Еда, свобода, документы. Как Фритьоф Нансен спасал голодающих и пленных в России, русских беженцев в Турции и армянских беженцев из нее

Холодная зима 1921 года, маленькая деревушка Мелекесского уезда умирающей от голода Самарской губернии. По занесенной снегом проселочной дороге в деревню въехал автомобиль. Из машины выбрался высокий светловолосый иностранец, которого окружила толпа изможденных людей. Иностранца обступили, к нему протягивали руки. Вокруг себя он видел глаза, полные мольбы. Стоявшая неподалеку молодая женщина с безумным лицом качала на руках умершего ребенка. Крохотный мальчик прижался к шубе гостя: «Дяденька, милый, дайте хлебца…» Вдруг сельчане увидели, как пришелец зарыдал. Он судорожно всхлипывал, вытирая лицо рукавом шубы, а затем в отчаянии махнул рукой и устремился обратно к машине. Его хватали за шубу: «Хлеба! Хлеба!»

— Я больше не могу! — крикнул иностранец шоферу. — Мы возвращаемся в Москву. Я должен рассказать об этом всему миру.

Этим человеком был Фритьоф Нансен.

Разносторонняя личность

Великий путешественник и гуманист Фритьоф Нансен родился 10 октября 1861 года в семье юриста Бальдура Фритьофа Нансена и баронессы Аделаиды Йоханны Теклы Исидореи Ведель-Ярлсберг — в усадьбе Стуре-Френ, близ Христиании. 1880 год — юный Фритьоф оканчивает школу, получив высшие оценки по естественным наукам и черчению, и поступает в Кристианийский университет на зоолога. 11 марта 1882 года амбициозный молодой человек отправляется в плавание на промысловой шхуне «Викинг». Плавание продлилось свыше четырех месяцев, в ходе которых Нансен занимался сбором научных данных о температуре морской воды, способах образования морского льда, метеорологии и фауне северных морей.

2 мая 1888 года 27-летний Фритьоф отправляется в научную экспедицию в Гренландию. Вместе с пятью товарищами он — впервые в истории! — пересек на лыжах ледниковый панцирь гигантского острова с востока на запад. Во время перехода участникам экспедиции приходилось сильно страдать от жажды, холода и голода. Это путешествие сильно нашумело в Европе, и Фритьоф написал о нем очерк «На лыжах через Гренландию».

6 сентября 1889 года Нансен, уже в статусе знаменитого путешественника, женится на певице и спортсменке Еве Хелене Сарс. Одним из условий помолвки было согласие Евы на участие Нансена в походе на Северный полюс. И 24 июня 1893 года Фритьоф отплыл на корабле «Фрам» в новую полярную экспедицию, затянувшуюся на три года. Со вмерзшего в лед корабля глава экспедиции Нансен вместе со своим спутником Ялмаром Йохансеном устремились к полюсу на собачьих упряжках. Цели они не достигли, но поставили 6 апреля 1895 года мировой рекорд в продвижении к северу — добрались до 86° 13.6’ северной широты.

Возвращение Нансена было обставлено в Норвегии как национальный триумф, который стал и международным.

Среди посыпавшихся на Фритьофа орденов и медалей были и российские награды, врученные ему по ходатайству Русского географического общества.

17 мая 1905 года Нансен выступает на митинге в Кристиании (ныне Осло), где призывает бороться за независимость Норвегии от Швеции. В дальнейшем Нансен, как общественный и государственный деятель, много работает для укрепления суверенитета родной страны. А вот новых путешествий у него долгое время не было — Нансен превратился больше в кабинетного ученого. Он занимался обработкой результатов своих полярных экспедиций, закладывал основы мировой океанографии. В знаменитые путешествия теперь отправлялись другие — так отплыл на «Фраме» покорять Южный полюс другой знаменитый первооткрыватель Руаль Амундсен. Проект этой экспедиции принадлежал Нансену, он сам намеревался ее возглавить — но вынужден был остаться на берегу из-за болезни супруги. Ева умерла, а через несколько лет за нею последовал и младший сын Нансена Осмунд.

Наконец, Нансен отправился в путешествие по Северному морскому пути и по Сибири, по итогам которого написал книгу «В страну будущего». В ходе этого странствия Нансен близко познакомился с российскими реалиями, что очень помогло ему в будущем.

1917 год — Фритьоф занимается спасением родной Норвегии от возможного голода. США, являвшиеся основным поставщиком хлеба для норвежцев, не стали перезаключать с ними договор о поставках, вынуждая Осло объявить войну немцам. И тогда Нансен убедил правительство Норвегии ввести в стране карточную систему и договорился с международными благотворительными организациями о поставках зерна в обмен на право фрахта норвежских судов.

Ради помощи пленным

«Никогда в жизни я не сталкивался с таким огромным количеством страданий», — сказал Фритьоф Нансен вскоре после того, как возглавил комиссию Лиги Наций по помощи военнопленным стран, участвовавших в Первой мировой войне.

По окончании войны свыше полумиллиона военнопленных из разных стран всё еще не могли вернуться домой и прозябали в лагерях. Особенно сложная ситуация была с уроженцами России, охваченной Гражданской войной. Люди ничего не знали о своих семьях, болели, мерзли, голодали и умирали.

Одному из секретарей Совета Лиги Наций, Филипу Ноэль-Бейкеру, поручили поехать в Кристианию и уговорить Нансена взяться за организацию репатриации пленных. Нансен прибыл на беседу по первому зову.

