Князь нечестивого мира: как Оззи Осборн стал таким великим и таким ужасным

«Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…»

Первые слова этой бодрой песенки были у всех на слуху и на устах параллельно первым шагам Black Sabbath, медлительным и гулким, словно шаги невидимого монстра по окрестностям Данвича, расслышанные Лавкрафтом. Звуки тоже деформируют и давят, оставляют следы.

«Самоубийцы травятся, стреляются, топятся, выбрасываются. Они прыгают за борт, под колеса грузовика, под копыта, под поезд… Но, никто, чтоб вы знали, ни разу не сводил счеты с жизнью, падая со смотровой площадки вагона, на скорости пятнадцать миль в час», — утверждает матерый Бартон Киз в «Двойной страховке».

Вполне уместное отступление, пока набирает скорость наш разговор о группе и солисте, в репертуаре которых найдется и «Умри молодым» и Suicide Solution. Это первая причина. Причина номер два — отсутствие прозвища «Оззи» в рок-номенклатуре 1970-х. Характерный актер O.Z. Whitehead и бэнд-лидер Оззи Нельсон (о них мы также поговорим, только не сейчас) люди совсем другой эпохи.

Осборн единственная знаменитость, которую так зовут. И у Лавкрафта тоже не было однофамильцев.

Частичный тезка Oz Osborn (фамилия подлинная) присутствовал в составе американской группы Сoven неприметно, как подчеркнуто флегматичный Билл Уаймен за спиной у Джаггера. Готический флер этого коллектива играет несколько иными красками, к которым следует присмотреться.

Тягучая жвачка сатанизма

Вопрос психологу — насколько пьесы в замедленном блюзовом темпе располагают к самоубийству? Дело в том, что Paranoid (равно как и Communication Breakdown на первом диске «Лед зеппелин») — единственный быстрый номер в одноименном альбоме, под который молодежь могла станцевать экспрессивно, а не топтаться в носках, потряхивая прической. Я-то видел, как это делали те, кому сейчас примерно столько же, сколько было XX веку на заре карьеры «Черного шабаша».

«Алистер Кроули — человек, которого вам приятно ненавидеть».

Этот слоган времен Чемберлена известен многим. О нем вспоминают каждый раз, когда возникает идея щегольнуть козырями ретро-оккультизма, как правило, битыми-перебитыми.

Снобировать пионеров британского хард-рока в кругах заокеанских интеллектуалов считалось комильфо. Журналистка «Роллинг стоуна» обещала покончить с собой, если кто-то полюбит Uriah Heep.

Однако хитовым первым синглом Саббата стал кавер на песню американской группы «Ворона» Evil Woman, чем-то созвучную Black Night для кого-то не менее одиозных Deep Purple, чье название диктор «Голоса Америки» переводил как «Фиолетовый цвет», а мой одноклассник Андрей Нечитайло — как «Темные люди».

В американской версии альбома «Злую женщину» подменил «Нечестивый мир», пожалуй, более однородный с остальным, авторским, материалом на пластинке.

«„Гранд фанк“ или „Блэк саббат“ — решай, читатель, кто из них хуже», — провоцировал обозреватель солидного издания в 1971 году. Звучит, конечно, кощунственно.

Газета была нью-йоркская. У нас так не писали даже про Сахарова с Солженицыным. Если «Саббат» и быстро устаревающий Steppenwolf оставались кумирами люмпена, то всех троих участников «Гранд фанка» высоко и заслуженно оценивали даже местные музыканты филармонического уровня.

Рецензией на «Параноид» дебютировал на страницах «Роллинг стоуна» блистательный Ник Тошес. Вместо подробного анализа музыки будущий биограф Дина Мартина и Джерри Ли Льюиса поделился деталями навеянного ею свидания со средневековой ведьмой: «Девица в монашеской рясе по-собачьи (como perros) опускается на четвереньки…»

«Остальное не для нашего возраста, Лео», — говорит пожилой эсэсовец своему ровеснику из абвера в картине «Взорванный ад», выключая запись прослушки.

