Что такое социальный радар — и насколько хорош ваш?

Для ориентации в пространстве летучие мыши, дельфины и даже крысы пользуются своего рода радарами. Есть и у людей некий радар для определения социальных норм и подаваемых ими сигналов, хотя они могут пользоваться им совершенно безотчетно. Определяющим свойством жесткой и либеральной ментальности является как раз мощность такого радара.

Иногда кажется, что некоторые люди пребывают в полном неведении относительно социальных норм. Вполне разумных взрослых людей, лишенных нормативного радара, обзывают дурачками, занудами или клоунами.

Знакомые, которые выглядят людьми, не имеющими никакого представления о существовании социальных норм, есть у каждого из нас. Это может быть знакомый, готовый отмочить что-нибудь фривольное даже на официальной встрече. Это может быть дядюшка, который на каждом семейном меро-приятии рассказывает одни и те же анекдоты, не обращая никакого внимания на закатывание глаз и тоскливые лица окружающих. Кинозрителей одновременно и коробит и смешит, когда в одноименном фильме «казахский журналист» Борат появляется на званом ужине в семействе южан с пакетом собственных какашек. В общем, люди со слабеньким нормативным радаром плохо понимают, чего от них ждут, и обычно ведут себя одинаково в самых разных ситуациях.

Возможно, среди ваших знакомых есть также и люди с хорошо настроенным нормативным радаром, этакие хамелеоны, умеющие, подобно герою фильма «Зелиг», приспособиться к любой среде, найти общий язык с кем угодно и даже обаять тех, кто не нравится им самим. Обладатели высокочувствительных нормативных радаров очень чутки к социальным нормам вокруг себя.

Социальный психолог Марк Снайдер называет таких людей «отличными актерами по жизни». У них прекрасно получается улавливать межличностные и социальные ожидания, и обычно они ведут себя в разных ситуациях по-разному, в зависимости от того, что считается приемлемым в каждом конкретном случае.

В остроумном опыте психолога Дженис Милл из Института Райта участникам давали прослушать запись двадцати фраз, в которых профессиональная актриса передавала разные эмоции интонациями и оттенками голоса. Результаты оказались вполне наглядными. Люди с мощным нормативным радаром очень точно определяли разные эмоции. А те, у кого он был слабее, плохо справлялись с этой задачей.

Функционирование нормативного радара зависит от ситуации. Например, на собеседовании с потенциальным работодателем человеку нужно пристальное внимание к социальным нормам среды, в которой он оказался. Задача кандидата — произвести на собеседника хорошее впечатление и выглядеть компетентным. Возможно, для этого понадобится надеть деловой костюм, избегать слов, которые могут вызвать раздражение, и задавать только относящиеся к делу вопросы. А в собственной спальне, вдали от посторонних глаз, особой нужды контролировать окружающую обстановку нет — можно оставаться в пижаме, ругаться на чем свет стоит, выкрутасничать и петь во всё горло. В этой ситуации нормативный радар можно отключить.

Однако не столь очевидно, что на нормативный радар не менее сильно влияет и культура.

По результатам глобального опроса я установила, что люди из жестких стран явно обладают более высокочувствительными нормативными радарами — они лучше видят себя со стороны и умело адаптируют свое поведение к требованиям ситуации.

Это приобретенная черта. В жестких странах, где преобладают строгие правила и существуют узкие рамки приемлемого поведения, развитое умение и стремление улавливать социальные ожидания окупается сторицей — хотя бы потому, что помогает избежать наказания. По той же логике, в странах с менее строгими правилами и расширенным спектром допустимого поведения (как на рок-концерте) для людей больше характерны либеральная ментальность и менее чувствительный нормативный радар.

Эти различия выявляются не только путем опросов.

Примечательно, что ученые, работающие в новой междисциплинарной области — культурной нейрологии, считают, что различия в нормативном радаре могут быть в физическом смысле врезаны в человеческий мозг.

Мозг, как известно, исключительно адаптивный орган. Когда мы постоянно оказываемся в определенных ситуациях, наш мозг начинает адаптироваться к ним и соответствующим образом меняться. В одном из опытов ученые исследовали мозг опытных лондонских таксистов с помощью МРТ. Они установили, что по сравнению с обычными водителями у таксистов значительно более развит задний гиппокамп — область мозга, в которой сохраняются пространственные образы окружающей среды. И чем дольше человек работал таксистом, тем больших размеров была у него эта область. Мозг таксистов в прямом смысле слова расширялся, чтобы воспринимать сложные пространственные образы, и это, в свою очередь, помогало навыкам ориентации.