«Неужели вам для этой работы обязательно нужен профессор? Неужели для этого нельзя найти более подходящих людей?» — спросил Нансен с несчастным видом.

Ему подтвердили: нужен именно он. Почему? Объяснение оказалось простым: руководить этой работой должен человек, способный действовать быстро, решительно и пользующийся всемирным авторитетом.

Фритьоф засыпал Ноэль-Бейкера вопросами: какова ситуация в лагерях для военнопленных? Сколько их вообще и где находятся? Готовы ли власти, например, Советской России оказать содействие в вывозе пленных на родину? Где найти суда и поезда для перевозки больших масс людей? Кто будет организовывать пересыльные и дезинфекционные пункты? Где, наконец, добыть денежные средства, необходимые на это всё?! У британца на этот счет оказались лишь самые смутные соображения, на многие вопросы он отвечал полнейшим незнанием. Семь часов без перерыва Нансен расспрашивал Бейкера, а под конец сказал, что ему понадобится несколько дней на размышления.

В успехе своей миссии британец сомневался до самого последнего момента.

«Помню, что нам пришлось подталкивать его „форд“ вниз под горку, чтобы завелся мотор, — рассказывал Бейкер, — и я думал при этом, увижусь ли я когда-нибудь снова с этим удивительным человеком?»

Посланец уже морально был готов к отказу. Он думал, что великий путешественник не пожелает рисковать своим добрым именем и репутацией, ввязываясь в столь безнадежную затею. Но через три дня Ноэль-Бейкер получил от Нансена приглашение на ужин. В течение всего вечера разговор скакал с темы на тему — поговорили об охоте, рыбной ловле, спорте, о жизни в Англии и Норвегии, о политике. Когда Нансен пошел провожать англичанина к дверям, тот уныло решил: «Вот и конец всему!» Но пожимая гостю руку на прощание, Фритьоф вдруг сказал:

«Можете сообщить Лиге Наций, что я берусь выполнить это поручение. Приезжайте ко мне завтра, и мы набросаем кое-какие планы».

Сложность задачи Нансена заключалась не только в том, что ему нужно было организовать репатриацию. Требовалось найти деньги на это. Поскольку у самой Лиги Наций достаточных средств не было, Нансен обратился за помощью к мировым правительствам. Первыми откликнулись Дания, Норвегия, Швеция, Голландия и Швейцария, позднее присоединились Англия и Франция — они согласились предоставить кредиты под обязательства Лиги Наций.

Средства поступали не сразу, а работу нужно было начинать немедленно.

«Экономить надо было вовсю. В первую очередь Нансен экономил на своих личных расходах. Мало того что он работал совершенно бесплатно — для него это само собой разумелось, — он снимал мансарды в самых дешевых отелях и ездил по Европе третьим классом», — вспоминала дочь Фритьофа Лив.

Нансен совершал многочисленные поездки по Австрии, Венгрии, Германии, Латвии, Литве и Эстонии, лично знакомясь с положением военнопленных. Особенно трудно оказалось наладить контакт с правительством Советской России, где находились не только военнопленные, но и 330 тысяч интернированных лиц — из числа проживавших в стране подданных европейских государств. Лига Наций и советская власть не признавали друг друга, а курьера, отправленного Нансеном в Москву, никто выслушать не захотел. Тогда он отправился в Москву сам — заранее оповестив, что намерен встретиться с наркомом по иностранным делам Советской России Георгием Чичериным.

Фритьоф рассудил, что большевистскому правительству выгоден выход из международной изоляции, — и решил давить на это в ходе переговоров.

Впрочем, по мнению Нансена, от установления дипломатических отношений выиграло бы всё мировое сообщество.

«Снятие экономической блокады, возобновление сношений между Россией и прочими странами на прочной экономической основе в то время, когда Россия имела еще достаточные запасы сырья, привело бы к восстановлению равновесия между производством и потреблением в Европе», — писал Нансен в своей работе «Россия и мир».

Чичерин согласился принять мировую знаменитость, но сходу заявил, что не может считать полномочия Нансена достаточными для ведения переговоров. Фритьоф предупредил, что если диалога не получится, то он уедет, а вся ответственность за последствия падет на советское правительство. В ответ Чичерин, вспылив, бросил, что, дескать, паровоз к вагону Нансена будет подан через два часа. Однако советский функционер, обуздав свой гнев, сообразил, что подобный исход не принесет никому ничего хорошего.

В то время Чичерин в беседах с другими большевистскими вождями неоднократно говорил, что лежащей в разрухе Советской России, словно воздух, необходимы контакты с Западом — дипломатические соглашения, экономическая помощь, займы, концессии.

Первый советский министр иностранных дел сообразил, что если удастся столковаться с Нансеном, то это будет воспринято как жест доброй воли и облегчит наведение мостов с западными державами. Поэтому нарком сменил, что называется, пластинку: сказал, что в глазах советского правительства авторитет Нансена как ученого и исследователя достаточно велик для того, чтобы норвежец мог вести переговоры просто от своего имени. Диалог состоялся — и Москва пообещала всячески содействовать миссии Нансена.

Лед тронулся

Вскоре в литовском Каунасе при участии представителей германского, австрийского и советского правительств, Красного Креста и Ассоциации христианской молодежи прошла церемония создания комиссии под названием «Нансеновская помощь» (или «Нансеновская миссия»). Сам Нансен объяснял:

«Присвоение организации моего имени объясняется тем, что многие, в том числе и русские, считали, что это облегчит нам работу в Советской России».

