От Тайной канцелярии до «охранки»: краткая история политической полиции в Российской империи

Тайная канцелярия Петра I: прообраз политической полиции в России

Первое специальное ведомство с функциями политической полиции — Тайная канцелярия — появилось в России в 1718 году, при Петре I (хотя некоторые авторы относят к таким ведомствам опричнину). Тому было несколько причин. Во-первых, в десятилетнем возрасте Петр I пережил Стрелецкий бунт (впрочем, заговоры случались и после), после которого у него развилась склонность к паранойе и поиску внутренних врагов. Во-вторых, радикальные реформы Петра очень не нравились московской элите, поэтому мнительность царя нельзя было назвать беспричинной.

Предшественником Тайной канцелярии был Преображенский приказ, учрежденный Петром еще в 1686 году. Но у Преображенского приказа был широкий функционал, в то время как Тайная канцелярия специализировалась на политическом сыске. Формально она была создана для следствия по делу царевича Алексея, однако после окончания следствия и смерти царевича не была распущена и занялась другими политическими делами. Ведомство располагалось в Петропавловской крепости. Управлял им Петр Толстой — тот самый человек, который накануне обманом выманил в Россию царевича Алексея, пообещав ему полное отцовское прощение, затем возглавил следственную комиссию по его делу, лично вел допросы и, по версии некоторых историков, в конце концов помог царевичу «умереть от апоплексического удара».

Сам царь активно участвовал в деятельности Тайной канцелярии: регулярно присутствовал на слушаниях, читал готовые экстракты по делам, одобрял (а порой менял, часто в сторону ужесточения) вынесенные приговоры и отправлял в Тайную канцелярию резолюции, даже находясь в отъезде.

Тайная канцелярия была расформирована в 1726 году, пережив Петра всего на год. Затем, на протяжении всего XVIII века, этот орган то упразднялся, то вновь восстанавливался под разными названиями: при Анне Иоанновне он был известен как Канцелярия тайных и розыскных дел, при Екатерине II — как Тайная экспедиция.

Последнее ведомство занималось всеми крупными политическими делами времен правления Екатерины: от преследования Радищева до суда над Пугачевым. Этот период был далеко не таким либеральным, как принято считать, и был богат на политические репрессии: конечно, пытки стали применяться реже (но не исчезли совсем), а казни почти не проводились (за редкими исключениями), но по сравнению с предыдущими десятилетиями количество «политических» дел увеличилось. Кроме того, согласно некоторым источникам, именно Екатерине II принадлежат два важных ноу-хау в деятельности политической полиции: во-первых, подслушивание разговоров в местах скопления людей («как-то: в рядах, банях, кабаках»), а во-вторых, перлюстрация писем.

Третье отделение

При Александре I структуры политической полиции были децентрализованы, но Николай I, заняв трон, едва ли не первым делом поспешил это исправить. Конечно, этому немало поспособствовали обстоятельства его прихода к власти: после восстания декабристов царь на протяжении всего своего правления закручивал гайки, чтобы в стране не повторилось ничего подобного.

3(15) июля 1826 года, вскоре после окончания суда над декабристами, Николай I выпускает указ об учреждении III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Нахождение отделения в составе личной канцелярии императора подразумевало, что оно подотчетно именно ему (эта деталь вообще очень характерна для правления Николая I: он хотел всё контролировать сам). Поражает широта функций нового ведомства — «предметами занятий» новой структуры провозглашались:

1. Все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей Полиции.
2. Сведения о числе существующих в Государстве разных сект и расколов.
3. Известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и проч., коих розыскания и дальнейшее производство остается в зависимости Министерств: Финансов и Внутренних дел.
4. Сведения подробные о всех людях, под надзором Полиции состоящих, равно и все по сему предмету распоряжения.
5. Высылка и размещение людей подозрительных и вредных.
6. Заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заточения, в кои заключаются Государственные преступники.
7. Все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в предел Государства прибывающих и из оного выезжающих.
8. Ведомости о всех без исключения происшествиях.
9. Статистические сведения, до Полиции относящиеся.