Weiter ist nicht fur unsere alter, Leo…

Рай и ад. Оказывается, то и другое подлежит восстановлению, как репутация группы, увянувшей в поисках новизны. И ее солиста. Только по отдельности.

В фильме «Ночной охотник» на кулаках психопата-проповедника вместо «рая» и «ада» наколоты Love и Hate. Чтобы носить на руке слово «рай» в английской транскрипции, человек должен быть шестипалым. Задача для доцифрового кинематографа довольно сложная. Как в анекдоте про Брежнева, где ему в кроссворде попался «полководец с одним глазом — семь букв по горизонтали».

Heaven and hell, уверенный и четкий альбом «Саббата» с новым вокалистом, опередил сольную пластинку Осборна менее чем на полгода. Фронтмен и его бывшие аккомпаниаторы были готовы к полноценной конкуренции.

Несмотря на сочный макабр обложки в духе киноужасов Amicus и Hammer, песни на пластинке носят в основном исповедальный характер, нелинейно близкий альбому Леннона, где кладбищенский колокол предваряет параноидальную Mother.

«Где же тут сатанизм, когда это какие-то „Смоки“», — смущенно поморщился сын старого знакомого на середине трека Mr. Crowley. Дело было в конце 1990-х, и я не стал возражать тинейджеру, озвучившему очевидное.

Не нами сказано: старики всему верят, а молодежь во всем разбирается.

Кстати, позднее Ник Тошес сознался, что оргия с нечестивой монахиней была навеяна прослушиванием диска Black Widow, чьи готические прог-арабески звучат поизящнее инфернальных репортажей Оззи с оркестром.

Второе пришествие «Саббата» и Оззи, чреватое тупиком и провалом для стольких ветеранов рок-сцены, оказалось триумфально-устойчивым, совпав с рядом не менее важных событий в параллельной области популярной культуры. В частности, с новой волной сплаттер-хоррора в кинематографе и коммерциализацией маргинального жанра industrial.

А теперь то, о чем можно было сказать в начале статьи, но тогда бы оно получилось чересчур полемичным и менее интригующим — презентация героев нашего времени требует «разогрева», чтобы предвкушение нарастало постепенно, как перед основной частью концерта, предваряемой выступлением артистов второй величины и анекдотами конферансье.

Киноззис

Black Sabbath — английское название картины итальянского режиссера Марио Бавы, которому «Комсомольская правда» когда-то посвятила фельетон «Монстры зовут его папой». В оригинале фильм назывался I Tre Volti della Paura — «Три лица страха» — и был снят по весьма условным мотивам произведений Алексея Толстого, Мопассана и Чехова.

Мне давно казалось, что интерес британских музыкантов к оккультизму в куда большей степени вызван кинематографом, а не изучением книг на эту щекотливую тему.

Мистические триллеры и фильмы ужасов могут быть поставлены с размахом («Омен») или сняты на копеечный бюджет для проката «вторым экраном».

Это может быть единственная работа режиссера, его первая и последняя попытка заявить о себе, обогатив галерею девиантов и монстров. Таковы The Silent Scream, «Кровать-людоед», The Redeemer… Son of Satan!

Что никак не влияет на степень их воздействия на психику и память зрителя, или, если угодно, соглядатая. Крохотная сценка, поразивший вас фрагмент декорации, который мог и померещиться — вот что продлевает существование фильму, чья жизнь в кинопрокате, казалось бы, закончилась. «Отбыл он без бытия — роковая скоротечность!», но плевелы впечатлений продолжают плодоносить.

Жалко парня — ведь и я порою
был сурово критикою бит…

Игорь Кобзев

Я встречал устойчивых поклонников Never Say Die и Technical Ecstasy — разгромленных рецензентами изначально и громимых по дурной инерции почти полвека спустя их выхода. Эти одиночки, я имею в виду ценителей провального продукта, вслушивались и расслышали там то, чего не может уловить сонмище мудрецов-аналитиков.