Вскоре в Сибирь, где находились некоторые лагеря для военнопленных, был послан первый поезд с медикаментами, продуктами питания и одеждой.

«Была предусмотрена и переброска пленных из дальних лагерей к железнодорожным станциям, а портовые города были подготовлены к приему и отправке пленных. Контроль за перемещением грузов оказался достаточно эффективным, и все они дошли до места назначения. Печать и табличка с именем Нансена служили „охранной грамотой“, как говорили люди, занятые перевозкой грузов», — свидетельствует Лив.

Доставить пленных к границам России — это было лишь полдела. Перед Нансеном встал новый вызов: где найти корабли для дальнейшей перевозки? Британское правительство согласилось предоставить лишь два старых судна. Финансовый консультант Нансена Томас Лодж поехал в Лондон — и уговорил-таки англичан еще на двенадцать судов. Их отремонтировали в германских портах, укомплектовали немецкими матросами и повели в эстонскую Нарву, где уже поджидали доставленные туда железной дорогой экс-военнопленные.

Не менее 10 тысяч человек нужно было эвакуировать и из Владивостока. Фритьоф Нансен спешно организовал в США благотворительный комитет, собравший совместно с Красным Крестом миллион долларов. На эти деньги Фритьоф зафрахтовал несколько пароходов. Чтобы хоть как-то сэкономить, он отправил суда во Владивосток с грузом, а обратным рейсом они доставили в Европу людей. Один из кораблей, везший из Владивостока бывших пленных турок, был захвачен в Средиземном море греческим военным судном — Греция тогда воевала с Турцией. Нансену пришлось вмешаться, чтобы спасти своих подопечных от вторичного плена. Он договорился с обоими правительствами, что людей отпустят на свободу — при условии их неучастия в греко-турецкой войне. В 1922 году Нансен за свой счет поехал в Константинополь и договорился об обмене греческих и турецких пленных.

С особыми трудностями Нансен столкнулся, когда занялся судьбой бывших военнопленных и беженцев из послереволюционной России, спасавшихся от ужасов Гражданской войны и советских репрессий. У этих людей зачастую не имелось каких-либо документов, они были совершенно бесправны.

Фритьоф предложил идею «нансеновского паспорта», обладателями которого стали в итоге 450 000 человек. Этот документ удостоверял личность владельца и давал ему возможность подавать прошения в государственные органы, позволял работать и жить в стране на законных основаниях. В середине 1920-х было сорок три государства, признававших нансеновские паспорта, а через семнадцать лет их число достигло пятидесяти двух.

В год за обладание таким паспортом нужно было платить ничтожную сумму в размере около 5 франков — после чего в него вклеивали марку с портретом Нансена. Из денег, собранных на продаже этих марок, пополнялся особый фонд, средства из которого тратились на облегчение переселения и устройства беженцев в заокеанских государствах.

Огромную работу Нансен провел в Турции, куда эвакуировались из Крыма 146 тысяч человек из состава армии генерала Врангеля и множество русских гражданских беженцев. Генерал еще не утратил надежды на продолжение войны с большевизмом — и потому всячески мешал Нансену, так как его деятельность, с точки зрения Врангеля, распыляла армию. Обзаводясь нансеновскими паспортами, солдаты оставляли армию и покидали Турцию. С подачи Врангеля в эмигрантской прессе была развязана кампания против знаменитого норвежца. Его называли «агентом большевиков» и обвиняли в работе на Москву — что в итоге обернулось для Нансена большими неприятностями. Тем не менее работа продолжалась. 25 тысяч солдат из врангелевской армии выразили желание вернуться домой, на Дон — и Нансен условился с Москвой, чтобы их приняли. Более того, по договоренности с советским правительством через три месяца об этих людях навели справки по спискам Красного Креста — дабы удостовериться, что с ними всё в порядке.

В Турции находились и сотни голодающих женщин, зачастую некогда принадлежавших к российскому высшему обществу. Чтобы хоть как-то спастись, им пришлось регистрироваться в качестве проституток. Нансен объявил сбор средств для этих несчастных. Он попросил о помощи Национальный совет норвежских женщин, и председатель этой организации Бетти Кьельсберг передала обращение Фритьофа в другие скандинавские страны. В Норвегии собрали 13 тысяч крон, в Дании — 7000, в Швеции — 1261. Оказала помощь и Италия, и другие страны. Получив деньги и нансеновские паспорта, русские женщины-эмигрантки смогли мало-помалу разъехаться с турецкой территории по другим государствам.

Кстати, обладателями нансеновского паспорта становились даже представители российского императорского дома. В частности, такой паспорт получила эвакуировавшаяся в Румынию великая княгиня Мария Павловна. На жизнь она, к слову, зарабатывала изготовлением вышивки и кружев, заведовала кооперативом по их производству, трудилась фотографом для журналов мод.

Фритьоф Нансен руководил работой по распределению русских беженцев по всему миру. Например, 10 тысяч человек, интернированных в Китае, расселили в Австралии, Новой Зеландии и Канаде. Всего же усилиями Нансена в течение 18 месяцев было перевезено на новое место жительства или на родину не менее 437 000 человек из разных стран.