Автором проекта устройства в империи «высшей политической полиции» был Александр Бенкендорф, герой Отечественной войны (в 1812 году он был флигель-адъютантом Александра I), активный участник следствия по делу декабристов и, главное, человек, которому новый царь безоговорочно доверял. Бенкендорф возглавлял ведомство до своей смерти в 1844 году, после чего его имя на долгие годы стало нарицательным.

Нельзя сказать, что Третье отделение под руководством Бенкендорфа занималось только цензурой и преследованием творческой интеллигенции — в его ведении были и такие полезные начинания, как расследования взяточничества и казнокрадства чиновников, рассмотрение жалоб на неправедный суд, произвол должностных лиц и жестокое обращение с крепостными.

По широко распространенной легенде, при создании ведомства Николай I вручил Бенкендорфу белый платок с напутствием «отирать слезы несчастных», но прославилось оно именно цензурой, преследованием инакомыслия и вмешательством в частную жизнь. Что уж говорить, если даже проект устройства Третьего отделения, поданный Бенкендорфом Николаю, начинался со слов «Вскрытие корреспонденции составляет одно из средств тайной полиции и при том самое лучшее»?

Как было устроено Третье отделение? Изначально оно делилось на четыре экспедиции (департамента), к которым позже прибавилась еще одна. Первая экспедиция ведала политическими делами: это и предупреждение покушений на императора, и раскрытие заговоров и тайных обществ, и наблюдение за «состоянием умов», и слежка за отдельными общественными деятелями. Вторая в основном занималась религиозными вопросами: наблюдала за деятельностью различных религиозных конфессий, следила за раскольниками и сектантами и вообще за общественными организациями (плюс в ее ведении находились фальшивомонетчики, изготовители поддельных документов и политические тюрьмы). В ведении третьей было наблюдение за проживающими в России иностранцами и высылка из страны неблагонадежных. Четвертой предписывался сбор информации о «всех вообще происшествиях» и составление еженедельных сводок о них, плюс (до появления пятой экспедиции) надзор за периодической печатью. Пятая, образованная в 1842 году, взяла на себя цензуру. В 1839 году к ведомству присоединили Корпус жандармов, осуществлявший исполнительные функции.

Некоторые историки утверждают, что Третье отделение выполняло также функции внешней разведки и пыталось заниматься, как сказали бы сейчас, имиджем России за рубежом. В частности, сотрудники ведомства размещали в европейских газетах и журналах статьи, опровергающие обвинения эмигрантов (например, по «польскому вопросу») и искали редакторов, согласных публиковать такие статьи за деньги.

Сотрудников в ведомстве было немного (особенно если сравнивать с советскими и постсоветскими спецслужбами): в самом Третьем отделении работали от 18 (на момент создания) до 72 (на момент роспуска) человек, жандармов в разное время насчитывалось от 4000 до 7000.

Третье отделение оказалось, мягко говоря, не слишком эффективным. Оно прославилось вмешательством в частные дела, нелепыми цензурными ограничениями и беззакониями. Отношение общественности к этому ведомству отлично передано в стихотворении поэта-сатирика Петра Шумахера:

«Батюшки! нет мочи! —
Говорил лукавый. —
В Третьем отделеньи
Изучают право!
Право на бесправье!..
Этак скоро, братцы,
Мне за богословье
Надо приниматься».

При всей своей бурной деятельности оно оказалось неспособно предотвратить волну политических убийств и терактов в последние годы царствования Александра II, в том числе те из них, которые были направлены непосредственно против руководителей Третьего отделения: так, 4 августа 1878 года террорист Сергей Кравчинский прямо в центре Петербурга ударом кинжала убил шефа Третьего отделения Николая Мезенцова.