Чем пленили двух незнакомых промеж собой людей эти экспериментальные работы? Умышленным отклонением от нормы после безупречного «Саботажа»? Или необычным дизайном обложек, на которых отсутствуют знакомые физиономии музыкантов в имидже стареющих хиппи?

Я не осмеливался расспрашивать об этом подробно, опасаясь, что оба растворятся в воздухе.

Они и так казались мне игрой воображения, фабрикующего симпатичных тебе еретиков, очарованных тем, чему приписывают «откровенную слабость».

Одному нравилась монументальная готика «Вам меня не изменить», похожая на доработанную, укрупненную копию страдальческой Wild Love — одного из маленьких шедевров бойз-бенда Herman’s Hermits.

Фраза Nobody’s gonna change my world неточнно цитирует мантру, четырежды повторяемую Ленноном в припеве Across the Universe. Там «ничто», у Оззи — «никто».

Где-то я уже называл You Won’t Change Me предшественницей Wasted Sunsets, черновиком реквиема по времени и по себе.

Другому импонировал суррогатный фанк, которым, рассудку вопреки, грешили многие британские музыканты, мечтая отделаться от устаревших штампов «прогрессива», музыки «только для белых», сколько бы ни пытались обойти эту щекотливую особенность либеральные неофиты.

Пьесой, отвечающей таким стандартам, ему казались All Moving Parts. Вскоре после выхода Never Say Die он угодил в тюрьму за ограбление квартиры зубного техника в тогдашнем Жданове.

Отсидев положенный срок, он первым делом обзавелся копией «Технического экстаза», и, как десять лет назад, крутил этот диск, ревниво наблюдая за реакцией новых знакомых в обновленном, но таком же испорченном мире.

Ведь «экстаз» — это еще и преодоление оцепенения, выход из неподвижности.

Что касается Never Say Die, музыкально он ничем не уступает Face Dances — лебединой песне The Who, где звук служит фонограммой для изучения картинок. А для советского человека созерцание неподвижного образа — хобби наследственное и пожизненное.

Некто в маске был одновременно похож на крючника времен «Черной смерти» и на одного из статистов в гей-гиньоле Уильяма Фридкина Cruising. Я бы не стал об этом говорить, не будь мне знакома одержимость этим персонажем, «масочником», внешне вполне «нормальных» граждан.

Но под гротескной маской скрывается заурядная внешность рядового человека с опытом работы на автозаводе и мясокомбинате. Фабричная Паша Теткина в роли Бабы Яги из фильма «Начало».

Пасторский сын Элис Купер растерзал курицу еще в 1969-м, и шума вокруг этой некогда рутинной процедуры было не меньше, чем в связи с убийством в Алтамонте во время злополучного выступления «Роллинг стоунз», до чьей Sympathy for The Devil Оззи доберется в пожилом возрасте запоздалой попытке реанимировать блеск и нищету этого сочинения.

«Я знал, что этим кончится, — писал Ник Тошес, рецензируя Paranoid, — с тех пор как увидел в „подпольном“ издании колонку астролога».

Инфантильный бабблгам-сатанизм оказался востребован и жизнеспособен. Начинающий рок-критик был неправ лишь в одном — все только начиналось.

Итак, зарубежные музыканты черпали названия и темы не в книгах, а в кино. Сколько групп, альбомов и песен названо в честь героев и картин — Strawberry Fields, Key Largo, Frankenstein, Goodnight, Vienna… Сочинения Роки Эриксона пестрят и пухнут бесовщиной би-муви его детства.

Эксцентрик Лорд Сатч, еще одна «Паша Теткина» британской поп-сцены, воспевал дочь Дракулы и Джека Потрошителя. Это из его страшилок «Саббат» заимствовал ряд приемов, включая шум дождя на полуночном погосте.

Сатч во многом был креатурой полоумного гения Джо Мика, свихнувшегося на кроулианстве. Хотя и в этом прискорбном случае имя Кроули служило чем-то вроде флажка Levi’s на самодельных джинсах.

Феноменально то, что при наличии стольких предшественников (от Cream до Troggs) музыка «Саббат» ни на минуту не казалась и не кажется чем-то вторичным. Успешно смонтированным из проверенных, обкатанных деталей.