Перед лицом черствости и равнодушия

Еще в апреле 1919 года Нансен в качестве частного лица обратился к главам четырех мировых держав — Вильсону, Клемансо, Ллойду Джорджу и Орландо — с просьбой оказать помощь страдающей России. Фритьоф с большим уважением относился к русскому народу, он отслеживал обстановку в России и обоснованно предположил, что там в связи с Гражданской войной может начаться голод. По просьбе Максима Горького, с которым он переписывался, Нансен уговорил норвежское правительство послать несколько сот тонн вяленой рыбы в одну из самых голодающих российских губерний.

Позже Фритьоф выступил с предложением о том, чтобы образовать «на чисто гуманитарных основах» комиссию, которая немедленно бы взялась за организацию помощи голодающим в поволжских губерниях Советской России. Поэтому неудивительно, что в 1921 году Международный Красный Крест предложил ему самому возглавить организацию помощи голодающим русским людям. Нансен не хотел наряду с помощью беженцам и военнопленным взваливать на себя еще и эту ношу. Он всё еще надеялся отправиться в давно планируемую им исследовательскую экспедицию в Азию. Но в итоге Фритьоф всё же согласился помочь страждущим. Со времен своих полярных скитаний он прекрасно помнил, как ужасны могут быть муки голода.

В августе 1921-го Нансен встретился в Риге с представителем Советской России Максимом Литвиновым. Был произведен подсчет: для ликвидации голода в стране необходимо 4 миллиона тонн зерна — иными словами 8000 поездов по 50 вагонов. Само государство могло предоставить только половину от требуемого количества зерна. На тот момент единственными благотворителями, кто был готов немедля начать помогать голодающим, оказались жители США — организация «Американская администрация помощи» (APA) приступила к подготовке ввоза хлеба в Россию. Но этого было недостаточно.

9 сентября Нансен прибыл в Женеву, чтобы выступить в Лиге Наций. Свою речь он закончил словами:

«Я уверен, что каждый, кто осознает положение, скажет: Европа не может оставаться в стороне, она должна спасти эти жизни, и спасти немедленно».

Он просил выделить кредит в 250 миллионов франков, необходимых для закупки хлеба. И вот здесь-то против него сыграли обвинения российской эмигрантской прессы — с ее подачи Нансена стали обвинять в «пособничестве большевизму» и СМИ западных государств. Фритьоф негодовал, обличал, уличал своих оппонентов в цинизме. Тем не менее Лига Наций не дала ясного ответа на его просьбу и ограничилась созданием комиссии для изучения предложений Нансена. Через четырнадцать дней последовал ответ: «Комиссия не может согласиться с доктором Нансеном».

Возмущенный Фритьоф Нансен опять взял слово в Лиге Наций. Он заявил с трибуны:

«Моим намерением не было обращаться к частной благотворительности. Я поставил вопрос перед правительствами. Они остались глухи. В этот самый момент 20–30 миллионам людей угрожает голодная смерть. Если через два месяца не придет помощь, участь их решена. Но правительства отказали в кредитах. Я не верю в то, что это правильно. Я не верю в то, что это мудро. Я могу сказать только одно — это роковая ошибка».

Но 30 сентября Лига Наций вынесла свое окончательное решение — помощь голодающим на Волге должна быть делом частных лиц. Правительства не дадут кредитов, пока советская власть не признает долгов, сделанных до революции царской властью.

В тот же день, 30 сентября, Фритьоф выступил с трибуны Лиги Наций.

«Я сожалею, что собрание так отнеслось к поставленному здесь вопросу. Резолюция, предложенная мною на ваше рассмотрение, имела целью обеспечить содействие правительств большому международному мероприятию по спасению России от голода. Я не собирался, заручившись поддержкой собрания, еще раз взывать к частной благотворительности. По-моему, голод в России принял такие громадные размеры, что сам говорит за себя, и никакие слова этого собрания не могут усилить впечатления. Я обратился с призывом к правительствам и потерпел неудачу», — говоря это, Нансен скорбно опустил голову.

Фритьоф никак не мог поверить, что ему отказались помочь в столь благородном деле.

Он вновь попытался достучаться до своих оппонентов.

«В настоящий момент 29–30 миллионов находятся под угрозой голодной смерти! Если помощь не будет оказана в ближайшие два месяца, считая от сегодняшнего дня, судьба их будет решена! Мы просим не такую уж большую сумму, всего 5 миллионов фунтов! Мы полагаем — и даже вполне уверены! — что, получив ее, успеем к Рождеству провести весьма значительную работу и тем спасем положение, если не целиком, то хотя бы в значительной степени. Правительства заявили, что не смогут дать нам заем. Правительства хотят взвалить всю ответственность на плечи частной благотворительности. Я не считаю это правильным…» — страстно говорил Фритьоф.

Он рассказал об обрушившейся на него клевете.

Европейские газеты обвиняли Нансена в том, что, взвалив на свои плечи тяжелый труд благотворительной деятельности, он преследует некие личные цели… Писали, что поезда с помощью для военнопленных, которую Нансен отправлял в сибирские лагеря, на самом деле якобы везли оружие для Красной армии. Это, конечно, полнейшая чушь…

Фритьоф разбил и практические соображения противников оказания помощи — якобы ее оказание послужит делу укрепления советского правительства.