Схожим образом мозг адаптируется к повторяющемуся опыту со строгими или мягкими социальными нормами. Мои коллеги Ян Му, Синобу Китаяма и Шихуэй Хань надевали на головы американских и китайских студентов ЭЭГ-шлемы, которые регистрировали происходившее в мозге в процессе чтения коротких сценок о соответствии или несоответствии нормам поведения. Если бы на месте одного из участников оказались вы, то прочитали бы, скажем, о танцующих на уроке танго (соответствие) или о танцующих в картинной галерее (несоответствие). В других сценках описывались аплодисменты на концерте и похоронах, громкий разговор в библиотеке и на улице и т. п. И у китайских, и у американских студентов мозг регистрировал нарушение норм в центральной теменной области, отвечающей за обработку необычного. Однако реакция нейронов на нарушение норм была очень разной.

У китайских участников резко возбуждались нейроны лобной доли, отвечающей за мысли о намерениях окружающих и принятие решений о наказаниях. И наоборот, у американцев лобная доля реагировала на нарушения очень слабо.

Судя по всему, различия в нормативных радарах глубоко внедрены в головной мозг человека.

Запечатлев нормативные требования ситуации, мозг предоставляет нам нужные для адаптации к ней психологические инструменты. В случае строгих норм мы испытываем сильное чувство ответственности — чувствуем, что наши поступки могут быть оценены и даже наказаны, если они отклоняются от нормы. Когда включается этот сигнал тревоги, власть захватывает жесткий настрой. Его основная идея — избежать ошибок при помощи бдительности, осторожности и внимательности.

Профессор Колумбийского университета Тони Хиггинс называет это «ориентацией на предотвращение». Но в ситуациях с меньшим количеством нормативных требований мы меньше боимся сделать что-нибудь неправильно. Нами движет не желание избежать ошибок — наоборот, мы можем ставить перед собой дерзкие и рискованные цели. Такая «ориентация на продвижение» позволяет поступать по собственному усмотрению, даже если это значит допустить кое-какие ошибки. В этом психологическом состоянии пониженной ответственности можно быть менее внимательным и больше рисковать.

Различия в этих установках можно увидеть повсюду в мире.

Данные проведенных мной опросов показывают, что люди из стран жесткой культуры, которым приходится подчиняться строгим социальным нормам, воспитываются в духе осторожности.

Они больше склонны соглашаться с высказываниями вроде «Я очень тщательно стараюсь избегать ошибок» или «Я тщательно подбираю слова», а также сообщают, что думают, прежде чем что-то сделать, — то есть принимают более взвешенные решения. В более свободных культурах с гораздо меньшим количеством нормативных ограничений люди сообщали, что они более спонтанны и могут сначала сделать, а потом подумать.

Это усвоенные различия, но, возможно, в какой-то степени они обоснованы генетически. В результате одного из наших исследований было установлено, что люди из жестких культур с большей вероятностью являются носителями конкретного гена (S-аллеля полиморфизма длины -HTTLPR), который связывают с бдительностью, вниманием к негативной информации и уклонением от вреда. Это выглядит вполне оправданным.

С эволюционной точки зрения представители жесткой культуры лучше приспосабливались к выживанию в опасных условиях. Со временем этот ген мог «селекционироваться» в опасных средах и в конечном счете способствовать закреплению жестких культур.

Различия в уровне осторожности затрагивают бесчисленное множество повседневных решений.

Представьте, что вы участвуете в неком опыте, где получили элементарную задачу: соединить точки линиями. Требуется соединить между собой как можно больше точек на четырех картинках. На каждую картинку дается по тридцать секунд.

Обычно в таких опытах люди решают, что лучше — делать правильно, но медленно, или быстро, но не совсем правильно.

Если вы придерживаетесь либерального настроя и ориентированы на продвижение, то закончите больше картинок, но пропустите несколько точек. Если у вас жесткий настрой и вы опасаетесь ошибиться, то, скорее всего, не уложитесь в выделенное время, но зато будете точнее в соединении точек.

Подобные альтернативы хорошо заметны в среде людей, принимающих финансовые решения.

В одном опыте психологи делили людей на группы ориентированных на предотвращение и ориентированных на продвижение и предлагали каждой группе сделать коллективный выбор: решить, в какой из предложенных инвестиционных фондов они гипотетически вложили бы общие средства.

Предложенные фонды были либо рискованными и высокоприбыльными, либо надежными и низкоприбыльными. Результат: ориентированные на предотвращение группы обычно выбирали для инвестирования самый надежный фонд. Более того, обсуждения в этих группах касались в основном способов избежать денежных потерь, тогда как группы ориентированных на продвижение были более склонны обсуждать способы максимизации прибыли.

Эта альтернатива между надежностью и риском наглядно показывает, как работают жесткая и либеральная ментальность.