалась группа молодых парней, его избили («каждый член моего тела») и ушли, прихватив лучшую одежду, в том числе тунику и плащ, ножницы и пиво. Другой сообщает, что к нему домой явился неисправный должник и напал на его беременную жену, которая в результате выкинула и «находится на грани смерти». За 3000 миль от Египта, в Бате (в ту пору Аквы Сулийские, провинция Британия), мы также находим записи о постоянном воровстве одежды и аксессуаров, от колец до перчаток, и в особенности плащей.
Для борьбы с этими проблемами в Римской империи отводилось недостаточно ресурсов и практически не существовало государственных служб.
В самом Риме к I в. имелась небольшая и примитивная пожарная охрана, вооруженная только несколькими одеялами и бадьями с водой и уксусом. Основным методом пожаротушения было разрушение соседних с пожаром зданий, что может показаться разумной идеей (только не тем, кто жил в этих зданиях).
Службы же, которой можно было бы сообщить о преступлении и ожидать от нее поимки грабителя или вора, не существовало вовсе. Жертвы преступлений полагались в основном на собственные силы, на друзей, родственников или соседей, с помощью которых удавалось поквитаться с виновным. Эффективной официальной системы борьбы с повседневной преступностью не было, существовал цикл насилия и насильственной справедливости, жестокого возмездия.