«Я думаю, что это ошибочно. Думаю, что мы не укрепим советское правительство, если покажем русскому народу, что есть еще человеческие сердца в Европе. Но допустим даже, что этим мы укрепим советское правительство. Найдется ли здесь, среди нашего собрания, хоть один человек, который посмеет сказать, что он скорее готов допустить гибель 20 миллионов человек от голодной смерти, нежели оказать помощь советскому правительству? Пусть ассамблея ответит на этот мой провокационный вопрос!» — бросил он в зал.

Нансен еще раз напомнил, что ближайшие несколько недель будут решающими. Рассказал о хорошем урожае в Канаде и США, где гниет пшеница у фермеров, которые не могут найти покупателей для излишков зерна.

«В Аргентине скопилось такое количество кукурузы, что ее некуда девать и ею уже начинают топить паровозы. Во всех портах Европы и Америки простаивают целые флотилии судов. Мы не знаем, чем их загрузить. А между тем рядом с нами на Востоке голодают миллионы людей», — гвоздил Фритьоф. «Во имя человечности, во имя всего святого и благородного взываю я к вам: ведь у вас дома жены и дети, так подумайте, каково видеть воочию гибель миллионов женщин и детей. С этой трибуны я взываю о помощи к правительствам, к народам Европы, ко всему миру. Торопитесь действовать, потом будет поздно раскаиваться!» — умолял знаменитый на весь мир ученый и филантроп.

Ему не удалось тогда пробить эту каменную стену. Но что знаменательно, почти никто не осмелился возражать ему открыто.

«Среди делегатов только один решился принять вызов Нансена и открыто заявить, что он скорее готов допустить гибель миллионов голодающих, чем прийти на помощь советскому правительству. Это был представитель Сербии. Во время своего выступления доктор Нансен, вопреки враждебному настроению некоторой части делегатов, так завладел вниманием всего зала, как никто до него. Он был очень бледен и, по-видимому, с трудом сдерживал волнение. Когда он кончил, галерея разразилась бурными аплодисментами. На сей раз практик с горячим человеческим сердцем одержал победу над собранием, состоящим из теоретиков и скептиков», — так писала газета «Манчестер Гардиан» в своем отчете о состоявшемся в Лиге Наций заседании.

Среди тех немногих, кто тогда безоговорочно принял сторону Нансена, оказался авторитетный британский юрист и политик, один из организаторов Лиги Наций Роберт Сесил. Он грустно сказал:

«Находятся люди, которые прозрачно намекают на то, что доктор Нансен руководствуется националистическими интересами, более того — соображениями личной выгоды. Поэтому будет уместно сейчас напомнить здесь о том, что Нансен руководит всей порученной ему работой совершенно безвозмездно. Кое-кто распространял слухи, будто Нансен замешан в каких-то тайных политических интригах. У нас, близко знающих Нансена, всё это вызывает только презрение, да и по существу это абсурдно. Мы знаем, что тут не просто ложь, а ложь нелепая. Но это только свидетельствует о том, сколько горечи и ожесточения скопилось в Европе, если возможны такие высказывания о таком человеке!»

Год спустя, 7 сентября 1922 года, Нансен с видом обвинителя заявил в ассамблее Лиги Наций, что прошлогодний отказ стоил жизни как минимум двум миллионам человек в голодающих губерниях. И снова его поддержал Сесил.

«Я от души сожалею, что Лига Наций не вмешалась в прошлом году более энергично и решительно в вопрос о назревавшем в России голоде. Если бы Лига Наций поступила иначе, это открыло бы путь не только к возобновлению сношений с русским народом, но помогло бы избежать осложнений политического и экономического характера. Словом, всего, что затрудняет переговоры и мешает соглашению», — сказал Сесил.

Но потерянных жизней уже было не вернуть…

Краудфандинг по-нансеновски

Фритьоф ясно понимал: одной из причин отказа стало то, что в мире на тот момент очень слабо представляли, что творится сейчас в России. Толкам об ужасающем голоде в отсутствие наглядных подтверждающих фактов не очень-то верили. И осенью 1921 года Нансен отправился в Поволжье за доказательствами. Позже он со скорбью рассказывал журналистам:

«Мне казалось, что я-то уж знаю, каково бороться с зимой. Но тяжесть борьбы, идущей в Восточной России, превзошла все мои ожидания, все самые смелые предположения. Я заранее готов был увидеть страдания, смерть и человеческое горе. Но я не предполагал, что увижу целые селения и даже целые провинции, где все только и живут в ожидании смерти-избавительницы. Я не был подготовлен к тому, что увижу мужчин и женщин, которые доведены голодом и страданиями до самых черных деяний. То, что мы видели, описать невозможно… Пять недель прошло с тех пор, как я в приволжских степях видел обращенные ко мне огромные умоляющие глаза детей. Ради них и во имя милосердия обращаюсь я теперь к вам, к общественности, а через вас к правительствам. Давайте начнем действовать! Не то будет поздно!»