Умело эксплуатируемая эклектика Sweet и Queen просматривается сверху до низу. Им не хватает тайны. Даже монолитный «Лед зеппелин» распадался на части после энного числа прослушиваний. Почему же только «Саббат» кажется таким незыблемо аутентичным и обособленным?

В истории хард-энд-хеви Black Sabbath с первых шагов выглядит оригинальнее «Битлз».

Никаких отсылов к «Мотауну» и тем более к Дилану. Только Cream и The Troggs, строго в необходимых дозах.

«Страж бездны» — так назывался эпизод в «Доме ужасов Хаммера», где прозвучало имя Хоронзона, демонической сущности, которую пытались вызвать в пустыне Алистер Кроули и Виктор Нойбург. Полный ликбез. Детали забываются, но имя продолжает вертеться на языке случайного зрителя.

Кинематограф щедр на подсказки. С другой стороны, наши поклонники «Саббата» и Оззи не смотрели западный хоррор до андроповского видео-бума, медитируя над статичными фото.

А между тем, второе пришествие группы и ее солиста совпадает по времени с выходом американской зомби-трилогии Лучо Фульчи. В одной из ее частей («Седьмые врата ада») фигурирует книга Эйбон, чью обложку украшает символ, похожий на охвостье свастики и астрологический глиф Сатурна.

Этот гипнотический знак создатели фильма отыскали не в гримуарах чернокнижников, а на запястье, куда его в период мятежной юности нанесла себе дочь режиссера Камилла.

Непостижимое, как правило, гораздо ближе, чем давно теоретически изученные чудеса и загадки вселенной.

Топорную татуировку Ozzy можно было увидеть на пальцах руки, сжимающей потный поручень в автобусе, чьим пассажирам были до лампочки и Хоронзон, и Виктор Нойбург, и кто теперь поет в ансамбле «Блэк саббат». Не официальным, но всенародным шлягером той поры была «Птица счастья» в исполнении Николая Гнатюка.

Дальнейшая судьба многих из них, с наколками и без, полностью соответствует визитной карточке мистера Грешема, обнаруженной после его самоубийства:

Уильяма Линдсея Грешема — автора «Аллеи кошмаров», стержневой фигурой которой является не шарлатан Стентон Карлайль, а «гик», безымянный уродец, кусающий куриц и змей за ежедневную порцию пойла. Выражаясь по-нашему — «за кир и хавчик».

Народный акробат

Geek. Вот и прозвучало оно — подходящее, емкое слово. Специалисты утверждают, что лаконичные объявления типа «Требуется классный уродец с опытом змей» можно было прочитать чуть ли не в начале 1960-х. Когда уже делали первые шаги к рок-н-роллу два будущих «гика» молодой Америки — Джеймс Остерберг и Винсент Фурнье. Купер и Поп.

Мечтая о богатстве и славе, юный Стентон подсознательно завидует жалкому созданию, и не просто завидует, а стремится занять его место, поскольку это и есть истинная цель совершаемых им поступков, к которой он приближается окольными путями, планомерно сжигая мосты за спиной. Финиш ночной пробежки по Аллее кошмаров.

Факты биографии, размноженные тысячью изданий, говорят, что эту дистанцию Оззи одолел без дублеров и передышек. Чтобы родиться, надо умереть.

Принято считать, что западный бурлеск достаточно богат, чтобы снабжать идеями новые поколения шоуменов. Это на самом деле так, но следы многих знаковых фигур уходят на континент, за черту оседлости и еще дальше, за пределы так называемого цивилизованного мира.

Оззи 1980-х во многом обязан своим имиджем картине «Проклятье оборотня», где единое в двух лицах существо играет Оливер Рид — прямой потомок императора Петра, которого многие, из песни слов не выкинешь, считали Антихристом.

Купер и Поп заявили о себе в 1969-м — году Мэнсона и Алтамонта. Пожирая глазами кинохронику The Stooges c поп-фестиваля в колледже Дельта (штат Мичиган), я, пожилой человек, любуюсь выходками Игги, как Стентон Карлайл перед клеткой с карнавальным уродцем. Что-то в этом есть. Было, есть и будет.

