Всем миром: как спасти Антарктиду от глобального потепления

Антарктида более двух тысяч лет существовала лишь в людском воображении. Еще Аристотель в трактате «Метеорологика» предположил, что если существует арктический континент, то у него должен быть и антарктический антипод. Исследователи и картографы размышляли об этой неизвестном южном земле на протяжении веков, но открыта она была только в 1820 году, причем сразу двумя исследовательскими группами и одним наблюдательным человеком: русской экспедицией под руководством Фабиана Готтлиба фон Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, британской экспедицией под руководством Эдварда Брансфилда и охотником Натаниэлем Палмером, увидевшим со своей небольшой лодки заснеженные горы Антарктического полуострова.

Неизвестная земля оказалась крайне негостеприимной — соседние народы (маори и другие полинезийские народы-мореходы) наверняка знали о ней задолго до Палмера, но не жили там. Сначала Антарктида стала охотничьим угодьем китобоев, которые едва не уничтожили некоторые местные виды, затем — «ледяным адом» для сменяющих друг друга волн исследователей, стремящихся познать и завоевать ее, а затем — крупнейшей в мире научной лабораторией под открытым небом и самой защищенной различными международными договорами и конвенциями окружающей средой на Земле.

Пародоксально, но сегодня Антарктида вновь становится опасным местом. Ожидается, что по мере повышения температуры планеты резко увеличится площадь свободных ото льда поверхностей южного континента. Таяние льда приведет не только к цветению местных растений и увеличению популяций некоторых животных, но и, вероятно, к исчезновению императорских и антарктических пингвинов.

Климатические изменения в Антарктике представляют собой угрозу и для людей: если ледовый щит Западной Антарктиды рухнет, глобальный уровень моря поднимется на 3,3–6 метров, что станет катастрофой для миллионов жителей, живущих в прибрежных районах или на островах.

Антарктида представляет собой одно из самых защищенных законом мест на земле. И все же никакие ограничения не могут предотвратить последствия, вызванные антропогенным изменением климата. Это парадокс, который в наше время становится все более очевидным: чтобы сохранить регион, недостаточно заботиться о нем одном. Так происходит в том случае, если средства защиты не соответствуют динамике экосистемы.

Как мы оказались в таком положении? Почему так много стран считают, что сохранение Антарктиды зависит лишь от регулирования климата на самом континенте? И что эта ситуация может сказать нам об управлении окружающей средой в эпоху глобального потепления?

Антарктида часто описывается как самый холодный, самый сухой, самый высокогорный и самый ветреный континент на Земле, однако его исключительность не ограничивается географией и климатом. Антарктида исключительна и в политическом отношении — это утверждение основано на уникальности структур управления регионом. Договор об Антарктике, подписанный в декабре 1959 года, является основополагающим документом для этого единственного в своем роде международного соглашения. Двенадцать стран, первоначально подписавших соглашение, имели разные намерения: Аргентина, Австралия, Чили, Франция, Новая Зеландия, Норвегия и Великобритания в первой половине XX века претендовали на разные части континента; Соединенные Штаты и Советский Союз отвергли законность любых существующих территориальных претензий, оставив за собой право предъявить их в будущем; а Бельгия, Южная Африка и Япония вместе с другими девятью государствами приняли участие в Международном геофизическом году — восемнадцатимесячном научном проекте, проводившемся на континенте (и в других местах) с 1957 по 1958 год.

Подписанный во время холодной войны договор отражал политический дух своего времени в той же мере, в какой и противоречил ему.

Он заложил основу для особого понимания Антарктики, основанного на трех столпах: поддержании мира (за счет отказа от милитаризации), «заморозке» территориальных претензий и упоре на научное сотрудничество.

Международный геофизический год показал, что Антарктида важна для понимания глобальных экологических процессов и что она может стать настоящей лабораторией под открытым небом. Исследования под юрисдикцией МГГ могли проводиться в любом месте континента без каких-либо юридических последствий, связанных с суверенитетом. Это дало понять, что Антарктида больше подходит для исследований, чем для территориальных споров.

Однако сохранение флоры и фауны континента в договоре упоминается лишь вскользь, а окружающая среда как таковая не упоминается ни разу. Добыча полезных ископаемых и добыча углеводородов также обходятся в документе стороной. Когда в конце 1970-х резко вырос интерес к антарктической нефти и полезным ископаемым, консультативные стороны начали переговоры по регулированию ее добычи. Это вызвало гнев экологических групп и исключенных из этих переговоров государств, которые расценили их как еще одно проявление структурного неравенства в глобальной экономической системе.

Премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад считал договор типичным примером колониализма. Почему инвестиции в науку должны давать государству права на природные ресурсы, особенно когда концепция «общего наследия человечества» была разработана для охвата ресурсов глубоководных океанов за пределами территориальных границ? Эти возражения касались не столько защиты окружающей среды, сколько справедливости. Гринпис, с другой стороны, выступал за объявление Антарктиды международным парком и требовал категорического запрета добычи полезных ископаемых на территории континента. Тем не менее, в 1988 году стороны завершили работу над конвенцией о регулировании деятельности по добыче полезных ископаемых в Антарктиде (CRAMRA), и все указывало на то, что вскоре она будет ратифицирована.

Ко всеобщему удивлению, конвенция неожиданно провалилась, и вместо нее в 1991 году между всеми консультативными сторонами и еще двадцатью одной страной был подписан протокол об охране окружающей среды.

Как стало возможным настолько радикальное изменение? В то время многие указывали на влияние премьер-министра Австралии Боба Хоука, личный интерес которого к окружающей среде Антарктики мог быть усилен внутриполитическими соображениями. Но существовали и другие причины. В памяти людей еще были свежи образы покрытых нефтью морских птиц после разлива танкера Exxon Valdez на Аляске и обломки нефтяного танкера Bahía Paraiso возле американской станции Палмер в Антарктиде. Активисты Гринпис забрались на корпус тонущего корабля и подняли флаг с надписью «АНТАРКТИКА — БОМБА ЗАМЕДЛЕННОГО ДЕЙСТВИЯ. БУДУЩЕЕ В БЕДЕ». Как предполагает Адриан Хоукинс, эти бедствия доказали, что добыча полезных ископаемых принципиально несовместима с защитой Антарктиды.

В протоколе 1991 года стороны обязались запретить добычу полезных ископаемых и обеспечить всестороннюю защиту «окружающей среды Антарктики и связанных с ней экосистем». Протокол стал символическим примером того, как государства объединяются для достижения немыслимых без сотрудничества результатов. Антарктида стала удаленной научной лабораторией. Стороны признали, что она ценна сама по себе, независимо от какой-либо инструментальной пользы для человечества. Наконец, было указано, что континент влияет на атмосферу планеты и мировой океан, поэтому предотвращение крупных климатических изменений на нем необходимо для благополучия всего человечества. Охрана окружающей среды стала частью управления Антарктикой.

Именно тогда начал проявляться антарктический парадокс. Протокол 1991 года был в некотором роде созвучен своему времени и был подписан за год до Саммита Земли в Рио-де-Жанейро. Но он предполагал не только решения, но и новые проблемы. Эти проблемы возникли в результате того, что документы акцентировали внимание на непосредственных действиях человека (таких как появление в Антарктиде собак) и на выбросах парниковых газов за пределы континента, однако эффективная защита окружающей среды Антарктики была невозможна, если действия регулировались только в пределах зоны действия договора.

Парадокс был результатом несоответствия между условиями договора и целями, которых он должен был достичь: «между свойствами соответствующих экосистем и атрибутами институтов, созданных для руководства взаимодействия человека с этими системами».

Между динамикой экосистемы Антарктики и ее системой управления очевидны как минимум два несоответствия: во-первых, территория, на которую распространяется юрисдикция договора, слишком мала для достижения желаемых результатов; во-вторых, на функционирование экосистемы влияют внешние факторы.

Протокол распространяется на всю сушу и лед ниже шестидесяти градусов южной широты. Но в этой линии нет ничего естественного, а определить жесткую, стабильную границу, пожалуй, невозможно. Климатические изменения не ограничиваются этой линией. В Антарктиде нет электростанций, а углеродный след людей, посещающих ее, ничтожен по сравнению с глобальными выбросами углерода. Для многих стран, подписавших договор, «экологические» действия включают строительство углеродно-нейтральных исследовательских станций и использование углеродно-нейтральных исследовательских транспортных средств. Но это не спасет континент. Действовать нужно не в Антарктике, а везде.

Итак, если проблема защиты Антарктиды от изменений окружающей среды носит глобальный характер, не должны ли они предполагать глобальную ответственность? Сначала судьбу Антарктики решали только двенадцать стран, подписавших договор; сегодня это число возросло до двадцати девяти. Уровень их научной деятельности в Антарктике в сочетании с их опытом антарктических операций дает им юридическое право решать будущее Антарктики. Но это проблематично.

Из десяти крупнейших стран-источников выбросов в мире семь (Китай, США, Индия, Россия, Бразилия, Япония и Германия) подписали протокол, а на двадцать девять консультативных сторон вместе приходится 73% общего объема выбросов CO2 и 64% от общих выбросов парниковых газов в мире.

Возникает вопрос: как разрешить антарктический парадокс? Можем ли мы представить себе какой-то механизм, регулирующий последствия наших действий на далеком континенте? Может ли группа государств, которая решает судьбу Антарктиды, действительно защитить ее или эту роль должны взять на себя другие?