Советский биограф Нансена Георгий Кублицкий описывает сцены, свидетелем которых пришлось стать знаменитому норвежцу:

«Нансен заходил в детские дома, куда собирали сирот. Опухшие животы, отекшие ноги, бессильные, тонкие руки, изгрызенные с голоду. Он бывал в селах, где половина людей лежала в беспамятстве. Темные провалы окон смотрели на мертвые улицы. Трупы относили на кладбище, но у людей не было силы долбить мерзлую землю. Мертвые лежали в снегу меж старых могил. Нансен входил в избы, где бредили тифозные. При нем вынули из петли женщину, которая, чтобы не видеть мук своего ребенка, бросила его в колодец, а потом удавилась сама на вожжах, перекинутых через ворота…»

В начале 1922 года Фритьоф посетил Рим, Стокгольм, Лондон, Женеву, Париж, Рим — и всюду выступал с лекциями. Народ в больших количествах стекался, чтобы увидеть прославленного путешественника. Фритьоф демонстрировал людям фотографии, на которых были запечатлены живые скелеты, обтянутые кожей, и горы трупов. Для наглядной агитации использовался и документальный фильм, который Нансен снял в Поволжье вместе с сопровождавшим его кинематографистом Аугустом Керном. Говорят, публика во время этих просмотров была в шоке, люди рыдали…

Случаи сбора денег под разные нужды имели место и раньше, но именно Нансен впервые в мире организовал зонтичную структуру, в которую вошло двадцать организаций с разными функциями. Некоторые из них ограничились сбором и перечислением средств, другие имели собственный аппарат для оказания помощи — им выделялись конкретные районы, в которых происходила раздача хлеба. Это весьма похоже на современную схему краудфандинга, когда каждый жертвователь имеет точную гарантию, что его деньги потрачены именно на ту цель, на которую он их дал.

Например, когда ему предложили потратить часть собранных средств на помощь голодающим жителям Киргизии, Нансен, хоть и с грустью, но вынужден был отказать. Он объяснил:

«Мы отвечаем перед жертвователями за то, как тратятся их деньги. Мы должны стараться выполнять нашу работу как можно лучше и помогать там, где возможно, но не должны браться за то, что нам не по силам. И мы не можем работать там, где нет нашей организации. Мы не станем расширять свою деятельность, если это отрицательно скажется на качестве работы. Поэтому я предлагаю Советскому правительству помочь киргизам своими силами, мы будем продолжать работу по месту нахождения наших организаций и постараемся выполнить ее так хорошо, как это нам позволят наши ограниченные средства».

Благодаря гигантским усилиям Нансена общественное мнение постепенно стало склоняться в пользу голодающих. На помощь наконец-то пришла пресса, начавшая распространять ужасающие свидетельства, собранные Фритьофом. При французских и британских муниципалитетах открылись комитеты по сбору средств. Деньги стекались отовсюду. Рабочий из Монтевидео прислал все свои сбережения в 12 тысяч песо, французский поэт — 48 тысяч франков, юная девушка из США выгребла содержимое своей копилки — 341 доллар. Квартирный хозяин и друг Нансена со студенческих лет пастор Хольт из Бергена пожертвовал все свои сбережения в 3712 крон. Английский приятель Фритьофа майор Дэйвис дал 5 тысяч фунтов. Норвежские судовладельцы пожертвовали около 10 тысяч крон каждый, два британских квакера отдали всё свое состояние — 23 тысячи фунтов. Норвежские газеты «Политикен» и «Дагенс Нюхетер» прислали 8300 крон, а обитатели местности, где проживал Нансен, собрали 5 тысяч крон.

Пожилые люди жертвовали организации Нансена свою пенсию, школьники — деньги, сэкономленные на завтраках. В одной только Норвегии частные благотворители собрали 3,3 млн крон, к которым правительство присоединило еще 770 тысяч. Датский Красный Крест перечислил 723 тысячи крон, из них 100 тысяч пожертвовало из своего бюджета государство. В Нидерландах собрали 4 тысячи тонн продовольствия и медикаментов, во Франции — 6 млн франков, в Италии — 2,5 млн лир. Сам папа римский Бенедикт XV перечислил Фритьофу 1 млн лир. В общей же сложности Нансеновская миссия собрала сумму, эквивалентную 40 миллионам швейцарских франков — самой надежной тогда валюты.

Нансен писал Хольту:

«Даже неловко принимать такие суммы от бедных больных стариков, которым и самим пригодились бы эти деньги. Дорогой, поблагодари всех, кто старается облегчить ужасное бедствие, и скажи им, что мы сделаем всё возможное, чтобы с пользой истратить их деньги. Получая такие дары, мы чувствуем себя вдвойне обязанными. Передай, если можешь, особую благодарность тому прокаженному из больницы св. Йоргена, который дал 50 крон, — небось, это было всё его достояние. Передай спасибо и той 90-летней женщине, что прислала 2 кроны».

Первый пароход с хлебом покинул Англию еще 7 сентября 1921 года, а уже 25 сентября в Саратовской губернии открылись первые пункты выдачи пищи. Сеть стационарных и передвижных пунктов питания и количество получателей непрерывно росли. На человека в день выдавали пол-литра супа и четверть фунта (113 г) белого хлеба. Для личного приготовления выдавали «нансеновские посылки»: муку, мясные консервы, изюм, рис, сардины, бобы, сахар, лимонный сок, какао, рыбий жир. Размер поставок постоянно увеличивался. Так, если за март 1922 года от миссии Нансена Саратов получил 275 600 пудов продовольствия, то в мае цифра выросла до 651 809 пудов. К августу 1922 года за счет организации Нансена только в Саратовском районе питалось 8000 детей и 20 000 взрослых. В целом же к лету 1922 года Нансеновская организация кормила 1,5 млн детей и взрослых.

Фритьоф самолично разъезжал по охваченным бедствием регионам, контролируя распределение помощи, общался с детьми.