Кстати, инцидент Купера с курочкой произошел на том самом фестивале в Торонто, где презентовал свой хаотичный Plastic Ono Band битл Джон Леннон, опередивший «Саббат» с идиомой Sunday Bloody Sunday.

Истеричная агитка под таким названием войдет в не в меру политизированный альбом Some Time in New York City вместе с другими непрожаренными опусами, которым нельзя отказать в отрицательном обаянии. Леннон-радикал того периода — тоже своего рода «гик», одурманенный леваками-паразитами миллионер, похожий на Евстигнеева в фильме «Скверный анекдот».

Изначальное «Воскресенье, чертово воскресенье» — тяжеловесная мелодрама Джона Шлезингера о влиянии гомофобии на юдофобию.

Под музыку Моцарта из оперы-буфф «Школа влюбленных».

В центре любовного треугольника Мюррей Хед, великолепно поющий Иуду в рок-опере Jesus Christ Superstar. Где, впрочем, все поют превосходно, включая Гэри Глиттера, которому еще найдется место в нашей ретро-панораме.

Альбом Sabbath Bloody Sabbath, с которого, после удушливых метаний на четвертом диске, у группы открылось второе дыхание, впечатляет не только дизайном обложки (Drew Struzan), но и названиями треков на слова бас-гитариста Гизера Батлера.

Саббра кадабра — сочетание, способное вызвать суккуба или вампира. Пускай оно ни разу не упоминается в самой песне, но его невозможно забыть, прочитав и даже случайно уловив в разговоре незнакомых людей. Одна из любовных историй, которых в репертуаре Black Sabbath совсем немного.

Spiral Architect — «зодчий спирали», этот загадочный ваятель также не появляется в тексте, нашептанном Батлеру во сне.

Психика музыкантов, расшатанная за время записи Vol. 4 в насквозь пропудренном кокаином Лос-Анджелесе, оставляла желать лучшего.

Однажды Оззи отключился, забыв вынуть из тлеющего камина свою ногу в сапоге. Барабанщик Билл Уорд держал под подушкой кинжал.

Властелины Тьмы деградировали во властелинов куриного помета, констатирует беспощадный к собственному прошлому артист на страницах книги воспоминаний.

Тем не менее пятый альбом превзошел все ожидания в плане дисциплины и мощи. Мне довелось быть свидетелем восторженной реакции на эту пластинку тогдашних «нотников», помешанных на раннем джаз-роке Кориа, Кобэма и Махавишну.

Sabbra Cadabra и Spiral Architect — заголовки хоть куда, однако Бог любит троицу, и здесь возникает National Acrobat — не просто образ, а идеальный титул для мистера Осборна времен его абсолютной и единоличной славы.

Только прислушайтесь — народный… нет, не народный, а даже всенародный акробат. Первая и довольно спорная звезда западной рок-музыки, чье сценическое прозвище стали выкалывать на пальцах потомки тех, чью левую грудь украшали «наколки времен культа личности».

— Ты именно тот экземпляр, который мне нужен.
— А я тебе не экземпляр.

(«Дело „пестрых“»: 1 ч. 11 мин. 30–42 сек.)

За дверцей кабины вокзального туалета вполне мог находиться не рецидивист Софрон Ложкин, а Джон Осборн. Будь эта уборная не на Курском вокзале, а в помещении Ватерлоо или Кинг-Кросс.

Согласимся, читатель, что популярность Оззи у нас не была бы столь массовой и безоговорочной, кабы не сквозило в нем сквозь «хаммер-хоррор» что-то родное, по выражению Солженицына, зареберное.

Во взгляде — не только дерзость Михаила Пуговкина, но и холодная жестокость Вадима Спиридонова.

И это мною не придумано, а добыто в ходе неформальных бесед на заре перестройки.

На постановочном фото с обложки No Rest for The Wicked успевший побывать в СССР артист восседает как Примадонна в окружении девственных дарований.