Более того, в Третье отделение внедрялись террористы. Например, в 1879 году туда устроился народоволец Николай Клеточников: сначала агентом, а потом штатным сотрудником. Начальство хвалило его за выдающееся трудолюбие, а Клеточников, быстро продвигавшийся по службе и имевший доступ к секретным документам, снабжал «Народную волю» информацией о готовящихся арестах, провокациях, именами агентов и прочими ценными сведениями.

Борьба со взяточничеством и казнокрадством тоже не особенно удалась, поэтому в 1880 году Третье отделение было упразднено, а его обязанности были переданы в образованный при МВД Департамент государственной полиции.

Департамент полиции и «охранка»

Пришедший к власти после убийства отца Александр III сразу же начал работу над ошибками. Первым делом он полностью реорганизовал охрану своей персоны (теперь за нее отвечала отдельная структура), после чего взялся за реорганизацию секретной полиции.

3 декабря 1882 года император утвердил положение «Об устройстве секретной полиции в Империи», в соответствии с которым в крупных городах России должны были появиться охранные отделения. Строго говоря, два таких отделения на тот момент уже работали: в 1866 году, вскоре после покушения Каракозова на Александра II, «Отделение по охранению порядка и спокойствия в столице» было создано в Петербурге, а в 1880 году такое же отделение появилось в Москве. Теперь же было решено перенести этот опыт на всю страну.

Согласно циркуляру первого инспектора новой секретной полиции Георгия Судейкина (который, впрочем, занимал пост недолго: в 1883 году его убили народовольцы Дегаев, Коношевич и Стародворский), задачей «охранки» было не столько подавление уже существующих заговоров, сколько расшатывание революционных движений изнутри. Такими, например, методами:

1. Возбуждать с помощью особых активных агентов ссоры и распри между различными революционными группами.
2. Распространять ложные слухи, удручающие и терроризирующие революционную среду.
3. Передавать через тех же агентов, а иногда с помощью приглашений в полицию кратковременных арестов обвинения наиболее опасных революционеров в шпионстве, вместе с тем дискредитировать революционные прокламации и разные органы печати, придавая им значение агентурной, провокационной работы.

Охранные отделения подчинялись напрямую Департаменту полиции МВД. К 1907 году их было уже 27, по одному в каждом из крупных городов империи (Вильно, Киев, Казань, Одесса, Тифлис, Харьков и т. д.). В 1906 году они были сгруппированы в Районные охранные отделения: Северное с центром в Петербурге, Центральное с центром в Москве, Поволжское с центром в Самаре, Юго-Восточное с центром в Харькове, Юго-Западное с центром в Киеве, Южное с центром в Одессе, Северо-Западное с центром в Вильно и Прибалтийское с центром в Риге. Позже добавились еще Туркестанское (Ташкент) и Сибирское (Иркутск).

Как вспоминал один из руководителей «охранки» А. Васильев, охранные отделения создавались в городах, где была замечена революционная активность. В каждом отделении был свой регистрационный отдел и библиотека с революционной и иной запрещенной литературой (а от руководящего состава требовали знания этой литературы).

Васильев пишет, что «охранные отделения имели в своем штате квалифицированных специалистов: фотографов, экспертов по почерку, а во многих округах даже еврейских экспертов, знающих всё об иудаизме, которые предоставляли ценные сведения».

Основных методов работы было два: наружное наблюдение и внутренняя агентура. Первое вели филёры, которые «составляли отряды под командой штатных сотрудников, специально подготовленных к этой службе»: они следили за подозреваемыми в революционной деятельности во всех общественных местах, маскируясь под швейцаров, дворников, солдат, чиновников и т.д. Для этого охранные отделения содержали склады самой разнообразной одежды и формы — в московской «охранке» был даже специальный двор для агентов, изображавших извозчиков. Когда требовалась длительная слежка за определенным домом (например, если там располагалась подпольная типография или мастерская по изготовлению бомб), агентам снимали квартиры по соседству. Кроме того, на железнодорожных станциях хранились определенные суммы денег, чтобы агент мог купить билет и последовать за наблюдаемым, если тот сел в поезд.