«Ах, дети!.. Это было страшнее всего. Повсюду он видел оборванных, беспомощных малышей. Иные совсем раздетые, настоящие скелеты со вздутыми животами и старческими личиками… И эти огромные молящие детские глаза. День и ночь видел отец перед собой эти детские глаза, они, казалось ему, преследовали, обвиняли его», — писала Лив.

Она подчеркивает, что эти поездки несли немалую опасность для самих спасителей — в голодном краю свирепствовали сыпной тиф, холера, малярия, чума. Поскольку сыпной тиф, особенно опасный для европейцев, передается через вшей, Нансен советовал своим людям носить одежду из гладких тканей, за которые насекомым невозможно зацепиться, и с минимальным количеством отверстий. Фритьоф приказывал соблюдать строжайшую гигиену и почаще употреблять дезинфицирующие средства. Но десять из шестидесяти его сотрудников умерли от сыпного тифа.

«Сам он педантично соблюдал все предписания. Один врач, возвращавшийся с ним в одном купе, и медсестра, ехавшая в том же вагоне, были не так осторожны, и оба умерли», — свидетельствует Лив Нансен.

Несмотря на неиллюзорную угрозу жизни, Фритьоф продолжал на месте координировать доставку и раздачу продовольствия. Он взывал с газетных листов:

«Я сказал свое слово здесь и буду повторять это снова и снова. Никогда не забыть мне смертную тоску в глазах русских детей. Спасите Россию!»

Конечно, Нансен был не один, кто спасал Россию от голода, — огромный вклад внесла и вышеупомянутая Американская администрация помощи.

Помогать каждому

Удивительно, но даже в то время, когда Нансен занимался спасением голодающих, всё еще находились желающие пнуть его. Кампания очернения продолжалась долго. Лив вспоминает, как в 1922 году они с отцом ехали в поезде, Фритьоф читал газету. Вдруг дочь заметила, что лицо его омрачилось. Она взяла из рук отца газету и нашла в ней статью, в которой русские эмигранты всячески проклинали Нансена — дескать, своей деятельностью Фритьоф помогает бесчеловечной коммунистической власти укрепиться в России. «Какая подлость!» — вырвалось у Лив. Фритьоф философски пожал плечами.

«Это заблуждающиеся люди, — сказал он. — Не забывай, что им тоже тяжко приходится. До известной степени я их понимаю. Они ведь живут надеждой вновь обрести свое отечество. Но они ошибаются, полагая, что вернуть его можно таким путем».

На самом деле Нансен позволял себе заступаться и за людей, ставших жертвами большевистской власти. Так, в 1923 году в Москве был арестован патриарх Тихон, которого обвиняли в «контрреволюционном заговоре». Советское Политбюро приняло решение:

«Поручить Секретариату ЦК вести дело Тихона со всею строгостью, соответствующей объему колоссальной вины, совершенной Тихоном».

Тогда Нансен, используя сложившиеся у него доверительные отношения с советским руководством, напрямую обратился к председателю Революционного военного совета РСФСР Льву Троцкому. Нансен написал ему, что отрицательно относится ко всякому вмешательству во внутренние дела любого государства, но «общественное мнение всего мира, имеется или нет для этого достаточных поводов, глубоко взволновано». Фритьоф высказал опасения, «что если патриарх Тихон будет расстрелян, то деятельность организаций, которые в настоящее время работают на восстановление России, будет серьезно скомпрометирована, так что нельзя будет рассчитывать на общественную помощь для продолжения дела, которое они совершают в интересах России».

В итоге советские власти приняли решение об освобождении Тихона. В этом нет заслуги одного только Нансена — так, например, в том же году глава британского МИДа Керзон отправил Москве ноту, одним из пунктов которой было требование о прекращении гонений на верующих. Но так или иначе мнение великого норвежца, которого уже тогда в СССР начали превозносить, тоже могло сыграть роль в спасении патриарха.

Нансен помог и членам Всероссийского комитета помощи голодающим (ВК Помгол). Данная организация была создана в июле 1921 года, причем в ее состав вошли известные ученые и общественные деятели России. Многие из них отрицательно относились к коммунистическому режиму, а некоторых (например, бывших министров Временного правительства Николая Кишкина, Сергея Прокоповича и жену последнего Екатерину Кускову) советский лидер Владимир Ленин считал своими прямыми политическими противниками. И немудрено — например, Кускова еще за двадцать лет до того считалась одним из идеологических противников Ленина. Она принадлежала к умеренному крылу российских социал-демократов, в которых Ленин видел предателей.

В советской печати комитет насмешливо называли «Прокукиш» — по первым слогам фамилий Прокоповича, Кусковой и Кишкина. В итоге, ВК Помгол просуществовал очень короткое время, а в сентябре 1921-го распоряжением сверху был распущен — поскольку, по мнению Ленина, его члены «не желали работать». Ленин рассматривал эту организацию как потенциально опасную и считал, что она может стать проводником влияния сил, враждебных советской власти. Нансен был осведомлен об этом комитете, в котором состоял и его хороший знакомый Максим Горький. Фритьоф очень хотел получить себе в помощники Кишкина. Он вмешался в судьбу арестованных — и высшую меру наказания, грозившую некоторым членам комитета, заменили ссылкой. Одним из спасенных им оказался писатель Михаил Осоргин, впоследствии покинувший Россию на «философском пароходе».