Создатель портрета Боб Карлос Кларк позднее покончит с собой.

Изначально, в составе «Саббата», со звездами советской эстрады роднила Оззи осанка Юрия Антонова, когда тот выступал еще стоя. Затем ее заслонили гримасы и жестикуляция Пугачевой, свойственные всем исполнителям зрелого возраста.

Среди британских коллег его предшественником, почти близнецом выглядит Фил Мэй, бессменный фронтмен легендарных Pretty Things. Это если говорить о внешности и поведении на сцене.

И, конечно же, пухленький Редж Пресли, скажем так, золотистый голос The Troggs, комментирующий свои ощущения смущенным и требовательным тоном волшебника-недоучки: странное дело — кажется, я влюбился… но в этом надо удостовериться. Wild Thing!

Тягучее «ре» в прологе Wild Thing звучит кошмарнее и гуще, чем оно сыграно на самом деле, предвосхищая грандиозное начало War Pigs, одна минута которого кажется вечностью.

Главный представитель сходной школы вокала, заявивший о себе одновременно с Осборном, — это Гэри Глиттер, не менее яркий адепт «ордена сиплых и лающих». Под этим парамасонским названием я объединяю вокалистов с характерной фразировкой, в отличие от таких бельканто белого соула и ритм-энд-блюза как Стив Мэриотт и Крис Фарлоу. Одним из первых в этом условном жанре был Билл Хейли.

Осборн эксплуатировал мурзилочный мистицизм, а Глиттер — браваду и секс, который в конечном итоге угробил его карьеру и репутацию, не говоря о потере свободы.

Кольцевая подземка Осборна ходила по кругу согласно расписанию. Глаза единственного пассажира в пустом вагоне ночного метро вспыхивали знакомым пламенем: Just say Ozzy!

Но выскакивать обратно на платформу было поздно.

Непостижимым путем проклятье, якобы насланное на группу какими-то друидами, переродилось в несокрушимый панцирь иммунитета.

Глаза на лице идола — важнейший инструмент воздействия на массы. Распутин и Синатра, Бела Лугоши и Петер Лорре: каждого из них можно запомнить по взгляду, знать не зная, кто они такие.

Devil Rides Out — один из множества романов сэра Денниса Уитли, а это необычайно плодовитый автор, «видевший всю жизнь свою ведьм и нечистых духов».

Черный маг Моката, иконописная роль Чарльза Грэя, — вот кого мог бы сыграть Оззи в полноценном римейке Devil Rides Out. Хотя вполне возможно, что именно этим он и занимается всю свою долгую жизнь, не болтая лишнего ни на публике, ни в кругу семьи.

Об особенностях данного текста (памятка читателю)

Про Оззи Осборна и его группу написано множество книг, значительная часть которых, я уверен, переведена, опубликована и знакома поклонникам этих замечательных людей.

Отсюда возникает вопрос: возможно ли сказать о них что-то «новое», опираясь исключительно на личный опыт поглощения музыки The Sabs с пионерского возраста? И насколько это будет интересно посторонним людям вместо конкретных фактов и канонических мифов?

Признаюсь честно, мнение человека толпы всегда волновало меня больше проверенной «информации». Потому что одиночки не фиксируют и не публикуют свои фантазии, доверяя их далеко не каждому, да и то, как правило, неохотно.

Это своего рода «устная Тора», не поддающаяся изложению в печатном виде.

Кроме того, они уносят свои впечатления в могилу, что сейчас, на исходе первой четверти нового века, особенно ощутимо.

Об исторической роли Оззи и Black Sabbath наиболее оригинально повествуют три книги. Диаметрально противоположные по форме и содержанию.

Две из них написал Мартин Попофф — непревзойденный и, боюсь, незаменимый хроникер и аналитик хард-энд-хэви.

А третья — собственно, это не книга, а цикл рассказов «В темноте», повествующих о том, как под музыку «Саббата» пролетела жизнь одного из нас «от пеленки зловонной до смердящего савана» — является плодом воображения Графа Хортицы. N.I.B.