Тридцать девять членов альянса малых островных государств, пострадавших от повышения уровня моря, систематически выступают на климатических саммитах против загрязнения окружающей среды, поскольку у них нет другого способа защитить свои интересы.

Имеет ли Антарктида право на холод? Появляются юридические прецеденты в отношении рек, природных территорий и даже природы в целом, основанные на внутренней ценности этих объектов. Если бы в этот перечень был включен и арктический лед, меры по обеспечению его устойчивости могли бы стать более действенными. Основой для подобных решений может стать сам текст протокола: он оставляет открытым для толкования, в чем именно заключается ценность Антарктики, независимо от ее пользы для человека.

Для миллионов людей мотивация защиты Антарктики не связана с любовью к величественным пейзажам. Континент представляет собой угрозу для граждан государств, которые не являются сторонами договора об Антарктике и не обладают политическими или экономическими ресурсами для предотвращения изменения климата.

Некоторые могут возразить, что мы понимаем идею «защиты» слишком широко и что вместо того, чтобы пытаться сохранить все как есть, нужно направить усилия на то, чтобы сориентироваться в динамичном мире. В контексте Антарктиды это означает признание того факта, что значительная часть западно-антарктического ледяного щита, вероятно, растает, что приведет к радикальным изменениям в его географии и окружающей его морской экосистеме. Иными словами, подобные рассуждения беспощадны ко многим из самых уязвимых жителей Земли. Из-за таяния арктических льдов жизнь людей и животных может подвергнуться непредсказуемым опасностям.

Хотя протокол запрещает государствам вести определенные виды деятельности, наносящие ущерб окружающей среде Антарктики (например, запрещен ввоз собак), он не требует от них прекращения косвенного изменения окружающей среды Антарктики посредством выбросов парниковых газов. Ирония в том, что многие из наиболее активных исследователей Антарктики направляются на континент государствами, действия которых больше всего подрывают стабильность его окружающей среды.

Еще многое предстоит узнать о том, как именно меняется Антарктика: от распределения питательных веществ, лежащих в основе морских пищевых цепей, до динамики таяния ледяных щитов и шельфовых ледников. Поддержка таких исследований помогает понять изменения окружающей среды в Антарктике и их последствия для остального мира. Безопасность мира требует в Антарктиде стабильного климата, однако будущее континента редко становится весомым фактором для тех, кто решает его судьбу. Довольствоваться сбором научных данных недостаточно. Сбор данных не ведет к принятию ответственности за действия, основанные на этих данных. Россия, Австралия и США остаются как крупными участниками антарктических исследований (включая исследования климата), так и основными источниками выбросов углерода.

Более того, лучшие исследования, проводимые лучшими учеными на лучшем оборудовании, сами по себе ведут к политическим изменениям.

Один из вариантов — замена успехов науки (основной валюты политической власти в Антарктике) на экологические показатели в соответствии с независимо определенным индексом. Это означало бы предоставление консультативным сторонам с наименьшими выбросами большей власти в принятиях решений за счет нарушителей. Например, Перу, Уругвай и Эквадор (страны с самыми низкими выбросами CO2 на душу населения) будут иметь больше влияния, чем Австралия, США и Южная Корея (страны с самыми высокими выбросами CO2 на душу населения). Другим вариантом было бы предоставить власть государствам, непосредственно столкнувшимся с повышением уровня моря, независимо от того, являются ли они в настоящее время членами договора или нет. Таким образом те, кто пострадал от климатических изменений получили бы право принимать решения, чтобы помочь минимизировать дальнейшее антропогенное изменение климата.

Учитывая отсутствие правоприменительного органа, трудно представить как одни страны добровольно уступят свои полномочия другим. Кроме того, можно ожидать яростное сопротивление со стороны семи государств, которые все еще претендуют на суверенитет над антарктической территорией и основывают свои претензии на правах первооткрывателей и фактической оккупации, а не на достижении научных и экологических ценностей. Это знак того, что Антарктиде нужен свой представитель — агент, говорящий не от имени государств, которые коллективно управляют континентом, а от имени самого континента. Философия окружающей среды все чаще сталкивается с вопросом о том, как дать нечеловеческому миру политическое представительство. Но государства по-прежнему являются носителями власти на международной арене, и именно они должны передать эту власть новому антарктическому агенту. Нежелание государств признавать какой-либо международный орган или договор, которые угрожают их интересам, делает такое решение маловероятным.

Антарктика должна быть признана не только ледяным заповедником с нетронутой дикой природой, но и надвигающейся угрозой — разрушительной силой, которая вот-вот высвободится из-за глобального потепления. Антарктику следует рассматривать не только как самое защищенное место на Земле, но и как место, где парадокс защиты сияет во всей своей красе: в этой огромной лаборатории проверяются наши стандартные предположения о том, как управлять окружающей средой.