В апреле 1924 года по обвинению в «контрреволюционной деятельности» была арестована и посажена в Бутырскую тюрьму 22-летняя Елена Левашова, секретарь и переводчик Нансеновской миссии в России. Нансен хлопотал за нее перед председателем ЦИК СССР Михаилом Калининым и получил ответ, что Левашову сослали на три года в Пермь. Одновременно с Левашовой арестовали и еще нескольких русских сотрудников миссии Нансена — их дальнейшая судьба неизвестна…

Не делил страждущих на правых и виноватых

Фритьоф Нансен понимал, что внешние поставки продовольствия не спасут разрушенную экономику России. Он поставил перед собой цель помочь русскому крестьянину восстановить хозяйство и одновременно с этим познакомить его с новинками аграрного производства. Нансен не только выдвинул идею по созданию в России нескольких показательных сельскохозяйственных станций, но и потратил на это 122 тысячи крон — денежную часть врученной ему в 1922 году Нобелевской премии мира, присужденной Фритьофу за «многолетние усилия по оказанию помощи беззащитным». Эти хозяйства-концессии просуществовали до 1927 года, а потом подпали под кампанию по коллективизации.

На Нобелевской премии Нансена, кстати, стоит остановиться подробнее. В 1922 году премия оказалась особенно велика. В предыдущем, 1921-м, присуждения не было, и потому сумма в 1922-м была больше обычной — 122 тысячи крон.

«Отца такая щедрость просто потрясла. Он чувствовал, что эти почести обязывают его впредь продолжать свою работу с удвоенной энергией. Нельзя допустить разбазаривания этой суммы по мелочам. Часть денег отец вложил в показательные хозяйства, основанные им в России, часть пошли на нужды греков-переселенцев, обосновавшихся и Западной Фракии, а остаток он положил в банк на текущий счет, на случай экстренной помощи беженцам какой-нибудь другой страны. После смерти отца на текущем счету числился еще небольшой остаток этой суммы; он перешел в распоряжение Международного бюро труда», — свидетельствует Лив Нансен.

К тому моменту Фритьофа воспринимали как крупнейшего в мире специалиста по разрешению гуманитарных кризисов. 1924 год — Лига Наций поручает Нансену заняться армянскими беженцами — речь шла о людях, переживших геноцид 1915 года и сумевших эвакуироваться из Турции. Лишенные родины, они влачили самое жалкое существование, голодали, подвергались самым различным угрозам.

Фритьоф с присущей ему энергией взялся за новое дело. Всего он спас около 320 тысяч армян, которые в дальнейшем по нансеновским паспортам смогли получить убежище в различных странах.

Потом началось новое дело — спасение греческих беженцев, вынужденных сняться с родных мест из-за греко-турецкой войны 1919–1922 годов.

«Нансен спас 156 тысяч греческих беженцев, скопившихся в Малой Азии, переправив их в Грецию, а из Константинополя он отправил по домам 10 тысяч беженцев, чтобы они собрали богатый урожай, который впопыхах бросили на корню. На большие острова Самос и Хиос Нансен послал продовольствие и тем предотвратил голод в этих отдаленных районах. Но не все опасности были позади. Среди беженцев свирепствовали холера, оспа и тиф. Из тех 27 тысяч греков, которые приехали из Константинополя, умирало, по рассказам самого Нансена, по 500 человек в неделю. В сотрудничестве с эпидстанциями, Красным Крестом и другими организациями за короткое время удалось сделать профилактические прививки более чем миллиону беженцев», — пишет Лив в своей книге.

Фритьоф продолжал заниматься гуманитарной деятельностью до самой своей смерти. Она последовала 13 мая 1930 года — Нансен умер на веранде своего дома. Его уход из жизни стал следствием сердечного заболевания. Фритьофа хоронили как национального героя, более того — как личность всемирного значения. Он уже при жизни стал легендой — и с его уходом легенда лишь укрепилась. Его продолжают помнить и чтить и в современной России, значительная часть населения которой может поблагодарить Фритьофа за спасение своих прадедушек и прабабушек от голода.

Что важно и что могло бы стать примером для современного мира — Фритьоф не делил страдающих людей по идеологии и национальной принадлежности. Для великого гуманиста Нансена не было «правых» и «виноватых», «белых» и «красных». Он видел просто людей и отдавал все силы на то, чтобы им помочь. И особенно ярко это прослеживается на примере именно России, ведь Нансен помогал как русским эмигрантам, беженцам и репатриантам, так и тем, кто остался жить в стране. Недаром французский писатель Ромен Роллан назвал Фритьофа «лучшим иностранцем России».

Как ни странно, дотянулась до нашего времени и традиция очернения Нансена. До сих пор находятся те, кто называет его «раздутой фигурой», обвиняет в «тщеславии» или в «помощи большевистским извергам». Что можно ответить таким людям? Известный историк Григорий Циденков, специализирующийся на изучении голода 1920-х, сказал «Ножу», что на самом деле переоценить Нансена практически невозможно. Циденков говорит:

«Фритьоф Нансен — величайший гуманист ХХ века. Харизматичный человек, всемирно известный ученый, яркий норвежский государственный деятель. Под свое честное слово объединил в деле помощи голодающим Советской России и Украины европейские благотворительные организации и общества Красного Креста. Смог доставить питание, одежду и медикаменты сотням тысяч наших граждан. Абсолютно бескорыстно. Тесно сотрудничал с советской властью ради помощи голодающим, активно развенчивал ложь о Советской России, был самым настоящим нашим другом — что тут можно преувеличить? Маловато еще у нас ему памятников».