Внутренняя агентура предполагала уже не просто наблюдение, но внедрение. Часто, впрочем, вместо того чтобы внедрять в революционную организацию своего человека, сотрудники ведомства просто вербовали революционеров: особенно этим прославилось московское отделение.

Начальник московской «охранки» Зубатов (позже он возглавит Особый отдел департамента полиции, специализировавшийся на политическом сыске, именно туда будет стекаться вся информация от агентуры) после каждого группового ареста революционеров выбирал «слабое звено», вел с ним долгие задушевные беседы за чаем «о неправильности путей, которыми идут революционеры, о вреде, который они наносят государству» — и некоторых, действительно, склонял на свою сторону. Зубатов был убежден, что агенты, шпионящие за своими ради денег или из мести, — люди ненадежные, настоящий агент должен быть «идейным».

Но, конечно, далеко не все вербовали агентов так интеллигентно. Чаще пользовались более примитивными методами: арестованного, которого предполагалось сделать агентом, сажали в сырую холодную камеру и плохо кормили, затем, когда человек как следует прочувствовал атмосферу тюрьмы, приводили к жандармскому офицеру и убеждали сотрудничать, угрожая и суля выгоду.

Зарабатывали агенты по-разному, в зависимости от их приближенности к революционным лидерам и ценности предоставляемых данных. По воспоминаниям жандармского офицера Александра Мартынова, «лица, освещавшие высшие организации, как то: центральные комитеты, боевые группы и прочие, получали большее содержание, а освещавшие периферию и дававшие отрывочные сведения — меньшее. Наименьшее жалованье равнялось прожиточному минимуму». Деньги выдавались ежемесячно вне зависимости от того, удалось ли агенту получить сведения или нет. За особо ценные сведения (например, обнаружение тайной типографии или предупреждение важного заговора) полагались премии.

Иногда агенты занимались и прямыми провокациями. Хотя руководство «охранки» всегда открещивалось от таких случаев, да и в секретной «Инструкции по ведению внутреннего наблюдения» прямо говорилось, что «сотрудничество от провокаторства отделяется весьма тонкой чертой, (…) и в умении не переходить эту черту состоит искусство ведения политического розыска», многие агенты эту черту переходили. Не перейти ее было сложно, ведь та же инструкция гласила, что для сохранения своего положения в революционной организации агенты не должны уклоняться от активной работы. Кроме того, недостаток рвения мог вызвать подозрения товарищей.

Но не всегда провокации были инициативой самих агентов: как пишет Васильев, «одно время Департамент полиции использовал ошибочную практику оценки работы районных отделений на основе чисто количественного принципа, по числу сообщений о революционной деятельности.

Легко могло случиться, что на данной территории подпольщики не очень активны, и руководитель районного охранного отделения опасался, и не без основания, что произведет плохое впечатление на начальство в Петербурге, если не будет отправлять соответствующие сообщения. Такое положение, естественно, поддерживало заманчивую мысль о создании беспорядков на основе провокации».

Справедливости ради, далеко не все руководители Охранных отделений одобряли провокации, и многие искренне старались с ними бороться.

В 1913 году по инициативе нового товарища министра внутренних дел В. Джунковского районные охранные отделения во всех городах, кроме Москвы, Петербурга и Варшавы, были ликвидированы: Джунковский был убежден, что в таком количестве они были и не востребованы и экономически нецелесообразны. Окончательно же «охранка» была упразднена 4 марта 1917 года решением Временного правительства.

Более того, Временное правительство создало специальные комиссии по расследованию деятельности Департамента полиции и Охранных отделений и разбору их документов. Некоторые члены этих комиссий позже написали книги, благодаря которым стали известны подробности работы политической полиции. Мемуары опубликовали и многие руководители «охранки»: они собраны, например, в двухтомнике «Охранка. Воспоминания руководителей политического сыска».